Текст книги "Холодные капли: Сломанная доска"

* * * * * * * * *

Покинув Астолн, Фрелли спешил изо всех сил. Роттер, так и не отыскавшийся, уже не особо заботил молодого человека, ведь времени оставалось всё меньше и если бы не чудо-конь, то нечего было бы и думать о том, чтобы успеть. Жеребец нёсся во весь опор, временами делая длинные скачки, но Фрелли уже был привычен к такой езде и заранее чувствовал момент, благодаря чему уже не вылетал из седла как прежде, а конь между тем разгонялся всё быстрее и быстрее, словно спешка хозяина каким-то неведомым способом передавалась и самому животному, заставляя ускоряться. Дорога впереди раздвоилась, Фрелли выбрал правую, которая хоть и проходила через лес и не была вымощена камнем, была короче. Жеребец тут же убавил ход, потеряв относительно твёрдую опору под копытами, приноравливаясь к мягкой после дождя земле, однако в скорости после так и не прибавил, проскакав под тенью деревьев почти что пять миль. Впрочем, господина Шишена данное обстоятельство никак не смутило, ведь лесная дорога была короче почти на треть, да и конь его был быстрее других. Фрелли мельком глянул на солнце, когда дорога вышла к болоту, удовлетворённо хмыкнул и вновь пригнулся к гриве, не желая глотать мошек и прочих гнусных летающих созданий, обитавших в болотах. Молодой человек непременно поспел бы к сроку к намеченной цели, но, как это часто бывает, и в этот раз вмешался случай. Случай, или это боги в очередной раз решили пошутить? Кто ж его знает, что заставило жирную квакушку покинуть своё болото и прыгнуть на камень, на который отчего-то правым передним копытом в повороте дороги приземлился жеребец Фрелли. Сам молодой человек, толком не понимая, что произошло, инстинктивно освободил ноги от стремян и, со всей силой оттолкнувшись руками от спины коня, выбросил себя прочь из седла в сторону, а жеребец на полном ходу ухнул в болото, трясина жадно чавкнула, практически моментально поглотив несчастное животное.

* * * * * * * * *

Глухой, низкий и протяжный рёв трубы был и не нужен, дабы оповестить о приближающемся войске, потому как не заметить такое скопление вооружённых людей было невозможно. Роттер, любивший кроме самой битвы нагонять панику на врага, используя внезапность, досадливо сплюнул, но предвкушение добычи перебило возникшее неприятное ощущение. Громила покосился на знаменосца, который стоял рядом. Что же…

– Вперёд, бездельники! – рявкнул Роттер, потрясая мечом, – Сегодня ужинать будем за длинными столами и спать на перинах!

Вояки заголосили, понеслись ругательства, затем войско превратилось в толпу, совершенно сломав строй и беспорядочным скопищем бегом устремившись к стенам города. Со стен немедленно полетели стрелы, солдаты на бегу подняли над головами щиты, да так и добежали до стен, потеряв от своего числа не более полусотни человек. В данной ситуации луки оказались для защитников бесполезными, сверху немедленно посыпались камни и горящая солома, кое-где полилось масло. Поняв, что ничего нового он так и не увидел, Роттер велел немедленно отступить от стен шагов на десять, прикрыть щитами своих лучников, приказав последним палить что есть силы, можно даже не целясь, лишь бы стрелы летели градом. Так и сделали, благо запас стрел позволял вести непрерывную стрельбу не менее получаса, чего для целей Роттера было вполне достаточно. Выждав с десяток минут, громила отправил нескольких вояк прямиком под стену, те удачно проскочили и начали карабкаться вверх, волоча за собой верёвки. Тут же начала наступление вторая волна, вышедшая из леса. Пользуясь тем, что защитники города и головы не могут высунуть из-за ураганного обстрела, наёмники бегом преодолели отделявшие их от стены расстояние, на ходу поднимая длинные лестницы.

Оборонявшиеся были готовы к этому, среди бойниц и проёмов сверху стены немедленно показались рогатки, кое-где даже преждевременно полилось кипящее масло, вот только Роттер заранее приготовил неприятный фокус: лестницы коснулись стен в тех местах, где пустые пространства отсутствовали, а потому дотянуться до них рогатками и крючьями было весьма непросто. Мало того – под лестницы тут же устремились воины, забрасывая крюки с верёвками на перекладины, а после повисая на них, тем самым прижимая лестницы к стене ещё плотнее. Громила хрипло рассмеялся и принялся карабкаться вверх, накручивая себя изнутри.

Со стороны южной стены несколько раз протрубили в рог, Роттер понял, что оставшаяся часть войска принялась штурмовать ворота, стоило поторопиться. Бугай ускорился, добрался до конца лестницы, но положить руки на каменную кладку не спешил, наученный горьким опытом, чуть выждал, подобрался как пружина, а после одним прыжком вскочил на тупой зубец стены и тут же подпрыгнул, пропуская под ногами так предсказуемо едва ли не со свистом рассёкший воздух меч. Приземлился Роттер уже на стену, угостив добрым ударом по голове не успевшего опомниться стражника, глухо зарычал и бросился вправо как бешеный кабан, сметая всё на своём пути. Что же, привычный и один из любимых приёмов не подвёл и на этот раз, заставив на короткое время оторопеть защитников стен, что дало возможность первой партии солдат вскочить на стену в тех местах, вдоль которых вихрем пронёсся их командир. Теперь главным было не бросаться очертя голову на врага, а встать стеной и защитить то небольшое пространство, которое постепенно наполнялось атакующими, и уж после постепенно теснить противника в обе стороны, позволяя всё большему количеству воинов подниматься на стену одновременно. Роттер довольно оскалился, но тут уж ругаться и удивляться пришлось ему самому. Видимо, защитники города предвидели подобный манёвр, потому как отчего-то сами побежали прочь. Громила удивился, но тут пол под ногами заходил ходуном, что-то треснуло, а в следующую секунду и Роттер, и его солдаты полетели вниз, очутившись в каменном мешке, где развернуться не было никакой возможности. «Глупая смерть,» – подумал громила, – «сейчас ливанут кипяточка, а то и чего похлеще…»

С южной стороны города, где располагались ворота, отчего-то единственные для Груинса, штурм протекал как по учебнику. Ров был преодолён кучкой смельчаков, которые мало-помалу наладили переправу, а после и вовсе умудрились опустить мост, теперь же под прикрытием щитов вояки раскачивали таран и методично стучали в ворота массивной деревяшкой, окованной железом. Долбить можно было до бесконечности, защитники города с любопытством взирали на попытку проломить толстенные ворота, уверенные в том, что враг лишь напрасно тратит время, а после уверились в этом ещё более, ведь массивная деревяшка не выдержала нагрузки и треснула, разломившись под своим весом надвое. Вояки с проклятьями отскочили в стороны, позабавив осаждённых, но тут же сомкнули щиты и новый таран был доставлен незамедлительно, монотонный стук продолжился, а ворота как и прежде даже и не шелохнулись.

– Чего он там возится? – пробормотал себе под нос молодой человек на белом коне, расположившийся вне досягаемости лучников Груинса, – Ещё четверть часа я согласен терпеть этот назойливый стук, но не более. Вот если бы…

– Кончай бубнить, Огрызок, – рявкнул тощий длинный человек, восседавший почти на таком же коне справа от молодого человека, – Сказано тебе не трепать попусту! Сколько надо, столько и будешь терпеть, бестолочь.

– Да, отец, – нехотя согласился Фуртч, но всё ж вновь неодобрительно фыркнул, – Пора бы уж старине Роттеру подать знак.

– Не спеши, – отец покачал головой, – Роттер дело знает, а мы покуда будем стучать-постукивать, пока время не придёт.

– Да чего он возится?

– Надо и возится.

Роттер, как было сказано ранее, угодил в ловушку, но от участи быть обваренным заживо был избавлен. Остервеневшие вояки, обвязавшись верёвками, попрыгали прямиком через стену во двор, да и ранее отправленные воины протащили верёвки прямиком к бойницам башен, выкурили с площадок лучников и заняли их сами. Однако громила по-прежнему был зажат в каменном мешке и ничего сам поделать не мог. Но чтобы так сдаться? Ну уж нет. Роттер со всей силы упёрся в стену, зарычал, давя спиной на каменную кладку и вскоре почувствовал, что она поддаётся, пусть и медленно. С шестой попытки дело пошло легче, громила поднатужился изо всех сил и в итоге вывалился спиной во двор, где уже вовсю шла битва. Вывалился он вовремя, лучники Роттера поднялись на стены вслед за пехотой и обстреливали двор, вынуждая отступать защитников города, но тех всё ж ещё было порядочно, продвижение захватчиков шло медленнее, чем рассчитывал пьяница.

Вид командира, и на этот раз вышедшего сухим из воды, ободрил воинов, да и сам Роттер тут же бросился крушить и бить без разбора, сеять панику и злобно гоготать при каждом удачном ударе, шаг за шагом тесня врага и пробиваясь к воротам, куда изначально и должен был направиться отряд, едва перевалив через стену. Впрочем, через полчаса с небольшим к воротам Роттер подобрался, а дальше всё было кончено – ворвавшаяся в город тяжёлая конница и быстроногие лучники за остаток дня сломили сопротивление полностью, попросту перебив врага до последнего солдата.

* * * * * * * * *

Отсыпался на этот раз лорд Клиггенс после обильных возлияний очень долго, да и последовавшее затем желание опохмелиться затянуло пьянку ещё на двое суток. Что же, рано или поздно, но всё кончается, закончилось и это, так что спустя четыре дня Хролк Клиггенс полностью пришёл в себя, от последствий гулянки не осталось и следа. Леди Ерра, успевшая наведаться к старшим дочерям и заставшая их в состоянии мало чем отличающемся от состояния мужа, впала в ярость, но быстро сменила гнев на милость, подумав о том, что муженёк с пьяных глаз вполне мог заставить дочерей составить ему компанию в этом действе. Женщина немедленно кликнула слуг, которые тут же перенесли девушек с пола на широкую кровать, сама стащила с них оружие и одежду, а после наказала никому не беспокоить «этих пьяниц».

Сиригаэль и Линиэла очень удивились, проснувшись в постели старшей из сестёр, после с грехом пополам принялись вспоминать, как они дошли то такого состояния и что они натворили, если, конечно, натворили. Получалось это плохо, так что сёстры бросили эту затею, решив, что стоит опохмелиться, но с этим ничего не вышло: предусмотрительная мать забрала всю их одежду, забрала оружие, забрала всё, что могло представлять хоть какую-то опасность для хмельных дочерей, однако, женщина оставила несколько кувшинов с водой и кое-какую еду, заперев при этом дверь, поэтому девушкам ничего не оставалось кроме как мучиться похмельем и поглощать воду, есть они были не в состоянии совершенно. Однако, «помощь» неожиданно пришла в виде отца, который ничего не забыл и полагая, что дочки мучаются не хуже его самого, исхитрился влезть по стене до окна и передать девушкам два полных кувшина тёмного эля, чудом не свалившись и спустившись обратно незаметно для всех. Что и говорить, Сиригаэль и Линиэла оценили «подарок» и тут же выхлебали оба кувшина, завалившись потом спать.

И вот всё семейство Клиггенсов, совершенно трезвое, наконец вновь собралось за столом. Леди Ерра тут же, убедившись, что муж и дочери действительно трезвы, принялась за всех троих сразу, досталось за компанию и сыну, лишь три младших дочери не попали под раздачу выпускавшей пар и недовольство матери. Головомойка окончилась к середине обеда, пожилая женщина в итоге успокоилась, однако, содержимое письма короля никак не выходило из головы, а сам Хролк как воды в рот набрал.

– Ладно, – под конец обеда сказал старший Клиггенс, – погуляли и будет.

– И? – леди Ерра покосилась на мужа.

– Дела, дорогая, – сказал Хролк, – теперь только дела, а накопилось их… Сиригаэль, Линиэла, можете денёк побездельничать, остальные… остальные тоже. Сегодня день отдыха, я так решил, всем, всем отдыхать во всём Рейстергхарде! Миледи, – лорд Глухолесья взял за руку супругу, – окажите мне честь сопроводить меня.

Муж и жена встали из-за стола и покинули детей, важно и неторопливо под руку проследовав прочь из помещения.

– Ух, пронесло, – выдохнула Линиэла, – хоть не выдрали…

– Дери, не дери вас, – подала голос самая младшая из Клиггенсов, – толку не будет.

– Иди сюда, – сидевшая рядом с маленькой сестрёнкой Сиригаэль подняла девочку и усадила к себе на колени, – вот вырастешь, тогда и посмотрим, сколько ты сама сможешь продержаться, если отец надумает повторить.

– Это сомнительно, – не согласился Ронас, брат, пользуясь тем, что родители покинули обеденный зал, где в этот день за едой собрались только сами Клиггенсы, обходясь без слуг, решил напрочь игнорировать этикет, по-варварски начав расправляться с куском кабана, – не такой человек отец. Он хоть проговорился?

– Нет, – покачала головой Линиэла, – он только пил вовсю и начал давно, а как мы попались за стеной, то продолжил с нами.

– Сочувствую, – брат вытерся рукавом, – если отец взялся за дело… Думаю, что в конечном итоге батюшке досталось куда больше, чем вам. Ох, будет ему на орехи от мамы, она просто так не успокоится, долго припоминать будет, хоть и грешно ей жаловаться: отец не Брукки, тот каждый день хлещет и гуляет, совсем спился, а жена терпит только и ждёт, когда старый хрыч околеет. Вот уж кому не позавидуешь… А отец знает и молчит, не понимаю.

– А ведь четыре дня прошло, – заметила Сиригаэль, – Мне в жизни не было так плохо, не зря я не пью.

– Да ладно, – не согласилась Линиэла, – ты многое теряешь, Си. А Брукки, кстати, весьма неплохая компания при случае, да и вина у него сплошь с юга, если б мы с ним пили, то так бы не мучились. Ох, какая я дура, знала ведь, что от столичного пойла мне всегда скверно, так ведь нет, польстилась на вкус и давай наливаться, чёрт дери гоблинову глотку!

– Ты-то откуда это знаешь? – прищурился Ронас.

– Ну, – сестра тут же покраснела, – в общем…

– Понятно, – покачал головой брат и помрачнел, – видимо, пора мне учиться вышивать да прясть…

– Дурни вы все, – Аласа соскочила с коленей Сиригаэль, – нам целый день свободный дали, а вы как старые пеньки скрипите да за столом сидите!

– А что ещё делать? – удивился Ронас, – У меня кости каждый раз трещат да в голове гудит от этих книжек… Вот доем, допью, да и на кровать, спать буду.

Повисла пауза, а после дети, не сговариваясь, постепенно разбрелись из-за стола, остались только Сиригаэль и Линиэла. Полукровка польстилась на проигнорированный отчего-то остальными десерт, а младшая сестра принялась проверять кувшины, но так и не выбрала подходящего для себя содержимого, скривилась от досады и последовала примеру Сиригаэль.

– Пойдём, что ли, к кладбищу? – предложила Линиэла.

– Думаешь, что мы размякли от одной пьянки? – осведомилась Сиригаэль.

– Вот ещё, – не согласилась сестра, – я и спьяну со ста шагов в сосновую шишку попадаю, а уж на трезвую голову… Вот только в толк не возьму, отчего я иной раз и с десяти шагов мажу? Бывает, что весь колчан выпущу, а всё мимо, хоть тут даже слепой не промахнётся. Почему, Си?

– Я тоже частенько мажу, – ответила девушка, – тренироваться больше надо, так я думаю. До тех лучников, сестра, нам ох как далеко, да и остались ли ещё такие? Вот скажи, Линиэла, зачем ты вообще этим занимаешься, на что тебе лук и меч? Неужто книжек своих настолько начиталась, что голову тебе вскружило от них?

– И ещё копьё, – решила уточнить Линиэла, – но с ним вообще беда. А вот зачем… Си, а ты ругаться не будешь, если скажу?

– С чего мне на тебя ругаться? – удивилась полукровка.

– Ну, – замялась сестра, – ну… Леди Поуна. Да, она была знаменитой воительницей, но все её ненавидели, проклинали, да и умерла она в одиночестве, её все бросили. А вот твоя мама… В общем, я не хочу, чтобы со мной как с ней… Понимаешь?

* * * * * * * * *

Выбиравшийся каким-то чудом из всех неприятностей Фрелли выкрутился из неудобного положения, в которое он угодил, и на этот раз, однако, время было упущено безвозвратно, ведь к тому моменту, когда бросив свою затею отыскать Роттера, господин Шишен добрался-таки до города, всё было уже кончено: Груинс был взят. Тут же на ум пришло «самому вздёрнуться на ближайшем каштане» и Фрелли приуныл, но сдаваться в любом случае молодой человек не собирался. Итак, упокоится ли теперь Роттер с миром или без оного, или дальше будет топтать эту грешную землю, теперь было дело десятое, ведь пьяница по сути не так важен, как лорд Аклин Дарута, взявший-таки Груинс. Господин Шишен никогда не задумывался о том, чего же на самом деле добивался его хозяин, а просто выполнял распоряжения лорда Файрлина, однако в свете случившегося задуматься пришлось. Помилование, выхлопотанное для него с немалым трудом у короля, могло испариться в любой момент, пожелай того Старый Джон. Бумаги, которые находились либо у пьяницы, либо у лорда Даруты, следовало уничтожить в любом случае, это Фрелли решил для себя однозначно, а вот как быть с Роттером и с самим лордом? Сомнительно, чтобы последний не поспешил поделиться планами с сыновьями, что весьма осложняло дело, ну, если бы только главный зал замка, где наверняка до сих пор продолжается гулянка по случаю взятия города, каким-то чудом не обрушится и не задавит разом всех, кто в нём находится. Но сам замок был относительно новым, так что обрушиться просто так, ввиду естественных причин, не мог совершенно, а потому данное развитие событий состояться не могло. Всеобщее отравление как месть проигравшего? Ну так скорее всего проигравшие сами уже беседуют с Большой Семьёй, а ярых заступников и преданных даже после смерти хозяев слуг у Риунсов, слывшими большими скупердяями, не имелось никогда. Сжечь весь город, понадеявшись на то, что в пожаре сгинет кучка пьяниц? Нелепо и бесполезно. Впрочем, данный трюк Фрелли уже проделывал, но в том случае выбраться из города сунувший нос не в свои дела посол не смог бы в любом случае, потому как был уже мёртв, а лорд Файрлин пожелал именно трагического стечения обстоятельств.

Размышляя так, Фрелли беспрепятственно въехал в Груинс, добрался до замка и возле ворот наткнулся прямиком на Роттера, который забавлялся тем, что накинув верёвку на свинью, таскал её по всему двору, временами угощая хорошими пинками, а после вливал в несчастного хряка очередную порцию вина и тряс того своими здоровенными ручищами. Наёмники от души веселились, наблюдая зрелище, а Роттер никак не хотел униматься, обвиняя хряка в том, что тот ни в грош не ставит его самого и потому не хочет выпить вместе за здоровье хозяина и отпраздновать такую блистательную победу. Понятное дело, что для хряка ничем хорошим дело в любом случае не закончится, но господин Шишен решил пока что себя не обнаруживать по другой причине: внезапно молодому человеку самому стало интересно, что же выдумает на пьяную голову Роттер в этот раз. Фрелли затесался среди наёмников, несколько раз выпил с ними, погорланил для виду, продолжая наблюдать за Роттером и хряком, а когда уж решил, что пьяница забьёт хрюшку до смерти или упоит вином с тем же результатом, наступила несколько неожиданная развязка.

– Мда, упёртый ты свин, – прохрипел Роттер, – мало кто мог меня переупрямить, но ты своего добился. Надо тебя наградить. Бочку мне!

Наёмники прикатили бочку, пьяница выбил пробку и щедро полил уже вусмерть пьяного хряка, ибо пить несчастный свин был уже не в состоянии даже через силу, после неожиданно отпустил верёвку, хряк тут же рухнул на мостовую, едва подёргивая конечностями. Роттер ухмыльнулся, добрался до стены, взял факел и бросил в хряка, который тут же вспыхнул, вскочил и с диким визгом бросился прочь не разбирая дороги.

– Вот, – ухмыльнулся Роттер, – а говорил, что уже не лезет, а смотри-ка, как побежал за добавкой!

Двор перед воротами замка наполнился гоготом наёмников, Роттер шутливо раскланялся.

– Господа, – пьяница поднял руку, призывая умолкнуть своих вояк, – ну, хряк-то он и хряк, невоспитанное создание и грязное, что с него взять? Да только помнится мне, была вроде как такая поговорка, что вроде бы в семье не без урода и что-то там такое, вот мне и думается: раз урода мы уже нашли, то порядочные господа и дамы точно не откажутся выпить с нами как подобает. Или я неправ?

Громила вздохнул и присосался прямиком к бочке, содержимым которой только что окатил превратившегося в огненный факел порося. Что же, наёмники поняли своего вожака по-своему, вскоре послышался истошный свинячий визг и Фрелли увидел, как пятеро тащат к Роттеру почти такого же хряка.

– Опустим прелюдию, – Роттер окатил свина из той же бочки и ткнул того факелом.

Естественно, загоревшийся хряк последовал примеру собрата, с визгом рванув прочь со двора.

– Нет, – вздохнул пьяница, – ну что за люди? И этот туда же… Неужто мы так и не найдём хоть одного порядочного человека?

Роттер, как и предположил Фрелли, на этом тоже не успокоился. Сожжение свиней продолжалось всю ночь, если судить по поросячьим визгам, разносившимся по всему городу и хохоту солдатни, доносившемуся следом. Сам господин Шишен, посмотрев на «развлечение», вернулся к главной своей задаче, а именно к поиску бумаг. Выяснив, где именно расположился лорд Дарута с сыновьями, Фрелли начал наблюдение, для начала смешавшись с наёмниками и старательно избегая даже случайных взглядов со стороны самого Даруты и его сыновей, с которыми был знаком лично. В отличие от Роттера, лорд не стал выдумывать себе развлечение, а просто и без затей пировал со своими рыцарями и наёмниками, наливаясь вином, извлечённым из погреба проигравшей стороны, да ел без меры мясо и налегал на караваи из пшеничного хлеба так, словно голодал не менее месяца. Сыновья не отставали от отца, обпивались и обжирались вовсю, горланя песни. Подивившись, что у семейства Даруты силы остались и после того, как большая часть гуляк попадала под лавки и столы, Фрелли едва не попался, потому как был аккуратен, готовясь к «работе», а потому по большей части только делал вид, что усиленно гуляет и празднует вместе с остальными присутствующими в главном зале замка захваченного города. Всё ж господин Шишен успел углядеть направленный было в его сторону взгляд Аклина Даруты и предусмотрительно мешком рухнул с лавки под стол, великолепно изобразив крайнюю стадию опьянения, до которой дошло уже подавляющее большинство присутствующих. Что же, вид из-под стола оказался удобней, ведь на пол ни лорд, ни его сыновья и не думали посмотреть, а Фрелли напротив мог видеть из своего укрытия всё его интересующее не рискуя быть замеченным.

Мда, терпение у молодого человека стало со временем иссякать, тем более что и алкоголь, употреблённый им пусть даже в чисто символическом количестве, начал брать своё и Фрелли уснул под столом, так и не дождавшись того момента, когда лорд Дарута и сыновья либо свалятся на месте сами, либо отправятся спать в комнаты, которые приглядели для себя.

Проснулся господин Шишен от дикого гоготания за окнами, потёр глаза, обругал себя и огляделся. Главный зал замка являл собой жалкое зрелище, привести в порядок помещение будет стоить немалых трудов, так разгулялись захватчики. Повсюду лежали в пьяном сне рыцари и наёмники, перемазанные жиром от жаркого, кое-где на полу ещё не высохли лужи вина, шторы были сдёрнуты с окон, кругом валялись объедки, а об истыканный стрелами и сброшенный со стены огроменный портрет бывшего хозяина города кто-то явно не один раз соизволил вытереть свою задницу, довершал картину разгрома оруженосец лорда Даруты, который, со всех сил вцепившись в уцелевшую штору, справлял малую нужду прямо в зале. Дождавшись, когда оруженосец наконец упадёт обратно в кучу тел, Фрелли выбрался из-под стола, заметив, что лорд Дарута и сыновья остались в зале, уснув на помосте и храпя во всю мочь наравне с прочими пьяницами. Молодой человек двинулся к лорду, но его опять отвлёк гусиный гогот за окном, показавшийся отчего-то очень громким. Господин Шишен добрался до окна и высунулся из выбитой рамы. Солнечный свет нещадно ударил по глазам, было уже далеко за полдень, так что на какое-то время Фрелли ослеп, а когда проморгался, успев за это время вновь услышать несколько раз гусиные крики, немедленно повернул голову в сторону источника шума, подивившись, что шёл гусиный гам откуда-то сверху. Посмотрел и плюнул, узрев на площадке ближайшей башенки Роттера, тут же с диким криком шмякнулся во двор очередной «факел»: покончив со свиньями, неугомонный Роттер принялся за гусей.

– Вот недоумок, – проворчал Фрелли, покосившись на пьяницу, – и как у него только сил хватает? Непонятно. Эй, дружище, брось и нам гусачка закусить!

– Да лови! – гоготнул Роттер, пылающий огнём жирный гусак, пущенный рукой громилы со всей силы, влетел в окно, заставив господина Шишена спешно присесть, дабы избежать столкновения.

С площадки башенки донёсся дикий хохот, что-то грохнуло, хохот сменился потоком отборной брани и обещаниями убить всех, до кого Роттер сейчас доберётся.

* * * * * * * * *

Принцесса Милиниала сдерживалась, как только могла, воспитание сказывалось и именно благодаря ему младшая дочь короля держала себя в руках, но вот когда девушка наконец осталась одна в своих покоях, тут же дала волю гневу. Изящные ручки драли на части дорогие ткани, швыряли по сторонам всё, что попадалось, а миловидное лицо принцессы перекосило от гнева так, что её было и не узнать, разбушевалась Милиниала не на шутку и не успокоилась даже тогда, когда порвала всё, на что ей хватило силы, и переколотила всё, до чего смогла дотянуться. Буйство принцессы продолжалось почти что три часа, а судя по тому, что на звуки погрома никто так и не заявился, буйство это было совершенно бесполезным и бессмысленным. Подивившись тому, что никто не обратил внимания на её выходки, девушка разревелась, запрыгнув на кровать и уткнувшись в перья распоротой подушки.

Прошёл ещё час. И вновь никакой реакции ни со стороны слуг, ни со стороны придворных, ни со стороны родителей или хотя бы старших братьев и сестёр. Ничего. Вообще ничего.

– Продали, как скотину на рынке, – сжав кулаки, Милиниала соскочила с кровати, – Ненавижу! Долой короля! Слышите, вы?! Долой короля! Смерть выродку Коттендейлу!! На костёр шлюху!!! Долой короля!!!

Покричав так с четверть часа и вновь не добившись хоть какого-нибудь эффекта, принцесса открыла настежь окна, высунулась во двор королевского замка и продолжила свои крики, однако, всё с тем же результатом – то есть, без оного. Вздумай кто крикнуть подобное на площади или прошептать в таверне на ухо соседу, добром бы это не кончилось, но что бы ей вот так, совершенно безнаказанно, позволяли призывать к мятежу на всю округу под носом у самого короля? Это было немыслимым, что заставило девушку призадуматься и в конечном итоге утихомириться.

– А, ваше высочество, – двери покоев распахнулись моментально, стоило утихнуть гневным выкрикам, на пороге показался Джон Файрлин, – Вижу, что вы уже успокоились, а значит, мы сможем с вами обсудить…

В Старого Джона немедленно полетел подсвечник, заставив лорда оборвать фразу и уклониться в сторону, следом полетела тарелка, от которой дядя короля увернуться уже не смог.

– Старая крыса! – Милиниала пошла в наступление, бросая в Файрлина чем попало, – Это твоих рук дело! Как я сразу не догадалась?!

– Увы, – потирая ушибленный лоб и продолжая не всегда успешные попытки увернуться от летящих в него предметов, лорд Файрлин изобразил некое подобие досады, – но я здесь как раз совершенно не причём и понятия не имею, что именно задумал его величество, я в полном неведении.

– Так я и поверила, – фыркнула принцесса, отправляя в родственника распоротую подушку, которая, достигнув цели, немедленно засыпала перьями Старого Джона с головы до ног, насмешив Милиниалу на краткое мгновение, – нашёл дурочку! Крыса! Старая крыса! Чтоб тебя эльфы… Нет, чтоб тебя гномы… Нет, чтоб тебя… Да чтоб тебя подвесили за задние ноги, вот!

– Это будет несколько затруднительно, – ничуть не смутился лорд Файрлин, отплёвываясь от перьев, – по причине отсутствия у меня таковых. Ваше высочество, вы ведь понимаете, что король не отменит своего решения?

– Значит, быть мятежу, – Милиниала остановилась, – Нисколько не сомневаюсь, что в королевстве ещё остались рыцари, способные защитить несчастную дочь от произвола отца-самодура, хоть тот и король.

– И потребовать в конечном итоге от несчастной дочери награду, а если та всё ж откажется…

– Уйду к ушастым, – заявила принцесса, – уж они-то ой как рады будут, выйду замуж за какого-нибудь ихнего принца, а потом…

– «Их», – тут же поправил девушку Старый Джон, перебив её, – не «ихнего», а «их».

– А какая разница? – не согласилась Милиниала, – Уж они-то меня не продадут, а если папенька вздумает пойти на них, то останется с носом. Ради такого не жаль прожить всю оставшуюся жизнь в лесу, живут же в лесах эти драные лесники и «совиные головы»? А я чем хуже?

– Мда, – тяжело вздохнул лорд Файрлин, – Допустим, ваше высочество, вы сбежите к эльфам. Но где гарантии, что вас не попросят обратно, и это в лучшем случае? Ну, положим, они смиряться с тем, что вы всё-таки человек, но вы, принцесса, всё же Коттендейл, от этого никуда не деться. Предположим, что чудо случится и вы останетесь в их треклятых лесах, но кто женится на вас? И уж тем более из их знати? Думается мне, что придётся вам как и прочим ушастым мотаться по лесам с луком да кинжалами, кормить вас даром никто не будет и уж тем более исполнять ваши прихоти, не тот они народ, поверьте старику. И что в итоге? Или так и останетесь бродяжничать, или вернётесь в столицу, где уже никто не будет вас ждать, его величество такого проступка не простит, а ваши старшие братья? Рано или поздно кто-то из них займёт трон, а потому как ваши потомки будут иметь какие-никакие права на престол, то я не поручусь, что будущий король не сочтёт это угрозой.

– Нет уж, – девушка сжала кулаки, – лучше бродяжничать, чем жить с этим чёртовым нищим стариком!

– С каким стариком? – удивился Старый Джон.

– С моим будущим мужем, – выпалила принцесса, заставив Файрлина рассмеяться во весь голос.

– Ох, уморили, ваше высочество, – лорд присел на уцелевшее чудом кресло.

– Да? А с чего бы тогда отцу увеличивать моё приданное втрое, отправлять прочь из столицы, не устраивать праздника по случаю свадьбы и вообще не придавать огласке бракосочетание?

– Ваш будущий муж, – сказал Старый Джон, – моложе вас на четыре года, а что касается состояния, то он уже сейчас имеет около шести миллионов полновесных золотых монет.

«Правда, пока что он и сам не догадывается об этом,» – закончив фразу, подумал лорд Файрлин, – «как и об остальном. Решительно не понимаю племянника.»