Текст книги "Мумм"

Мумм
Алексей Строганов

© Алексей Строганов, 2023

ISBN 978-5-0060-7093-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мумм

В парках, скверах, на улицах и даже в лифте мне улыбаются молодые мужчины. Они искренне рады встречи со мной и весело лепечут. К сожалению, разобрать слова невозможно – мешают игрушки, которые они держат во рту. Моё опытное сердце подсказывает, что это неспроста.

Ещё я заметил, что молодые мужчины, которые мне улыбаются, предпочитают автомобилям коляски. Причин, вероятно, две. Во-первых, они получили модное эко-воспитание. Во-вторых, их личные водители – симпатичные молодые дамы, которые по совместительству являются их мамочками. Очень удобно.

Что-то южно-европейское, итальянское в этом. Не находите? Ну как же, итальянские мужчины до сорока лет живут с родителями; женившись, предпочитают мамочкины обеды. Кушают пасту с соусами песто, маринара, карбонара и даже пустанесска. Оглушительный треск стоит над Апеннинскими горами семь дней в неделю. Заедают оливками, баклажанами, сладкими перцами, каперсами и нежным кремовым сыром. Облизав розовые пальчики, запивают эту красоту прохладным рибола джалло. Как вариант, рибола джалло может быть комнатной температуры, погоды над Италией это не сделает.

Вероятно, мне улыбаются молодые итальянские мужчины в колясках. Откуда их так много в Москве? Загадка. Но теперь понятно, почему мы не можем объясниться друг с другом: они не знают русского, я не знаю итальянского. Впрочем, я не знаю и многих других языков, но молодые мужчины в колясках не выглядят малайцами или африканцами. На их головах нет индийских шапок с изумрудами.

Я взял урок итальянского и сказал одному с соской:

– Perché sorridi, ragazzo? (Почему ты улыбаешься, парень? – итал., «Гугл»)

Дама-водитель поправила тёплую накидку на ногах молодого мужчины и покраснела.

Итак, меня не поняли. Дело в произношении? Или это какой-то другой народ? Я расстроился, так как уже заказал в «Читай-городе» самоучитель и словарь на пятьдесят тысяч слов.

Знакомый магистр филологии послушал меня четверть часа, вынул беруши, предположил, что эти молодые мужчины сицилийцы:

– Ещё на старом Черкизоне купил вазочку. Превосходная керамика. Прихожу домой, читаю на этикетке: «Страна производитель: Сицилия». А Сицилия, сам понимаешь, это не вполне Италия. Там намешано… Провансальские трубадуры, арабские математики, норманны в фазе угасающей пассионарности, комиссар Каттани… Но институт семьи у них хорошо развит, и, что фатально в твоём случае, сицилийцы не доверяют иноплеменникам.

– Вот оно что… – я припомнил, что у одного в коляске были такие ясные карие глазки, как у босса сицилийской мафии. – В 2004-м по телевизору показывали репортаж из суда. Потом их всех освободили из-за отсутствия состава преступления и отправили в ссылку. В Лугано.

– Это где? – уточнил магистр.

– В Швейцарии, кажется.

– В Москву через Щвейцарию на колясках… Не слабый маршрут легализации. Впрочем, дороги в Европах хорошие, – магистр надел наушники и углубился в изучение сайта табачных смесей.

Я оставил его в одиночестве, пошёл по безмусорной Москве шуршать листьями в ближайший осенний парк, где так много симпатичных водителей и улыбчивых сицилийских боссов.

По дороге мне попался сезонный рынок – улица в дюжину палаток. Потянуло укропным рассолом. Я прикинулся лёгкой добычей, позволил торговцу солёностями угостить меня золотистой капусткой, похрустел хренным огурчиком, выхватил из банки окольцованный белым луком крепенький груздь. Качая головой, отведал клюквы, янтарной морошки и ещё какой-то неизвестной, но терпкой ягоды. Мочёные антоновские яблоки произвели сильное впечатление. Самое время выдать чтондь классическое типа: «В прежние года едали мы пироги с черникой…» Не поверят. Трость и общая сутулость, которые я настойчиво таскаю с собой после операции, прибавляют от силы лет пять. Шрам на виске, наследие спортивного прошлого, придаёт благородства, а оно, как известно, не имеет возраста.

Продавец сверкал узкими тёмными глазами, подсчитывал, на сколько я уплёл вкусностей. Глупо корчить мудрого старца, когда со всеми налогами на возраст никто не даст больше тридцати пяти. Я купил треугольный кусок солёного бочкового арбуза и съел его на ходу с огромным аппетитом. Захотелось хлеба и водки, но сначала надо пошуршать в парке сухими листьями. Единственная процедура, вызывающая у меня исключительно положительные эмоции.

На шахматной аллее, у фонтана, где бетонный слон выпускал из пасти водяную струю, случайно нашуршал на туфли старой знакомой. Оказывается, она теперь блогер, психолог Элиза Ду, а не Лизон Грушницкая, староста нашей группы. На четвёртом курсе я едва ускользнул из её любовных объятий.

– Ду – это что-то восточное? – поинтересовался я.

– Да. Совершила разворот лицом к восходу солнца.

– Каким боком ты была повёрнута к нему раньше? – подумал я, но только одобрительно кивнул.

Лизон включила пятую разговорную скорость, за полчаса вложила мне в голову информацию о тех семи или восьми годах своей жизни, когда высшее счастье разлучило нас после окончания химфака. Я послушно и много кивал. Пытаясь уяснить, чем второй гражданский муж Лизы был хуже первого, почувствовал в затылке и шее колющие боли.

Воробьи под рябиной, с раздутыми круглыми животами, лениво посматривали в нашу сторону. В этом году ветки деревьев гнулись от ягод, птица ощущала уверенность в зимнем дне и даже воробьиная серость имела наглость сочувственно посматривать на людей.

Сделал сильный ход, купил два эскимо. Холод притормозил язычок моей знакомой, она поинтересовалась, чем я озабочен. Пошутил, что имею некоторые трудности в общении с молодыми мужчинами. Лизон посмотрела на меня с интересом.

– Как мило. Всегда ожидала от тебя чего-то подобного…

– Чего именно ты ожидала? – кривясь от боли в ухе, уточнил я.

– Ты прав, сейчас этому не надо удивляться. Слушай, давай сделаем интервью для моего канала. Тема просто ап…

– Что значит ап?

– Ап значит топ. Будет круто. У меня сто тысяч подписчиков плюс.

Я размял шею руками. Боль в ухе утихла, но остался эффект тяжести в затылке.

– Лиза, спешу развеять возникшее непонимание. У меня трудности в общении с молодыми людьми в колясках, – я всё ещё пытался коряво шутить.

– Поиск общего языка… Это внутри вашего сообщества инвалидов происходит? Прости, не знаю, как правильно сказать… Кстати, у тебя с ногой серьёзно?

– Повредил связки. Хромота останется, но это не смертельно. Не отвлекайся, посмотри шире, раздвинь возрастные рамки.

– До каких пределов?

– Ну, скажем, до юного сегмента.

– Восемнадцать плюс?

– Максимально широко.

– Это супер ап… Как я тебя недооценивала раньше… Ты немного дёрганый. Нервные тики мучают постоянно?

– Нет.

– Уберём медикаментозным способом. Но ты должен рассказать, в чём конкретно выражается трудность общения.

Из фиолетово-красного куста, богато увешанного винными ягодами, на траву выпал шарообразный воробей. Тут же над ним зависла суетливая птица, принялась махать крыльями. Падший воробей покосился в мою сторону и закрыл глаз. Его собрат (или это сестра? Никогда не умел определять воробьиный пол на глаз), вдоволь намахавшись, приземлился, клюнул лежачего воробья в живот. Ноль реакции. Второй клевок-укус. Лежачий дёрнул лапками, открыл ближний ко мне глаз. Это вполне могло означать: «Приставучая она у меня, но добрая». Значит, всё-таки не собрат.

Я опёрся двумя руками на трость, придал голосу пиратскую сиплость, начал издалека: «Первые трудности испытал в школьные годы, когда…» Рассказ мой был долог и не блистал логикой. Лиза терпеливо выслушала, поняла по-своему:

– Значит, незнакомые молодые мужчины привлекают твоё внимание, но не идут на аудиоконтакт… И это системно, с пубертатного возраста.

Насчёт системы возразить было нечего.

– Слушай, – блогер-психолог толкнула меня в плечо. – Я поняла. Закон сохранения объекта за ширмой.

...

конец ознакомительного фрагмента