Текст книги "Русская тайна. Откуда пришел князь Рюрик?"

Оттоку населения способствовало и уже отмеченное, активное наступление (трансгрессия) морей, как Баренцева, так и Балтийского, причем, по П.М. Долуханову это наступление повторялось в мезо– и неолитический период неоднократно, причем последнее – в 2000 г. до н. э. было столь интенсивным, что вызвало изменение течения Невы и подъем Ладожского озера, с затопляемых берегов которого бежало древнее население (Долуханов…, с. 58).

Еще одним фактором, менявшим природную среду, были геолого-тектонические. Подъем Валдайской возвышенности около 4500 г. до н. э. привел к одному из самых масштабных разворотов рек в истории: Верхняя Волга, которая до того благополучно несла свои воды на север, в Белое море, устремилась по нынешнему, южному маршруту (Тверской археологический…, с. 179).

По данным финского палеоклиматолога Тимо Ниромы, население нынешней Финляндии уменьшилось после этих природных изменений в три раза. Люди ушли в поисках более благоприятной среды на юг, дав толчок первому из известных «великих переселений народов». Племена, уже освоившие к тому времени лесостепи и частично степи Восточной Европы Причерноморья, также испытали кризис природной среды. «Резкие колебания природных условий в III тысячелетии до н. э. привели к катастрофической смене ландшафта: в низовьях долин крупных рек юга Русской равнины исчезают балочные леса, разнотравные степи сменяются полупустынями. Но именно тогда… рождаются уникальные цивилизации кочевников-номадов» («Родина», 1997, № 3–4, с. 10).

Мы не склонны искать причины великих переселений народов древности лишь в исключительно природных факторах. Резкий упадок производящего хозяйства, наступивший в Скандинавии после 2700 г. до н. э. вполне убедительно объясняется предшествующими столетиями активно развивавшегося подсечного земледелия, когда были выжжены под пашни огромные участки лесов и, в конце концов, из-за отсутствия новых участков, а также культуры восстановления плодородных качеств почвы наступил кризис этой формы производства (см. История Европы…, с. 79). Естественно, он вызвал миграцию населения, и это многократно повторялось и позже, как это отражено в «Гута-саге» (где описано, как готы на каждом новом месте обитания размножались до таких пределов, что «не могли более себя прокормить» и снова мигрировали).

Начало миграций с севера Европы (IV тыс. до н. э.), по Ж. Деруэлю

То есть испытавшее кризис население высохших степей двинулось на повозках и лошадях осваивать просторы Азии. В Европе, в частности на Балканах, уже с конца IV тыс. до н. э. «приток иммигрантов… усиливается, что связано с глобальными изменениями климата, изменениями культурно-хозяйственного типа населения северных регионов. Это движение населения с севера на юг продолжалось в течение всего III тыс. до н. э.» (В.А. Сафонов. Ук. соч., с. 190).

Таким образом, климат повлиял на миграционную активность и.-е. племен дважды. Сначала потепление атлантического периода помогло неолитической революции на севере, сопровождавшейся ростом населения и освоением новых, в основном внутренних территорий той же Фенноскандии и лесной полосы Восточной Европы. Затем наступившее похолодание заставило северян отступать «к полудню» – вслед за лесным зверем и в поисках пастбищ и благоприятных для примитивного земледелия почв. При этом они теснили родственные им племена более южных районов Восточной и Центральной Европы, также вынужденных отступать на юг и юго-восток. Первое действительно великое переселение народов началось.

Так, около 3500 г. до н. э. «нордические» мигранты потеснили или частично смешались с средиземноморцами на нижнем и среднем Рейне, создав здесь неолитическую культуру Roesen (Histoire de l’Alsace p. 18), к 3000 г. потеряли «оригинальные черты» потомки «дунайцев» на берегах Сены (Histoire de la Picardie, p. 45), в начале бронзового века исчезло средиземноморское население в Западных Альпах (Journ. of I.-e., p. 42). Около 3000 г. до н. э. мигранты из района Балтики появились в Шотландии[6]6
  Остатки сухопутного моста времен последнего ледникового периода – существовавшие в Северном море плотные цепочки островов – таким переселениям способствовали. Отметим другое свидетельство переселения с востока на Британские острова – находки шнурованной керамики в Восточной Англии.


[Закрыть], чуть опередив двигавшихся с юга средиземноморцев (J.R.Glover. The story of…, p. 13). Примерно в то же время приток северян, схожих по антропологическим характеристикам с более ранними сериями находок Прибалтики и Карелии, отмечен на юге Восточной Европы. При этом археологические памятники этих пришельцев (донецкая культура) также близки северному кругу культур боевых топоров (см. Кондукторова…, с. 48 и далее).

Этот процесс не везде был мирным. Культуры Лагоцца и Триполье, согласно Ж.Деруэлю, были «уничтожены» воинственными северянами. В среднем Придунавье поселения линейно-ленточной керамики в том же IV тыс. до н. э. начинают активно укрепляться против грозного врага, но, видимо, неудачно. Волны нордических пришельцев прорываются в Малую Азию и на юг Балкан, где в 2300–2100 г. до н. э. было разрушено множество цветущих городов местных цивилизаций (Drews…, р.18–19).

Этот процесс растянулся на века, а на юге континента – даже на тысячелетия. Населению многих нынешних европейских странах, согласно исследованиям генетиков и антропологов, древние мигранты-средиземноморцы дали не менее половины генов. Больше всего получили греки – свыше 85 %, меньше всего – французы (15–30 %, что наглядно демонстрирует, что основной импульс переселения шел с востока (Ntr.ru 08.08.2002, 10:28) Этот импульс, теряя силу на континенте, в конце концов, достиг Британских островов, где иммигранты столкнулись с иберийцами, а также с переселенцами из северной части континента, перенесшими на новую родину керамику с характерным отпечатком шнура.

Флора и фауна: что окружало наших предков

Мифы «Авесты» и «Ригведы» указывают на северную прародину ариев и прямо, и косвенно. Гора Меру под тогдашней Полярной звездой и десятимесячная жестокая зима – это прямые указания. Косвенных также можно найти десятки, но не все из них являются достаточно твердыми. Особенно если речь идет о расшифровке тех или иных сакральных символов – поскольку символика вообще много-вариантна, она дает слишком много места для фантазии.

К числу более конкретных указаний относятся те, которые упоминают природную среду, окружавшую ариев. Помимо долгой зимы, например, Авеста дает некоторые сведения о фауне Арианы Ваеджо. Кроме уже отмечавшихся «бобровых шкур» (одеяния Ардвисуре Анахите), выделим беспрестанное упоминание коней, быков и овец, которых тот или иной герой приносил в жертву этой же «богине». Однако едва ли эти последние животные изначально окружали ариев: из контекста гимнов Ардвисуре заметно, что речь идет о временах боевых колесниц и непрерывных военных походов, т. е. не ранее середины II тысячелетия до н. э., когда арии пересекали просторы евразийских степей. Совмещение в ряде случаев этих животных с деталями священной географии (например, горой Хукарья), явно позднее, действительно связанные с этой географией понятия, вероятно, также «биологического» свойства (Хаома, Хварно) не расшифровываются, так как их суть уже неизвестна составителям классической «Авесты». Что же касается времен более ранних, то здесь фаунистическая конкретика почти отсутствует. За исключением, может быть, «рыжеватых змей» Арианы Ваеджо – главной напасти этой легендарной страны, помимо морозов, и птиц и собак в сказании об Ииме. «Змеи» интересны только тем, что не водятся далеко за Полярным кругом, что, впрочем, нисколько не противоречит северному расположению Арианы Ваеджо. Мотивы «ужасных змей», кстати, характерны для русских легенд Беломорья и Прионежья (Теребихин Н.М, с. 31) Не больше ясности в фаунистическую картину прародины ариев привносят «Ригведа» и более поздние предания, записанные на санскрите.

Огромную работу по выявлению растительного и животного мира, окружавшего индоевропейцев, проделали В. Иванов и Т. Гамкрелидзе. Главным своим достижением оба филолога считают обнаружение древних названий животных и растений, «специфичных именно для южной географической области, что исключает Центральную Европу в качестве возможной первоначальной территории обитания индоевропейских племен» (т. II, с. 867). Как уже упоминалось, по мнению обоих авторов, эта первоначальная территория располагалась в восточной части Малой Азии и в Закавказье. Там, дескать, протоиндоевропейцы познакомились с упомянутой флорой и фауной – или, по крайней мере, узнали о них от соседей-семитов[7]7
  Семитов Иванов и Гамкрелидзе вообще весьма жалуют, считая, что якобы названия чуть ли не всех жизненно важных атрибутов хозяйства (быка, зерна, меда и т. д.) заимствованы Европой с Юго-Востока. Даже славянское слово «секира» филологи-»юдофилы» пытаются вывести из древнееврейского слова означавшего «топор» или, на худой конец, из шумерско-аккадского sukkuru – дротик (кстати, оружие, по функциям далекое от секиры). Что касается зерна любых дикорастущих культур, то в обиходе обитателей Европы, в том числе и Северной оно появилось еще с мезолита, да и с диким быком знакомство произошло очень давно.


[Закрыть]. Учитывая, что аргументация Иванова и Гамкрелидзе частично используется другими учеными (например, В.А. Сафоновым) для поддержки их собственных поисков арийской прародины пусть и не в Армении, но «где-то на юге», нельзя не остановиться на этой теме поподробнее.

В частности, Иванов и Гамкрелидзе выстраивают следующий список растений, окружавших древних ариев: осина, ива, ветла, береза, сосна (пихта), дуб, горный дуб, скальный дуб, тисс, граб, бук, ясень, грецкий орех, мох, вереск, роза, яблоня, кизил, вишня, тутовое дерево, виноград. Следует сразу заметить, что утверждение о «специфичности именно для южной географической области» упомянутых растений является весьма относительным. В более теплые времена они могли продвигаться значительно севернее. Альберт Великий в трактате «О растениях» (сер. XIII в.) отмечает тот же виноград (как и инжир, оливки, гранат) среди культур, «в изобилии» выращиваемых в окрестностях Кельна. В отдельные фазы атлантического периода, на которые пришлось существование и.-е. общности, в Старом свете было еще теплее, чем во времена ученого немецкого монаха и, например, такие экзотические для нынешней Восточной Европы, деревья, как граб и бук встречались в ней чаще, чем, например, «типичные» клен и ясень[8]8
  Данные авторов сборника «Восточноевропейские широколиственные леса: история и современность» (М., 2004). Кстати, как мы уже подчеркивали, граница широколиственных лесов 5 тыс. лет назад была на сотни км севернее нынешней.


[Закрыть].

При этом и сейчас ареал многих упомянутых растений на самом деле настолько велик, что вряд ли может являться аргументом в споре об и.е. прародине. Так, дикая разновидность розы – шиповник – встречается на огромной территории от Скандинавии до тропиков. То же самое можно сказать о яблоне, а также о другом распространенном культурном растении, которое, по крайней мере, часть ариев узнала одним из первых – коноплю (индо-иран. капа, из этих языков название растения попало к приволжским угро-финским народам).

Вместе с тем большинство других исследователей довольно скептически относится к перечню «арийских растений» Иванова – Гамкрелидзе. Так, термины «горный дуб», «грецкий орех» на самом деле чужды большинству древних европейских языков, в которых зато есть просто «дуб» и «лесной орех» (Рассоха).

Соответственно, перечень существенно сужается. Один из патриархов отечественной истории В.В. Мавродин категорично сводит его всего к одной единице: «Единственное общеевропейское название дерева береза» (Происхождение русского…, с. 22). И если быть пунктуальным, наверное, это так и есть:

* По М. Фасмеру, пракельтское.

При этом исключение из правил представляют языки народов, поселившихся вне основного ареала этого дерева и видимо, его «подзабывших». Например, в армянском древнее название березы явно перешло на куда более распространенный в Закавказье тополь (barti).[9]9
  При этом список и.-е. растений Иванова – Гамкрелидзе действительно нуждается в серьезной проверке. С одной стороны, в нем пропускаются совпадения в названии ряда северных деревьев, например, ольхи (лат. Ainus). С другой – часть растений была далеко не так общеизвестна. Скажем, бук в древности знали италики, греки и германцы, но только от последних и довольно поздно об этом дереве услышали славяне и балты. Этот давно известный «аргумент бука» используется для того, чтобы подчеркнуть расположение славяно-балтского массива восточнее границы произрастания дерева (Нижний Неман – Нижний Дунай). Слова «тисс» славяне (во всяком случае, восточные) также не ведали, поскольку, как отмечал еще В.И. Даль, в их песнях «тисовая кровать переиначена в тесовую, в чем нет смысла».


[Закрыть]

Спорным является вопрос об и.-е. названии дуба. С одной стороны, из вышеприведенной таблицы следует, что его названия крайне разнообразны. Дж. Мэллори в своей книге приводит лингвистическую карту слова «дуб» в языках Западной Европы и делает тот же вывод. И действительно, что может роднить рус. «дуб», англ. оак, франц. chene, лит azulis?

Однако, не все так просто. Согласно некоторым лингвистам, в пра-и.е. языке дуб назывался DORW, что означало также «твердый», долговечный». Его «родственниками» являются санскритское слово «дерево» – «daru» и название Полярной звезды – dhruva, «постоянная, твердая», лат. durare «длиться» и durus «крепкий», греч. dris «дуб» и drimus «крепкий», гэльс. дуб – dair и daoire – «крепость», слав, «древо» и «древность». «DORW означало больше, чем просто породу дерева – скорее, его качества», – констатирует Айдан Михан в книге «Древо Жизни». Другие историки пишут о названии дуба, как «наиболее характерного для страны ариев дерева» («Родина», 1997, № 5, с. 25).

В числе священных деревьев ясень: у скандинавов он Иггдрасиль – Мировое дерево, у островных кельтов – он священные Биле Исниг, Кроеб Дайти, у греков нимфы – Мелии («ясеневые»), порождение крови Урана.

Однако надо обратить внимание на то обстоятельство, что у арийцев название лесов чрезвычайно похоже на название деревьев, видимо, наиболее распространенных вокруг. В частности, у балтов и части германцев (готов) «лес» (alga, aliza) – едва ли не производное от «ольхи» (alksnis, alhs). Кстати, и о славянском «лесе», «лice», этимология которого до сих пор вызывает споры – взаимосвязь с древним названием ольхи (общая и.е. форма aliso) также вполне вероятна. Греческая «роща» – alsoy, altij – тоже[10]10
  Хотя и.-е. название ольхи в греческом, ввиду слабой распространенности данного дерева на юге Балкан, подзабылось и заменилось другим (клифра), похожим на название клена (см. герм, klynr). Кстати, если мы возьмем греческое название уже не рощи, а «леса» – «багос», то оно явно производно уже от и.-е. названия бука (bag). Если так, отмеченные выше смутные следы предков эллинов и пара «даны – данайцы» ведут туда, где в изобилии росли и ольха, и бук. Скорее всего, это юго-западная часть Балтики.


[Закрыть]. Т. е. для предков указанных этногрупп «лесом», по всей вероятности, был ольховник. Между тем, из всех видов ольхи (которые растут на разных местах и континентах вплоть до Гималаев и Латинской Америки) такой сплошной лес образует только Ainus glutinosa, черная ольха, которая растет на влажных болотистых почвах, где никакое другое дерево ужиться не в состоянии (исходя из этой особенности Исидор Севильский даже производил название Ainus от кельтских слов, означающих «при воде»). Соответственно, и сейчас, и в древности росла Ainus glutinosa в изобилии там, где для этого были условия – в болотах и речных низменностях Восточной Европы и Прибалтики.

Похожая ситуация и с березой. За исключением небольших вкраплений в горных районах, она не растет в Южной Европе, а в Анатолии и Закавказье находки этого дерева единичны. Слишком явное созвучие в ее названии у разных народов предполагает, что береза была у них деревом очень распространенным, что сразу исключает южные регионы. Арийцы – предки индусов – видимо хранили ее название в легендах во время своих кочевок, а потом вновь столкнулись с ней на склонах Гималаев. Нельзя не обратить внимание на отсутствие названия березы в большинстве иранских языков (что не удивительно, поскольку в их ареале она почти не присутствует).

В любом случае мы видим в и.-е. языках довольно большое многообразие «пересекающихся» названий деревьев, что означает, по крайней мере, одно: ПИЕ прародина лежала в лесной зоне. Косвенно это подтверждают и другие свидетельства: «Индоевропейские названия трав (белена, чемерица, марь, дягиль, сныть, папоротник скорее указывают на лес, чем на степь» (В.А. Дыбо). Судя по количеству этих пересечений, это был лес умеренной лесной зоны.

Но вернемся к Иванову и Гамкрелидзе, которые восстанавливают также и животный мир, обитавший на или рядом с и.-е. прародиной. Здесь не только привычные волк, медведь, но и «экзотические» звери: лев, слон, барс, тигр, обезьяна. Эти названия «специфичны именно для южной географической зоны, что исключает Центральную Европу в качестве возможной первоначальной территории обитания индоевропейских племен» (Гамкрелидзе, т. II, с. 867). Отметим сразу, что, как и в случае с «южными» растениями, ареал указанных представителей фауны в древности был шире, что отражено как в рассказах о поединке Геракла с немейским пещерным львом, так и в реалистичных изображениях тигров (правда, саблезубых), оставленных причерноморскими скифами[11]11
  Вместе с тем слоны, как и обезьяны и тогда не обитали даже на очерченной Ивановым и Гамкрелидзе «южной территории», и лингвистам приходится притягивать к ней соседние земли, где огромные существа с хоботами и маленькие с хвостом в древности водились.


[Закрыть]. Но это чисто формальная оговорка: во-первых, все же далеко на север, безусловно, эти звери не забирались. Во-вторых по теории Иванова – Гамкрелидзе, собственно животный ареал мог и не пересекаться точно с ранней и.е. родиной.

Названия таких животных, как лев (leo, lion), и некоторых других животных (тигр – tigris) во многих европейских языках явно или с некоторыми искажениями заимствованы из семитских (ср., соответственно, арам, lywn, tygrys). Согласно адептам южной теории, это заимствование произошло в пограничье Малой Азии (якобы и. е– прародине) и нынешних Сирии и Ирака (где якобы обитали семиты, и был специфический животный мир).

Однако здесь возникает несколько серьезных вопросов. Первый – являются ли эти заимствования такими уж повсеместными? Аргумент с семитско-европейским «львом» заставил меня вспомнить историю с моим сокурсником-афганцем. Хороший был парень, только, как говорили девушки, «именем не вышел». В самом деле, много ли благозвучия в имени Замарай?

Как-то услышав подобные охи-ахи, афганец, однако, отвечал, что «это лучшее имя, это значит – лев». Было чему удивиться: кто бы мог подумать, что название царя зверей на афганском (пушту) звучит так диковинно? А между тем это также арийский (восточноиранский язык). При этом у других восточных арийцев льва тоже именуют «неузнаваемо»: shuja – на урду, ser или singh – на хинди, а в форме sinha это слово встречается в древних текстах на санскрите. Причем это все этносы, расположенные ближе иных «родственников» к территории, из которой пытаются вывести арийцев адепты «азиатской теории». Почему же эти народы «переделали» якобы исконное название льва, да еще на разный манер?

Те же вопросы звучат и в отношении имен других «диковинных зверей». По словам востоковеда И.М. Дьяконова: «Термин «слон», если я не ошибаюсь, известен в и.-е. языках только в греческом… готском… и славянском (velblondu) со значением «огромный чудовищный зверь» – не только «слон»[12]12
  Отметим, кстати, что и слово «слон» в славянских языках долгое время не имело никакого отношения к обладателю хобота. Русские вплоть до недавнего времени слоном называли любое крупное животное, особенно лося. Точно также и у неиндоевропейских народов, незнакомых до недавнего времени с гигантом животного мира. Например, в тюркских языках название слона yagan происходит от слова yogan, означавшего вообще «большой».


[Закрыть], но и «верблюд»; вероятно, из списка реальных животных этот термин надо исключить. Термин для «обезьяны», несомненно, относится к заимствованиям, как и термин для «барса»… так что набор животных получается не столь уж экзотичным» (цит. по: Рассоха)

Действительно, известно что обезьяна – давний спутник торговцев, державших ее как талисман или «наживку», привлекавшую покупателя. Поэтому индоевропейцы могли познакомится с этим вертлявым родственником человека благодаря ближневосточным и североафриканским торговцам, установившим контакты с Европой еще в III тысячелетии до н. э.[13]13
  Торговцы были из разных мест, и соответственно, никакого единого названия обезьяны (якобы кор, согласно двум ученым авторам) в Европе не было. Например, как указывает О.Н. Трубачев, латыш, erms «обезьяна» восходит к этрусскому названию этого животного arimos, что обусловлено древними торговыми контактами между «зоной Янтарного пути» и Адриатикой. Откуда оно появилось у этрусков – уже другой вопрос.


[Закрыть]. «Торговое» значение – только уже в смысле товара имели в древности тигриные и львиные шкуры, которые активно развозили по свету торговцы, способствовавшие известности этих зверей далеко за пределами его обитания.

Поэтому, скорее всего, правы те ученые, которые считают, что слова экзотических животных, рожденные где-то за пределами прародины ариев, скорее всего, на Ближнем Востоке, и были популяризированы сначала торговцами, а затем книжниками, особенно уже в христианский период. Например, лев, как кстати и барс – популярны в христианской литературе, в том числе как «звери Апокалипсиса» (Откр. Иоанна Богосл. 13, 2). В таком языке как русский «слово «лев»… является заимствованием, пришедшим книжным путем… Экзотичность животного для восточных славян подчеркнута в былине об Илье Муромце эпитетом «заморский» (заморский лев) (БС Исс-я, 1984, с. 71). Не знали русские (во всяком случае, вне книжной среды) тигра и барса: первопроходцы, столкнувшись с этими зверями в Приамурье, называли их просто «лютый», «лютый зверь» – также, как раньше называли на севере рысь, а возможно, и других крупных хищников (там же, с. 66, 70–71).

Впрочем, заимствование названий слонов, львов и прочей животной экзотики только подтверждает, что для арийских народов они были именно чужеземной экзотикой, не известной на их родине. Это подтверждается отсутствием льва, слона и обезьяны в тотемной символике индоевропейцев. Ведь звери вообще имели там громадное значение. Волк, кабан, ястреб, сокол и другие летающие и бегающие представители живого мира стали в древности родовыми и даже племенными именами на всем пространстве от Атлантики до Волги.

Германское племя хавков имело тотемом ястреба, херуски и иранцы-саки таким же образом чтили оленя, племя айстиев, по Тациту – вепря, кимвров – медведя. «Волчье имя» отразилось и в названии фракийского народа даков (от «даос» – волк) и кельтов-вольков. Понятно, что знай древние и.-е. «царя зверей» – льва, да и тигра, и барса – они непременно замелькали бы в этнонимах.

То же касается и личных имен. Типичная арийская антропонимика почитала прежде всего «волка». Так, легендарные генеалогии готов, саксов, свевов, франков и т. д. содержат многочисленные имена Эдивульфов, Клодульфов, Родульфов. Имена с той же основой (лат. Vulp, греч. Автолик, слав. Вулкослав и др.) были в большинстве и.-е. языков, чуть в меньшей степени распространена «медвежья» антропонимика (лат. Orsin, кельт. Artan, герм. Björn). В почете была также лиса: греч. Bassarei, ирл. Sionnah, прочие животные: греч. Фок (Фока) – «тюлень»[14]14
  Судя по тому, что в одной из версий оно связано с сыном Посейдона, владыка морей ассоциировался у предков эллинов со зверем, в древнем Средиземноморье бывшим, но далеко не самым распространенным (чего не скажешь о Северной Атлантике, и например, Балтике, где тюлень был основным источником мяса и шкур для людей еще в неолите).


[Закрыть], лат. Maelis («куница», «барсук»).

В именах звучали и различные названия птиц: кельт. Brenn (ворон), лат. Aquilis (орел), осет. Уари (сокол), слав. Синица; рыбы: слав. Щука, осет. Тьепа (плотва). В основе своей эти имена, конечно, не имели широких географических «корней», однако это отнюдь не заморские «слоны», «львы» и «павлины».

Названия южных животных появились в именословах только тех и.-е. народов, которые видели этих животных в дикой природе. И то, видимо, не сразу. У иранцев только в относительно поздних источниках появляются имена с основой «Лев» и «Барс». У греков типичная ранняя антропонимия содержат компоненты «коза и «бык» (Трубачев, Этногенез, с. 66) Это, кстати, очень близко славянской антропонимике, как ранней, так и поздней[15]15
  Славяне (процитирую исследование Н.В. Комлевой по позднесредневековой антропонимии Вологодского уезда) образовывали имена «в большинстве своем от названий животных, незаменимых в крестьянском хозяйстве (Овца, Кобыла, Баран, Корова, Козел, Конь, Бык), домашних животных (Собака) и некоторых диких животных и птиц, являющихся предметом охотничьего промысла (Соболь, Лисица, Кулик)».


[Закрыть].

«Львиное» имя появилось в Греции (где львы водились еще в V в. до н. э.[16]16
  Во время вторжения Ксеркса в Северную Грецию в 480 г. до н. э. его многочисленные вьючные животные – верблюды – сильно страдали от частых нападений львов.


[Закрыть]), также, кстати, как и близ многочисленных греческих колоний в Африке) сравнительно поздно. Например, его носил царь Лаконики (VI в. до н. э.) Леонт, позже знаменитый предводитель спартанцев Леонид и т. д. Что касается других уголков Европы, то широкое распространение его началось лишь под влиянием христианской традиции. Так, в Древнем Риме один из первых известных «Львов» – папа римский (440–461) Лев I Великий, у германцев (например, вестготов) – севильский епископ Леандр[17]17
  ^! Мы имеем ввиду имя «Лев» в его точном «зверином» значении, а не однозвучные имена с совершенно другим смыслом: например, редкие римские Левий (от иудейских Левиев-Левитов или Ливиев) и многочисленные германские Леовигильды, Леопольды и т. д… где основа lieb, leof – «любовь».


[Закрыть].

В итоге с «диковинными зверьми», кажется, все ясно. Остается еще якобы общее и.-е. название краба, но, во-первых, даже исповедующий «южную теорию» В.А. Сафонов, показывая карту распространения этого земноводного, отмечает его подчас весьма северный ареал (Белое море). Кроме того, как справедливо подметил И. Рассоха, практически во всех и.-е. языках на самом деле основное значение слова «краб» – «рак». Т. е. вероятнее всего древние и.-е. сначала познакомились именно с представителем речной (и также подчас северной) земноводной фауны, а уже затем – морской.

Итак, подведем итоги. Исключив вышеуказанные позднозаимствованные южные элементы, получаем следующую картину животного мира, окружавшего Ариев (см. табл.).

Несмотря на то, что многие представленные здесь животные (волк, медведь, олень) и птицы имеют очень большой ареал, с лихвой покрывающий чуть ли не все возможные и.е. прародины, некоторая территориальная определенность в вышеуказанном списке все же присутствует. Общие названия белки, лося, выдры, а также тетерева также говорят в пользу северной, лесной, максимум лесостепной зоны обитания предков ариев. Причем факт, что для такого степного зверя как суслик такого названия не нашлось, также подтверждает это предположение.

А общность названия бобра во всех основных и.-е. группах, подтверждает северную теорию происхождения ариев. Бобер – животное лесной, включая тайгу, частично лесостепной полосы Европы. Некогда он водился южнее, заходя даже в Закавказье, но широко распространен там не был. У арийских племен, впрочем, он был, видимо, тотемным, или священным животным, отзвуки же слышны в приводимой Далем русской поговорке: «Убить бобра – не видать добра»). Бобровые одеяния Ардвисуры Анахиты также скорее говорят о почитании строителя речных хаток[18]18
  В противоположность этой традиции народы древних дунайских культур бобра не почитали, судя по находкам костей животного в их сохранившихся археологических памятниках. Видимо, это непочитание восприняли предки греков, у которых шкура являлась до того обиходной, что ее название (Derma) стало синонимом шкуры и кожи вообще (а древнее название бобра забылось).


[Закрыть].

В свою очередь, и арийская «ихтиология», несмотря на «широту», также же несет характерный географический отпечаток. Например, угорь, который приходит нереститься в Западную и Северную Европу из Западной Атлантики (в Азии, как и в Юго-восточной Европе, эта рыба не встречается). Или упомянутый лосось – типичная рыба Балтики и Северного моря.

Нельзя не заметить, что ПИЕ реконструкции, помимо лосося и угря, дают еще общие названия для типично европейских рыб: форели, карпа, жереха, а некоторые и сома.

Здесь, конечно, необходимо отметить переходы значений слов: в санскрите название лосося (не встречающегося в южных морях) перешло на другую рыбу, в тохарских языках оно стало названием рыбы вообще. При этом символично, что древние индийцы речную и морскую живность именовали словом, весьма созвучным с названием мяса как у них самих (mamsa), так и у славян, балтов и германцев (mimz, mesa). Вполне вероятно, что это говорит о том, что изначальным главным продуктом у арийцев была рыба, а по мере замещения ее в их рационе мясом животных слово изменило значение.

Возвращаясь к теме возможных контактов и.-е. с семитами, возможно, таковые и были – но на границе самой Европы. Очевидно, общее и.-е. заимствование из семитского tawr – бык. Это, видимо, свидетельство культурных контактов с «дунайскими» племенами старой Европы, у которых бык был культовым животным (При этом в и.-е. уцелело и собственное название быка, оставшееся в рус. «корова», лит «karvas», восходящее, видимо, к названию крупных лесных животных: лат. cervus, галл. сат, хетт. Karawar – олень/рог оленя).

Точнее, по В.А. Сафонову, коньакты были на юго-востоке Европы – где-то в Приазовье, где проникшие со Среднего Востока семитские племена создали в III тысячелетии майкопскую культуру[19]19
  По новейшим данным, майкопская культура была создана мигрантами из района Северной Сирии – Месопотамии, через территорию юго-западного Прикаспия проникшими и заселившими Северный Кавказ вплоть до Тамани (см. «Новости науки» в gazeta.ru от 2.03.2011). Однако были ли они семитами, остается вопросом.


[Закрыть]. Некоторые исследователи идут дальше и находят следы присутствия семитских переселенцев на Пиренеях и даже на Британских островах. Впрочем, это все теории, как и построения Иванова и Гамкрелидзе, опровергаемые в том числе и генетическими изысканиями: «Исследования контрольной группы из 1371 еврея и палестинца показали, что эти две группы, а также родственные им сирийцы и ливанцы имели общих предков всего 4000 лет назад. Их Y-хромосомы отличаются всего на 1 процент. Возраст же связей евреев с народами европейского континента насчитывает 30000 лет» (www.ropnet.ru/lingva, 9 мая 2000). Иными словами, пути предков ближневосточных народов бесповоротно разошлись с путями далеких предков индоевропейцев еще в эпоху палеолита, а стало быть, ни о каких тесных контактах в «южной географической области» в эру и.-е. единства речи быть не могло. Это подтверждает и тот факт, что в самых ранних из ставших самостоятельными – тохарских языках – таких контактов не прослеживается. Другое дело – эпоха поздней бронзы и начало активного мореплавания, когда семиты-финикийцы с одной стороны, и арийские «народы моря» с другой, действительно вошли в соприкосновение. Но это уже другая история.

Для нас важен другой вывод: анализ и.-е. лексики, обозначающей флору и фауну, показывает, что предки и.-е. обитали в растительной зоне, скорее всего смешанных лесов и соответствующего ей животного ареала, которая в предполагаемый период и.-е. единства была распространена в Европе не меньше, а то и далее к северу, нежели сейчас.