Текст книги "Основы духовной жизни"

Как только человек вглядывается в глубину собственной души, он начинает видеть своего ближнего совершенно по-иному. Осознав, что такое грех, он воспринимает его как проявление страшной болезни, и это заставляет его пожалеть своего брата и помочь ему. Авва Дорофей приводит слова апостола Павла: Страдает ли один член, страдают с ним все члены (1 Кор. 12: 26). Брат твой, которого ты видишь согрешающим, должен вызывать у тебя не чувство гнева и отторжения, не стремление возвыситься над ним, а желание исцелить его и помочь ему. Но помочь своему брату можно только снисхождением и любовью, но никак не злословием или осуждением.

Далее авва Дорофей рассказывает: игумен услышал о том, что в келью одного из его монахов зашла женщина. Иноки сообщили ему: брат наш заперся с блудницей, иди и посмотри! Когда настоятель монастыря вошел в келью, он увидел, что монах спрятал женщину в бочке, уселся на кадку и сказал братии: «Ну, ищите!..» Братья, поискав в келье, никого не нашли и ушли посрамленные, а игумен подошел к согрешившему, взял его за руку и сказал: «Брат, подумай о своей душе!» И тот, придя в умиление и сокрушение, покаялся и сразу же изменил свою жизнь. Вот что значит вынуть сучок из глаза брата своего!

Авва Дорофей говорит и о том, что грех осуждения можно разделить на несколько степеней: одно дело – злословить или порицать, другое – осуждать и третье – уничижать ближнего.

Злословие свойственно каждому из нас без исключения. Осуждать – это тоже с каждым случается. Злословим мы очень часто и даже не видим в этом греха; правда, иногда его может и не быть, если злословим мы без порицания. Порицать – значит с пристрастием говорить о брате своем. Если мы просто говорим: «этот солгал», «этот украл» или совершил какой-то иной неблаговидный поступок, то сказанное может вызываться не пристрастием, а, наоборот, сокрушением и жалостью. Тогда это не будет грехом, просто, придя к своему ближнему, мы скажем: «Знаешь, этот человек поступил очень плохо, давай вместе подумаем, как ему помочь! Может быть, помолимся о нем, может быть, поговорим с ним…»

Страшный период истории, пережитый нашим народом в XX столетии, поставил перед каждым из нас проблему отношения к «стукачеству». Существует учение нашей Церкви о том, как следует поступать в данном случае. Если согрешит перед тобою твой ближний, сходи и выговори ему за это, и если он покается, то приобретешь ты брата своего. Если же он не послушает, возьми с собой одного или двоих свидетелей и скажи все при них, вместе поговорите с ним. Если же он и их не послушается, тогда скажи Церкви, то есть раскрой это перед другими, перед обществом. А если уж и Церкви не послушает, то отвернись от него, порви с ним всякие отношения. Для всего этого, конечно, требуется мужество, о котором мы с вами все время говорим. Если человек найдет в себе мужество, помолившись, с любовью и смирением подойти к брату своему и подыскать верные слова, это станет первым этапом его борьбы не только со злом внутренним, которым порабощена его собственная душа, но и со злом внешним, со злом в своем окружении, в обществе.

Итак, порицание может быть безгрешным, а может стать и грехом, если мы говорим о плохом поступке с пристрастием, без любви, без сострадания к ближнему. Осуждению же мы предаемся, когда, например, называем человека блудником, лгуном или негодяем. В этом случае мы говорим уже о самом человеке, характеризуем состояние его души и даже в какой-то мере берем на себя дерзость определять его дальнейшую участь.

Авва Дорофей приводит историю об одном святом, который сказал как-то о своем брате: «Ах, худо он поступил!» Сказал кротко, по-монашески, но внутренне, видимо, все-таки осудил брата. А тот вскоре умер. И вот этому святому является ангел с душой почившего брата и говорит: «Господь послал меня к тебе, чтобы спросить, что же делать с этой душой? Куда отправить ее – в рай или в ад?» Старец ужаснулся своему поступку и все оставшееся время жизни провел в слезах, стенаниях и безмерных трудах, молясь Богу, чтобы Он простил ему этот грех. Лишь после этого, пав к ногам ангела, он наконец получил прощение…

Третья, наивысшая степень осуждения – это уничижение ближнего. При этом человек не только осуждает брата своего, но гнушается им и отвращается от него, как от мерзости. Это намного хуже осуждения и гораздо пагубнее для нашей души.

Все эти степени последовательно сменяют друг друга в душе человека; сначала он привыкает к одному, потом к другому, раз от разу переходя все в худшее состояние. Но осуждение таит в себе и другую грозную опасность: этот грех, как гнойник, рано или поздно непременно прорывается наружу и как зараза распространяется между людьми. Осуждение требует публичности, поэтому мы всегда судим коллективно, испытывая величайшее искушение поделиться со всеми размышлениями о том, какие скверные люди нас окружают, мешая нам жить по-человечески! Люди, заразившиеся грехом осуждения, встречаясь друг с другом, после первых слов приветствия, как по команде, начинают осуждать других. Даже сознавая, что поступают скверно, остановиться они не могут. Это – один из симптомов того, что грех глубоко укоренился в их сердцах.

Святые Отцы отмечают, что обычно мы в других осуждаем, прежде всего, то, что присуще нам самим. В себе же мы не видим этого в силу нашей духовной слепоты и греховности. Если человек по своей природе целомудрен и чист, он никогда в другом нечистоты не заметит. Его не коснется никакой нечистый взгляд; он не смутится и не обратит внимания, если кто-то посмотрит на него «не так». Более того, блудник никогда не остановит свой взгляд на человеке, не подверженном порче.

Тот, кто осудил другого, в следующий раз сам вряд ли удержится перед таким же искушением: он лишил себя власти над самим собой, перестал собою владеть. Право суда, дарованное ему Богом с тем, чтобы судить себя самого, он употребил на осуждение другого.

Известна афонская история о нерадивом монахе, который долго прожил в монастыре, ничего не делая: на правило не ходил, посты не соблюдал, послушания исполнял абы как. И вот лежит он на смертном одре, и все окружающие тяжко вздыхают:

– Как же ты, бедненький, предстанешь пред Господом?

А монах – весел и радостен. Ему говорят:

– Ты хоть покайся, поплачь о себе!

А он отвечает:

– А что мне плакать? Я нисколько не боюсь смерти, потому что знаю: Господь простит меня.

– Как же тебя простить, если ты жил неблагочестиво?

– Господь же сказал: Не судите, да не судимы будете (Мф. 7: 1). В монастыре я понял, что молиться не умею, поститься не могу, все у меня из рук валится. Тогда я решил: постараюсь никого не осуждать – и пытался придерживаться этого правила. И знаете, братья, так никого никогда и не осудил! Поэтому Господь меня простит.

Монах умер с просветленным лицом, и было возвещено братии, что он попал в рай. Только благодаря тому, что никогда никого не осуждал…

Далее авва Дорофей говорит, что всякое замеченное нами прегрешение должно покрываться нашей любовью, нашим снисхождением. Вспомним: приближаясь друг к другу, мы все вместе приближаемся к Богу, но, удаляясь от Господа, неминуемо удаляемся и друг от друга. В этом случае нашей участью становится взаимное осуждение. Поверьте, этот суд гораздо страшнее того, который мы называем Страшным… Авва Дорофей учит, что человеческий суд – всегда неправеден. Всегда! Как только мы вынесли свой вердикт, будьте уверены: мы ошиблись.

В книге аввы Дорофея впервые приводится знаменитая схема. Авва говорит, что мы должны представить себе круг, олицетворяющий Вселенную, в центре которого находится Господь – Сердцевина Мироздания. Если на окружности мы расположим некие точки, обозначающие нас самих, а от этих точек проведем радиусы к центру круга, то увидим, что чем ближе человек к Богу, тем ближе он становится к другим людям и, наоборот, удаляясь от Господа, он тем самым удаляется и от своих ближних…

О самоукорении

Размышляя о грехе осуждения, мы обратили внимание на то, что замечаем в ближних прежде всего те пороки, которым подвержены сами. По словам отца Александра Ельчанинова (1881–1934), когда Христос говорит: Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18:3), – Он хочет, чтобы мы действительно смотрели на мир глазами детей, потому что те никого не осуждают. Трудно себе представить, чтобы ребенок мог увидеть развращенность другого человека, потому что он сам чист.

Заповедь не прикасаться к древу познания добра и зла была дана Адаму не случайно. Сам Господь постоянно общался с ним, предоставляя ему возможность возрастать в добре. Ведь добро и зло познаются по-разному: если добро познается причащением ему, вкушением его, приобщением к нему, соединением с ним, то зло таким образом познаваться не должно. Зло должно нами познаваться исключительно для того, чтобы мы могли с ним бороться. Адаму, еще не вкусившему добра, не приобщившемуся к нему во всей полноте, нельзя было познавать зло в любом его виде, и уж тем более посредством вкушения этого зла. Человек для того и был создан, чтобы зло победить. Именно для этого и воплотился Христос в полноте Своей человеческой природы. Ведь Господь и так всесилен, Он мог бы победить зло, просто отменив его…

Это древо познания добра и зла можно было бы назвать древом различения добра и зла и древом победы добра над злом. «Нельзя» еще не означает «плохо». Нож остер, молоток тяжел, но из этого отнюдь не следует, что они плохи, просто эти предметы представляют опасность для тех, кто не умеет ими правильно пользоваться.

Зло существует, и сатана должен был быть побежден свободным творением Божиим, потому что и сам он является творением, наделенным свободной волей и осознанно избравшим зло. Победу над ним призван был одержать человек, но не сделал этого, и за него этот подвиг совершил Сам Господь, воплотившийся Богочеловек Иисус Христос.

Пытаясь познавать добро и зло, в равной степени приобщаясь к ним, мы искажаем собственную природу, в результате чего добро исчезает, а торжествует зло. То, чем побеждается зло в человеке, называется самоукорением.

Авва Дорофей пишет: «Исследуем, братия, отчего происходит, что иногда кто-либо, услышав оскорбительное слово, не обращает на него внимания и переносит оное без смущения, как будто вовсе и не слыхал его; иногда же, как только услышит, тотчас смущается. Какая причина такого различия? И одна ли причина этого различия или многие? Я нахожу, что это имеет многие причины, но есть одна, <…> рождающая все другие причины. И скажу вам, как [это бывает]. Во-первых, случается, что иной после молитвы или доброго упражнения находится, <…> в добром расположении духа и потому снисходит брату своему и не смущается [его словами]. Случается также, что иной имеет пристрастие к кому-нибудь и потому без огорчения переносит все, от него наносимое. Бывает также, что иной презирает желающего оскорбить его и потому не обращает внимания на его обиды, не считает его за человека и потому не вменяет ни во что все, что тот говорит или делает. <…>

В общежитии, прежде моего удаления оттуда, был один брат, которого я никогда не видал смутившимся, или скорбящим, или разгневанным на кого-либо, тогда как я замечал, что многие из братии часто досаждали ему и оскорбляли его. А этот юноша так переносил [оскорбления] от каждого из них, как будто никто вовсе не смущал его. Я же всегда удивлялся чрезвычайному незлобию его и желал узнать, как он приобрел сию добродетель. Однажды отвел я его в сторону и, поклонившись ему, просил его сказать мне, какой помысл он всегда имеет в сердце своем, что, подвергаясь оскорблениям или перенося от кого-либо обиду, он показывает такое долготерпение. Он отвечал мне презрительно, без всякого смущения: «Мне ли обращать внимание на их недостатки или принимать от них [обиды] как от людей? Это – лающие псы»[14]14
  В славянском переводе: «красни пси суть».


[Закрыть].

Если человек лишь внешне демонстрирует мирное устроение души, а внутри наполнен такой гордыней, что и людьми не желает назвать укоряющих его, он всегда найдет оправдание любому своему поступку. Действительно, стоит ли обращать внимание на «лающих псов»? Но если человек искренне считает себя ниже других и укоряет лишь самого себя, тогда ему действительно присуще мирное устроение.

Беседу о мирном духе авва Дорофей начинает с разговора о молитве. Тот, кто хорошо помолится или сделает доброе дело, у того и дух мирен, и его оскорбить очень трудно. Кроме того, в таких случаях следует внимательно всмотреться в самого себя: а так ли уж меня оскорбили на самом деле? Может быть, и мое поведение не столь уж безупречно? Возможно, окружающие видят во мне нечто такое, что я обязан исправить?

Преподобный пишет: «Случается также, что иной, как кажется ему, пребывает в мире и безмолвии: но когда брат скажет ему оскорбительное слово, то он смущается, и потому полагает себя вправе скорбеть на него, говоря: если бы он не пришел и не смутил бы меня своими словами, то я не согрешил бы. Вот смешное суждение! Вот обольщение диавольское! Разве тот, кто сказал ему слово, вложил в него страсть? Он только показал ему ту, которая уже была в нем, для того чтобы он, если хочет, покаялся в ней».

Действительно, если человек будет винить не того, кто его возмутил, а саму муть, злость, ненависть и не-прощение, поднявшиеся вдруг из глубины его души, если он осознает, что перед ним – его собственные грехи, а не грехи обидчика, это и станет истинным самоукорением. Мы должны быть даже благодарны тем, кто наносит нам оскорбления, тем, кто каким-то образом задевает нас, давая нам понять, что мы представляем собой на самом деле, – ведь в этом случае у нас появляется возможность непредвзято и нелицеприятно взглянуть на себя со стороны, прийти на исповедь и попытаться стать другими.

Авва Дорофей говорит о том, что если мы обижаемся настолько, что оказываемся не в силах простить нанесенную нам обиду, то происходит это лишь по одной-единственной причине – мы не считаем нужным укорить самих себя. Ведь человек всегда может сказать: я никому не желаю зла, я человек добрый, хороший; это они злые, это они меня обижают, а я просто возмущаюсь несправедливостью!..

Представим, что на дно стакана насыпан мел или мука, а сам он залит водой. Отстоявшись, вода сделается чистой, если же ее вновь взболтать, со дна опять поднимется муть. При душевном возмущении муть точно так же поднимается из глубин наших душ. Теша себя иллюзиями, что вообще-то мы хорошие и добрые, но нам постоянно мешают скверные люди, мы допускаем роковую ошибку: даже если муть, содержащуюся в нас, никто не возмущает, но она есть, мы не можем назвать себя чистыми, поскольку наши поступки в таком случае определяются внешними обстоятельствами.

А Господь постоянно сталкивает нас с самыми разными обстоятельствами именно для того, чтобы мы поняли наконец: эту муть не следует в себе накапливать, от нее надо решительно и последовательно избавляться!

Господь считает нужным нас возмущать, как стакан с лежащим на дне мелом, иначе мы никогда так и не очистимся. Ведь если его не трогать, вода будет обманывать нас своей прозрачностью, но, перемешав, мы непременно ее отфильтруем, перед тем как выпить. Для того чтобы наши души были чистыми, нам необходимо видеть, какие мы есть на самом деле. Возмущаясь, мы можем увидеть в себе много нового и, укоряя себя, просить у Бога помощи.

Люди находятся на разных ступенях духовного развития. Кто-то оказывается не в состоянии не ответить на зло из-за своего мирного устроения – это очень высокое духовное состояние, это значит, что в душе нет никакого «осадка». Но если человек попросту боится ответить, это уже совсем другое дело. Трусость – скверное качество, в этом случае ни о каком мирном устроении речи идти не может, потому что трус будет втайне ненавидеть своего обидчика и никогда за него молиться не станет.

Человек, отвечающий ударом на удар, не может быть мирным. В старину на воинов, защищавших отечество на поле брани, налагалась епитимья, они отлучались от Причастия на три года. Да, они сражались за своих ближних, но от этого грех не переставал быть грехом.

Следует понимать, что есть существенная разница между состоянием, когда человек защищает свое достоинство и когда он не думает о нем, потому что уже достиг высокого духовного устроения. Прийти к этому возможно. Мирный дух стяжается тогда, когда мы всякое действие воспринимаем как посещение Божие; приучаем себя видеть в том, что с нами случается, прежде всего, изволение Господне.

Авва Дорофей говорит, что главное – приобрести навык, потому что духовная жизнь человека складывается от навыка либо к доброму, либо к злому, а навык, в свою очередь, приобретается в результате пусть незначительных, но регулярно совершаемых поступков. В данном случае, если оскорбленный человек начинает анализировать ситуацию и переключает свое сознание на мирное устроение, он понимает, что возмущение предоставило ему возможность увидеть свои грехи и укорить себя за них. Но как можно укорить самого себя? Поставить себя на место обидчика, представить, как в этой ситуации поступил бы ты сам. И если мы будем честны перед собой, то обнаружим, что часто поступаем ничуть не лучше.

Авва Дорофей рассказывает об одном замечательном случае. У старого монаха был келейник, который, подавая старцу еду, несколько раз вместо меда заправлял кашу льняным маслом. Старец страдал желудком, но, не говоря ни слова, ел эту кашу. Когда келейник обнаружил свою ошибку, он спросил у старца: «Авва, почему же ты молчал?» И старик ответил ему: «Брат, если бы Господу было угодно, чтобы ты вливал мне мед, ты бы так и делал». Авва Дорофей задается вопросом: ну какое дело Богу до того, мед или масло будет добавлено в кашу? Но строй внутренней жизни у этого монаха был настолько высок, что он с радостью, нисколько не возмущаясь, принимал отвратительную пищу с благодарением Богу.

Мы не в силах переносить скорби именно из-за того, что в нас нет навыка самоукорения, между тем именно этот навык приводит человека в смиренное устроение, и тогда даже в том случае, если нас постигают несчастья и Господь вручает нам настоящий крест, мы начинаем воспринимать все, что с нами происходит, как происходящее по воле Божией. Это состояние свидетельствует о том, что человек в самом себе победил всякое зло и может побеждать бесов своей молитвой, самим своим житием. Он стяжал дух мирен, и, по слову преподобного Серафима Саровского, тысячи вокруг него спасутся.

Человек может прогневаться. Но когда он возмущается, его гнев не может быть чистым; он всегда будет основан на лжи. Это будет гнев, лишенный любви, замутненный самолюбием и обидой. Важно понять следующее: мы хотим правды и часто укоряем ближнего, считая, что иначе и быть не может. Но если мы пребываем при этом в возмущенном состоянии, то наши укоры приносят не пользу, а вред.

Гнев и возмущение – вещи разные. Гнев – одно из свойств Божиих, которым Господь, как искусный хирург скальпелем, отсекает греховные наросты с человеческих душ, тем самым спасая их. Однако гневаясь, не согрешайте (Еф. 4:26), – учит апостол. Святые Отцы пишут в «Добротолюбии» о том, что гнев обладает колоссальной разрушительной силой. Гневаясь на какого-то человека, ему можно сильно повредить. Гнев следует обращать на себя и на беса. Человек может гневаться, только пребывая в чистоте духовной. Тогда его гнев поразит грех, а не грешника и будет праведным.

Мы не смеем обличать другого в грехе, которому подвержены сами. Не можем обличать лжеца, будучи лжецами, не можем обличать гордеца, оставаясь гордыми. Это будет бессмысленно, ложно и ничего хорошего не принесет: кривое правило искривит прямое и в результате все будет искажаться. Потому-то возможность обличения так опасна, и ею надо уметь пользоваться. Педагогический дар заключается в том, что человек умеет наказывать, сохраняя в себе абсолютную невозмутимость и любовь к тому, кого он обличает.

Однако не следует забывать, что наша боль, возмущение, уныние, отчаяние, тяжесть на душе свидетельствуют о том, что мы еще живы, если у нас что-то болит. У мертвого не болит ничего…

Все мы не раз перечитывали евангельский текст о десяти прокаженных: И когда входил Он в одно селение, встретили Его десять человек прокаженных, которые остановились вдали и громким голосом говорили: Иисус Наставник! помилуй нас. Увидев [их], Он сказал им: пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились. Один же из них, видя, что исцелен, возвратился, громким голосом прославляя Бога, и пал ниц к ногам Его, благодаря Его; и это был Самарянин. Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? где же девять? как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника? И сказал ему: встань, иди; вера твоя спасла тебя (Лк. 17: 12–19).

Очистились все, но лишь один из них понял, как следует любить и беречь в себе нового человека, чтобы он не исчез, не погиб сразу же. А мы относимся к этому очень легкомысленно, как к само собой разумеющемуся.

Человек устает от самого себя; и более всего человек устает от себя ветхого, как к весне устает носить шубу и теплые сапоги, и, как только солнышко начинает припекать, пусть еще совсем робко, он надевает что-то полегче. Так и в духовной жизни очень важно сбросить с себя ветхие одежды. Апостол Павел говорит: Я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен (2 Кор. 12:10). То есть, когда я немощен, Господь пребывает со мною, а я с Ним. А мы все не перестаем сетовать на свою немощь! Почему же, если мы немощны, у нас ничего не получается? Мы должны были бы, наоборот, горы передвигать своей немощью! Ведь сказал Господь: Сила Моя совершается в немощи (2 Кор. 12: 9). Просто мы немощны в том, в чем мы должны быть сильны, а сильны в том, в чем должны быть немощны. Мы сдвигаем горы тогда, когда этого делать не следует.

Мы замечательно ориентируемся в этом мире, умеем в нем жить и к нему приспосабливаться, но, когда речь заходит о самых обыденных вещах: утреннее правило исполнить, пост выдержать, доброе дело совершить, кому-то позвонить и осведомиться о здоровье – сил никаких нет. Почему? Потому что ветхий наш человек заставляет нас быть немощными в решении самых простых духовных вопросов.

Надо очистить себя от этих наростов, чтобы увидеть, в каком месте мы находимся, где наше сердце лежит, над чем мы должны по-настоящему потрудиться. А нам страшно, мы все время чего-то боимся, потому что не привыкли верить Богу, не привыкли верить в то, что Он не оставит нас без пищи, не оставит без Своей заботы наши семьи. Но Господь говорит нам: Не заботьтесь и не говорите: что нам есть? Или что пить? или во что одеться? Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6: 31–33). Уныние и отчаяние овладевают нами именно вследствие нашего маловерия.