Текст книги "Третья сила"

Путешествие муми-троллей

 
По тёмному лесу идут муми-тролли,
Покинув уютный и солнечный дом.
Тюльпанчик светящийся держат в ладонях —
Хоть страшно и холодно – им нипочём.
 
 
В опасном болоте плывут муми-тролли,
На листик кувшинки отряд помещён.
Большой и свирепый, ужасно прожорлив,
К ним тянется Змей, но им всё нипочём!
 
 
Снусмумрик пять тактов свои напевает,
Ондатр в философию весь погружён.
Пока бутербродов от мамы хватает —
Для троллей с друзьями всё-всё нипочём!
 
 
А после на небо глядят муми-тролли:
Комета к земле мчится с красным хвостом,
И высохло море, и звери примолкли —
Но мама спасёт – всё-всё-всё нипочём!
 

Малыш и Карлсон

 
Малыш, привет! Который год на крыше
Не слышен лёгкий стук твоих шагов,
И без варенья сладкого из вишен
Мне трудно долететь до облаков.
 
 
Ты стал ужасно умным и серьёзным,
Твой бизнес процветает и растёт.
На подчинённых смотришь очень грозно,
Нахмурив брови, требуешь отчёт.
 
 
Щенка купить родителей не просишь,
Всё можешь сам – возиться недосуг.
Давно не задаёшься уж вопросом,
Когда влетит в окошко старый друг…
 
 
Весь график жизни до минут поделен,
Чтоб не пролить финансовый поток.
А помнишь, раньше как ты был затейлив,
Когда мы доводили Фрекен Бок?
 
 
Играли в привидение на крыше,
Воров гоняли в белой простыне.
Ах, если бы ты знал, как часто вижу
Картины эти в беспокойном сне.
 
 
Я помню вкус тех пончиков с ванилью,
Тефтелек, что ты с кухни мне таскал.
Смеялись громко Кристер и Гунилла,
И мне смешно, но вот сейчас – тоска.
 
 
Ты вырос, парень, я – один на свете.
Пропеллер цел, да не к кому летать…
У вас с Гуниллой скоро будут дети.
Малыш, скажи, могу ли хоть мечтать,
 
 
Что ты отпустишь их играть на крышу,
Что будешь в детской открывать окно?
Уткнулся в цифры и меня не слышишь,
А я упрям и верю всё равно.
 

Пряха

 
Нам волшебный ковёр судьбы
Вьёт по ниточке пряха Жизнь,
Где все «если бы да кабы»
По ворсинке в одно сплелись.
 
 
В кружевную тончайшую вязь
Из желаний и замыслов нить
То спокойно, то, вдруг торопясь,
Ухитряется соединить.
 
 
Там надежды есть розовый цвет,
И потери легли, словно тьма.
Бескорыстной любви яркий след
И разлук сине-серых кайма.
 
 
Из горячих цветистых страстей
И речей незатейливых наших,
Где изысканнее, где грубей,
Пряха ткёт, её почерк размашист.
 
 
И далёк, и широк её взор —
Только лишь на большом расстоянии
Разглядеть сможем дивный узор,
Там, где нитки мы видели ранее.
 

«Скажите, в этом магазине…»

* * *

 
Скажите, в этом магазине
Почём бриллиантовые зимы?
Почём янтарные закаты,
Что видел осенью когда-то?
Вон те жемчужные росинки,
Похожие на две слезинки,
Я здесь, за ширмочкой, примерю…
– Вам всё идёт.
– Да-да, я верю.
 
 
Скажите, чем мне расплатиться
За серебристый свист синицы,
За изумруд листвы весенней,
Что прибавляет мне веселья?
И золота в небесном блюдце
Бесплатно можно ли коснуться?
– Да, да, у нас тут всё возможно,
Но только будьте осторожны.
 
 
Едва касаясь, без нажима,
Примерьте всё, пока вы живы —
Мы лишь на вынос не торгуем.
– Вот потому я и тоскую.
 

«Зачем преумножать страданья…»

* * *

 
Зачем преумножать страданья,
Печали, беды и терзанья —
Уж лучше их делить на семь.
На семь ветров, на семь тропинок,
На семь цветов и радуг спины,
Чтоб растворились, нас покинув,
Совсем.
 
 
А счастье видеть рыжей точкой
И раздувать, как уголёчек
От негасимого костра.
Чтоб, превратив в большое пламя,
Носить, как радостное знамя,
И солнце пело вместе с нами
С утра.
 

«Чёрной скатертью застлано небо…»

* * *

 
Чёрной скатертью застлано небо,
В середине разлит Млечный Путь,
Звёзды – крошки вселенского хлеба
На рассвете кто может стряхнуть?
 
 
И по-прежнему людям неясно,
Для кого был накрыт этот стол,
Кто в короне созвездий прекрасных
Дочь Луну возводил на престол.
 
 
Кто планеты, как люстры, развесил,
И кому в синий ковш Водолей
Наливает, изящен и весел,
Росы чистых небесных полей?
 
 
Кто могучий, большой, неизвестный
Ставит ногу на вечный порог,
Зажигает гирлянды созвездий,
Украшает небесный чертог?
 
 
Кто кометы шутя запускает —
Пташек с длинным хвостом, но без крыл.
Астероидов радостной стае
В бесконечность кто двери открыл?
 
 
Кто заставил вращаться светила,
Нашу Землю кто выдумать смог,
Чтоб счастливая жизнь зародилась
Как космической песни итог?
 

Белый ветер

 
Я поймал белый ветер
И облеплен весь пухом,
Что украден был с веток
Майским влюбчивым духом.
 
 
Я впитал запах вербы
И черёмухи нежной —
Замираю, неверный,
Пред фатой белоснежной.
 
 
А увидев тюльпаны,
Не прождав и минутки,
В них влюбляюсь, но странно:
Не забыть незабудки.
 
 
Сто цветков – сто дилемм:
Очарован нарциссом…
Нет, я верен – но всем,
Кто весной бродит в мыслях.
 

Весенний шум

 
Рябина на лазурном фоне,
Подставив солнцу тонкий бок,
В мечтах о птичьем перезвоне
Капели пьёт бодрящий сок.
 
 
Дождя целительные слёзы
Стекают мягко по ветвям
Прелестной девушки-берёзы,
Открытой всем семи ветрам.
 
 
Изящная фигурка ивы
О листьях плачет у пруда,
Обнажена и молчалива
И беззащитно молода.
 
 
Ещё чуть-чуть – лесные сёстры
В такой оденутся наряд,
В такую шёлковую россыпь
И нежно так заговорят,
 
 
Что снегом сдавленные души
Расправятся до облаков
И будут впитывать и слушать
Звучащую везде любовь.
 
 
А уж, когда в беседу листьев
Вольются трели соловьёв,
Напев скворцов и свист синицы,
Рулады звонкие щеглов, —
 
 
Поймём, что всё это не снится:
Весенний шум пришёл к нам вновь.
 

«Не любит бедности красавица…»

* * *

 
Не любит бедности красавица —
На почку взор кидает царственный,
И чёрный клювик превращается
В лист изумруда беспрепятственно.
 
 
Короной ландышей увенчана
Весна – мечтательная женщина.
Глядит зелёными глазищами,
И короли с ней рядом – нищие!
 

Луговые цветы

 
Отчего я от счастья
Разрываюсь на части,
Как щенок на дворе?
Оттого, что ромашка
Вместе с клевером-кашкой
Показались в траве.
 
 
Оттого, что сирени,
Лиловея весенне,
За собою влекут
В необъятное лето,
В царство песен и света,
В жизни тёплую суть.
 
 
А нужна-то лишь малость,
Чтобы в сердце стучалась
Радость тёплым ключом:
Одуванчики в поле
Разлетелись на волю —
Так чего же ещё?
 
 
Уплывают печали:
Горечавка качает
Темно-синей главой
С жёлтой радостной точкой
В центре зыбкой, непрочной
Глубины теневой.
 
 
И в лазоревой выси
С ярким кругом лучистым
Точно те же цвета.
В васильках и душице,
В иван-чае пушистом
Есть небес красота.
 
 
Луговые, простые,
Не боюсь я простынуть,
Растянувшись в траве.
И звенит колокольчик,
Всё синее и звонче —
Детства добрый привет.
 
 
Хризантемы и розы
Любят гордые позы
В самых первых ролях.
Мне милее ромашки,
Да и сам я – букашка
В необъятных полях.
 
 
Наслаждаюсь неспешно
Каждым листиком вешним,
Каждой каплей росы…
А склюёт коли птица —
Мне сейчас же приснится
Неба звонкая синь…
 

За час до рассвета

 
Так хочется бродить по сонным улицам
И разгонять туман на небе палками,
Чтоб посмотреть на шпиль, там, где целуются
Корабль с луною: эх, не видно – жалко мне.
 
 
В саду Никольском разгулялись ясени,
В обнимку с ними ходят липы стройные,
Мечтают о возвышенном, ну ясно же,
Что разговоры их благопристойные.
 
 
Эх, ноченька, что ты со мною сделала,
Ночь питерская, светлая и странная:
Куда ни посмотрю – там запредельное,
Да и сама ты нынче так желанна мне!
 
 
Мосты, влюбившись утром, снова сходятся,
Атланты на Дворцовой не сутулятся:
Ведь ночью белой сладостна бессонница,
Туманом, как духами, дышат улицы.
 

«От Петербурга к Ленинграду…»

* * *

 
От Петербурга к Ленинграду,
Где с небом речь ведёт Нева,
Где чаек крик – моя отрада,
Весь день брожу по островам,
 
 
По строгим, как стрела, проспектам,
По выгнутым, как лук, мостам
И город мой, как мудрый лектор,
Знакомит с прошлым – не отдам
 
 
Судьбой дарованное место
В партере гулких мостовых,
Где ежедневно слышу вести
Ветров суровых от Невы,
 
 
Неугомонный зов волны,
И шёпот гордой старины.
 

Таинственный лес

 
Вместо серых хрущёвок, взглянув из окна,
Он увидел таинственный сказочный лес,
Лишь рванулся за дверь – и сошла пелена,
Весь волшебный пейзаж за секунду исчез.
 
 
А на следующий день лес явился опять,
И он прыгнул в окно, благо первый этаж,
Но успел лишь заметить, как листья летят,
И деревья мерцают, как будто мираж.
 
 
Лишь мгновение слушал, как пел соловей,
Как томительно страстно мотив выводил,
И отчётливо понял: жалей не жалей,
В новый мир не попасть в старом круге светил.
 
 
И зажил прежней жизнью, но вечно искал
За изнанкой обыденной серой канвы
Ту прозрачность, тот ласковый тёплый накал
Изумрудной, с прожилками солнца, листвы.
 
 
Но однажды в простом подмосковном бору
Он услышал знакомый чарующий свист,
И помчался вперёд, но трясина вокруг
Потянула безумца неистово вниз.
 
 
Вот по пояс, по грудь, подбородок поднял:
Будто тяжкие гири на дно волокут,
И почудился звон, словно чистый бокал
Отдавал ему гордый последний салют.
 
 
И стремительный конь показался вдали,
Вот он ближе и ближе, на помощь летит,
Чуть касаясь хрустальным копытом земли,
Выбивает победный и радостный ритм.
 
 
Вот становится рядом, и тот, кто тонул,
Смог забраться на спину лихого коня,
И загадочный лес их к себе притянул,
И вобрал в свою ширь, непрерывно звеня.
 
 
И послышался голос: мы рады тебе,
Много раз ты нас видел, пытался войти,
И руками срывал покрывало с небес,
Потому что лишь вера поможет в пути
 
 
В наш таинственный мир, где поют соловьи
О неслышной за будничным шумом любви.
 

Благодаренье

 
Закат безумствует над нами.
Сливается цветок костра,
Его оранжевое пламя —
С тем алым, что несёт заря.
 
 
За это дивное мгновенье,
За свет небесный и земной
Я говорю: «Благодаренье»
Тому, кто вечно надо мной.
 
 
Кто есть основа и причина
Тепла, заката и огня.
Кто создал реки и долины,
Кто бережёт всю жизнь меня.
 
 
За шум волны и птичье пенье,
Росу на травах поутру —
Я говорю: «Благодаренье,
За всё, за всё благодарю!»
 

Кентавры

 
Эскадроны рубили друг друга, и павшие люди,
Отделившись от тел, собирались в последний свой путь:
Кто-то в рай, кто-то в ад – непонятно, что с душами будет;
Ну а лошади, сбившись в табун, их пытались вернуть.
 
 
Закружили вокруг, предлагая скакать снова вместе,
С ездоками своими погибшими слиться стремясь.
Долго рыскали в поле, а после – ушли в поднебесье,
И летела на Землю с копыт от войны этой грязь.
 
 
В заповедном раю, на возвышенной альфа-Центавре —
Заливные луга под сиянием сказочных лун,
И не кони уже, а прекрасные ликом кентавры
Скачут счастливо вместе, и каждый божественно юн.
 
 
Сверху мальчик, а снизу – игривый смешной жеребёнок,
Наконец-то мечта о единстве на небе сбылась,
Обитающий в теле весёлый и чистый ребёнок
Лишь теперь сознаёт до конца эту вечную связь.
 
 
А когда он на землю вернётся для новых открытий
И опять кто-то в хаки погонит его на войну —
Он не станет с размаху рубить эти тонкие нити,
Меж людьми и конями не сможет порвать ни одну.
 
 
Постепенно поймёт, что и все мы – такие кентавры:
Разум держит поводья, а тело – норовистый конь.
На чернеющем небе увидит он альфа-Центавру
И мелькнёт, словно вспышка в уме: двуединых – не тронь!
 

«Бежит по спутанным дорожкам…»

* * *

 
Бежит по спутанным дорожкам,
Всех умывая не нарочно,
Дождя стремительный галоп,
И капель крохотные ножки
На листьях выбивают дробь.
 
 
Семейка дружная лисичек —
Рыжеволосые сестрички —
Под струй весёлый перезвон
Друг друга тянут за косички,
Красуются со всех сторон.
 
 
Сияет белый груздь вальяжный,
Свой зонтик чистит рыжик важно,
Налился силой боровик,
И мухомор под шляпкой влажной
Скрывает свой довольный лик.
 
 
Всем дождь утеха и отрада,
А я – не гриб, мне солнце надо!
 

«Люблю смотреть я с грустью затаённой…»

* * *

 
Люблю смотреть я с грустью затаённой
Кино про бригантины и муссоны,
А в это время прямо за окном
Шальная жизнь опять несётся мимо —
Кобылкой молодой неутомимой
И ржёт беспечно – ей с меня смешно.
 
 
Ну что ж – имеет право, я не спорю,
И густо сыплю под компьютер порох
Из пенья птиц и запахов травы.
Пылающий тюльпан к нему приставлю,
И прыгну за окошко, вырвав ставни, —
В далёком поле ждёт меня ковыль.
 
 
Сосновая кора слезой смолистой
От радости заплачет, ну а листья
Берёзы станут ласково шептать:
«Мы так заждались, где тебя носило?»
Могучий дуб отдаст частицу силы,
И Бог в меня войдёт и благодать.
 
 
А неба нескончаемая милость
Дождя наложит тёплую печать.
 

Сиятельный август

 
Созрели колосья в полях, в ноги Августа гнутся,
А он по-хозяйски у яблока трогает бок,
Но облачком серым летит к нам предчувствие грусти:
Дождливый сентябрь скоро ступит на царский порог.
 
 
Как тихо печаль в души подданных ныне закралась,
Сиятельный Август.
 
 
Ещё славят птицы тебя, не уйдя караваном
От гнёзд опустевших на вечно приветливый юг,
Но тяжесть на сердце легла, хоть, казалось бы, странно:
Тепло и приятно, и ласково солнце – как вдруг
 
 
Один жёлтый листик внезапно крадёт эту радость,
Божественный Август.
 
 
С монарших щедрот даришь нам ароматные дыни,
И бархатный персик, и сладкий, как мёд, абрикос,
Но всё же земля по ночам как-то горестно стынет,
Не так беззаботны наутро полёты стрекоз.
 
 
Тобою дышу, обнимаю и тихо прощаюсь,
Мой царственный Август.
 

Малина

 
Неприметное мгновенье:
Лето, озеро, сосна.
Вдруг до головокруженья
Я вкус вечности познал.
 
 
Перезрелою малиной
Ты меня кормила с рук,
И смотрел на нас невинно
Дружелюбный солнца круг.
 
 
Но внезапно замер ветер,
Дрозд на веточке уснул.
Мы с тобой одни на свете
В неподвижности минут.
 
 
Как легко мне снова вспомнить
Этот бесконечный миг.
Всё застыло, даже волны,
Ради нас с тобой двоих.
 
 
Делим ягоду малины
В поцелуе пополам.
Сладко, медленно и длинно
Подчинялось время нам!
 

«В изумрудной траве мы глотали медовые росы…»

* * *

 
В изумрудной траве мы глотали медовые росы,
Наслаждались зарёй и друг в друге искали зарю,
А когда приходил час заката, мы звёздную россыпь
Запускали в наш сад светляками на чёрном ветру.
 
 
В ярких всполохах нежности, в промельках быстрых объятий
Я отыскивал Млечный, к блаженству проложенный путь
И, как облако бурей, сдувал с тебя лёгкое платье,
Чтоб увидеть два плавных холма – белоснежную грудь.
 
 
Нас и месяц тревожить не смел, и луч солнца не падал,
Лишь в глазах твоих – чёрные дыры, влекущие свет.
Ты взорвёшься сверхновой и космос подарит в награду
Неразлучных двойняшек, как парочку шустрых комет.
 
 
И они полетят по вселенной на новых орбитах,
Каждый в небе найдёт свою пару – другую звезду,
И вернутся когда-нибудь к нам, поседевшим, забытым,
И пять маленьких спутников вместе с собой приведут.
 
 
А пока я срываю созвездий поспевшие гроздья,
И дарю их тебе в жёлтом блюдце налитой Луны —
Этот мир чудаком и мечтателем сказочно создан,
И полны небеса, и с тобой мы друг другом полны.
 

«Рисуя облик твой в воображенье…»

* * *

 
Рисуя облик твой в воображенье,
Я не могу припомнить все черты:
Теряются улыбка и движенье,
Не помогает воли напряженье
Создать реальный образ из мечты.
 
 
Но я доволен зыбким силуэтом,
Хоть есть незавершённость, – что с того,
Щемит в груди от песни недопетой,
И в книгах недосказанность сюжета
Тревожит разум более всего.
 
 
Мне нравится непостижимость тайны,
Мерцающей, как в речке лунный свет,
Твой облик, то весёлый, то печальный,
То близкий, то неизмеримо дальний,
Ценнее, чем подробнейший портрет.
 
 
Картину пишет внутренний художник,
То здесь, то там кладёт на холст мазок.
Быть реалистом вовсе он не должен,
Глядит в минувшее сквозь серый дождик,
Пытаясь жадно насмотреться впрок.
 
 
Но, если б получилось окунуться
В машине времени в тот незабвенный год
И молодость вручили мне на блюдце, —
От чётких линий предпочту вернуться
К игре теней, где только «недо» ждёт.
 
 
Где тёмное могу замазать белым,
Где овладел я ретушью вполне…
Быть молодым – опаснейшее дело,
Я был фотограф – быстрый, неумелый,
Не мог раскрасить жизнь на полотне.
 

«Нас холодильник примиряет…»

* * *

 
Нас холодильник примиряет
Покруче, чем иных – постель,
Когда в три ночи замечаем
В руках друг друга фрикадель.
 
 
Вы скажете, неромантично?
Поверьте на слово, друзья:
Кастрюльки звякают, как птички,
Порою слаще соловья.
 
 
Поют для нас виолончели,
Звезда стучится в окоём,
А виноваты – фрикадели,
Что съелись весело вдвоём.
 
 
И дворник шаркает метлою
Вокруг смеющихся берёз,
И я люблю тебя, не скрою,
У холодильника до слёз!
 

Ёж

 
Ёж спешил в свою нору,
Но свалился с горки вдруг
Ввечеру.
Раскатилась возле пня
Клюква, что искал полдня —
Не поднять.
Зря тащил всё на спине,
Думает: обидно мне —
Скоро снег.
Упустил синицу ёж,
Что ж поделать, невтерпёж —
Не вернёшь.
А когда от слёз охрип,
Он случайно лапкой сшиб
Белый гриб.
И услышал в тот же миг
Журавлиный звонкий крик —
Курлык.
Глупо думать про запас:
Лес заботится о нас —
Сейчас!
 

Муравей

 
Решил однажды муравей
Поставить опыты со словом:
Сказал, что видел, как в траве
Комар тащил рога коровы,
 
 
А жук, легко подняв быка
Своими мощными усами,
Швырнул его за облака,
И бык пожаловался маме.
 
 
В лесу жить стало веселей:
Весь мир – большое представленье,
Вот только начал муравей
Скрывать по дружбе преступленья.
 
 
Мол, не лиса крала цыплят,
А волк повадился в курятник,
Чтоб прямо с жёрдочки цеплять
И в пасть свою метать на завтрак.
 
 
Но тут как раз пришёл медведь,
И наступил на муравьишку,
Тот начал жалобно сипеть:
Попасть под гору – это слишком.
 
 
А волк, обиженный лгуном,
Смеясь, подмигивал букашке:
Соври, что стукнуло пером, —
Глядишь, не будет так уж тяжко.
 
 
Легко обманывать чужих,
Но под медвежьей грозной лапой
Иначе видится вся жизнь,
И бедный муравей заплакал.
 
 
С тех пор он стал весьма правдив,
Но, если вытерпеть нет мочи,
То пишет сказки, подсветив
Цветком Луны глухие ночи.
 

Розовый слон

 
Розовый слон, в ярко-жёлтый горошек
Ходит повсюду, но виден лишь мне.
Взрослые всё изучают дотошно,
Но почему-то слонов этих – нет.
 
 
Хоботом вертит, и машет ушами,
И вперевалку пускается в пляс.
Что бы про серость слона не внушали, —
Я не поверю в ваш скучный рассказ!
 
 
Слон выступает степенно и важно,
Как же гулять нам вдвоём хорошо!
Можно забраться на спину отважно,
Хоть я ребёнок, но слон мой – большой!
 
 
Нет, я не выдумал, он настоящий —
Выше машин и чуть ниже домов.
Кто-то тихонечко скажет: мой мальчик,
Нету в природе в горошек слонов.
 
 
Просто не видели – так и скажите,
Я эту тайну без вас разузнал:
Розовый слон – уважаемый житель
В царстве, где звери сбежали из сна!
 

Мыш и Крот

 
Крот залез в нору Мыша,
Своровал зерна ушат
И грибы,
Сыра несколько кругов,
Хлеба семьдесят кусков.
Как тут быть?
 
 
Пили чай ещё вчера,
Коротали вечера
С камельком.
А сегодня старый друг
Со вкусняшками сундук
Взял тайком.
 
 
Мыш кричал:
– С каких же пор,
Мой сосед – коварный вор?
Не пойму!
Кто ворует у мышат,
Тех вообще нельзя прощать.
Никому.
 
 
Проливал потоки слёз,
Вытирал листочком нос
И молчал.
Нелегко пришлось друзьям:
Хохотать при нем нельзя —
Лишь печаль.
 
 
Но однажды мудрый Ёж
Так сказал Мышу:
– И всё ж
Не сердись.
Ты прощаешь для себя,
Чтоб по-прежнему любя,
Видеть жизнь.
 
 
Мышь подумал: если так,
Потерять еду – пустяк,
Проживём.
И ушёл из мыслей крот
В свой сырой подземный грот —
В чёрный дом.
 
 
У Мыша густая шерсть
И друзья, по счастью, есть —
Всякий рад
В гости вечером прийти
И мышонку занести
Лимонад.
 
 
.
 
 
Принимает Мыш гостей,
Много смеха и затей —
Чехарда.
У Крота в дому печаль,
Не идут к нему на чай —
Вот беда.
 
 
Не зовёт никто гулять —
Сам с собой играл раз пять
В домино…
Как бы прошлое вернуть,
Должен быть какой-то путь?
Нет, темно.
 
 
Мыш с друзьями верещит,
У Крота прокисли щи,
Высох джем.
В дверь стучит:
– Послушай, Мыш,
Может, всё-таки простишь?
– Я – уже.
 

Танец

 
Танцы прямо у обрыва
на краю —
Здесь награды суетливо
раздают.
Есть у каждого надежда
на успех,
Но медали, как и прежде,
не для всех.
 
 
Будет к ним жюри серьёзно
или нет —
Должен выйти грациозно
менуэт.
Должен стать предельно страстным
пасадобль
И ликующим от счастья
вальс цветов.
 
 
И под звуки южных песен
и дождя
Станет им неинтересно
побеждать —
Лишь бы верно ставить ноги
в ча-ча-ча
И танцующего бога
повстречать.
 

Капучино

 
Проснувшись утром, улыбнуться,
Поднять фарфор изящный с блюдца
И кофе выпить без остатка
И жизни – крепкой, пряной, сладкой.
 
 
Бывает, хочется всё бросить,
И к Богу пристаёшь с вопросом:
А можно не допить немного
И гущу горькую не трогать?
 
 
Чтоб только счастье без страданий,
Свидания без расставаний.
Но коль напиток не по нраву —
Найдёт Господь на нас управу,
 
 
И в жизни следующей получим
Не капучино с сортом лучшим,
А лишь обычную водицу —
Для недовольных пригодится.
 

Золотой

 
Трепещут на ветке листочки под ветром ненастным,
Зелёный – на пышном балу в одежонке простой,
Лист красный сверкает и знает, что он распрекрасный,
А жёлтый уверен, что, в сущности, он золотой.
 
 
И ветка под ветром кладёт и кладёт реверансы,
Лист красный сегодня кружится и с этой, и с той,
Невзрачный зелёный беспечно вращается в танце,
Но всех восхищает, конечно же, лист золотой.
 
 
Под шквалом жестоким срываются с ветки покровы,
Но листик зелёный остался ещё на постой.
С блистательно-красным расправился ветер сурово,
А первым под ноги прохожих упал золотой.
 

Бабушка осень

 
Осень – бабушка в жёлтых штиблетах
Укоризненно шепчет под нос,
Что внучок её с именем Лето
Только в шортах, а скоро мороз.
 
 
Он идёт босиком по привычке,
Улыбаясь простору небес.
– Баба осень, зачем тебе спички?
Подпалить, что ли, думаешь лес?
 
 
Это весело, мне бы согреться.
Ты ж не хочешь, чтоб я заболел,
А у бабки печально на сердце:
Тянет холодом с голых полей.
 
 
Зажигает старушка осины
Красно-рыжим волшебным огнём,
Это пламя не греет, и стынет
Её внук с каждым прожитым днём.
 
 
Словно мальчика Нильса из сказки
Унесёт на спине его гусь.
– Баба осень, спасибо за краски.
Не скучай, я однажды вернусь!