Текст книги "Подлинная история Ильи Муромца, богатыря и патриота"

Так, в приятных разговорах, дошли они до Святогорова жилья. Дом у того был большой, крепкий. Убранство в доме простое, холостяцкое – горшки с прошлогодней кашей, паутина на стенах, да закаменевшая от грязи одежда.

– Я человек простой – где штаны сниму, там их и оставлю, – объяснил Святогор, когда Илья в очередной раз споткнулся и чуть не свернул себе шею.

Поели они, выпили вина, Святогор захмелел и сделался добрым. Илья решил этим воспользоваться.

– А что, Святогор Святогорович, не стать ли нам побратимами? Ты – сильномогучий богатырь, и я тоже.

– А какая мне от этого польза? – спросил Святогор. – Меня все знают, а ты что за фрукт?

– Я тебе жизнь спас.

– Вот об этом лучше не вспоминай. Как говорится, кто старое помянет, тому глаз вон. Давай-ка лучше поедим…

– Да ведь ели уже…

– А ты что мой кус считаешь?

Рассердился Святогор, насупился, смотрит на Илью косо. Замолчал Илья, понял, что лучше со стариком не связываться. Стал есть Святогор один, Илью уж больше не приглашает. Ел, ел, никак остановиться не может. Уже стемнело за окнами, а Святогор все ест. Заскучал Илья, выскользнул потихоньку из дому, стал искать своего Сивку. Хвать-похвать – нету Сивки. Зашел в хлев, а там тоже никакого Сивки нет, сидит на цепи один бурый медведь, облизывается.

– Сожрали моего Сивку! – ахнул Илья. – Живьем сожрали.

Рассвирепел он, выломал из тына жердь – и ну охаживать медведя, в ребра ему тыкать. Разорался медведь, встал на дыбки, передними ногами на Илью машет – хочет укусить, да цепь не пускает. А Илья его – по черепу, по зубам, по хребтине, по ребрам, опять по черепу – побеждает русский богатырь! Видит медведь, дело плохо, сейчас забьет его Илья – сел на задние лапы, и стал передними служить, как собака. Но Илья не унимается – жалко ему жеребенка. Забил бы он медведя до полусмерти, но тут вдруг кто-то его самого по мозгам треснул. Тяжело треснул, от души.

«Еще медведь!» – ахнул Илья про себя. Повернулся, а там Святогор: в руках – дрын, в глазах – строгость.

– Ты что же моего Мишку бьешь? – спрашивает он сурово. И еще раз – хресть богатыря по черепу.

– А почто он моего Сивку съел? – оправдывается Илья.

– Кому твой Сивка нужен, он с той стороны дома стоит!

Обошли они дом, и действительно, с той стороны дома Сивка на привязи пасется. Живой, невредимый, только вроде как еще более паршивый.

– Да, – говорит Илья, – ошибка вышла, признаю.

– Да мне-то что от того, что ты признаешь! – говорит Святогор. – Ты умей ошибку исправить!

– Как же ее исправить?

– А уж не знаю, как. Только, пока не исправишь, назад не возвращайся. И Сивка твой у меня пока побудет.

С этими словами прогнал Святогор Илью со двора. А на улице уже ночь, вокруг – Русь, куда идти – непонятно. Поплелся он со двора в лес, а чтоб не так страшно было, запел богатырскую песню – в уме, чтобы волки не сбежались. Далеко решил не отходить, выбрал дерево повыше и полез на него. Долез до середины, свил себе гнездо в ветвях и устроился там – птичка, а не богатырь.

Сидит Илья, думает горькую думу, о том, как через посредство разных ненормальных стариков страдают русские богатыри, и не следовало ли бы истребить указанных стариков в корне, чтобы не смущали людей своими глупостями. Так за этими мыслями он и задремал.

Посреди ночи словно зазвенело в воздухе, словно свет какой полился во все стороны. Илья навострил уши, стал оглядываться, и видит – собрались на поляне русалки в цветочных венках и хороводы водят, будущих утопленников приманивают. Сами русалки голые, глаза у них большие, черные, волосы длинные – ничего не скажешь, симпатичные женщины. Трудно устоять русскому богатырю против такого соблазна, но у Ильи дома Богом данная жена, мать, пес Мурза, хозяйство большое – зачем ему эти бесовские прелести?

Повернулся он на бок в своем гнезде и захрапел богатырским храпом. Поняли тут русалки, что провалилось их предприятие, посрывали с себя венки, да и разбежались в голом виде по лесу – пустились, наверное, во все тяжкие. Всю ночь Илья проспал беспробудным сном, а наутро кто-то стал его за дерево трясти.

Проснулся Илья, закричал изо всей мочи:

– Эй, добрый человек, не тряси дерево! А не то я, могучий русский богатырь, упаду тебе на голову – будет из тебя лепешка.

А снизу ему и говорят:

– Ой ты, гой еси, могучий добрый молодец! Ты вот тут спишь-храпишь, а того не знаешь, что Русь спасать надо.

– Подожди, досплю – и пойду Русь спасать! – сквозь сон отвечает Илья, думая, что это с ним так шутят.

Но собеседник его не отстает, снова дерево трясет.

– Русь, – говорит, – тебя дожидаться не станет: сгинет по обыкновению – и все дела. Сейчас же иди освобождать ее от врагов. Татарва и половцы обступили Чернигов, не сегодня-завтра падет город.

Услышал это Илья – не до шуток ему стало. Полез он поскорее с дерева вниз, но подломилась под ним ветка, полетел богатырь вниз. Летит и думает себе: «Ну, смерть моя пришла! Сейчас так меня вдарит о землю, что с покойным родителем разговаривать придется».

Только успел подумать – глядь, а земля уже близко. Стал он читать «Отче наш», едва дочитал до конца – вдарило его о землю.

От удара проснулся Илья, видит: лежит он на полу в избе у Святогора – во сне с лавки свалился. Значит, приснилось ему все, причудилось? Не может такого быть. Огляделся он по сторонам, видит, точно, лежит он не в лесу, а у Святогора в избе. Что, выходит, и медведя не было? И русалок тоже? А Чернигов как же? Обступили его враги, или же еще нет? А, может, то был вещий сон? Решил он на всякий случай до Чернигова добраться и посмотреть, что там такое происходит.

Поднялся Илья с пола, поел вчерашней каши из горшка и вышел на двор – Святогора искать. Но Святогора нигде нет, только Сивка пасется у тына. Пожал плечами русский богатырь, стал развязывать Сивку. И тут увидел записку на березовой коре, а в записке сказано, что его, Святогора, нет дома – ушел за русалками охотиться. Усмехнулся Илья, покачал головой.

– Вот, брат, как оно в жизни бывает, – сказал он своему Сивке. – Одни землю родную спасают, а других хлебом не корми – дай за русалками побегать. Уж и не знаю, что там дальше со Святой Русью будет при таком безобразии!

Глядит – и жеребенок его сомнения разделяет, ржет осуждающе. Тем не менее, поблагодарил Илья отсутствующего хозяина, поклонился дому, да и пошел на все четыре стороны. Идет, торопится, позади него Сивка трусит на манер собачонки, даже вроде как взбрехивает на встречных-поперечных – тоже Русь спасать желает.

Долго ли, коротко – дошли до ближайшей к Чернигову деревеньки. А рядом с Черниговым, верно, стоят вражьи полчища. Собрал Илья всех селян на лесной опушке, стал требовать отчета:

– Каково, по вашему мнению, положение вещей?

Молчит народ, глазами лупает. И то сказать – не до положения вещей ему, напуган, навидался за последние годы всяких страхов и от своих, и от чужих.

– Напали лютые вороги на нашу Русь-матушку, – продолжает Илья.

Народ по-прежнему молчит, ежится. Илья думает: может, не расслышали с первого раза. Повысил голос.

– Напали, говорю, вороги на Русь-матушку – так или не так?

Молчит народ. Напали – так напали, что тут скажешь?

– Что делать будем?

Молчит народ, и только по глазам видно, про себя думает: а что хошь, то и делай! Рассердился Илья, стал их укорять:

– Что же вы молчите – вы же народ! Где же ваша народная мудрость?

Молчит народ, не желает зря свою мудрость показывать. Оно и верно – покажешь раз, а потом всю жизнь ею попрекать будут.

– Ополчение надо собирать! – говорит русский богатырь.

Тут народ, наконец, очнулся, загомонил. Особенно бабы усердствуют, волнуются.

– Куда ж ополчение? Повыбьют мужиков-то! – кричит одна, с ближнего краю.

– То-то и оно, что повыбьют! А яровые кто будет сеять? – надрывается другая.

– Да хрен с ними, с яровыми-то! – вступает третья. – Озимые, озимые кто пожнет, я тебя спрашиваю?

Шумят крестьяне, ничего не разобрать, только и слышно: яровые-озимые, озимые да яровые. Любит народ русский поговорить на сельскохозяйственные темы – этого у него не отнимешь.

– Какие еще яровые? – опешил Илья. – До яровых ли сейчас, когда земля наша стонет под чужеземным игом?

Тут выходит один мужичок, бородатее прочих и, поклонившись, говорит такую приблизительно речь.

– Ты, сильномогучий богатырь, как себе сам хочешь, а нас не трогай. Сейчас Русь-матушка стонет под чужеземным игом, прогоним их, будет стонать под нашим, княжеским. Ей, кормилице, никакой разницы, а нам – тем более.

– Да вы что? – сидючи на печи, много слышал Илья о загадочной русской душе, но такого все равно не ожидал. – Вы серьезно это, или шутки шутите?

– Не до шуток нам, мил человек, – отвечает бородач. – Ты иди-ка себе подобру-поздорову сам знаешь куда, а мы как жили, так и жить будем. Не для того мы тут плодились-множились, чтобы потом нас любой-каждый в искушение вводил. Врагов у России много, а мы одни.

Оглядел Илья толпу.

– Ну что – все так думают?

Примолкли селяне, стыдно им стало. Бородача обратно в толпу затащили, тумаков ему надавали – не будь слишком умным, не позорь звание русского мужика!

Плюнул Илья с досады и прочь пошел. Шел, ломился через лес, Сивку за собой волок – и не заметил, как наткнулся на половецкий дозор. Сразу и не понял, что случилось, только чует – что-то вроде как изменилось вокруг. Глянул – засада. Сивка его заржал и стал пятиться – половцы кругом.

– Рус, сдавайся! – кричат половцы.

Огляделся Илья по сторонам и видит: вокруг толпой стоят маленькие узкоглазые воины, мечами ему грозят, бросают в него, как макаки, камнями. Человек десять даже прицелилось в него из луков. Один камень попал в щеку, расцарапал ее до крови. Нахмурился Илья.

– Ну, ладно, – крикнул угрожающе. – Черт с вами, сдаюсь!

Половцы обрадовались страшно, окружили его со всех сторон, повели в лагерь – знакомиться с ханом и пить кумыс.

В ханском шатре сидел крепкий мужичок в собольих одеждах, чесал вшей. По-русски, впрочем, разговаривал довольно прилично. Пригласил сесть, налил кумысу, стал расспрашивать о самочувствии – словом, встретил богатыря, как родного.

Илья тоже вел себя вежливо, пил кумыс маленькими глотками, на вопросы отвечал уклончиво, а старался сам разузнать побольше. Хан жаловался на притеснения со стороны монголов, которые якобы сгоняют половцев с их исконных земель, и половцы из-за этого вынуждены воевать с русскими князьями, которых искренне уважают.