Текст книги "Время перемен"

Осенью 1956 г. после завершения военных действий для ведущих стран НАТО актуализировалась задача сдерживания влияния Г. А. Насера среди арабских государств и в странах «третьего мира». Это было одной из главных целей «доктрины Эйзенхауэра». Американское правительство намеревалось продолжить осуществление плана экономического и политического давления на Египет, одобренного президентом еще в марте 1956 г. После внесения ряда корректив этот план приобрел следующие очертания. «Доктрина Эйзенхауэра» должна была способствовать сплочению стран, руководство которых негативно относилось к деятельности Г. А. Насера. При этом особое значение придавалось Саудовской Аравии, поскольку, как считали в Вашингтоне, король этого государства Сауд мог стать противовесом влиянию Египта в арабском мире. Для подрыва позиций египетского лидера Соединенные Штаты при сотрудничестве с Великобританией были готовы проводить тайные операции против пронасеровских политических и военных деятелей в Иордании, Сирии и Ливане. США должны были также продолжать оказывать экономическое давление на Египет, сила которого напрямую зависела от развития египетско-советских отношений[304]304
  Holland M. Ibid. P. 134.


[Закрыть].

После национализации правительством Г. А. Насера компании Суэцкого канала США заморозили авуары египетского правительства, размещенные в американских банках, и прекратили поставки в Египет ряда промышленных товаров, продовольствия и медикаментов. Это давление не было столь серьезным для экономики Египта, в отличие, например, от последствий военных действий и прекращения судоходства через Суэцкий канал, в результате чего, как докладывал министр финансов США Дж. Хэмфри в конце января 1957 г., Египет «оказался на грани экономического разорения». Администрация Д. Эйзенхауэра не стала возражать против того, чтобы египетское правительство временно взяло назад свой денежный взнос из Международного валютного фонда (МВФ). Президент США при этом подчеркивал, что «любая другая экономическая помощь Египту должна сопровождаться соответствующими политическими уступками со стороны Каира»[305]305
  Foreign Relations of the United States, 1955–1957. Vol. XVII. Arab-Israeli Dispute. 1957. Wash., 1990. P. 47–51.


[Закрыть].

Президент Египта Г. А. Насер пытался избежать ухудшения отношений с Соединенными Штатами. Первоначальная реакция египетского лидера на провозглашение «доктрины Эйзенхауэра» была настороженной. Насер понимал антиегипетскую направленность этой американской инициативы, хотя, как он заметил в разговоре с послом США в Каире Р. Хэйером, «в этой доктрине много неопределенностей, но они, скорее всего, нацелены на американского потребителя»[306]306
  Foreign Relations of the United States, 1955–1957. Vol. XVI. P. 1181.


[Закрыть]. Позже высказывания египетского президента против доктрины приобрели более жесткий характер. К началу 1957 г. Египет стал ощущать воздействие политического и экономического давления со стороны США. Насер даже поинтересовался у Р. Хэйера, не объявили ли Соединенные Штаты экономическую войну против Египта[307]307
  Ibid. P. 1204.


[Закрыть]. Ответом правительства Г. А. Насера стало проведение в конце января 1957 г. в Каире встречи глав Египта, Сирии, Саудовской Аравии и Иордании, на которой была одобрена политика «позитивного нейтралитета», которой придерживался Египет. Участники встречи также отказались признать существование «вакуума силы», о котором говорилось в январском обращении Д. Эйзенхауэра к американскому конгрессу[308]308
  См.: Туманова O. Л. Политика США и Великобритании на Ближнем и Среднем Востоке. – М. 1960. С. 101.


[Закрыть].

Стратегия политической и экономической изоляции Египта встретила поддержку среди правительственных кругов Великобритании. Лондон продолжал настаивать на том, что долгосрочной целью Г. А. Насера является достижение лидерства сначала в арабском мире, затем в Северной Африке и в итоге – среди всех мусульманских стран. Данные о подготовке Египта к смене режимов в Саудовской Аравии, Ираке и других арабских странах поступали в Лондон по разведывательным каналам с начала 1956 г. Британское руководство пыталось воспользоваться этими сведениями для привлечения США к планам свержения египетского президента[309]309
  Foreign Relations of the United States, 1955–1057. Vol. XVI. P. 1203.


[Закрыть].

Британские и американские спецслужбы продолжали разрабатывать планы физического устранения Г. А. Насера и после тройственной агрессии. В качестве преемника египетского лидера в Лондоне рассматривали А. аль-Магарагхи – бывшего министра внутренних дел в королевском правительстве Египта, который после революции 1952 г. преподавал геологию в университете аль-Ажара. Однако фигура аль-Магарагхи не устраивала США, поскольку у него не было существенной поддержки в египетской армии, и по своим политическим взглядам он, скорее, ориентировался на Великобританию, чем на Соединенные Штаты. Как отмечалось в специальном меморандуме Госдепартамента, «было бы ошибочно считать, что правительство Насера можно легко свергнуть и тут же заменить на стабильное и дружественное к Западу правительство». В Вашингтоне планировали перенести внимание разведывательных и специальных служб на государства, где позиции президента Египта были наиболее сильными, – Сирию и Иорданию. В связи с этим неофициальную ближневосточную штаб-квартиру ЦРУ было решено переместить из Каира в Бейрут[310]310
  Peterson Т. The Middle East between the Great Powers: Anglo-American Conflict and Cooperation. 1952–1957. L., 2000 P. 104; FRUS. 1955–1957. Vol. XV. Arab-Israeli Dispute. January 1 – July 26, 1956. Wash., 1989. P. 364–365.


[Закрыть].

Помимо расхождений с Вашингтоном по вопросу о времени и целесообразности проведения тайной операции по свержению Г. А. Насера у Лондона было свое видение противовеса влиянию египетского президента в арабском мире. Правительство Г. Макмиллана скептически относилось к американской идее поддержки главы Саудовской Аравии короля Сауда. Британские эксперты небезосновательно указывали, что саудовский монарх не только не обладал качествами, необходимыми для его новой роли, но и слабо контролировал положение дел даже в своем государстве. До Суэцкого кризиса Великобритания считала, что странам Запада следовало бы сделать ставку на премьер-министра Ирака Нури Саида. Выбор Лондона был обусловлен собственными экономическими и стратегическими соображениями, а также пробританскими взглядами этого политика. Однако после военных действий сил трехсторонней коалиции против Египта в 1956 г. позиции главы иракского правительства внутри страны и за ее пределами значительно пошатнулись. В Лондоне не исключали возможность государственного переворота в Багдаде и как следствие этого – выхода Ирака из Багдадского пакта[311]311
  Dorill S. M16: Inside the Covert World of Her Majesty’s Secret Intelligence Service. N. Y., 2002. P. 653. ЦРУ США разработало ряд неординарных методов устранения Насера Например, предлагалось передать египетскому президенту блок его любимых сигарет «Кент» со смертельным вирусом ботулизма. Или, как предлагали эксперты британской разведки Ми-6, Насеру можно было преподнести в подарок электрическую бритву, начиненную пластиковой взрывчаткой.


[Закрыть]. В этих условиях Нури Сайд вынужден был показать независимость иракской внешней политики от действий Англии, заявив о необходимости временно ограничить совещание членов организации Багдадского пакта только мусульманскими странами. Этот шаг явно был направлен и против Израиля.

Подогревание антиизраильских настроений на Ближнем и Среднем Востоке было негативно встречено в Вашингтоне, где опасались, что вполне прогнозируемая активизация сионистского лобби может отрицательно сказаться на отношении к «доктрине Эйзенхауэра» в конгрессе. В то же время Соединенные Штаты поспешили воспользоваться стремлением иракского лидера поправить свой престиж в арабском мире для того, чтобы добиться политической изоляции Египта. Наиболее оптимальный выход виделся американскому руководству в сближении Ирака с Саудовской Аравией. Предпосылкой к примирению прежде непримиримых династий Саудитов и Хашимитов, правящих в Эр-Рияде и Багдаде соответственно, стало ухудшение отношений Саудовской Аравии и Египта. Король Сауд опасался панарабистских устремлений Г. А. Насера, и американские дипломаты и разведчики тщательно укрепляли эти его опасения.

Первым шагом на пути к сближению Багдада и Эр-Рияда стал визит в Саудовскую Аравию посла Ирака в Великобритании А. Заяда. В ходе этого визита удалось достичь некоторого совпадения интересов двух крупнейших арабских стран, которое выражалось в неприятии действий Г. А. Насера. Следующая важная встреча произошла 6–7 февраля 1957 г. в Вашингтоне, куда прибыли король Сауд и наследный принц Ирака А. Иллах. В результате этой встречи Эр-Рияд занял более примирительную позицию в отношении Багдадского пакта. Король Сауд также положительно оценил «доктрину Эйзенхауэра» и выразил готовность продлить еще на пять лет соглашение о базе ВВС США в Дахране.

Переключение внимания американской дипломатии с Египта на Саудовскую Аравию означало, что в Вашингтоне пришли к выводу, ставшему уже правилом для Великобритании, – наилучшими проводниками интересов Запада на Ближнем и Среднем Востоке являются консервативные монархические режимы. Влиятельный американский дипломат Л. Гендерсон, например, считал, что поддержка лидеров либерально-националистического толка зачастую ошибочна и крайне опасна[312]312
  Ovendale R. Ibid. P. 186.


[Закрыть].

Но даже на фоне очевидного выбора в пользу монархических режимов Вашингтон все-таки рисковал запутаться в хитросплетениях арабской политики. Так, на пути в Вашингтон король Сауд сделал посадку в Каире, где у трапа самолета под вспышками фотокамер горячо приветствовал главного арабского националиста Г. А. Насера. Была ли это дипломатическая игра или демонстрация арабского единства, но в Вашингтоне понимали, что диалог с королем Саудом не будет легким делом.

В этом контексте приезд короля Саудовской Аравии Сауда в Вашингтон стал по-настоящему знаковым событием. Визит монарха одной из крупнейших арабских стран означал, что Вашингтон вступал в очень сложную борьбу в межарабских отношениях. Ставка на короля Сауда демонстрировала, что в центре ближневосточной политики США по-прежнему стоят, прежде всего, экономические соображения. В то же время эта политика стала следствием недостаточного опыта США в ближневосточных делах. Позже Д. Эйзенхауэр признавал, что король Сауд не совсем подходил для приготовленной ему роли, но других кандидатур у США тогда просто не было.

В Вашингтоне пытались укрепить позиции короля Сауда на Ближнем Востоке и Аравийском полуострове, играя на религиозности арабского населения и на значении святых для мусульман мест, расположенных на территории Саудовской Аравии. «Безусловно, крайне странно видеть, что главной надеждой для главной западной демократии – США – на Ближнем Востоке является откровенно авторитарный, признающий рабовладение законным феодал король Сауд», – писал в дни визита саудовского монарха журнал Time, – но что можно возразить, когда в руках этого человека огромные запасы нефти и когда он теперь один из главных врагов националиста Насера?»[313]313
  Time. 1957.28.01.


[Закрыть]

В частной беседе с Д. Эйзенхауэром саудовский король высказал готовность помочь Соединенным Штатам в политике подрыва влияния Г. А. Насера на Ближнем Востоке. При этом о самом египетском президенте Сауд отзывался как о «предводителе бандитской шайки». В свою очередь президент США обещал увеличить американскую военную и экономическую помощь Саудовской Аравии[314]314
  Eisenhower D. Ibid. P. 116; Holland M. Ibid. P. 133.


[Закрыть]. Однако, несмотря на устные заявления в разговоре с американским президентом, король Сауд, опасаясь недовольства общественности внутри своей страны, не решился официально заявить о реальной позиции Эр-Рияда в отношении «доктрины Эйзенхауэра».

Такой подход к провозглашенной ближневосточной инициативе США свидетельствовал, что эта доктрина могла стать серьезным препятствием при попытке распространения ее принципов на страны Ближнего и Среднего Востока, а подъем национализма в арабских странах после Суэцкого кризиса наводил американские правящие круги на мысль о необходимости сотрудничать с Великобританией, используя, в частности, британскую агентурную сеть и опыт английской дипломатии.

Американо-саудовские отношения стали одним из раздражителей, препятствовавших ходу нормализации связей США и Великобритании. Небольшой отрезок времени непосредственно после завершения англо-франко-израильской агрессии против Египта характеризовался откровенной напряженностью в отношениях Вашингтона и Лондона. Однако Дж. Ф. Даллес довольно точно охарактеризовал ситуацию в американо-британских отношениях как «небольшую семейную ссору»[315]315
  Foreign Relations of the United States, 1955–1957. Vol. XVI. P. 1221.


[Закрыть]. На самом деле по вопросам ближневосточной политики у США и Великобритании было больше взаимопонимания, чем расхождений. Обе стороны были готовы приложить необходимые усилия для стабилизации отношений двух ведущих стран НАТО. Возможность для этого предоставил вывод британских войск из Египта, осуществленный в декабре 1956 г.

По тактическим соображениям руководство Великобритании не собиралось первым делать шаг навстречу США. Г. Макмиллан не желал создавать впечатление, что его страна ищет примирения с Соединенными Штатами. Осознавая это обстоятельство, Д. Эйзенхауэр 22 января 1957 г. в личном письме британскому премьер-министру предложил организовать встречу глав двух государств, должную продемонстрировать восстановление дружественных отношений между США и Великобританией и единство внутри блока НАТО. Одно из центральных мест на запланированных переговорах отводилось ситуации на Ближнем и Среднем Востоке. Встреча Д. Эйзенхауэра и Г. Макмиллана должна была состояться во второй половине марта 1957 г. на Бермудских островах. Американское руководство опасалось, что более раннее проведение этих переговоров могло несколько осложнить процесс слушаний по ближневосточной политике США в американском конгрессе, которые должны были завершиться к началу марта 1957 г.

После принятия конгрессом США резолюции по «доктрине Эйзенхауэра» американские и британские дипломаты приступили к непосредственной подготовке встречи глав двух государств. Правительство Г. Макмиллана одобрило меморандум с названием «Чего мы хотим добиться на Бермудской конференции?», подготовленный межведомственной группой по ближневосточной политике. В этой памятной записке подчеркивалась необходимость выработки общей позиции в отношении Багдадского пакта и обороны нефтеносных районов Ближнего и Среднего Востока. Характерно для настроения британских политиков высказывание министра по делам колоний А. Леннокса-Бойда, заметившего, что «американцы должны понять: наша колониальная политика является наилучшим средством сдерживания коммунистов»[316]316
  The Times. 1957.18.03.


[Закрыть].

Для правительства Д. Эйзенхауэра помимо восстановления дружественных отношений с Великобританией особую важность приобретала задача согласования с Г. Макмилланом вопроса о политической и экономической изоляции Египта. Наиболее существенным препятствием на пути к созданию противовеса влиянию Г. А. Насера американским политикам и дипломатам виделось упорство англичан в вопросе об оазисе Бурайми[317]317
  Спор между Саудовской Аравией, с одной стороны, и княжеством Абу-Даби и султанатом Маскат, находившимся под протекторатом Великобритании, – с другой, начался в конце 1940-х гг. Причиной спора стала группа оазисов Эль-Бурайми, на территории которых были найдены значительные запасы нефти. В середине 1950-х гг. часть оазисов была занята вооруженными отрядами из Абу-Даби и Маската под руководством британских специалистов.


[Закрыть]. Переход этого района под полный контроль Саудовской Аравии существенно усилил бы позиции короля Сауда, что отвечало американским интересам, но противоречило интересам Великобритании в районе Персидского залива.

На Бермудском совещании 20 марта 1957 г., конфликтную ситуацию вокруг оазиса Бурайми разрешить не удалось[318]318
  Time. 1957.01.04.


[Закрыть]. Однако это было единственным разногласием по вопросу ближневосточной политики между американским и британским лидерами. В преддверии саммита пресса прямо писала, что цель предстоящей встречи – избавиться от «наследия» Суэцкого кризиса, поставившего под угрозу существование англо-американских «особых» отношений.

Наметив в начале встречи позитивную повестку в отношении двух стран, американский президент заявил, что «у него нет никакого желания говорить об уже выкипевшем молоке»[319]319
  Ibid.


[Закрыть]. В первый день саммита лондонская The Times писала: «Можно определенно сказать, что Ближний Восток станет главной темой саммита, к которому стороны пришли с большим багажом домашних наработок»[320]320
  The Times. 1957.21.03.


[Закрыть].

Но если США на саммите «презентовали» партнеру свое видение ближневосточных дел с позиции недавно провозглашенной «доктрины Эйзенхауэра», то пакет предложений Великобритании оставался неизвестным. Как писала The Times, «главная цель для Макмиллана на этом саммите – понять, какой вклад “доктрина Эйзенхауэра” привносит для политики Запада на Ближнем Востоке и насколько она соответствует интересам Великобритании в этом регионе»[321]321
  The Times. 1957.23.03.


[Закрыть].

В личных документах британского премьер-министра Макмиллана можно найти тезисы, которые его помощники приготовили к Бермудским переговорам. Основная мысль британской стороны звучала просто: «Мы живем в эпоху великих перемен. Баланс сил в регион изменился настолько быстро, что мы не поняли, как Азия балканизировалась. Образовался “вакуум силы”, но кто его заполнит – Советы?»[322]322
  Cabinet Papers, C (57) 88. 1957.2nd April. Secret. P. 2.


[Закрыть] В английской верхушке понимали, что британский век на Ближнем Востоке и в Персидском заливе скоро подойдет к концу. Макмиллан прямо говорил, что бой за Суэц с «арабским Муссолини», так он называл Насера, проигран. Вопрос теперь в том, чтобы его сдерживать и делать это совместно с США.

Главным итогом Бермудской встречи Д. Эйзенхауэра и Г. Макмиллана стало признание необходимости сотрудничества США и Великобритании на Большом Ближнем Востоке. Было решено создать совместную рабочую группу из ведущих специалистов Госдепартамента и Форин-офиса для согласования политики в регионе. (Ее первое заседание состоялось уже в середине апреля 1957 г. в Вашингтоне. На этой встрече обсуждался вопрос о поставках ближневосточной нефти в Западную Европу[323]323
  Foreign Relations of the United States, 1955–1957. Vol. XVII. P. 452–458; Ovendale Ritchie. Ibid. P. 186.


[Закрыть].)

Д. Эйзенхауэр подчеркнул необходимость поддержки Багдадского пакта как основы стратегии ведущих стран НАТО. Соединенные Штаты также выразили готовность вступить в военный комитет этой организации, что должно было способствовать консолидации блока стран «Северного Яруса». От окончательного вступления в Багдадский пакт Соединенные Штаты удерживало желание не обострять отношения с Израилем, не провоцировать СССР на активизацию своей ближневосточной политики и сохранять свободу маневра, необходимого в том числе и для реализации недавно провозглашенной доктрины.

Существенным успехом британской дипломатии стало признание Д. Эйзенхауэром за Великобританией особых интересов в Кувейте и арабских странах, расположенных в зоне Персидского залива. Фактически это означало негласный раздел сфер влияния на Ближнем и Среднем Востоке, чего британские дипломаты настойчиво добивались на протяжении нескольких предыдущих лет. В докладе Госдепартамента США, подготовленном после Бермудского совещания, отмечалось, что «раздел ответственности между США и Великобританией является единственным практическим средством защиты интересов Запада в этом регионе»[324]324
  Ovendale Ritchie. Ibid. P. 151.


[Закрыть]. Как заключил по результатам саммита американский журнал Time, «союз большой двойки вновь на коне»[325]325
  Time. 1957.01.04.


[Закрыть].

Таким образом, «постсуэцкий период» был чрезвычайно важным в развитии политики США и Великобритании на Ближнем и Среднем Востоке. Британское руководство, по сути, произвело перегруппировку сил, сконцентрировав все усилия на защите своих интересов в районе Персидского залива. Будучи не в состоянии по экономическим и политическим причинам (после Суэцкого кризиса) поддерживать свои позиции в Ближневосточном регионе в полном объеме, Лондон приветствовал активизацию политики в этом районе мира со стороны Соединенных Штатов. Американское правительство Д. Эйзенхауэра объявило район Ближнего и Среднего Востока сферой своих государственных интересов, выдвинув новую дипломатическую и военную инициативу – «доктрину Эйзенхауэра».

§ 3. Ливанский кризис 1958 г. и распад Багдадского пакта

Ареной конфронтации ОАР и Арабской Федерации стал Ливан, где в 1958 г. политическая обстановка чрезвычайно обострилась. Ливан традиционно считался в Вашингтоне одним из самых прозападных государств Ближнего Востока. До 1957 г. Вашингтон проявлял относительно мало внимания к Ливану, особенно по сравнению с тем, какое в тот период уделялось Египту и борьбе с насеризмом. Ливан был для США тем «бастионом свободы», политические элиты которого как никто в регионе были абсолютно лояльны к начавшемуся американскому проникновению на Ближний Восток[326]326
  FRUS, 1955–1957. Vol. VII. P. 675.


[Закрыть], к тому же именно эта арабская страна могла выступить посредником в урегулировании палестинского конфликта (проблема, которая не входит в рамки нашего исследования). К началу 1958 г. в связи с изменением общего силового контекста на Ближнем Востоке внутриполитическая картина в Ливане также стала меняться.

В отличие от большинства ближневосточных стран ливанская политическая сцена традиционно представляла собой союз суннитов, шиитов и христиан маронитов. Политическая стабильность в стране после обретения независимости по окончании Второй мировой войны была достигнута за счет учета интересов всех сторон с равным наделением каждой политической властью в стране. События Ливанского кризиса 1958 г. показали, что именно религиозная разобщенность создала базу для более глубоких проблемных явлений внутри этого сложного социума.

К концу 1950-х гг. объективное соотношение сил внутри ливанского социума уже не соответствовало властной структуре «президент – маронит, премьер-министр – суннит, председатель парламента – шиит». Конец 1950-х гг. ознаменовался резким ростом числа шиитов, что неизбежно вело к усилению их желания получить большую власть в стране.

Ситуация осложнялась и тем, что в апреле – мае 1958 г. в стране должны были состояться президентские выборы. К концу подходил второй срок пребывания у власти президента Ливана Камиля Шамуна, занимавшего свой пост с 1952 г. Именно при его непосредственном участии происходило формирование американо-ливанских отношений в 1950-е гг. Это привело к тому, что внешнеполитический курс Ливана с его проамериканской ориентацией оказался фактически персонифицирован фигурой К. Шамуна. Официально срок президента К. Шамуна истекал 22 сентября 1958 г. В условиях зимы 1958 г. это повлекло серьезные осложнения, с которыми уже в скором времени столкнулись западные державы.

Общерегиональные тенденции спроецировались на ливанские реалии. Согласно оперативным сообщениям ЦРУ, начавшим активно поступать в Вашингтон с начала 1958 г., религиозно-политический баланс в стране мог быть нарушен из-за внешнего воздействия или мирного усиления одной их трех сил[327]327
  CIA papers, Prospects and consequences of Arab Unity moves. 1958.02.20. P. 6.


[Закрыть].

В условиях усиления позиций насеризма Белый дом никак не мог допустить «выпадения» Ливана из своих геополитических построений. Госдепартамент активизировал деятельность по поиску ключей к разрешению ситуации в Ливане.

Рендольф Гиггз, глава дипмиссии США в Ливане, в пришедшей в начале января в Вашингтон докладной записке обращал внимание Центра на то, что в частных беседах с министрами кабинета Шамуна ему не раз приходилось слышать слова озабоченности общей политической ситуацией в регионе. В отношении США многие высокопоставленные ливанские чиновники намекали на то, что их положение «подобно крепости на скале, которая вот-вот обвалится»[328]328
  Foreign Relations of the United States, 1958–1960. Vol. XI. Lebanon and Jordan. Wash., 1992. P. 3.


[Закрыть].

С назначением Роберта МакКлинтока в январе 1958 г. на пост посла США в Ливане уровень аналитико-оперативной работы США в Ливане заметно повысился. В течение января – мая 1958 г. посольство США в Ливане предоставляло Вашингтону регулярные записки о динамике развития ситуации в стране.

В этих условиях одной из основных для стран Запада стала задача обеспечить механизм плавной передачи власти из рук К. Шамуна другому представителю ливанской политической элиты. Эту проблему неоднократно подчеркивал Р. МакКлинток в январе 1958 г.[329]329
  Ibid. 1992. P. 4–5.


[Закрыть]

О том, что одним из самых возможных сценариев развития событий в стране может быть именно передача власти Шамуном своему доверенному лицу, фактически в обход выборов, догадывались и в лагере оппозиции.

Начиная с февраля 1958 г. Национальный фронт и немногочисленные ливанские коммунисты усилили критику президента, прежде всего за его явную прозападную ориентацию, которая выразилась в поддержке агрессии против Египта в ходе Суэцкого кризиса и принятии им «доктрины Эйзенхауэра»[330]330
  Keesing’s Contemporary Archives. Vol. X, 1955–1956. (Weekly Diary of Important World events with Index Continually kept up-to-date). L., 1956. P. 467; Ibid. Vol. XI. 1957–1958. L., 1958. P. 65.


[Закрыть].

Ливанские чиновники в беседах с послом США говорили, что «авангард оппозиционного движения составляют около 50 молодых радикалов. Если Вам удастся их нейтрализовать, Вы овладеете ситуацией», – такую точку зрения высказывал министр иностранных дел Ливана Чарлз Малик[331]331
  Foreign Relations of the United States, 1958–1960. Vol. XI. Lebanon and Jordan. Wash., 1992. P. 5.


[Закрыть].

В это же время в недрах оперативного отдела ЦРУ началась разработка двух планов действия в Ливане: поиск «преемника» К. Шамуна, а также разработка сценария внесения изменений в конституцию Ливана с последующим продлением полномочий действующего президента. Теоретически оба сценария должны были привести к выгодным для США политическим итогам.

С точки зрения перспектив воплощения план, основанный на внесении изменений в конституцию, был чрезвычайно сложен. Официально полномочия К. Шамуна истекали 22 сентября 1958 г. Президентская команда должна была успеть внести поправки в основной документ в период работы весенней сессии парламента Ливана (март – май 1958 г.); парламент в свою очередь, также должен был успеть принять поправки в конституцию именно в этот отрезок времени. К тому же было не совсем понятно, смогут ли поправки пройти голосование с необходимыми 2/3 голосов.

Такая динамика событий диктовала жесткие законы игры и для президента Шамуна, и для Госдепартамента США, начавшего принимать активное участие в судьбе Ливана.

Согласно мнению специалистов, из двух вариантов наименее предпочтительным был сценарий изменения конституции и попытки переизбрания К. Шамуна в качестве президента на третий срок. К тому же эксперты подчеркивали, что развитие событий по такому пути означало не только малую вероятность успеха, но главное, что вовсе не отвечало интересам США, точно приводило ситуации к выходу из-под контроля[332]332
  Ibid. P. 6, 11.


[Закрыть], так как прогнозируемые антипрезидентские выступления моментально трансформировались в антиамериканские.

Ситуация складывалась так, что даже вполне самостоятельные фигуры на политической сцене Ливана, например генерал Шихаб, выступали за передачу рычагов управления ситуацией в стране Вашингтону. Генерал Шихаб, например, выдвигал в качестве возможного план официальной передачи управления Ливаном в руки Верховного комиссара США[333]333
  Ibid. P. 4.


[Закрыть].

В конце января Вашингтон и Лондон перешли к созданию тактического механизма планирования возможной военной операции в районе Ливана.

24 января 1958 г. Совет национальной безопасности США одобрил резолюцию NSC 5801/1, определявшую политику США на Ближнем Востоке и в отношении Ливана в отдельности. Согласно постановлению США должны сфокусировать свое внимание на проблеме Ливана[334]334
  Ibid. P. 8.


[Закрыть].

Уже 30 января к границе территориальных вод Ливана двинулся 6-й флот ВМФ США. Великобритания в свою очередь предоставила Бейруту легкие военные катера и корабли-минеры[335]335
  Ibid. P. 8.


[Закрыть].

Однако наряду с активизацией военных маневров в районе Ливанской границы специалисты Госдепартамента продолжали параллельно разрабатывать сценарий поиска «преемника» Шамуна. В числе сопоставимых по масштабу фигур ливанской политической сцены выделялись братья Раймон и Пьер Эдде, министр труда Селим Лахуб и генерал Шихаб. Однако, по мнению самого Шамуна, никто из названных кандидатов вряд ли мог собрать нужное количество голосов на выборах. Выбор в качестве кандидата генерала Шихаба создал бы прецедент перехода власти в руки военных, что могло втянуть в политические дрязги ливанскую армию, традиционно находившуюся «над схваткой»[336]336
  Ibid. P. 15.


[Закрыть].

По данным прессы, к марту 1958 г. популярность К. Шамуна среди христиан составляла 90 %, среди мусульман-суннитов – 60 %. Рейтинг популярности в глазах всего населения, по данным французской газеты Le Monde, – 69 %[337]337
  Le Monde. 1958. 6 Mars. P. 2.


[Закрыть].

В итоге, сопоставив все возможные варианты, в начале марта 1958 г. К. Шамун решился выступить в качестве кандидата на третий срок. В пользу этого выбора, как казалось тогда, говорили вполне объективные факторы: высокий рейтинг популярности, отсутствие соперников, военная поддержка США и Великобритании.

В этих условиях прошамуновская группировка в парламенте инициировала процедуру внесения поправок в Конституцию, дающих президенту право на переизбрание на новый шестилетний срок[338]338
  Le Figaro. 1958. 19 Mars. P. 3.


[Закрыть].

Вопреки определенным опасениям, Белый дом оказывает поддержку Шамуну. 18 марта 1958 г. посол США в Ливане МакКлинток получает от Дж. Ф. Даллеса специальную телеграмму, в которой госсекретарь, предвосхищая возможные последствия этого шага, настаивает «на начале незамедлительных дипломатических переговоров с основными действующими лицами региона, дабы обеспечить невмешательство сторон во внутриполитические события Ливана»[339]339
  Foreign Relations of the United States, 1958–1960. Vol. XI. Lebanon and Jordan. Wash., 1992. P. 15.


[Закрыть].

Однако к началу апреля становилось понятно, что план переизбрания президента Шамуна вряд ли осуществим. Начали проявляться взаимные претензии членов кабинета Шамуна – Малика и генерала Шихаба. Одна из прошамуновских партий в Парламенте, возглавляемая Раймоном Эдде, заявила 3 апреля об отказе голосовать за поправки в Конституцию. Уже 2 апреля на улицах г. Тир начались массовые беспорядки, были убитые[340]340
  Le Monde. 1958. 3 Avril. P. 2.


[Закрыть].

К середине апреля события перешли в фазу правительственного кризиса. Используя дипломатические каналы, Госдепартамент всячески пытался успокоить правящие верхи Ливана, но даже президент Шамун стал сомневаться в правильности сделанного выбора. Хотя в частных беседах с МакКлинтоком Шамун неоднократно повторял, что «из всех ливанских политиков его позиции являются самыми прочными», министерство иностранных дел Ливана усилило прессинг на Госдепартамент по оказанию Ливану дополнительной финансовой помощи в размере 15 млн долл.[341]341
  Foreign Relations of the United States, 1958–1960. Vol. XI. Lebanon and Jordan. Wash., 1992. P. 22–23.


[Закрыть] Основной целью верхушки в Бейруте было замирение ливанского социума.

Уже в конце апреля 1958 г. Пентагон начал разработку плана возможного военного вторжения в Ливан, который включал координирование всех действий с официальными Парижем и Лондоном.

Действия самих ливанских политиков не давали никакой ясности о перспективах возможного выхода ситуации из-под контроля. 23 апреля посол США в Ливане МакКлинток сообщает в Центр, что Вашингтон должен быть готов к любому развитию событий[342]342
  Ibid. P. 25.


[Закрыть]. По инициативе Джона Фостера Даллеса на оперативном уровне начинается разработка плана действий в рамках применения «доктрины Эйзенхауэра», как было сказано в постановлении, «с целью обеспечения независимости Ливана перед лицом прямой или непрямой угрозы»[343]343
  Ibid. P. 27.


[Закрыть].

Информация, поступавшая из Бейрута в начале мая 1958 г., говорила о том, что эскалация насилия в стране фактически неизбежна[344]344
  Ibid. P. 30.


[Закрыть]. Группировки внутри кабинета Шамуна не смогли прийти к консенсусу относительно фигуры возможного преемника, фактически пустив процесс на самотек.

В тот момент специалисты Госдепартамента сосредоточили внимание на возможности выхода внутриливанского конфликта на широкую сцену Ближневосточного региона. Самым страшным для США в этой ситуации было косвенное либо прямое втягивание в конфликт сил ОАР. Таким образом, к началу мая основные усилия Белого дома были направлены уже не на спасение режима Шамуна, а на локализацию гражданской войны на территории Ливана, с перспективой ее дальнейшей нейтрализации.

6 мая 1958 г. в Копенгагене (Дания) прошла встреча глав внешнеполитических ведомств США, Великобритании и Франции. Хотя официально встреча была посвящена вопросам урегулирования арабо-израильского конфликта[345]345
  Le Monde. The Times. New York Times.


[Закрыть], на совещании за закрытыми дверями стороны поставили точку над «и» в вопросе о грядущей военной интервенции в Ливан[346]346
  Foreign Relations of the United States, 1958–1960. Vol. XI. Lebanon and Jordan. Wash., 1992. P. 31.


[Закрыть].