Текст книги "Насильники (Лентяй)"

Занавес

Действие четвертое

Позднее утро. Обстановка второго акта. Все шторы спущены; в столовой светло, кипит самовар. За столом сидит Квашнева, пьет чай; рядом с ней Сонечка. Нил протирает чашки.

Квашнева. Так и не спал?

Нил. Всю ночь не спал, на ларе сидел около кабинета.

Квашнева. Значит, шельма в кабинете дрыхнет.

Нил. Да.

Квашнева. Фу, чай какой у вас противный.

Нил. Не знаю, чем противный у нас чай.

Квашнева. Верховые давно вернулись?

Нил. Часа два, как вернулись.

Квашнева. Что же Тараканов сказал верховому?

Нил. Сказал, что к обеду приедет; скоро быть должен.

Квашнева. А дядья что сказали?

Нил. Да ведь я вам уж докладывал.

Квашнева. И двадцать раз спрошу – двадцать раз ответишь.

Нил. Не угодно ли котлет холодненьких; горячего не варили, Катерина совсем плоха…

Квашнева. Давай попробуем котлет… (Пробует.) Противно, не хочу… Живописец скоро придет?

Нил. Живописец на кухне дожидается.

Квашнева. Так беги позови его.

Нил уходит.

А ты чего уткнулась, подними голову, рёва-корова.

Сонечка (поднимает голову). Уедемте отсюда, мамаша.

Квашнева. Я тебя непременно отколочу, пока ты еще не барыня… (Идет в залу, поднимает штору.) Молчи лучше. Что прикажу, то и сделаешь…

Сонечка заплакала.

Перестань реветь, сейчас тебя живописец писать будет (Из-за шкафа вытаскивает портрет.) Действительно, с этой шельмой большое сходство. (Соне.) Покажи-ка нос. Ну откуда у тебя такой нос противный?.. Кажется, у нас в роду все носы были, как носы, а у тебя – кверху… Уж не в дедушку ли Африкана пошла… Он раз по комоду носом проехался, так всегда и жил с изъяном… Поди сюда, сядь…

Сонечка идет, садится у окна.

Слушай… Вы сколько раз поцеловались?

Сонечка. Мама!..

Квашнева. Отвечай! Мне нужно, коли спрашиваю.

Сонечка. Несколько раз, не помню…

Квашнева. А говорили громко или тихо?

Сонечка. Тихонько, да…

Квашнева. Ну, значит, он и половину не слышал… Только бы шельма ему всего не рассказала. Я дело поверну умно.

С подносом входит Нил.

Нил. Пришел живописец…

Квашнева. Подавай его сюда…

Живописец входит из столовой в залу и кланяется.

Квашнева. Ты кто такой?

Живописец. Дворянин.

Квашнева. Ах, несчастный! До петухов напились, я чай…

Живописец. Это вас решительно не касается.

Квашнева. А вы, может, совсем не живописец?

Живописец. Любимый ученик Маковского…

Квашнева. Кого? Ну, да мне все равно… мазать-то умеете?

Живописец. Учитель всегда говорил – ты, брат, талантище.

Квашнева. Так и сказал?

Живописец. Да, так и сказал. В тебе, говорит, в одном, братец, гордость наша, надежда. Силища. Нутро…

Квашнева. Как же вам не стыдно довести себя до такого безобразного вида?

Живописец. Изучение бытового жанра привело меня в настоящий вид. Послан Константином Маковским изучать быт, так сказать, на лоно. Пылкость натуры и художественный темперамент дозволил мне проникнуть в суть жанра глубже других… изучаю самое нутро…

Квашнева. Мы, батюшка, не виноваты, не рычите басом.

Живописец. Вы толпа, вы требуете от артиста красивых ботинок, а до искусства какое вам дело!

Квашнева. Не требую, я с просьбой…

Живописец. Ну, это дело другое, – просите…

Квашнева. Вот портрет… (Показывает.)

Живописец. Кисть недурна; помыть, что ли, надо, или копию?

Квашнева. Вот моя дочь…

Сонечка. Здравствуйте…

Живописец. Сударыня, извиняюсь, проклятая рассеянность; ведь хотел надеть фрак и забыл. Однажды я вот так же в общество пришел, извините, совсем раздет…

Квашнева. Ну, ладно, глядите сюда. Устроить надо так, чтобы портрет остался таким же самым, но сделался похож на мою дочь. Можете исхитриться?

Живописец. Носы не те.

Квашнева. Кабы не носы, не позвала бы. А вы уж как-нибудь устройте, на то, сударь, и художеству учились. Заплачу.

Живописец. Деньги, ха-ха… Пожалуй, можно запустить тень под носом… (Соне.) Повернитесь-ка. Сделаю; через месяц.

Квашнева. Ах, мошенник! Виновата, простите… Нам сегодня понадобится, через час.

Живописец. А искусство?

Квашнева. Какое там искусство. Мой Ванюшка, пастух, в два дня целый забор выкрасил вохрой. Идите, а то ведь я добра, добра, да и рассержусь.

Живописец. Маляр!

Уходит с Сонечкой, унося портрет.

Квашнева. Нил!

Нил появляется на лестнице.

Позови Артамона Васильевича…

Нил уходит.

Ну, Клавдий Петрович, побушевал – теперь будет! Шелковым станешь, как угодно согну.

Входит Артамон.

Ну?

Артамон разводит руками.

Квашнева (встает и угрожающе приближается к Артамону, который пятится). Ну?

Артамон. Ничего. Виноват.

Квашнева. Нил, принеси чернил и бумаги. Садись. (Показывает на стул.)

Артамон садится.

Пиши: «Обожаемая Нина».

Артамон. Как?

Квашнева. Пиши, что говорят… Хуже будет…

Артамон. Марья Уваровна, я дворянин, я человек свободный, я не позволю издеваться… Вы меня с кучерами по саду ловите; я домой поеду…

Квашнева. Пиши: «Если ты можешь, прости меня…» Дома тебе жрать нечего, я знаю… «Я терплю глубочайшие страдания». Глубочайшие зачеркни. «Мой поступок не имеет названия, он подлый…»

Артамон. Может, это не писать?

Квашнева. «Он подлый и гнусный, но все же я люблю одну тебя».

Артамон. «Люблю одну тебя».

Квашнева. «Я молод и глуп».

Артамон. Так…

В правую дверь стучат; слышны шаги и голос Клавдия.

Квашнева. Собирай, собирай бумагу, внизу допишем… (Хватает Артамона за рукав, тянет к столовой.) Скорее ты поворачивайся, все дело погубишь.

Они уходят через столовую. Клавдий высовывает голову.

Клавдий. Нил! Где ты? Нил, отчего тебя не дозовешься? Иди! (Клавдий идет в столовую.) Нил, куда же ты провалился?

Голос Нила. Иду-с! (Появляется.)

Клавдий. Подай мне таз, кувшин и полотенце.

Нил уходит. Клавдий сходит в залу.

Проснулась, попросила воды… В кувшин необходимо налить розового масла, так делается. Вот только у нас нет ничего. Я всегда говорил – необходимо делать запасы… (Поднимает еще штору.) Изумительное утро. А ведь, пожалуй, поздно. (Глядит на стенные часы.) Полдень. Как она хорошо заспалась… Как вообще все хорошо…

Входит Нил с тазом и проч.

Нил. В кабинет отнести?

Клавдий. Я сам отнесу, не ходи за мной. (В дверях.) Ну что, ты рад?

Нил. Радуюсь, Клавдий Петрович!

Клавдий. То-то! (Уходит.)

Нил. Пустяки одни… Ерунда, какой еще никогда не было. Ведь это прямо сражение. А кому попадет? кто со страху и нашим и вашим – Нилу.

Клавдий (возвращается). Отворила дверь, просунула ручки и взяла. Я спросил: хотите чаю? Ответила – пожалуйста! Грустно так. Ничего, я все устрою. (Задумался.) А что Марья Уваровна?

Нил. Марья Уваровна действует.

Клавдий. Ей все объясню… Знаешь, Нил, я ночь не спал, и теперь еще многое точно туманом подернуто – ужасно приятно; главное – страшная радость… Так и подмывает рассмеяться. (Смеется.) Ты меня не разочаровывай, пожалуйста. Чай-то, чай надо приготовить. Вот здесь. (Ставит столик у окна, накрывает.) Принеси две чашки получше. Только подумай, я всегда здесь один сидел, мечтал об ней, и вдруг сидим вдвоем, пьем чай, друг на дружку смотрим… Это гораздо лучше снов. Эту ночь я прямо уснуть боялся, чтобы опять не увидать себя одиноким.

Нил (вздыхает). Клавдий Петрович!

Клавдий. Нет, нет, замолчи, не омрачай… (Прислушивается.) Идет, кажется. Ты слышишь, как платье шумит. Уйди, уйди…

Нил уходит. Клавдий подбегает к двери, растворяет. Входит Нина.

С добрым утром…

Нина. Я заспалась, извините меня.

Клавдий. Спите на здоровье… Я люблю, когда спят. Сюда, сюда. (Показывает на столик, бежит в столовую за чаем.) Вот, смотрите, какие хорошенькие чашки…

Нина. В самом деле хорошенькие.

Клавдий. Чаю вам налью. Я люблю, когда спят, потому что во сне живется лучше. Если сон плохой – я помню, что это сон, а если хороший – приятно. Правда, чай хорошо пахнет? Можно сесть?

Нина. Боже мой, почему вы такой странный?

Клавдий (садится, глядит на Нину). Вот дождался вас; удивительно…

Нина. Вы меня где-нибудь видели?

Клавдий. Еще бы…

Нина. В Москве я часто бывала в театре и на концертах…

Клавдий. Как странно – вы жили, ходили в театр, а я не знал, думал, что одинок; не стоит теперь об этом.

Нина. Может быть, в поезде?.. У меня очень плохая память.

Клавдий. В каком поезде? Какое у вас пятнышко на губе: Нина Александровна, не очень сердитесь, я, бывало, закрою глаза и сейчас увижу это пятнышко, потом и весь рот, серьезный, ласковый, и лицо все чудесное… Уткнусь, бывало, и лежу, красный…

Нина. Где мы встречались?

Клавдий. Нигде… Вот жалко, пропал портрет… (Оглядывается.)

Нина. Ах, вот вы о чем, понимаю…

Клавдий. Бог с ним, теперь не нужно. Правда? У нас в доме много портретов – посмотрите, все такие рожи, и между ними был один – чудесный, как вы сейчас. Я по целым часам глядел на него.

Нина. Он был похож на меня, странно…

Клавдий. Я видел его во сне, разговаривал с ним и наконец поверил – настанет время и та, что была написана, о ком я думал, придет живая… Но вот портрет пропал, я страшно взволновался… и вы пришли. (Встает и ходит.) Я ждал тридцать лет…

Нина. Ах вы бедный!

В столовой голоса Квашневой и Нила.

Клавдий. Нет, я не бедный!.. (Вздрогнул.) Нельзя, нельзя! (Бежит к лестнице.) Нил! Нил!

Нил появляется.

Никого не сметь пускать… Кто здесь хозяин?

Нил. Я и то не пускаю… Вот барышне письмо передать приказали. (Подает письмо.)

Клавдий. От кого? Какое письмо?

Нил. Не могу знать, Марья Уваровна передала… Чистое наказание! (Уходит.)

Клавдий (дает письмо Нине). Прочтите.

Нина (видит почерк на конверте и бросает письмо на стол). Ах, все тоже… Клавдий Петрович, дайте мне экипаж, я должна ехать…

Клавдий. Куда?

Нина. Я хотела застраховать ваше имение… Вам это необходимо, а мне было бы очень выгодно… Но из-за меня столько неприятностей… здесь… Очень тяжело еще по некоторой причине… Я поеду… А как-нибудь через месяц, вы обещаетесь, и застрахуете. Хорошо?

Клавдий. Путается чего-то у меня… Вот что – я махну платком, если воробьи улетят с куста – значит это не сон. (Машет в окно.) Кш… Правда… Нина! Я не могу отпустить вас… Скажите: для чего вам нужно ехать?

Нина. Мне кажется, вы действительно честный, очень чистый, но ужасный чудак…

Клавдий. Все равно.

Нина. А я могла бы понять по-другому ваши поступки…

Клавдий. По-какому по-другому?.. Что вы подумали? Боже мой! Вы не мое воображение. Вы сами по себе, вы думаете по-своему, живете самостоятельно, вы чужая…

Нина. Слава богу, наконец поняли…

Клавдий. Кем вы были прежде? Намекните только, остальное постараюсь представить.

Нина. Зачем? Вам неинтересно.

Клавдий. Но я прошу вас…

Нина. И рассказывать-то не о чем. Родилась в Москве, фамилия моя Степанова… С девятнадцати лет сама зарабатываю хлеб, очень глупым и невыгодным способом, который почему-то называется честной работой… Два раза болела тифом… А сколько раз влюблена была – не помню…

Клавдий. Влюблена?

Нина. Теперь, конечно, и не влюбленность, а злость к вам, мужчинам… Еще лет десять проживу, потом решительно стану никому не нужной… Я вас, мужчин, и не виню; женщина по-другому устроена: в известное время хочется и дома и детей…

Клавдий. Какое несчастье, какое ужасное несчастье…

Нина. Вот видите, Клавдий Петрович, невеста у вас хорошенькая; право же, не следует ухаживать за посторонней женщиной, хотя бы и с очень смутными намерениями… Помиритесь с Квашневой, простите вашу невесту… Она мало виновата, приберите к рукам вашу фантазию, расстроенное воображение… а я уеду…

Клавдий. Трудно все понять; но будто завеса упала: у меня хватит силы, уж чувствую… Скажите, кого любили?

Нина. Право же, не стоит, нелюбопытно…

Клавдий. За руку его держали?

Нина. Держала, я думаю, не помню…

Клавдий. И целовали?

Нина (резко). Да, и целовала…

Клавдий. Он не умер от этого?

Нина (засмеялась так же резко). Он-то перенес отлично…

Клавдий. Кто он?

Нина. Боже мой, их много было…

Клавдий. Главный?

Нина. Артамон Васильевич Красновский.

Клавдий. А…

Нина. Довольны? Что еще нужно? Спросите?.. Может, подробности нужны?

Клавдий. Подождите, Нина Александровна, я пойму, я много могу понять… Я к страданию привык. Мне тяжело оттого, что я думал – вы без прошлого… Но от этого вы станете еще милей мне… Теперь я будто касаюсь вас сердцем. Я никого еще не любил, никого не целовал… Это грешно… Нина! Я не оскорбить вас хочу, а милости жду. Не отталкивайте, если очень противен – закройте глаза. Все для вас, все ваше, вы краешком только подумайте обо мне, сердце у вас доброе, нежное, женское… (Кладет ей голову на колени.) Люблю… вас…

Нина (вставая и осторожно отстраняя Клавдия). Я верю, верю… (Берет письмо.) А вот вам другое признание… (Разрывает конверт, читает. Дает Клавдию.) Прочтите…

Клавдий (читает). Просит прощения, умоляет опять прийти на свидание в сад… Нельзя любить сразу двух. Это ложь…

Нина. Да, ложь…

Клавдий. Он оскорбил вас, он обидел жестоко… Он негодяй… Я его уничтожу…

Нина. Поняли наконец?

Клавдий. Нина, а вы?

Нина. Влюблена, конечно… Обидчик мой, а люблю – странно?

Клавдий. Странно очень. Что же будет… Пойдете?

Нина. Захочется в подлости выкупаться – пойду… А может быть, не пойду… Характер испорченный у меня. И вам, Клавдий Петрович, нехорошо за мной ухаживать. Вы чистый, невинный, мечтатель, высокой души…

Клавдий. Не слушаю, я не слушаю.

Нина. От комплиментов краснеете. Жизнь у вас особенная. И жену вам нужно особенную, такую же, без прошлого.

Клавдий. Нет, нет.

Нина. А я измученная, с ущемленным самолюбием, если полюблю – со зла; на свидание побегу – тоже со зла, а любовнику – сама не знаю – поцелуй подарю или пощечину – что хватит силы…

Клавдий (после молчания). Нина! Останьтесь, все равно… (Идет за ней.) Нина!

Нина. Что?

Клавдий. Не любите?

Нина. Нет…

Клавдий. Не останетесь?

Нина. Нет…

Клавдий. Не хотите подумать?

Нина. Нет.

Клавдий. Я умру тогда…

Нина. Нет… не умрете…

Голос Квашневой. Пусти меня, идол, не хватай за руки!

Голос Нила. Вы сами хватаете, я, чай, не деревянный. Барин не велел пускать.

Голос Квашневой. Тогда я и барина твоего поколочу.

Нина. Вот вам развязка. Прощайте. (Идет к двери.)

Клавдий. Нина, Нина!

Нина (остановилась в дверях). До свидания. (Ушла.)

Клавдий кинулся за ней, но дверь замкнулась.

Квашнева (врываясь через столовую). Что, дождался? Вадим Вадимыч Тараканов приехал.

Клавдий. Пропал! Пропал я совсем! (Замахал руками.)

В столовой слышны грузные шаги. Появляется Тараканов, вид у него внушительный. Клавдий в отчаянии. Квашнева кланяется вошедшему, потом руки у нее лезут в бока, и она оглядывается на Клавдия.

Тараканов (сходит вниз). Вот и я…

Квашнева. Здравствуй, родной мой, рассказать не могу, как я благодарна…

Тараканов. Чего там… Ну, ну, ты чего тут натворил?

Клавдий. Я ничего не натворил, ни в чем не виноват.

Квашнева. Как не виноват?

Тараканов. Разберу, не горячись. (Садится.) Садись, Маша… А ты постой там.

Квашнева. Я, чай, умаялся, Вадим Вадимыч. Ведь двадцать пять верст по таким дорогам. Потерпи, батюшка, дело важное, – один ты и судья и расправщик…

Тараканов. Ну?

Квашнева. Письмо-то мое прочел? Нарочно я все отписала, чтобы рассудил по дороге. Скажи – тяжко это?..

Тараканов. Тяжко…

Квашнева. Как пожелаешь, батюшка, сейчас ли судить, или когда дядья приедут?.. Подумай…

Тараканов (думает). Капель…

Квашнева. Нил, водки, скорей!

Нил появляется с подносом.

Тараканов (глядя на Нила). Отчего ты лохматый?

Нил. Меня, ваше высокородие, вот они причесали…

Квашнева. За дело… Такой стал невежа… Поди вон.

Нил уходит.

Тараканов (молча поколыхался от смеха). Причесала!

Квашнева. Такие дела, такие мерзкие дела, Вадим Вадимыч, в мемуары описать, ни за что не поверят… (Повернувшись к Клавдию.) Скажи на милость, Клавдий, женщина я или нет? Хотя бы я и не женщина была – все равно, я твоя тетка… (Тараканову.) А он по мне кулаками колотил, как по барабану…

Клавдий. Неправда…

Тараканов. Где же у тебя барабан?

Квашнева. По всем местам колотил. Мало ему показалось – отдал приказ меня в комнату не пускать, ломать руки… Хорошо, что я догадалась – схватила Нилку сама, – без рук бы осталась при своей рыхлости…

Клавдий. И это неверно…

Тараканов (Клавдию). Подойди! (Поднимается, наводя страх.) Сейчас, я тебя… (Ничего не сделав, садится.) Потом, отойди…

Клавдий отходит.

Квашнева. Все это, отец мой, терпимо… Одного не могу снести – вчера за ужином подали шампанское, пили за здоровье жениха и невесты, и вдруг такой пассаж!.. Девица-невеста в доме, а он, невзирая ни на что, эту шельму в кабинет привел…

Клавдий. Эх вы…

Тараканов (Клавдию). Ты что… порядку не знаешь?

Клавдий. Пусть до конца говорит, потом я…

Квашнева. Видел? Ответить нечего… Уселся с этой дрянью вот здесь чай пить, и то она, то он высунутым языком дразнят. Софьюшка до сих пор слезами ревет.

Клавдий. У вас бред, Марья Уваровна.

Квашнева. Это ты бредишь, у тебя и глаза мутные.

Тараканов. Действительно, дело серьезное… Погодите тарантить… Разберусь, подумаю… Капель!

Квашнева. Нил!

Нил (входит с подносом). Дядья приехали… (Уходит.)

Квашнева. Батюшки! Где у меня Софья – встретить некому… (Бежит к выходу.) Сейчас, сейчас! (Ушла.)

Тараканов (Клавдию). Как же ты это… сдрейфил?

Клавдий. Дядюшка, я никому не хочу зла; просто очень тяжело. Жизнь вдруг стала важной и сложной, а заставляют жениться… Пожалейте меня, отпустите…

Тараканов. Я холостой, и ты холостой, нехорошо… ты в роду последний, над собой права не имеешь…

Клавдий. Нет, имею…

Тараканов. А я говорю – нет…

Входят Носакин, Фока и Кобелев.

Носакин. Ну вот – ехали, ехали и доехали… (Сыну.) Фока, улыбнись Вадиму Вадимычу. Как ваш желудок?

Тараканов. С желудком швах. Что не заедешь?

Носакин. Фоку не могу ни на минуту с глаз спустить… А везти к вам опасно…

Тараканов. Привози, ничего… (Кобелеву.) Ну, а как ты?

Носакин подходит к Клавдию.

Кобелев. Я прямо с веялки, нашу управскую выписал, отлично работает… даже не успел помыться… Что – опять неприятности?

Тараканов. Клавдия и Соньку на смычок… норову много; Квашнева одна не сладит.

Кобелев. Та, та, та! Женить его, женить!.. (Наклоняется к уху.) А знаешь, из-за чего все это?

Носакин (Клавдию). Что грустен, родной? Все думаешь?

Клавдий. Все думаю.

Носакин. Счастливые не думают. А ты ценишь ли свое счастье как надо?

Клавдий. Я рад вас видеть…

Носакин. Это что за новая мода… Откуда «вы»? «Ты», кажется, всегда было. Ах ты, забывчивый!

Клавдий. Спасибо. Ты вникни… Я расскажу подробно… Началось это… Идем к окну…

Идут. Клавдий рассказывает.

Кобелев (Тараканову). Уверяю тебя – и ко мне заезжала… Страховой агент, и препикантна…

Тараканов. Призвать надо… Погляжу. Пикантна, говоришь?

Кобелев. Из-за чего бы Клавдий на стену полез?

Тараканов. Да… Зря не полезет.

Кобелев. Приезжает ко мне под вечер, дождик страшный… Я ведь на холостом положении; думал, думал – оставил ночевать, а сам глаз не могу сомкнуть. Понимаешь, в ней есть что-то такое… Вышел со свечкой в коридор, дверь у нее отворена, она спит на кровати… Ну, что бы ты сделал? Честное слово даю – не струсил, но вернулся… Ведь я грязен, mon cher, как помазок, – весь день верчусь: то в амбары, то на скотный; послушал бы, как я с мужиками ругаюсь… Прибежал к себе, взялся вот так… и час проклял, когда управляющего прогнал… Ведь не брать же мне ванну среди ночи!

Тараканов. Компрометируешь сословие, возьми управляющего…

Кобелев. Ах, не расстраивай, mon cher.

Входит Квашнева, ставит портрет к стене, здоровается.

Носакин. Добрейшая Марья Уваровна, ручки, ручки, позвольте. А вот мой Фока.

Фока кланяется.

Квашнева. Какой балбес вырос.

Фока (угрожающе). Папаша!

Носакин. Молчи, терпи, Фока…

Квашнева (Кобелеву). Ну, спасибо, спасибо, что приехал.

Кобелев. Прямо от веялки оторвали, матушка; не пеняй, если грязен.

Квашнева. И верно. В бороде целый ворох… Ну, все равно, поцелуемся. Что жена?

Кобелев. Телеграфирует из Парижа: «Сезон начался – вышли тысячу». А у меня хлеб не продан…

Квашнева. И нипочем не высылай. Вернется.

Кобелев. Сохрани Бог…

Тараканов. Капель!..

Квашнева. Нил, водки! Господа, садитесь… Вадим Вадимыч, садитесь… Просила я вас приехать для того, чтобы рассудить меня с племянником моим, Клавдием Петровичем. Записки мои прочли, с делом ознакомились, жених перед вами, – что думаете, говорите…

Носакин. Я скажу… Клавдий мне растолковал. Я вот как рассуждаю: Софьюшка, Марьи Уваровны дочь, девица отменная, и я бы за счастье почел быть ее свекором… Ведь Фока мой – поглядите на него – учиться нипочем не хочет, только дерется со всеми да грубит, силы у него неестественно много. В Симбирске, например, повыдергал на бульваре все скамейки с корнем.

Квашнева. Ты на другое сбился, Алексей Алексеевич, о Фоке не горюй, за него всякая дура пойдет…

Носакин. То-то, что не всякая, страшен очень… Как ухватит предмет тяжелый – так душа у меня вон со страху.

Фока. Не срамите, папаша, я уйду.

Носакин. Фока, сиди, пожалуйста. Я вот к чему: думает и думает Фока мой о Софьюшке; сегодня как узнал про ее обручение – ухватил угол на крыльце, да так все и своротил на сторону. Поэтому я рассудил – Клавдий, если отказывается, имеет резон, принимая в расчет наше с Фокой счастье. Бобылями ведь живем.

Клавдий. Конечно… Не понимаю, чем я лучше Фоки? Если он так чувствительно любит, я не хочу мешать его счастью.

Квашнева. Фоку боюсь и дочь за него не отдам… Разговор кончен.

Тараканов. Резонно!

Кобелев. Действительно, Алексей Алексеевич, ты немного не на тему. Я только что высказал Вадиму Вадимычу мое мнение. Так. Женщина, господа, должна быть равноправна – это труизм. Всеобщий конституционный строй, небывалый подъем техники, движение суфражисток…

Квашнева. Понес!

Кобелев. И цетера, и цетера… все в сумме ведет к тому, чтобы женщина высоко подняла знамя своих прав.

Тараканов. Ты тово…

Носакин. Говорит, как… на прошлом собрании плакали…

Кобелев. Итак, мы имеем случай: девушка без средств, без имени, без положения, смело бросается в волны жизни. Кроме обычных препятствий, для нее возникает еще новое одно – это мужчины… Мужчина, который не верит, который подмигивает… который готов на всякий скверный анекдот…

Квашнева. Батюшки, она и его околпачила… Да ты знаешь ли, что она страхует-то?

Кобелев. Подождите, господа! Женщина страховой агент – это сильно… При этом привлекательна, умна, молода… И вот скучающий помещик, который не умеет сам себе изжарить яичницу, – он, встретив молодую, кипучую энергию, понятно и законно увлекается, – она – откровение…

Тараканов. Не таранти…

Квашнева (Носакину на Кобелева). Как начнет говорить, так и потопит…

Носакин. Соловей…

Кобелев. С другой стороны, Марья Уваровна, вы простите меня, эта часть речи немного щекотлива…

Квашнева. Уж ври до конца.

Кобелев. Помня ваш дружеский совет о моей жене, позволяю себе быть откровенным. Господа, Сонечка – еще дитя, но женщина…

Квашнева. Как женщина? Кто тебе сказал?

Кобелев. А, боже мой, я говорю о поле… И мы, господа, не знаем ее симпатий. Мы помним только, что этот брак желателен Марье Уваровне…

Квашнева. Ошельмовал! Зачем же я тебя позвала тогда?

Кобелев. Я не могу говорить, когда обостряются личные интересы… Мое резюме – спросите их, они вернее сами себя рассудят. (Сел.)

Тараканов. Ты знаешь, тово… неблагонадежный…

Носакин. Ни к чему свел, вот всегда так…

Клавдий. Теперь можно мне?

Квашнева. Не позволяй, Вадим Вадимыч, я теперь должна обелиться.

Тараканов. Сама позвала, не пеняй… Клавдий, скажи, да покороче…

Кобелев (Носакину). Я всегда за молодежь.

Носакин. Эх, молодежь! (На Фоку.) Вот она, молодежь, стоит – орясина!

Фока. Папаша!

Клавдий. У меня никогда не было секретов, но я молчал оттого, что жил до сегодняшнего дня как во сне. Сегодня совершилось необыкновенное – я проснулся…

Тараканов. Это я, брат, каждый день делаю.

Клавдий. Я полюбил женщину. Она отказалась от моей любви… Что будет – не знаю.

Тараканов. Отказалась – и слава богу. Значит, дело просто.

Клавдий. Это ничего не значит. Жить, как раньше, я не могу, я полюбил…

Квашнева. Объясни ему наконец, Вадим Вадимыч…

Клавдий. Вы ее совсем не знаете, Марья Уваровна, и не вам… судить… Она необыкновенная…

Кобелев. Я говорил…

Клавдий. Но все равно, кто бы ни была она… Я ждал ее всю жизнь. Она пришла, и я полюбил… Все изменилось, все стало прекрасным… Вы знаете чувство, когда проснешься в солнечное утро…

Тараканов. Постой, постой… Как ты ее ждал? Ждут, брат, знакомых…

Клавдий. У меня висел портрет, такой похожий, будто с нее и списан…

Квашнева (бежит к портрету). Этого я и ждала! Врешь ты, любезный друг. Портрет такой действительно есть, писан с его троюродной прабабки, Квашневой, с моей родной бабушки, и похож, как две капли, на дочь Софью.

Клавдий. Неправда.

Квашнева. А вот мы посмотрим, правда или неправда! (Показывает портрет.)

Клавдий. Я плохо вижу, что с ним…

Квашнева. То-то, что с ним. На кого похож? Ну?

Носакин. Действительно, будто на кого-то похож.

Клавдий. И то, и не то.

Тараканов. Нос замазан…

Квашнева. Какой нос, что нос, премилый нос…

Клавдий. Не спал всю ночь и смутно вижу…

Квашнева. Как хочешь глаза продирай – Софья, вылитая Софья. Господа, я его как стеклышко вижу. Клавдий против совести не пойдет. Вчера вечером Софья моя беседовала с Артамоном Красновским в саду, и нахал этот возьми да и облапь ее у Клавдия на глазах! А страховая-то эта тоже видела, вылетела бомбой, шельма, на шею ему кинулась, и он ее в кабинет… Ну, а уж потом, с нашим-то благородством, – коли согрешил, так женись.

Клавдий. Марья Уваровна, я очень сдержанный, но за себя не отвечаю. Не смейте так говорить про чистую женщину. (Наступает.)

Квашнева. Ай, ай, ай! Озверел, держите его… (Отступает за кресло.)

Клавдий. Все равно… Я не позволю… (Наступает.)

Носакин (прячется за Фоку). Стой, не вертись, Фока…

Кобелев. Mon cher, перестань, ты смешон.

Клавдий доходит до Тараканова, который схватывает его и сажает в кресло.

Тараканов. Садись…

Клавдий. Дядюшка, мне нельзя мешать…

Тараканов. Слушай мое решение. Марья, сходи за дочерью.

Квашнева уходит.

Кобелев. Простите, господа. Я уезжаю. Мне просто неприятны эти эксцессы… Вы как-нибудь разберетесь… Да, Клавдий, пожалуйста, передай этой барышне мою просьбу заехать в Отрадное, я хочу застраховать постройки. До свидания. (Уходит.)

Тараканов (вдогонку). Ты, послушай, застрахуй в другом месте.

Кобелев (в дверях). Что? Не понимаю. (Прощается с вошедшею Квашневой и Сонечкой.)

Квашнева. Уезжай, уезжай, батюшка, я на тебя сердита.

Кобелев. Я только исполнил свой долг, Марья Уваровна. До свидания. (Ушел.)

Носакин. Может быть, Вадим Вадимыч, и нам с Фокой уехать?

Тараканов. Нельзя, Фока нужен.

Квашнева. Вот моя дочь! Софьюшка, мы обсуждаем родственные дела, не стыдись, сядь…

Сонечка. Мама!

Квашнева. Молчи! (Берет портрет.) Глядите, вот портрет, а вот лицо.

Носакин. Удивительно.

Тараканов. Конечно, похожа. Гляди, Клавдий…

Клавдий. Это обман!

Тараканов. Так и постановим – Марье Уваровне верить, племянника моего Клавдия в расчет не принимать, а девицу Софью допросить – желает ли обрачиться. Вот. Уф! Нил… капель…

Нил входит с подносом.

Сонечка (вскакивая, ласкает Тараканова). Вадим Вадимыч, милый, вы хороший, вы добрый, пожалейте меня. Я сама ничего не смею. А мама заставляет замуж идти.

Квашнева (хватает дочь). Не слушай ее, Вадим Вадимыч.

Сонечка. Дядюшка, я не люблю его, я за другого хочу.

Тараканов. Что? Не слышу. (Тянет Сонечку к себе.)

Квашнева (тянет дочь к себе). А ты не слушай, а приказывай: она рехнулась.

Сонечка. Я не рехнулась, но замуж я не пойду.

Квашнева. Клавдий, иди сюда… (Стаскивает его с кресла.) Сюда, ближе… Проси прощения, поцелуй невесту – и шабаш.

Клавдий. Не хочу.

Тараканов. Захочешь…

Клавдий. Нет, не хочу…

Тараканов. Ты мне говоришь?

Клавдий. Вам, дядюшка, и всем.

Носакин. Фока, видишь, гадкий пример.

Тараканов. Да ведь я тебя заставлю…

Клавдий. Заставить нельзя…

Тараканов. Я тебя в амбар запру.

Квашнева. Опомнись, Клавдий.

Клавдий. Сонечка, откажись от меня, заяви твердо…

Сонечка. Я бы сама рада, Клавдий, только ты не поддавайся.

Тараканов. Коли вы так… Фока, сбегай в сад, приведи сюда страховую девицу…

Клавдий. Вы не сделаете этого.

Носакин. Фока, беги мелким горошком…

Фока побежал.

Клавдий. Фока, подожди…

Фока стал.

Боже мой, что говорить?

На лестнице появляется живописец.

Живописец. Эй, вы там, господа хорошие, деньги платить желаете?

Квашнева. Уходи, уходи, кто тебя звал?

Живописец. Звал меня желудок, требующий водки…

Квашнева. Вот тебе деньги, убирайся…

Тараканов. Ты кто такой?

Живописец. Я живописец, а ты кто?

Тараканов. Я?.. Я Тараканов.

Живописец. А мне наплевать, что ты Тараканов.

Тараканов (затопав ногами). Как ты смеешь спрашивать, кто я такой?

Живописец. Но, но, но! Ловко подмазал, ай да я, талантище! (Уходит.)

Тараканов. Как он меня… Уж… как он меня…

Клавдий. Так вы меня обманули… Значит, все обман, обман… (Берет портрет, стирает замазанное.) Посмотрите, дядюшка. Вот она настоящая… Красавица…

Тараканов. Эге…

Клавдий. Я вам покажу, что это она… (Подбегает к окну.) Где-нибудь там в саду…

Квашнева. Не беспокойся… вон она на балконе с Артамоном целуется.

Носакин. Одно лицо…

Тараканов. Хороша мордашка.

Клавдий. Она… он с ней. За руки ее схватил… Что он делает… Негодяй… Он оскорбит… Ударила его… Так… Еще… Милая… Пустите…

Тараканов. Шалишь!..

Квашнева. Вадим Вадимыч, Фока, держите его… Убежит, не поймаем.

Клавдий. Не смейте в моем доме… Отпустите меня… Я позову людей… Я вас выгоню…

Фока бросается на Клавдия.

Носакин. Ах, убьет! (Убегает.)

Тараканов. Меня, старика, из дому гнать! Мальчишка! Подожди, умру, делай что хочешь… Кверху ногами ходи. А пока посиди под замком. Фока, тащи его в кабинет, под замок. Ах, затылок… Сейчас жила лопнет…

Квашнева (Клавдию). Гляди, убили старика…

Фока утаскивает Клавдия в кабинет, запирает.

Сонечка. Мама, уйдемте… (Заплакала.)

Квашнева. Идем, идем, Софьюшка. Уложу тебя и сама лягу.

Ушли.

Тараканов. Фока!

Фока подбегает к нему.

(Ему на ухо.) Беги на конюшню. Закладывай тройку… Немедленно девицу эту вези сам в Колывань… Там ждите меня… Понял?

Фока. Понял… Вас обязательно дожидаться?

Тараканов. Посмей не дождаться! Марш!

Фока уходит.

На этакую бабу всякий облизнется!

Занавес