Электронная библиотека » Алексей Суслов » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Мысли о смерти AS"


  • Текст добавлен: 4 августа 2017, 00:44


Автор книги: Алексей Суслов


Жанр: Жанр неизвестен


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Первое

Один старик со взбудораженными волосами-проволокой страстно мечтал убить молодую писательницу. Он представлял её окровавленный труп на снегу, и белые мухи ложились на печальное в смерти лицо, укрывая своим саваном. А когда представление мозга заканчивалось, стариках отхаркивался кровью, пил чай с чагой и закуривал последнюю за день сигарету, отхлёбывая холодный виски. Время останавливалось, солнце садилось и вся Америка провожала старого мечтателя в последний путь…



Смерть – настолько старинный паровоз, что ход его оглушающим грохотом будил всякого спящего в этот дождливый выходной день.



Маньяки любят представлять себя в образе великих нравоучителей. Они презирают богов, потому что сами боги. Если смерть – дикая, странная – касалась лба маньяка, вся вселенная содрогалась от его вопля, окрашиваясь в бордовый цвет густой дьявольского крови.



Мёртвые волосы, побледневший цвет лица, холодные щиколотки – когда смерть пришла к этой девушке, мне хотелось хохотать над всей жизнью, бить эту жизнь наотмашь, ведь она забрала самое дорогое – поле ромашек, где я мог дышать полной грудью, где я мог невинно плакать и смеяться, а теперь, уже две недели подряд, как заразный павиан я хохочу словно сумасшедший и только эта самая смерть способна меня остановить.



Саманту убили на закате. Саманта хотела жить (кто не хочет?!), а её зарубили топором, и эта кровавая месса вдохнула столько энергии в почти мёртвый город, что толпы туристов с пластмассовыми чемоданчиками и цветными гетрами устремлялись к месту, где голова девочки разлетелась надвое. Жутко, пакостно, неестественно больно. Мы стояли и вытирали дождь с лиц, пастор читал богохульню и гроб медленно, как в застывшем кадре дёргался на месте, пока не ушёл в землю, апрельскую и потому особенно пахнущую новой жизнью.



Кто не примириться со смертью, не поймёт саму жизнь.



Дикое стадо слонов бежало по рисовому полю, грязь разлеталась клочьями, крестьяне сломя голову бросались в стороны, но слоны доставали их и там. Кровавое месиво, каша рисовая на бульоне с кровью. Слонов не кормили ровно девять дней, а на десятый они наелись вволю этой каши.



Что такое буква ы? Это истинный иероглиф смерти.



Я шёл по тёмному залу, скелеты шевелились, святые в гробах пели молитвы, и я остановился. О, лучше бы я продолжал идти! Я был съеден полчищем крыс в 10 кг каждая, выбегавших из-за портретов английских королей. История съела меня, и не только меня…



В детстве мать Давида улаживала его на свои колени и доставала из его задницы жирных глистов. Ногти, окрашенные в синий цвет, чпокали этих белых вертлявых засранцев, давили им хребет. Давид облизывал губы, ибо после процедуры его ждал шоколад. Коричневый сладкий подарок, пахнущий мёртвыми бобами какао.



Смерть приходит, садится на твой горб и скачет на тебе до самых кровавых соплей.



Школьный автобус разбился с горы Монте-Грео. Погибли 16 девочек и 9 мальчиков. Водитель был в усмерть пьян. Над этим местом кружили голуби, заливаясь рёвом возмущённой природы. Приехал президент Скривилли и положил 25 гвоздик. Репортёры облизывали верхние губы, смакуя каждый кадр. Вся Италия рыдала голосом седой тридцатипятилетней женщины. Плакал даже бангладешский баран, доживавший последние сутки.



Порок и суицид.


Петля, душащая сердце.


Вечные слёзы.



«Смерть есть жизнь».



«Кто не лю-бит Пе-ннива-йса, тот с-ын баб-ы Яги!» – кричал сопливый мальчик с игрушечным ножиком в спине, пробегая по спящей улице шахтёрского городка.



Когда он склонился над этим обнажённым страшилищем и положил руки – холодные и липкие – на сочные, налитые жизнью груди, в нём проснулся зверь – коварный, дикий, уничтожающий – и он принялся входить в это щуплое тело взбудораженным органом, готовым разорваться как перегревшийся сосуд, и дикая страсть исторгала «жизнь-смерть», «жизнь-смерть»,  или просто-напросто горячее мужское семя, такое живучее, такое неубиваемое…



Ты не видишь вагоны с мёртвым лесом, ты видишь большие сырые макаронины, спешащие к вечернему столу китайцев.



Сатанисты, чьи сердца были твёрже камня, жадно пили горячую кровь, били себя в грудь, восторгаясь своей смелостью погубить этого подростка с синими волосами среди бела дня. Их языки, тонкие как ремни школьных портфелей, лакали с жадностью диких зверей. Но они не знали: как только взойдёт луна, шериф и двенадцать ковбоев отрежут им головы, наденут их на пики и пронесут при свете факелов вдоль лавок с мясом, нитками и порохом. Это будут самые запоминающиеся фрагменты жизни для местных мальчишек, тайком выглядывающих из окон.



Жизнь бессмысленна без смерти.



Одиночество-чикатило.



«Моя мать бежит по тонкому льду, её едва не догоняют несколько лысых мужчин, отрывая куски от её платья. Мать – изгой. Её выгнали из нашего поселения, отрезав кончики грудей в наказание за прелюбодейство. И я теперь в ней. Я мальчик, которого вряд ли назовут Иисусом. Я – грязь, я ****ский бестард, и только смерть выручит меня из беды. Но я ужасно сильно хочу жить: слышать стоны ветра, плескаться в тёплой воде и зимой носить носки из верблюжьей шерсти. Смерть свербит в моём сердце. Но я ещё не умею молиться. Мама, не упади!» («30 дней до моего рождения»)


Bторое

Что рождает понимание смерти? Горький опыт ошибок. Все мы состоим из ошибок, и даже случается так, что наш сосуд переполняется и наступает смерть. Это конец, но может – только начало? Начало для новых ошибок?



Один молодой раввин страстно любил пиццу. Эту фобию многие ставили ему в упрёк. Но он продолжал её есть в любое время суток: в кафе, забегаловке рядом с трассой, в гостях или в каморке синагоги. Он ел чтобы всякий раз вспоминать вкус и запах Италии, куда его предки перебрались из нацистской Германии и где он впервые вдохнул влажный адриатический воздух. Он так и умрёт, с не переваренной массой пиццы. Но это будет сладкая кончина. По обоюдному согласию.



«Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки». (Апокалипсис 8,10-11)



Я имел удовольствие давать яд своим врагам. Я не смог им простить то оскорбление, которое они нанесли мне: они считали меня никчемным созданием, тупым отродьем, способным еле передвигать ноги и по ночам гадить в постель. Всё таки я сумел доказать, что они горько ошибались: это не я, а они стоят в моём кабинете в виде мумий, не мои кишки, а ихние стали пиром для вечно голодных собак. И если когда-нибудь у меня будут дети, я научу их не ошибаться в выборе оружия своей защиты.



Мумия – прекрасный способ совершить сделку со временем.



Природа обожает жертвоприношения. Каждый хищник вооружён во всё великолепии для того, чтобы пустить кровь и добить жертву. Я уверен: Богу по душе лев, перепачканный в крови оленя, нежели лев, подыхающий с голоду.



– Зачем ты отравила меня?!


– Ты был просто создан для моего яда…



С окончания старой книги начинается новая.



Где часто говорят о смерти, там она случается позже всего.



Счастье рушится внезапно.



Распятый Христос, надежда и сила любого христианина, являлся Маргарите тринадцать раз после первого причастия. Девочка плакала, глядя на его кровоточащие раны, и волосы от тяжёлого переживания клочками выпадали из белокурой головки. Маргарита забилась в чулан, где тихий вкрадчивый голос Спасителя в последний раз призвал её отдать всё ради грешников, ради милосердия и сладкого упоения рая. Но в чулане как назло присутствовало окно, выходящее в сад. Окно третьего этажа. Девочка забыла что она смертна. Шаг в окно, раскрывшееся от ветра, стал её первым серьёзным поступком. Позади была школа, друзья и уикенда у моря. Она всё это отдала ради этого влекущего мужского божественного голоса, упиваясь его красотой. Голоса, в котором остановилось время.



Всё в этой жизни временно и только окончание дней ждёт тебя непременно как торт на день рождения.



Русские кладбища содержат свою особенную культуру. Здесь души не сидят в своих склепах, а встречают каждого вошедшего в этот мир вечного покоя. Эти души взирают с великим уважением к посетителю их погоста, они как бы говорят ему: «Друг, и для тебя здесь где-нибудь найдётся местечко».



Человек рождается трижды: из лона матери, и при первом совокуплении, и умирая.



Как акт милосердия, в Африку, ночью


Летели книги в голубом самолёте,


Летели, дышали, а может быть, пели,


Глаза предвкушая детей чернокожих.


Но злая ракета игиловца в маске


Пробила пробоину в том самолёте.


И ветер разнёс эти книги по свету,


Посеяв страницы в безумное море.


Нет злобы коварней глухого сектанта,


Что слёзы ей сердца, пронзённого мраком.


Страницы тонули и рыбы их еле.


Не стало добра в этом призрачном шаре.



Как много в нём было от Калигулы: безрассудство, лепра инцеста в воспалённом мозгу, кровавая апатичность, а также ощущение своего величия среди бездарностей и амеб в человеческом обличье. И однажды, всё это взорвалось. На своём «форде» Мартин Галесс протаранил уйму прохожих, чей крик был для него наслаждением. В суде Галесс молчал как рыба, двигал ушами и лишь один раз позволил себе взглянуть в глаза одной из жертв. В тех красивых голубых глазах был страх. И тогда Мартин понял, что всё сделал правильно. На электрическом стуле он отошёл быстро: он был уже не готов бороться за свою жизнь.


Третье

Этот хадж выдался кровавым: 420 благоверных было заживо затоптано в результате внезапной паники после крика: "Берегитесь, где-то рядом смерть!" На следующей неделе, в мечете, мулла сказал тихим вкрадчивым голосом: "Аллах посылает нам испытание, но в наших силах победить самих себя и укрепить самих себя, и через это милосердие над собой, подняться над человеческой природой, вдохнуть в сердце слова благословенного Пророка, и стать белее самого чистого цвета".



Зачем ты бежишь от своей тени? Твой страх сильнее тебя? Тогда почему ты ещё человек?



Я боюсь череды дней. Может случится что угодно. Мне по всюду мерещатся ржавые улыбки, из которых украдкой сочится желчь. Мне больно ощущать себя частью единого целого. Много таких как я?



В Ольстере всегда тучи. Здесь католики и протестанты прореживают ряды друг друга. Ольстерская проблема как незаживающая рана заливает улицы ирландской провинции кровью. Здесь дурно пахнет не только в туалете. Самая едкая вонь – гниение души. И гниль эта – от расправы за мелочи, пустяки. Человеческая жизнь обесценилась как плохое пиво.



Залейся водкою душа,


Прими покой бушующей гордыни,


И смертный час как анаша


Тебя сожжёт в пустыне.


Ты будешь тихо говорить


Что не любил, не думал


В толпе сто лет прожить,


Как ёж – смешно, угрюмо.


Залейся водкой, выпей спирт,


Умри как сволочь – под забором.


И пусть душа твоя болит -


Ты сдох над мокрым долом.



Откровенный секс сродни самоубийству. Под откровенным я подразумеваю нечто ниже самого низкого уровня стыдливости. В эти минуты, когда рука тянется к плети и героину, ты начинаешь обрастать щетиной дурости, похабства и гадливости. Такие ежи очень скоро начинают поедать своих партнёров.



«Мир ожидает возвращение в коммунизм и тогда этот мир облачится в красный кожаный френч, синие сапоги и фиолетовые очки. Я на дырявой лодке выйду на Волгу, сниму рубаху, пропахшую смердящей Государственной Думой, помяну добрым словом Владимира Ильича, чьи бессмертно-непостижимые труды постигаю с детства и воздух, пряный ряской и рыбьей чешуёй, одурманит меня хлеще самой шумной демонстрации 1 мая», – так думал Геннадий Андреевич, сладко засыпая перед очередными президентскими выборами, когда многие уже видели наяву его тихую кончину на загородной даче.



Добрая, ласково-надёжная жизнь, где богач и бедняк думают об одном и том же, почёсывая свой живот. Богач не доволен приростом в два миллиона долларов, а бедняк страдает мыслями о обросшем плесенью куске хлеба. Они готовы что-то менять, но Некто Высший и Непостижимый властвует над ними, давая каждому играть свою роль до конечного пункта назначения – богатого или бедного захоронения тленного тела.



Чёрный камень тяжелее белого.



Железо боится влаги; человек боится осуждения со стороны; время боится итога времён, ибо всё будет вне времени.



Я люблю смотреть бег облаков: эти седые бороды неба идеально смотрятся на синеве неба-моря. Это невозможно не любить. Но когда-нибудь, когда атом взорвётся, раковая опухоль радиации убьёт всё живое, я увижу, почувствую ногтями что-то новое, странное, невообразимое. Дай Бог бы не подавится своими кишками от этих преобразований мира, раз ничего доброго уже не явится на Божий свет.



Машины как люди также сходят с ума. В рассказе Стивена Кинга «Грузовики» горстка людей противостоит взбесившимся железякам. Та лилась кровь, были жертвы… И всё же нет преданнее помощника для прямоходящей обезьяны чем добрый механизм, в который мы всё ещё пытаемся вставить свои мозги. Я полностью уверен, что роботы станут сильнее и выше нас, но они будут бездуховны. Человек снова станет чем-то вроде животного. Вот тогда и явятся со всей очевидностью гуманоиды с других планет, роботы будут выпотрошены, и светлый разум воцариться среди обретающих цивилизационный вид землян.



«Смерть, наверное, самое лучшее изобретение Жизни. Она – причина перемен. Она очищает старое, чтобы открыть дорогу новому». (Стив Джобс)



«Любимцы богов умирают молодыми». (Плавт)


Четвёртое

Во времена правления императора Диоклетиана состоялся следующий разговор:


– Почём, крестьянин, волов продаёшь?


– За восемь монет. Добрый вол, хоть сейчас на пашню.


– Слыхал вчера один иудей говорил, что у тебя двое сдохло…


– То не у меня, а у соседа.


– Так и до тебя мор дойдёт…


– Не дойдёт, Фортуна на моей стороне!


– Не шибко то надейся на счастливый случай.


– Мне на тебя надеяться? Сколько тут всяких ходят, клянут богов из-за собственной глупости!


– Пусть вол поживёт у тебя ещё два дня, а потом я его куплю.


– Деньги давай сейчас.


– Нет, время покажет.


– Тогда катись от сюда, не создавай затор!


– Ты груб как твой осёл!


– У меня нет ослов.


– Ну, вол…


– Он такой же трудяга, как и я.


– Прощай, доброму римлянину не о чем с тобой разговаривать.


– Иди, иди, не спотыкнись. Ходят тут всякие!


– Сдохнет твой вол, вспомнишь меня.


– Мне прогнать тебя плетью?!



О, хитрый и кровожадный паучище, относящийся к жертве как к чему-то особенному, притягательному! Ты есть король, властелин тёмного леса, где прохлада влечёт к тебе ещё больше жертв. В этом лесу нет проворнее тебя, ты один имеешь терпение ждать, верить и надеется. Для тебя нет времени, твой успех всегда с тобой.



Чем выше цивилизация, тем проще умереть.



Безумного маньяка окраин Лондона искали все специальные службы, но больше всех рыскал детектив Гарэм. Утром подстригая усы, он пожелал себе дня без пули, ножа и верёвки. День был длинным и тяжёлым эмоционально: автомобильные пробки доставили много хлопот, а тут ещё капитан Джаред застрелился в своём кабинете из-за карточного долга. Но маньяка нашли; жалкий и истощённый онанизмом, он едва дышал. Гарэм хлопнул его по голове, бедняга обмочился в штаны. Столь беспомощное зрелище вырвало у детектива артрит. «Сука, сколько на душе у него жертв, а выглядит как моль зашкафная. Ну, в тюряге скоро ноги кинет!» Однако, знаменитый садист Клер Шотен прожил ещё сорок шесть лет и замучил с десяток-другой девочек и девушек в довесок к тем первым трём.



«Моя будущая мать (я её дитя во чреве) очень тонко чувствует перемену погоды: с ней в непогоду, в дождь и в снег я словно умираю в этой вдавливающейся утробе, мне не хватает кислорода, меня символично жарят на костре… Постой, бурный ветер, не смей гнать тучи, ведь я – твоё наследие, я – твоё ещё не родившееся будущее! Мать должна присесть сейчас на камень и отдышаться от долгой прогулки, иначе моя смерть придёт раньше жизни». («30 дней до моего рождения»).



За каждого убитого еврея ответят перед некоторым судом десять неевреев.



Подвал, сырой и кишащий крысами. Стеллажи с картофелем и свёклой, вдоль стены стоят картины, написанные наполовину, в бутылях расположились кисти.... И здесь же лежит труп мужчины в красной с белым рубашке и замызганном краской трико. На голове виднеется обширная рана, кровь запеклась и выглядит как свежая. Труп как труп. В доме воет спаниель, на плите выкипает чайник. Жизнь продолжается…



Кто не боится смерти, тот не станет героем.



Ерофеев сбил четыре фашистских самолёта, Гордеев – семь… В этой математике нет суровых цифр, а есть подвиг. Подвиг преодоления себя, подвиг ради родины, спасения своего народа. Не ради Сталина и КПСС все эти кульбиты в воздухе, но ради девочки с зарёванными глазами, у которой повесили мать и спалили полдеревни, ради старухи, отправившей на фронт восемь сыновей-богатырей, ради того завода, что дал путёвку в жизнь и сровнявшегося с землёй… Ради России.



Смерть сделает нас свободнее.



Наполеон жаждал славы покорителя «москалей-рабов», а сам в итоге стал рабом острова Св. Елены. Гитлер пёр своей железной армадой и был в шаге от Москвы, а в итоге – бункер и смертельный яд. Задумываешься, а что так владеет сильными мира сего, всеми власть предержащими, что они идут в ва-банк, ложат миллионы в сырую землю и трясясь от своего величия, провозглашают себя богами?



Полина желала интима всегда и везде. Однажды, придя в бутик модной итальянской одежды (высший класс, смак!), она, стерва, захотела нарядится в откровенный наряд и выйдя из примерочной, свалить всех наповал своими формами. Одевалась медленно, словно на похоронах. Минуты текли как реки, продавщицы волновались за сохранность товара. Полина всё не выходила. Открыв занавес, взволнованные торговые люди нашли девушку с высунутым языком. Поднялся страшный вой. Приехавшая «Скорая» констатировала смерть от истощения. Какие же формы ты хотела явить миру, Поля?!


Пятое

Ледники умирают и рождается талая вода: Время спешит омыть землю бескрайним океаном.



Родился на перине, умер в сточной канаве.



Из современных российских писателей ближе к самому ёмкому описанию культуры смерти подобрался лишь Виктор Пелевин. Мастер может услышать то, что другим не ведомо; мастер чувствует даже отголоски чужих мыслей, если он нуждается в них. Пелевин метафизически глобален; он есть сугубо современный продукт. Классически он уже сейчас вызывает трагические повсеместные диспуты, и самое важное, что он привнёс в нашу литературу – это страшную глубину русской души, которая отчасти уже не принадлежит России, а влита в общий мировой котёл.



Старик любил выпить свежую свиную кровь. Она бодрила, от неё на зубах оставался металлический привкус. Кружки не хватало на один раз – он черпал раза два-три, бывало, и проглатывал сгустки, пахнущие соевым жмыхом. Мальчишки отводили глаза, сплёвывали под ноги и у них начинали кружиться головы. Старик им по-собачьи улыбался, и для большего эффекта махал рукой без мизинца.



Я отношусь с глубоким уважением к известному учителю народной медицины Геннадию Петровичу Малахову. Его нетривиальные догадки и наблюдения в человеческом естествознании приносят огромную пользу всем, кто интересуется самоисцелением. Всегда задавался вопросом: если сокровенные знания о здоровом образе жизни так широко доступны, почему рак и другие истребляющие болезни так масштабно шествуют по планете? Где и когда произойдёт пробуждение человеческого самосознания? Вопросы, вопросы…как их много в этой жизни.



…Степаныч словно щенок скулил на весь хозяйственный двор МТФ: ему только что отрезало руку циркуляркой. Слёзы текли по морщинистому лицу, испарина покрыла давно немытое тело. Кровь капала на листья лебеды, кое-где становилась бордовой горячая земля. Первой прибежала кладовщица Анфиса Гребенюк. «Живой?» – спросила она. Мужик кивнул. Она перебинтовала платком его рану и помогла добраться до сторожки. Медики охали, делая обезболивающий укол. Посадили, поехали. Степаныч был в больнице добрые две недели, но умер спустя три недели после выписки от заражения крови. Медицина до сих пор плачет у его могилы, где растёт обалденная красивая сирень.



Чтобы понять жизнь, нужно быть в двух шагах от смерти.



Сильны любовь и слава смертных дней,


И красота сильна. Но смерть сильней.


(Джон Китс)



По законам литературного жанра в каждой книге непременно должна быть хотя бы одна смерть кого-либо из героев. Эта смерть как бы есть лакмусовая бумажка романа, повести или рассказа: если данная смерть не бессмысленна – не бессмысленно и произведение.



Из статьи-расследования в газете: «Патологоанатом Георгий Ш. всё время своей работы увлекался крепким алкоголем. Попойки и целые оргии с нижестоящим персоналом доходили до самого мерзкого совокупления. Врач своей разнузданностью подавал самый неблаговидный пример. По слухам из правоохранительных органов, этот мерзавец дошёл даже да каннибализма. На лицо – полное падение личности. По нашей статистике, порядка 80% работников моргов занимаются подобными делами».



Ходи в жизни как по канату – каждый шаг может быть последним.



«Прощай, моя любовь! Вспоминаю твоё тело, омываемое голубой волной; вспоминаю остров, населённый крикливыми птицами; вспоминаю каждый миг своей жизни, как будто прожил сто-двести этих жизней. Если мы ещё когда-нибудь встретимся, это будет самая печальная встреча, дававшаяся когда-либо людям. Готова ли ты дойти со мной до конца, до крика, до вопля моей души? Я рядом с тобой как некоторое забавное насекомое, так мне кажется: ты вот-вот запрёшь меня в стеклянной банке, где я задохнусь. Но я хочу жить, потому и ухожу. Помни то море, тот остров, тот нежный мой взгляд, которым я смотрел на тебя с неба…»



Мотоцикл – это не вещь, это часть души. Казалось бы: как железо может притягивать ваши духовные мечты, ваши вкусы, ваши симпатии? Но дело в том, что по некоторым законам этой Вселенной, то что движется, имеет свойство притягивать любовь. Но техника часто становится убийцей. Всё в этом мире способно отнять жизнь: будь то метеорит, электричество, вода, камень, рука человека… Но доброты всегда больше, и потому – мотоцикл, автомобиль, самолёт – это часть души. И даже более.


Шестое

Мир в большинстве своём добр. Почему же зло так язвит этот мир? Потому, что есть смерть.



Кто до безумия боится вида крови, тот когда-то уже исходил ею реками из своего раненного тела.



Не бойся своей смерти, бойся своей никчёмной жизни!



Кроме белого лотоса, есть и красный лотос. Не это ли называется вершиной жизни?



– Учитель, научите меня не боятся грозы.


– Ты боишься грозу, потому что опасаешься умереть?


– Я боюсь остаться калекой.


– Уподобся дворовому псу. Он давно уже никого и ничего не боится.



Когда на селение Адама напали злые люди, он ушёл в лес, пал на колени и молил Небесного Отца о сохранении жилища. Странные сумерки вошли в душу Адама: тоска по пройденной жизни сковала сердце, ведь много было сделано не так; но очень желалось жить, творить своё дело, мечтать и любить. И тогда пошёл огонь на врагов, их железные тела и лошади горели, проносился страшный вопль. Адам был услышан! Он вернулся в селение, вошёл в дом, спустился в погреб, где его ждали жена и дети. Дикая радость охватила всех. Адам рыдал как ребёнок. Славные дни избавления.



В витринах отражается всё – соревнования, свадьбы, похороны… Витрина – зеркало жизни.



Вы любите пироги? С яблоками, с вишней, с чудесной кремовой начинкой… А если в этом пироге вы обнаружите человеческие зубы? Падайте в обморок, если хотите, но когда вы выбросите эту гадость в мусорный контейнер, вы уже не увидите, как аппетитно пахнущий пирог будет уплетать за обе щёки бомж с вашего подвала. Он будет радоваться, что небо послало ему такое удовольствие, он вспомнит своё детство, свою первую любимую девочку и ему не важно, что какие-то человеческие останки находились в этом восхитительном лакомстве…



Белый пудель пробирался через развалины города, принюхиваясь к запаху своего хозяина, погребённого землетрясением. Старинный итальянский город, наследие XIV века, был практически сровнен с землёй. Тысячи человеческих тел, отданных на заклание стихии, но кем отданы – никто не знал. Пудель лизал камни, рыл песок штукатурки – но всё было напрасно. Трое спасателей-карабинеров стали утешать пса, налили в миску молоко и тот принялся его лакать. В собачьей памяти навечно теперь занесена улыбка 19-летнего парня, помолвленного любовью с красавицей Марией, и даже теперь пёс слышал радостный смех хозяина, говорившего по телефону. Смех, ушедший в вечность.



Снег – вечное напоминание нашей смерти.



Покойник, седой, высохший как папирус мужик, вечный скандалист и пропойца, выглядел в гробу импозантно, будто он продолжал сидеть в потёртом кресле с банкой пива, рыком комментируя бейсбольный матч. Этот труп наслаждался своей кончиной, предвкушая скорый запах земли, и если бы не неминуемые черви, которые поставят конец проспиртованному телу, можно было бы назвать всё это апофеозом 153 триллионного мертвеца планеты Земля.



Дело букиниста сродни делу гробовщика – везде тишина и покой, но также – мудрость, породнившаяся со скорбью.



Почему мудрецы так ненавидели женское тело? Тренируя дух, борясь со страстями тела, мудрецы уподоблялись горящей свече. Женщина есть ветер; она способна задуть свечу своей стихией. Уходя от мира, затворники зарывали образ женщины глубоко в мрак, ведь нужно выбрать одно: или любовь, или мудрость.



"Каждый человек носит в глубине своего "я" маленькое кладбище, где погребены те, кого он любил". (Ромен Роллан)



Писатель Палтус Сергеев, известный в узких кругах, называл болезни билетом в познания. Но если это билет в один конец, не делаются ли эти знания совершенно бессмысленными? Хороши те познания, которые продлевают жизнь, делают её более благоразумной и наполненной смыслом.



– Вождь, что мы будем делать с этими несчастными пленниками?


– Они проиграли битву, а потому достойны предаться огню.


– Но ведь они сдались в плен…


– Ты хочешь кормить этих трусов своей едой и греть их у своего костра?


– Ты учил милосердию…в прошлом…


– То время прошло: листья пали трижды с тех пор. Я хочу предать их смерти.


– Я подружился с одним из них. Он верит в наших богов, хвалит наших женщин и молодёжь.


– Пусть похвалит тот костёр, который для него приготовлю я!


– Но ведь…


– Молчи и запомни: жалость – самая худшая стрела: она жалит и врага, и тебя самого.



Космические корабли бороздили пространство вокруг Земли. Приближался астероид SWQ 2905, возникший словно джин, готовый погубить жизнь. Были готовы к пуски ядерные боеголовки, все ждали приказа. Но в это время президент Земной Конфедерации храпел на диване своего роскошного кабинета после утомительного свидания с любовницей. И всё же нашёлся свой герой: боеголовки были выпущены, астероид был разрушен, и часть осколков упала в Атлантический океан. А президент, не сумев побороть уязвлённую гордость, застрелился на глазах у любовницы, разнеся свой череп как лопнувшую тыкву.


Седьмое

Её хрупкое бледное тело кричало распадом жизни. Почему Лена худела, она и сама не знала, только её всё более ужасали масштабы этой не объявленной войны окружающего мира по отношению к её организму: минус четыре килограмма в неделю, и плюс – хрупкость костей, ушедшие в прошлое менструации и жуткая головная боль, разрывающая мозг, глушащая сознание. Дочка по ночам плакала в подушку, сын стал грубым и невоздержанным, и отсутствие мужа (погиб в авиакатастрофе шесть лет назад) тяжким бременем ложилась на душу. Но где-то был выход (в жизни всегда есть место изменению в лучшую сторону), и этот выход Лена стала отыскивать в церкви. Она падала в обморок на литургиях, захлёбывалась причастием; время для неё остановилось, реальность обрела некоторую фантасмагоричность. Станет ли Елена лучше, время покажет.



Погубив одного человека, ты уже в мыслях погубил весь мир.



Если судьба тебя выбросит на берег, сделай этот берег своим морем.



Пошли на выборы, чувак!


Забудь, что ты безмолвный рак.


Но если мир сойдёт с ума,


Не наша будет в том вина.


Мир затрясёт, – мы будем знать,


С кого спросить и в шею гнать.


Однажды, станет явью сон:


Наш голос обратиться в звон.


Забудь, что смерть стучится в дом -


То море изошлось огнём,


Земля вздохнула… Свет погас?


Далёк до нас последний час.



– Гражданин Сёмочкин, как же вы дошли до жизни такой: три изнасилования за две недели?


– Товарищ прокурор, тёща виновата: всё рожки да макарошки – сил некуда девать…


– Ешьте рыбу, в конце концов…


– Так рыбу ловить надо, а я рыбак неважнецкий…


– Перейдите на шампиньоны, сейчас самый сезон…


– И грибник я как Иванушка-дурачок…


– Тогда в тюрьме четыре года сумеете отсидеть?


– Куда ж деваться…



Книги имеют свойство гореть вечно.



"Пей вино, ибо скоро уснёшь на века.


Как тюльпана цветение – жизнь коротка.


В окруженьи друзей, в тесноте погребка -


Пей вино! И о смерти – ни слова пока!"


(Омар Хайям. Рубаи)



Бесчисленное количество людей наблюдало 27 октября 2023 года рост ядерного «гриба», захватившего небо Нью-Йорка. Рой автомобильных моторов внезапно умолк, в небо поднялись стаи птиц, засомневавшихся в продолжении жизни вокруг. Человеческие когорты исторгали шёпот. Кто-то волновался за своих внуков, кто-то – за жизнь Президента… Америка молниеносно погружалась в хаос.



Уже одна любовь между мужчиной и женщиной оправдывает всё существование мира, вместе с его войнами, эпидемиями и ложью.



Всегда хотел прожить жизнь воробья, собирающего по зёрнышку счастье. А в конце можно умереть и человеком.



Учитесь жить у художников – они давным-давно обнулили все летосчисления.



«Я ощущаю тело матери изнутри, ведь я её плод, я её отросток, перенявший её характер, её вкусы, её сильные и слабые стороны личности. Когда произойдёт моё рождение, моя вселенная взорвётся, всё что питало меня, вытечет наружу, моё хрупкое тело впервые ощутит воздух, обоняние вкусит запах, и тогда, после лёгкого шлепка я прокричу так громко, будто никогда более громче не смогу кричать. Жаль, я перестану читать материнские мысли, я разучусь угадывать её движения и всё её физическое уже не будет моим, или вернее, будет, но с поправкой на мою собственную жизнь. Когда я стану взрослым, каждая женщина, которою я буду обладать, будет продолжением моей матери: вся та кожа, к которой я буду прикасаться, будет пахнуть ею. Ничто не затмит её гармонию безмерной любви». («30 дней до моего рождения»)



Десантники не мажут дёгтем нос -


Другой спецназ, другие правила;


Мы пашем, как крестьяне, на износ


И смерть зарубки на душе оставила.



В жару идём сквозь горы и леса.


Табак на бороде приклеился.


То тут, то там: щербет, лаваш, хамса,


Но мой желудок в пище разуверился.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> 1
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации