Текст книги "Русский фронтир"

15

Столь часто поминаемый Гюсаком Жан Лафит находился в Новом Орлеане. Просто у него не было времени посещать «Кафе беженцев», которое он сам когда-то сделал одним из самых модных заведений города. Лафит с ранней юности усвоил одну нехитрую вещь: значимость человеку придают деньги. Он много потерял, когда не в меру ретивые служащие конфисковали награбленный товар, и теперь делал все, чтобы возместить понесенные убытки.

Нет, Лафит не отказался от мысли вернуть все через суд. Адвокаты упорно работали в этом направлении, особо упирая на решающую роль, которую сыграли флибустьеры в защите Нового Орлеана во время войны с англичанами, однако приходилось считаться с возможностью худшего. Вдруг дело не выгорит? Суд – судом, но не сидеть же в ожидании его решения. Тем более подобные процессы тянутся годами…

Как раз сейчас Жан беседовал на эту тему с отцом Антонием, стареньким настоятелем костела Святого Людовика, назначенным на эту должность еще при испанцах, да так и оставшемся на ней при всех сменяющихся властях.

Но что служителям католической церкви власть земная?

– Обстоятельства сильно изменились. – Священник говорил с доброй улыбкой, словно речь шла об откровенных пустяках, и только глаза смотрели на собеседника пристально, стремясь проникнуть в тайные мысли. – Как вы знаете, король продал довольно обширные земли, и теперь нам остается только уповать, чтобы новая власть не трогала церковь. Впрочем, у нас уже давно сложились неплохие отношения с русским наместником.

Отец Антоний замолчал, и сидящий напротив его Лафит тихо спросил:

– Вы хотели бы, чтобы я несколько осложнил ему жизнь?

– Ни в коей мере! – Священник протестующе замахал руками. – В данный момент мы союзники, и вице-рой особо подчеркнул это. Вдобавок наши проблемы остались прежними. Мы всерьез надеялись, что отныне неприятности станут достоянием одних русских, но… Флибустьеры, плавающие под флагом самозваной Мексиканской республики, по-прежнему вовсю нападают на наши корабли, и казна несет огромные убытки.

– С развитием у русских мореплавания положение может измениться, – заметил Жан. – Пока они лишь примериваются к доставшимся им богатствам, и судов под русским флагом в заливе весьма немного.

– Какие там богатства? – вздохнул отец Антоний. – Мексика одной из первых попала под власть Испании, и…

Он спохватился и продолжать не стал. Да все и так было понятно. Времена безудержного разграбления новых земель давно канули в Лету. Отнюдь не по чьей-то доброте. Просто все, что можно было вывести, было вывезено в метрополию еще пару веков назад, и теперь достоянием Вест-Индии был лишь продукт труда. О сказочных сокровищах не стоило и говорить, и, возможно, одной из причин упадка колоний стал иссякший поток золота.

– Что же вы хотите? – поинтересовался Лафит, машинально поглаживая черную как смоль бороду.

– Ваша задача остается прежней. Любыми путями уничтожить пиратов, – твердо произнес священник.

– Как я уже докладывал вашему начальству, уничтожить их можно только одним способом – внедрившись в их ряды. А для этого требуются деньги.

– Вы совсем недавно получили восемнадцать тысяч долларов, – напомнил отец Антоний.

Сумма была немалой. Хотя все познается в сравнении.

– Это был задаток, – просто сказал Лафит.

– Его должно хватить до следующего платежа. Лучше скажите, что вам удалось сделать?

– Времени было мало. Вы же имеете представление об этой вольнице. Однако мне удалось спровадить большую часть пиратов в Мексику. Пусть русские справляются с ними на суше, раз не могут справиться в море.

– Весьма разумно, – похвалил отец Антоний.

Фразы о союзниках были забыты. Да и что такое союзники? Пока враг одинаково треплет обоих, надо бороться сообща, но если есть возможность перенацелить удар на приятеля…

– Я уточню у вице-роя. Может, его устроит, если удастся переключить флибустьеров исключительно на борьбу с новыми владельцами Мексики, – после некоторой паузы предложил священник. – Нам главное – чтобы никто не тревожил наши торговые суда, а прочее важно лишь поскольку постольку. Подумайте, нельзя ли отправить всех пиратов на материк?

– Я попытаюсь, но сомневаюсь в подобном исходе. Если бы речь шла лишь о набегах на прибрежную местность, дело другое. Но бороться за свободу страны способен не каждый. Многие думают только о деньгах, и политика их не интересует. Флаг Мексиканской республики для них всего лишь прикрытие. Хотя надо подумать, что тут еще можно сделать. – Лафит изобразил на лице глубокую задумчивость. – Может, мне войти в контакт с представителями республиканского правительства и действовать через них? Как возможный вариант могу намекнуть, что вице-рой готов закрыть глаза на их деятельность, если они переключатся целиком на освобождение территории Мексики.

Вице-роем именовали вице-короля испанских колоний. С некоторых пор его обычной резиденцией являлась Куба. Может, потому, что континент в последнее время серьезно бурлил революциями и находиться там было не слишком удобно.

– В целом мысль мне нравится. Хотя… Где гарантия, что в случае успеха подобное не произойдет в остальных колониях?

Гарантии не было и быть не могло. Но и поражение революции отнюдь не означало, что континент успокоится. Испанская империя ослабла настолько, что только какие-нибудь чрезвычайные меры могли бы исправить положение. Беда в том, что никто не представлял сущности этих мер. Стоит дать колониям чуть больше свободы, и результат вполне может оказаться обратным ожидаемому. Наиболее пылкие головы решат, что власть пошла на подобную меру в результате своей слабости, и тогда… Стать же строже элементарно не хватало сил.

– Я могу придерживаться прежнего плана, – пожал плечами Лафит. Мол, вы являетесь главным тайным представителем вице-роя, вам и решать, как лучше поступить. А я что? Всего лишь один из агентов – что скажут, то и буду делать.

Но и отец Антоний не мог в одиночку решить столь щекотливый вопрос. Он отвечал за вербовку агентов и за работу с ними, но задачи ставил находящийся в Гаване правитель королевства Новая Испания, входившего в просто Испанское королевство без всяких уточняющих слов.

– Я напишу вице-рою. Пока же сделаем так. Я думаю, для выполнения задания вы можете войти в сношение с республиканцами, но исключительно как частное лицо. Если они помогут нам убрать флибустьеров, хорошо. Можете даже взять у них на это деньги, хотя сильно сомневаюсь, что их правительство выделит вам хоть песо. Они сами живут на долю с добычи всевозможных разбойников и на подачки правительства Североамериканских Штатов. Вряд ли они захотят делиться этим. Но грызня за власть нас не касается. Ваша задача лишь помешать флибустьерам и дальше действовать на наших коммуникациях.

– Я приложу все мои силы, святой отец, – заверил Лафит.

Он получил благословение священника и тихонько покинул его дом. Если кто и заметил визит бывшего флибустьера, что такого в том, что человек навещает священника? Напротив, данный факт говорит лишь о набожности и будет поставлен ему в заслугу.

Отец Антоний дождался, когда слуга проводит гостя, и подошел к конторке. Ему предстояло написать начальству о новом предложении агента тринадцать тире два о том, как лучше справиться с полученным заданием.

Именно под таким номером Жан Лафит с недавних пор значился в картотеке секретной службы вице-короля Новой Испании. Под номером тринадцать тире один проходил его старший брат Пьер.

16

– Их было, по словам местных жителей, человек пятьдесят. Пара дорожных бричек, столько же повозок с вещами, – устало докладывал Гомес.

Он был не только одним из командиров, но и доверенным лицом республиканского правительства как человек, безмерно и фанатично преданный идеалам свободы.

Выглядел он вконец замученным, даже усы понуро повисли, а щетина на щеках уже обещала перерасти в бороду. Одежда покрылась пылью, и лишь въевшийся в нее пот не позволял той пыли взлетать над хозяином при каждом его движении.

– Как – пятьдесят? – возмущенно выдохнул д’Ори и взглянул на командующего, словно ждал от него поддержки.

– Всего пятьдесят? – в свою очередь переспросил тот.

– Все в один голос клянутся, что не больше… – Гомес не удержался и вытер краем висевшего вокруг шеи грязного платка сползающие по лицу струйки пота. В результате процедуры лицо разведчика стало пятнисто-полосатым и еще более чумазым. – При них русский офицер и чиновник. Последний – явно отсюда.

– Предатель! – с чувством выругался Минья.

Глаза командующего кровожадно сверкнули. Ему бы дать волю, он вмиг бы расправился со всеми, отвергающими светлые идеалы независимой Мексиканской республики.

Но до изменника было не дотянуться. А вот Луи был рядом, стоило руку протянуть.

– Вы что хотите сказать, будто ваши хваленые люди бежали от полусотни каких-то залетных проходимцев? – процедил сквозь зубы Франсиско, обращаясь к своему компаньону.

– Мы слушали доклад беглецов вместе, – огрызнулся губернатор. – Откуда я знаю, как там было на самом деле?

– Это ваши люди, а не мои, – зло бросил ему Минья. – Такой толпой отправиться наказать одного человека, получить там взбучку, а затем быть разгромленным крохотным отрядом, прибывшим черт знает откуда, – и это ваши хваленые воины? Теперь понятно, почему до сих пор вы не можете установить порядка в своих владениях! Странно, как нас самих до сих пор не повязала парочка случайно проезжающих мимо авантюристов!

– Мои люди практически перекрыли испанцам море, – встал на защиту пиратов д’Ори. – Хотел бы я посмотреть на того, кто сумел бы повторить подобное.

– Что ж они здесь наложили в штаны, как последние шакалы?

Минья выпалил это, будто шакалы разгуливали по Тешасу исключительно в штанах.

– А чем прославились ваши люди? Кого победила славная республиканская армия? Попавшихся на пути плантаторов?

– При приближении моей армии хваленые регулярные войска разбегаются врассыпную! – запальчиво возразил Франсиско.

На самом деле судьба еще не сталкивала повстанцев с их противниками. Лишь один раз соединенная армия Мексиканской республики встретилась с собранным несколькими донами ополчением. Перевес республиканцев был настолько велик, что ополченцы действительно спешно ретировались с места несостоявшегося боя. Случай этот окончательно убедил командующего в собственных исключительных полководческих способностях, и порою ему хотелось настоящего боя, жестокого, кровопролитного, с истреблением большинства неприятеля и пленением тех, кто по капризу судьбы смог избежать попадания свинца или удара стали. Чтобы обязательно окрестные поля были залиты потоками крови, а вражеские трупы лежали горами.

А затем – торжественный въезд в столицу, и благодарное население провозглашает Франсиско первым президентом Мексики в обход правительства.

Видение было настолько ярким, что злость на компаньона за нелепую неудачу усилилась еще больше.

– Наша армия. Не ваша, – поправил командующего губернатор и, не желая продолжать ссору, повернулся к Гомесу: – Куда они направлялись? Ну, эти…

– К границе. Где расположились русские.

– Догнать сумеем?

– Ни в коем случае. Они наверняка уже там.

Д’Ори недовольно поморщился. Ему очень хотелось отомстить. Но нападать при этом на основные силы, даже если они растянуты вдоль длинной пограничной линии, это, знаете ли…

Мысли Франсиско невольно устремились в том же направлении.

– А если нам обрушиться с тыла? Они же нас наверняка не ждут! Разнесем их поселения в пух и прах!

Уверенности в голосе командующего не было. Нет, он не сомневался в осуществимости предложенного плана. Просто взять у недавно прибывших на континент поселенцев было явно нечего, а тогда есть ли смысл нападать?

Франсиско не воспринимал казаков как воинскую силу и, соответственно, не видел с их стороны угрозы своему делу. Стерегут границу, и пусть. Когда-нибудь дойдет и до них очередь.

– Можно и так, – тоже без малейшей уверенности согласился губернатор. – Но я все же в первую очередь отомстил бы тому, кто посмел оказать сопротивление армии законного правительства.

Хотел сказать – «законному губернатору», однако тогда остальные могли подумать, будто речь идет о личной мести.

Минья, смуглолицый от природы, а сейчас вообще едва не черный от постоянного пребывания под солнцем, извлек сигару, откусил кончик, прикурил и возразил из клубов дыма:

– Я бы не стал торопиться с этим. Пусть сначала отстроится, уверует в собственную безопасность, а тут мы и… – Командующий красноречиво умолк.

Д’Ори некоторое время осмысливал предложение, а затем расхохотался и в порыве чувств хлопнул соперника по плечу:

– Вот это дело! Представляю морду этого Педро, когда в разгар какого-нибудь празднества вместо гостей заявимся мы собственной персоной!

Минья и Гомес азартно присоединились к хохоту, и их смех не сулил строптивому помещику ничего хорошего.

Общее веселье на время сблизило разных людей. Бывший флибустьер опомнился первым и, отхлебнув из стоявшего перед ним стакана, произнес:

– Все хорошо, но нам надо наметить дальнейший план движения. Сидение на месте расхолаживает людей. Да и выигрываются революции решительными ударами. Не зря же мы выступили в поход!

Планы были слабым местом в действиях армии. Предводители никак не могли договориться между собой на сколько-нибудь длительное время. Оба были согласны в том, что победа достигается непрерывным продвижением вперед, но Д’Ори, являясь, согласно бумагам республиканского правительства, губернатором Тешаса, заботился исключительно об установлении своей власти над штатом, возможно же, вообще был не прочь создать на его основе независимое государство, а Минья думал, так сказать, в общегосударственных масштабах и стремился как можно скорее захватить всю страну. Для него Тешас был лишь трамплином к дальнейшему, а для флибустьера – конечной и, по существу, единственной целью.

– Двигаться надо. – Хоть в этом Минья был согласен с компаньоном. – Но куда?

– Я думаю, надо пройтись вдоль побережья.

Все-таки д’Ори был флибустьером и инстинктивно старался держаться поближе к морю. Хотя бы как к средству спасения.

– Есть у меня кое-какие наметки, и, согласно им, неплохо бы пока свернуть чуть в сторону…

Франсиско красноречиво посмотрел на Гомеса, и последний, поняв значение взгляда, выдвинулся на первый план.

– Дело в том, что многие недовольны сменой власти, – тихо шепнул он, наклоняясь поближе к соперникам.

– И что? – не понял Луи.

– Как? Надо просто…

17

Выступление состоялось лишь на второй день. Линия станиц была разбросана настолько, что даже подтянуть казаков из самых ближних поселений требовало немало времени. Границу в любом случае оставлять без присмотра не годилось, вдобавок у станичников имелась куча дел, и прекрасно знающий казачью жизнь генерал обошелся самым минимумом. С ним в поход, считая конвой Муравьева, выступили неполные три сотни человек. С ними была вся наличная артиллерия – два конных орудия с прислугой.

– Ничего, – бросил генерал. – Против нас не регулярные войска. Если уж мы Наполеона одолели, то каких-то повстанцев и подавно. Я послал гонцов к местным воякам, может, тоже подойдут.

Отношения казаков с бывшей испанской армией были сложными. По условиям соглашения с испанской короной все желающие военнослужащие могли или вернуться на родину, или продолжить службу в своих подразделениях, ставших частью русской армии. Только возвращаться большинству было некуда, и едва ли не все офицеры и солдаты дисциплинированно принесли присягу новому императору.

При этом на посланцев нового повелителя местные порою посматривали свысока. Кто-то, конечно, втайне побаивался быть обойденным по службе, кто-то просто привык чувствовать себя начальником посреди бескрайних степей, все же мексиканская армия стояла не крупными формированиями, а небольшими командами, и любой из начальников ощущал себя богом. И, как всегда, остро вставал вопрос – кто же кому должен подчиняться? Здесь, вдали от Европы, о казаках даже не слышали и до сих пор не могли понять: кто же это – воины или какие-то ополченцы, большую часть времени занятые обычными полевыми работами? Вроде бы селились они так, чтобы не только границу прикрыть, но и обеспечить себе достаточное количество земель под поля и пастбища. Даже слово «солдат» в их отношении не употреблялось. Вот и понимай, как знаешь, что это за люди и на каком основании они имеют воинские звания, причем не похожие ни на какие другие.

С другой стороны, прошедшие сквозь непрерывные войны казаки посматривали на местных коллег свысока. Мол, а вы бы так сумели? Это вам не бардаком здесь заниматься, с лучшей армией Европы воевали. И куда та армия в итоге делась? Все осложняло отсутствие единой для всех системы и узаконенной иерархии. Сысоев, к примеру, считался начальником пограничной линии и напрямую не имел власти над армией бывшей испанской колонии, хотя и являлся генералом.

– Вы надеетесь, они выполнят приказ? – спросил Муравьев, поневоле ставший начальником штаба крохотного отряда, дежурным офицером, квартирмейстером и адъютантом в одном лице.

– Я даже не знаю, действительно ли это приказ, – дернулся Сысоев. – По букве и духу устава нынче я являюсь старшим воинским начальником в Тешасе, но понимают ли это другие… Насколько я успел познакомиться с местной армией, решение будет приниматься сообща после жарких и весьма долгих споров. Но, хочется верить, достаточно многие захотят сделать карьеру в новом для себя государстве, а невыполнение приказа – это не лучший способ заявить о себе новому начальству.

Прошедший всю войну в штабах Муравьев мог бы немало рассказать о всевозможных генеральских дрязгах, однако местное отношение к службе для него было новостью. Сысоев же лишь вздыхал да явно мечтал о том дне, когда в краю появятся настоящие воинские начальники со всеми своими правами и обязанностями.

– А если все же не выполнят?

– Справимся без них, – отмахнулся Сысоев. – Они еще казаков в деле не видали.

И горделиво покосился на едущее колонной по три воинство. В длинных синих чекменях, с лихо заломленными папахами, с торчащими над головами пиками казаки чем-то напомнили Муравьеву былинных русских богатырей, выехавших на бой с очередным супостатом.

Даже гордость обуяла, что в какой-то степени принадлежишь к этим не имеющим аналога в мире воинам, которым жара – не жара, мороз – не мороз, был бы противник, а победа всегда будет с ними.

Конечно, Муравьев по собственному опыту знал, что в действительности дела обстоят чуть иначе. И пехотное каре казакам прорвать трудно, и с регулярной кавалерией в равных силах бороться нелегко, и отступить они не прочь, правда, чтобы заманить врага в засаду, а уж на добычу падки, как их предки, что ходили за зипунами в далекую Туретчину. Но так хотелось воспринимать сейчас казаков последними рыцарями без страха и упрека, что Николай прогнал знания прочь.

Ближе к полудню все-таки пришлось устроить длительный привал. Место было выбрано заранее вплотную к небольшому лесочку, чтобы была возможность хоть на время отдыха укрыться от безжалостного светила.

Продолжать движение по-любому было невозможно. Воздух все больше становился похожим на обжигающее пламя. Люди и лошади покрылись потом. Дальнейший поход стал чреват солнечными ударами, а людей и коней Сысоев берег.

– Лучше будем двигаться ночью по прохладе, – пояснил он нетерпеливому капитану. – Казаку степь – дом родной. Не заплутаем. Да и бунтовщики, чай, тоже люди. Сейчас тоже, поди, отдыхают.

Его подчиненные в особом присмотре не нуждались. Как не нуждались в понуканиях и приказах. Кто-то споро заготовил дров, кто-то нашел родник, и в ложбинках, невидимые со стороны, загорелись костры, обещавшие сытный походный кулеш. Хоть и не хотелось есть по жаре, но в походе требуются силы.

Во все стороны привычно ушли дозоры. Казаки впитывали понятия службы с первых дней, ко всем ее мелочам относились серьезно, и застать их врасплох не удавалось никому. Они сами любили внезапные нападения, а вот свой покой на отдыхе старательно берегли.

Солнце пекло невыносимо, будто задалось целью выжечь всю землю начисто. Свободные от нарядов люди завалились спать. Сны по такой жаре были липкими, душными, только бодрствовать было еще тяжелее.

Муравьев, превозмогая себя, трудился над привычными отчетами, чертил карты местности – словом, занимался обычными делами квартирмейстерского офицера. Только кажется, будто у штабных нет забот. Бумаги требуют к себе исключительно серьезного отношения.

Привал поневоле затянулся. Сысоев старательно выждал, пока температура спадет до приемлемой величины, и лишь тогда объявил продолжение похода.

Теперь двигаться стало ощутимо легче. Казаки шли без обоза, имея при себе лишь самое необходимое в дороге. Пару раз чуть тормозили движения пушки, однако и тут все дружненько проталкивали их через мешающие овраги.

Провели в седлах ночь, а днем вновь остановились на привал. Но есть ли особая разница, как двигаться? Тем более за ночь было пройдено немало…