Текст книги "Поход Командора"

Алексей Волков
Поход Командора

Часть первая
Поиски

1
Наташа. Похищенные

Утро было безрадостным.

Отнюдь не из-за погоды. Ласковое южное солнце в положенное время выкатилось из-за горизонта на безоблачное небо и теперь весело играло лучами по лазури моря. Жара еще не наступала. Волны были небольшими. Качка едва чувствовалась. В другое время все это придавало бы плаванию характер необременительной прогулки. Но именно в другое, и никак не теперь.

Если на душе мрак, то его не разгонит никакое солнце.

Женщины молчали. Они так и не сомкнули ночью глаз, да и теперь спать не хотелось. Даже Жаннет тихо сидела в уголке, время от времени тяжело вздыхала, смотрела с сочувствием на своих хозяек. Но она была всего лишь служанкой, к тому же негритянкой, и похищение не очень влияло на ее положение.

Для Наташи и Юли случившееся было ударом. Вдвойне страшным из-за своей неожиданности, в момент, когда все проблемы казались решенными и со дня на день их ждало путешествие в Европу.

Теперь вместо Европы чужой корабль нес их… Куда? Неведомые похитители ничего не говорили об этом, но женщины предполагали, что путь лежит на Ямайку. Остров, с которого один раз им едва удалось вырваться. Вырваться чудом, принявшим лик Командора.

Их не тревожили. Завели в крохотную каюту, закрыли и словно забыли в ней.

С палубы порой доносились голоса моряков. Невольно угадывались отдельные слова, частью английские, укладывающиеся в предположение о похитителях, частью же почему-то французские. Хотя ходили же разговоры, что «Кошка» имеет смешанный экипаж и помощником на ней ходит Коршун. Человек, который когда-то неудачно пытался похитить Командора, но был последним прощен и оставлен в живых. Как видно, зря…

Показалось или нет, но один раз вроде послышался говор Лудицкого. Несколько неразборчивых слов, немедленно прерванных грубоватым окриком.

Юля невольно покосилась на Наташу: мол, слышала? Но взгляд последней был направлен куда-то внутрь себя. Ей явно не было дела до бывшего депутата. Помочь он все равно не мог, а его судьба… Так это он должен был все предвидеть и бороться, а не женщины. Или не мужчина?

Потом у Юли промелькнула иная мысль. Вернее, подозрение. Очень уж странным показалось, что их слуга, каковым официально являлся Лудицкий, находится на свободе. Понятно, любая свобода на корабле относительна. Куда денешься из ограниченного бортами пространства? Да и с первого взгляда видно, что Лудицкий не боец. Но все-таки…

Уж не замешан ли бывший депутат в похищении? Именно он привел неизвестных моряков. Именно он говорил, что они тоже принадлежат к команде Командора. Да и когда на берегу женщин скрутили и потащили к шлюпкам, Лудицкого, кажется, никто не трогал. Во всяком случае, как смутно припоминалось Юле, депутат забирался в соседнюю лодку сам.

Шаги за дверью отвлекли женщину от размышлений. Щелкнула задвижка с той стороны, и в проеме показался один из похитителей. Солнечный луч из крохотного окошка отразился от богатого камзола, но совершенно увяз в черной маске, скрывавшей лицо флибустьера. Лишь виднелся не украшенный бородой подбородок да в прорези посверкивали глаза.

Взгляды женщин невольно скрестились на предводителе пиратов. Даже Наташа отвлеклась от происходящего внутри нее. Что вошедший является предводителем, было ясно без слов. Хотя бы по одежде. Да и смысл рядовому разбойнику прятать лицо?

Впрочем, флибустьерскому капитану подобное тоже вроде было без надобности. Раз уж он решился на отчаянное дело, тем более раз это дело удалось, то стоит ли опасаться, что пленницы узнают его в какой-либо иной обстановке?

Женщины молчали в ожидании. Тут к месту хотя бы короткая фраза, типа, вы мои пленницы, или что-нибудь в этом же духе. Хотя все основное понятно, но раз уж поместил в каюту, то элементарная вежливость требует объяснить дальнейшую судьбу.

Вопреки ожиданиям, флибустьер тоже молчал. Зато женщины прямо чувствовали, с каким пристальным вниманием он разглядывает их. Словно пытается по внешности Наташи и Юли (на служанку капитан даже не взглянул) решить какой-то очень важный для себя вопрос.

Юля невольно выпрямилась, смотрела в ответ гордо. Наташа по-прежнему сидела, откинувшись, но и в ее взгляде читался вызов. Только Жаннет стушевалась и попыталась стать как можно незаметнее. Хоть при ее комплекции это было непросто.

Глаза флибустьера задержались на выделяющемся животике Наташи. Кажется, капитан удивился. Даже челюсть, выступающая из-под маски, несколько отвисла и лишь затем встала на место.

Ночью-то было не до того, чтобы смотреть, беременна женщина или нет. Схватили в темноте – и в шлюпку. Еще хорошо, обошлось без рукоприкладства.

Спустя какое-то время флибустьер отступил и так же молча покинул каюту. Лязгнул засов, снаружи послышались шаги, и все стихло.

– И чего приходил? – Юля с явным облегчением перевела дух, но в голосе звучала привычная ирония. – Прежде говорить бы научился!

Наташа не ответила, задумалась о чем-то, и тогда Юле пришлось продолжить тираду:

– Ягуар выискался! Скромненький такой. Морду бесстыжую показать боится! Словно Командор его не найдет!

Пережитое напряжение искало выхода. Раз уж ничего нельзя сделать, то хотя бы словами обложить обидчика так, чтобы тому долго икалось, а уши приобрели ярко-красный цвет.

– Нет, пусть только что надумает! Я ему так покажу!

– Ей, Юленька, – мягко поправила Наташа.

Юля замолкла на полуслове и недоумевающе посмотрела на свою подругу.

– Ей, – повторила Наташа.

– Кому – ей?

– Ягуарихе. – Губы Наташи тронула слабая улыбка.

– Не поняла. – Юля в доказательство чуть помотала головой.

– Это женщина. Не заметила?

Глаза Юли стали очумелыми. Она никак не могла осознать, что пытается втолковать ей подруга.

– Наш похититель, точнее, похитительница, – женщина, – терпеливо пояснила Наташа. – Есть у нее женское в повадках. Мужчин обдурить несложно, но нас… Она и маску надела, чтобы мы понять не смогли.

– Блин! Мата Хари какая-то! – наконец стало доходить до Юленьки.

– Мата Хари была шпионкой, а эта – пиратка, – уже без улыбки пояснила Наташа.

Мало ли с кем не случается обмолвка!

– Но кто она? – вопрошала Юля, как будто женщины знали многих в архипелаге, и имя что-то могло сказать.

Гораздо важнее было другое. Кто опаснее в момент своей полной победы, женщина или мужчина?

После пленниц Ягуар сразу прошел в свою каюту. Нормальную капитанскую каюту с широким кормовым окном и балкончиком, нависающим над водою. Не чета той, в которую угодили похищенные женщины. Но это понятно. Разница в положении, доведенная до предела. Капитан – хозяин на корабле, а тут – добыча, которую вполне можно было запереть в трюме. Каюта для пленников – роскошь. Впору судьбу благодарить. Кают-то этих на корабле – раз, два – и обчелся…

Первым делом флибустьер снял шляпу, небрежно бросил ее на постель, а затем с какой-то непонятной яростью сорвал маску. С легким стуком рухнули на ковер перевязи с пистолетами и шпага. Губы Ягуара нервно кривились. Сил сдерживаться больше не было. Капитан упал на постель, несколько раз ударил по ней руками, а из глаз брызнули слезы.

Рыдания были судорожными, отнюдь не свойственными ни благородной леди, ни лихому пиратскому капитану. Но что поделать, когда привычная узда дала слабину и подлинные чувства хлынули наружу?

Свидетелей слабости не было. Ягуар давно, раз и навсегда, приучил всех, что соваться без разрешения в его каюту не позволено никому. Приучил, первым же выстрелом отправив на тот свет не вовремя заглянувшего в нее матроса. Какие бы слухи ни ходили по кораблю о естестве капитана, знать степень их правдивости позволено лишь избранным. Избранных же всегда немного. Просто по определению. Остальным достаточно того, что с их капитаном не пропадешь. Прочее не их собачье дело.

Команда знала лихого капитана, сейчас же в капитанской каюте была леди Мэри. Даже не леди, просто Мэри, девушка, оставшаяся один на один со своим личным горем. И горе было настолько велико, что не было конца слезному потоку.

Так говорится: не было. Конечно же, он, в конце концов, иссяк. Прежде рыдание перешло в плач, потом место плача заступили льющиеся слезы, а затем лишь красные глаза да мокрое опухшее лицо напоминали о недавнем.

Только по-прежнему было жаль себя, да обида на судьбу, на Командора, предпочитающего откровенный разврат… Или правы те, кто утверждает, что мужчины похотливые животные?

Пусть остаются ими. Кроме одного.

Девушка вздохнула. Ну почему так устроен мир? Столько прекрасных партий, а сердце лежит не к тем, кто тщетно добивается руки, а к тому, кто смотрит в другую сторону.

Или, может, нет? Спас же ее Санглиер от собственных пиратов. Да и не просто спас, провожал, явно рискуя жизнью, до безопасного места.

Невольно вспомнилось случайное объятие, когда она, позабыв и гордость, и стыд, бессильно повисла в крепких руках пиратского Командора. Даже то, как он при этом деликатно старался чуть отодвинуться, чтобы пистолеты в висевших на его груди перевязях не слишком вдавливались в девичье тело.

И пришла злость на себя. Разве можно вспоминать такое порядочной леди?! Узнал бы отец, сгорел со стыда за свою единственную дочь!

Мэри приподнялась, села на постели. Хорошо, что никто из команды не видел сейчас своего капитана!

На одном из бортов висело зеркало. Перед каждой стычкой его аккуратно снимали, укладывали в специальный сундучок. Как иначе? При полновесном залпе фрегат вздрагивает всем телом. Так, что порою чуть расходится обшивка. Без всяких вражеских попаданий. Если же кто еще попадет…

Но сейчас никто ни в кого не стрелял. Мэри встала, посмотрела на зеркальную поверхность.

Из таинственного мира зазеркалья на нее взирала довольно высокая девушка в мужском костюме. Свободный крой скрывал очертания фигуры, и с первого взгляда было непонятно, девушка это или молодой мужчина. Грудь у леди Мэри была небольшой, из-под камзола ничего не выпирало. Поди разберись!

Вытянутое, изобличающее породу лицо сейчас было опухшим. Невольно вспомнились две подруги Командора, может, чуточку простоватые, вдобавок неприбранные, подавленные случившимся, но, сравнивая себя с ними, леди Мэри была вынуждена признать победу за ними.

Признание, естественно, породило новую волну неприязни. Захотелось бросить обеих распутных девок в трюм, и только беременность одной из них удержала Мэри от подобного шага. Пусть не в браке, пусть в грехе, однако это ЕГО ребенок. Его…

Мэри с трудом взяла себя в руки. До берегов Ямайки было очень далеко. Говорить об успешности свершенного еще рано. Какой-нибудь из французских кораблей вполне мог отправиться в погоню. Или просто проходить где-нибудь неподалеку и заметить чужой фрегат.

Пришлось ополоснуться, тщательно смыть с лица следы недавних слез. Это матросы привыкли не мыться все время плавания. Да и после него тоже. Запасы пресной воды на любом корабле ограничены. Для всех, кроме капитана.

По квартердеку расхаживал угрюмый злой Коршун. Содержимое захваченных сундуков Командора оказалось таким, что в глазах помощника Ягуара тщательно осуществленная операция была проваленной. Он-то рассчитывал поживиться богатством своего врага. Вместо этого коварный Санглиер в очередной раз посмеялся над всеми. Если бы открыть сундуки чуть пораньше! Тогда хоть можно было бы тщательнее обыскать дом, найти, куда Командор запрятал награбленные золото, драгоценности, карту острова сокровищ!

А во всем виноват слуга Командора! Фамилию Лудицкого Коршун не мог ни запомнить, ни произнести и потому называл предателя Пьером. Бывшего депутата вначале это коробило. Могли бы тогда по имени-отчеству! Ведь уважаемый человек, не кто-нибудь! Одно слово: иностранцы! Еще ладно, что не Петькой.

После открытия сундуков Лудицкий предпочел бы вообще быть забытым всеми на корабле.

Но никто не забыт, и ничто не забыто. Практически не поминаемый на родине старый лозунг полностью относился к несчастному экс-депутату. Теперь во рту не хватало нескольких зубов, левый глаз заплыл, ребра нестерпимо болели.

А ведь могло быть еще хуже!

К счастью для себя, Лудицкий плохо знал языки, и потому понял далеко не все, что советовали Коршуну раздосадованные моряки. Если бы понял – умер на месте от страха. Но и того, что он уяснил из изрыгаемых фраз, было достаточно, дабы осознать: жить осталось недолго.

Вот она, людская благодарность!

Лудицкий готовился пасть на колени, молить, заклинать. Один Ягуар смерил его полным высокомерия взглядом и что-то сказал своим головорезам. Те недовольно отпустили предполагаемую жертву. Лишь один успел напоследок еще разок больно ткнуть Петра Ильича по почкам. В другое время Лудицкий обязательно возмутился бы хамским отношением. Сейчас – был готов вынести какие угодно удары, лишь бы не убивали.

Была бы власть Коршуна – непременно убил. Без сравнительно легкого хождения по доске. Нет, как-нибудь так, дабы у Лудицкого оставалось побольше времени пожалеть о собственной нерасторопности. На счастье Петра Ильича, властью на корабле Коршун не располагал. Хорошо – поставили помощником, хотя могли бы вздернуть после неудачи с тем же Командором.

Если Лудицкому было обидно от явно несправедливого отношения к его персоне, то Коршуна сводила с ума насмешка Санглиера. Он словно воочию видел, как враг насмехается над возможными похитителями, укладывая в сундуки разнообразный хлам, а затем старательно закрывая этот хлам на массивные замки.

Это ж надо! Не доверять собственному слуге!

Отсутствие весомой, зримой добычи лишало Коршуна ощущения удачливости предприятия. Подумаешь, пара девок! За них еще выкуп получить надо. А то как вместо выкупа попадет от Командора, да так, что позавидуешь мертвым!

После того случая, когда Санглиер сумел не только освободиться, но и под угрозой взрыва захватил корабль Коршуна, а затем разгромил Кингстон, бывший вольный капитан, а теперь всего лишь помощник относился к Командору с опаской. В любую минуту ждал появления флотилии под флагом с развевающейся веселой кабаньей мордой. Ягуар – тоже флибустьер удачливый, однако выстоит ли он против Командора?

Кто как, Коршун был в том не уверен. Как был не уверен в спешных мерах по укреплению новой столицы Ямайки и заявившейся в нее накануне королевской эскадре.

Надежнее было бы на время затеряться среди бесчисленных островов. Пусть Санглиер ведет переговоры или нападает на Кингстон в открытую. Если никто не будет знать, где именно находятся его женщины, то хоть появится шанс получить некоторую сумму денег да еще уцелеть самому.

– Я бы на вашем месте не шел на Ямайку, сэр, – в который раз предложил Коршун Ягуару.

Предводительница (Коршун был одним из немногих, кто точно знал не только пол своего капитана, но и имя) в ответ смерила помощника полным презрения взглядом.

– Здесь отдаю приказания я, – голос леди Мэри звучал хрипло, но твердо.

Настолько твердо, что желание возражать отпало.

Во всяком случае, на время.

2
Флейшман. Ураган

Мне не спалось. Может, причина в том, что наша погоня пока была безрезультатной? До наступления темноты мы успели обнаружить одно за другим два судна, даже сблизиться с ними, однако это были не те суда.

Черный флаг с веселой кабаньей мордой был самым популярным в здешних беспокойных водах. Команды кораблей хотели удрать, когда же выяснилось, что это невозможно, сопротивляться даже не пытались.

Да и бегство было несерьезным, не до полного изнеможения марсовых. Убедились – рано или поздно, но мы выйдем на дистанцию залпа, и стали послушно убирать паруса. Вдруг да прогневаемся, осерчаем и начнем рубить ни в чем не повинные головы, а то и сожжем корабли к какой-то матери, как уже жгли и британские королевские фрегаты, и испанские галионы. С нас станется!

Лучше лишиться груза, чем головы. Мысль не новая, да и что по-настоящему ново под луной?

На практике же все оказалось еще лучше. В данный момент нам было абсолютно наплевать на чужие деньги и товары. Корабли были лишь тщательно обысканы от киля до клотика, команды опрошены, после чего мы продолжили свой путь.

А потом наступила ночь. Наша погоня продолжалась. И что с того, что мир погружен во тьму и ничего не видать? Это только кажется, будто в море нет дорог. На деле корабли следуют определенными оптимальными курсами из пункта А в пункт Б, поэтому перехватить их – вещь достаточно реальная. На этом, собственно, построена вся тактика пиратства. Если бы корабли не ходили, а шлялись, то попробуй, сыщи что-нибудь в океане! А так достаточно устроиться неподалеку от торной дороги, ну, ладно, не дороги, а трассы, и при некоторой удачливости рано или поздно заметишь парус на горизонте. Или не заметишь, если уж совсем невезучий.

Курс похитителя мы знали. Вначале просто предполагали с высокой долей вероятности, а потом моряки с одного из судов подтвердили, что видели далеко впереди корабль с кошкой на флаге. Теперь оставалось только гнать и гнать вперед в надежде, что с рассветом мы увидим флибустьерский фрегат.

Командор то расхаживал по квартердеку, то стоял, облокотившись о фальшборт и вглядываясь в ночную тьму, то сидел в вынесенном сюда же кресле и непрерывно дымил трубкой.

– Шел бы ты спать, Сережа. – Мне самому хочется прилечь хотя бы на полчаса, сказывается нервное напряжение, однако я понимаю, что Кабану отдых нужнее.

– Что? – голос Командора сиплый, как у человека после долгого сна.

– Говорю, тебе надо отдохнуть.

– Отдохнуть? – Сергей повторяет слово так, будто слышит его впервые.

– Да, – стараюсь говорить твердо. – Завтра будет трудный день, и тебе понадобятся силы.

Думал, он оставит мой единственный аргумент без внимания, однако Командор неожиданно соглашается. Отчасти.

– Да, отдохнуть надо. Поэтому иди спать, Юра. На курсе фрегат я удержу. Потом меня сменишь. Я все равно пока не усну. Может, позднее…

Убеждать Кабана можно, а уговаривать – бесполезно. Да и он в чем-то прав. Когда человек на таких нервах, заснуть получается лишь при большой усталости.

Если бы я мог хоть чем-то помочь Командору, то непременно остался бы рядом с ним.

Но чем? Разговоров он старательно избегал, просто же находиться рядом… В чем Кабан безусловно прав – отдых необходим всем. Если завтра бой, то не стоит быть обузой.

Короче, я пошел спать. Пусть пара часов, но они дадут мне возможность не клевать носом, более-менее адекватно воспринимать происходящее, и вообще…

Вообще, я был измучен до предела, но, должно быть, те же нервы никак не давали уснуть. Я лежал в каюте, поневоле прислушивался к привычным корабельным звукам: всем этим поскрипываниям корпуса, плеску волн за бортом, топоту ног дежурной вахты… Пытался считать, нет, не баранов, а проведенные здесь дни, а потом незаметно от счета принялся вспоминать.

…Наша эпопея началась спустя века после своего начала. Звучит дико, неправильно с точки зрения всех норм языка, да только как сказать иначе? Круизный лайнер «Некрасов» во время сильнейшего урагана провалился в прошлое, на триста с лишним лет назад. Двигатель корабля вышел из строя, корпус был поврежден, и еще счастье, что нас прибило к необитаемому острову.

Но счастье ли? Подошедшая эскадра британских флибустьеров атаковала нас с ходу. Лайнер погиб, большинство пассажиров, находившихся на острове, – тоже. Робинзонада переросла в кровавую одиссею, которая и продолжается по сей день. Мы были морскими странниками, рабами на Ямайке, а затем сумели вырваться оттуда и сами занялись флибустьерством. И пусть не осуждают нас чистоплюи! Легко морализаторствовать, сидя в тихой квартире двадцать первого века. Каждому времени – свое. Зато мы смогли не только выжить, но и приобрели денежные средства, определенный статус, а Командор – даже дворянство.

Можно сколько угодно распинаться о демократических ценностях, только в обстоятельствах чрезвычайных нужны не гражданские свободы, а лидер, который сумеет взвалить ответственность на свои плечи. Если же лидера не окажется, остается пожалеть о факте собственного рождения. Да и то, коли на это останется время.

Среди нашей небольшой пестрой компании таким безусловным лидером стал Сергей Кабанов, бывший телохранитель депутата Лудицкого, боевой офицер-десантник, ставший прославленным пиратским Командором, человеком, объединившим не только нас (нас-то и оставалось чуть больше дюжины), но и многочисленных представителей Берегового Братства, пожелавших испытать удачу под его командованием.

Под черным флагом с ухмыляющейся кабаньей мордой мы захватывали корабли и города, воевали с британским и испанским флотом, совершали такие дерзкие дела, что память о них еще долго будет будоражить кровь у всех сорвиголов архипелага. За доблесть при защите Пор-де-Пэ Командор получил французское дворянство, чин лейтенанта и превратился из Кабанова в Санглиера. Что, впрочем, учитывая перевод, одно и то же.

Наш предводитель проявлял лихость во всем. Вплоть до того, что у него были сразу две подруги, Наташа и Юля, стюардессы со злосчастного «Некрасова». Как они там уживались втроем, не знаю. Скандалов вроде не было, остальное же меня не касалось.

И вот наступил долгожданный момент, когда одиссея подошла к концу. Вернее, нам казалось, что к концу. Команды были распущены, а сами мы приготовились к вояжу в Европу. Хватит, поскитались по флибустьерскому морю, пора и честь знать.

Отплытие намечалось на ближайшие дни, но тут выяснилось, что одиссея наша далеко не закончена.

Ночью неизвестные воспользовались нашим отсутствием и напали на дом Командора. Оказавшийся рядом Валера Ярцев был тяжело ранен, а обе женщины похищены вместе со слугой. Тем самым бывшим депутатом Лудицким, которого когда-то охранял Кабанов.

Мы вернулись в Пор-де-Пэ рано утром, опоздав на какие-то несколько часов. Проведенное по горячим следам расследование указало на вероятных похитителей. Очевидно, это был британский флибустьерский фрегат «Дикая кошка», чей капитан успел прославиться целой серией дерзких нападений, во многом копировавших наши.

Беда была в том, что сам фрегат исчез с горизонта еще до нашего появления на берегу. А сверх того в том, что у нас фактически не оставалось людей.

Люди нашлись. Многие ходившие под веселым кабаном немедленно вернулись к Командору, и два наших корабля, фрегат и бригантина, в тот же день вышли в море…

Я все-таки немного задремал, но вскоре проснулся.

Ветер явно усилился, и фрегат здорово раскачивался на волне. Настолько здорово, что этим я и был обязан моему пробуждению.

Подняться на квартердек было делом одной минуты. Ночь все еще продолжалась, но больше не было звезд на небе, а ветер не только усилился, но и поменял направление. Теперь он дул почти в лоб, и приходилось постоянно менять галсы, дабы не сбиться с курса.

Вскоре начался шторм. Кто не испытал его прелести, тому не объяснишь, а кто испытал – тому и говорить не надо. Нас бросало, швыряло, мотало, волны же становились все выше и выше, пока шторм не перерос в ураган.

Теперь нам окончательно стало не до курса и какой-то там погони. Как и догоняемому – не до бегства. Тут бы уцелеть, о прочем никто не задумывался.

Наступивший день почти не отличался от ночи. Стремительно несущиеся низкие и мрачные облака, темное небо, черные волны, так и норовящие поглотить ставший таким крохотным корабль…

«Лань» пропала. Однажды, вроде, промелькнула на вздыбленном горизонте, и все. А может, то был совсем другой корабль. Во всяком случае, нам было не до нее. Как и находившимся там было не до нас. Помочь в такую погоду все равно невозможно. Ни спустить шлюпку, ни хотя бы просто подойти поближе. Оставалось молиться да работать. Всей командой, без отдыха и перерыва на обед.

Одежда промокла насквозь, обшивка угрожающе скрипела, местами обнаруживалась течь, короче, полный набор моряка. Вспоминать – и то тяжело, а уж пережить…

Одного из матросов смыло волной. На мгновение его голова мелькнула среди волн и скрылась.

Был человек – и нет человека.

Нас всех могла ожидать такая же судьба, но… пронесло. Ураган постепенно сменился обычным штормом, а через несколько дней стал постепенно стихать и он.

Море любит повторять одни и те же штучки. Не первый шторм в нашей одиссее и не последний.

Только как не вовремя! Но… судьба!