Текст книги "Свобода не воля"

007

Беглецы молча закончили нехитрые сборы и отправились дальше. Никита шел нескорым, размеренным шагом, чтобы не дать спутнице быстро утомиться, слыша временами за спиной несдерживаемые всхлипы. Он не решался вновь заговорить с ней, давая время придти в себя и успокоиться. Это ей сейчас очень нужно. Просто остаться наедине со своими мыслями. Привести их в порядок. Когда они остановились на полуденный привал, девушка по-прежнему была задумчива и грустна. Никита не отвлекал её, сообразив на скорую руку скудную трапезу и позволив девушке часа два подремать. Затем, тщательно уничтожив следы их пребывания, легко потряс спутницу за плечо.

008

К вечеру небо заволокло тучами, заморосил прохладный дождь. Огненные волосы Маргариты пожухли и облепили прядками лицо. Заметив, что девушка зябко ёжится, охотник принялся оглядываться по сторонам, пока не нашел того, что искал.

– Здесь и остановимся на ночь. Вот чистое местечко, со всех сторон прикрыто. Костерок никто не увидит. – он указал на отдельно стоящий роскошный куст, – Он и прикроет нас. Сейчас только дровишек запасем.

Маргарита, стараясь быть полезной, отблагодарив проводника за его хлопоты, тут же схватилась собирать по земле хворост – куски иссохших до серости веток, клочья коры. Никита, бросив взгляд, остановил её:

– Не надо, не надо.

– Почему? – удивилась девушка.

– Понимаешь, они только с виду сухие, но внутри пропитаны влагой. В костре станут дымить. Мало что у такого огня сидеть муторно, так и дым поднимется такой, что наш табор только слепой не увидит.

Глава 4

– А что же в костре жечь то? – девушка растерянно озиралась.

– Надо выбирать на дрова только сухие деревья, но не павшие, а высохшие на корню. Из тех, что еще держатся на ногах. Глянь-ка вверх, – Маргарита задрала голову, – Видишь вот у этой сосенки, и вот у той, и вот – охотник показывал пальцем на деревья, – видишь, крона совершенно сухая и голая? Все иголки обсыпались, а кора дерева еще цела.

– Вижу.

– Соки от земли по их телу уже не поднимаются, значит – сердцевина сухая. Но и кора еще крепка, дышит. Даже сильный дождь ей не страшен. И в затяжные дожди такое дерево внутри останется сухим. Только выбирать надо обязательно из тех, где ни одной веточки живой нет. Если где хоть одна зеленеет, сок пока мист к ней по всему стволу тянется. Дерево не совсем иссохло. И выбирай сосенку. Береза или ольха, те, глянешь, вроде сухие поверху, ни листика, кора крепкая, белая, плотная как кожа. Но под такой корой древесина вся влажная. Потому как береста влагу ни вовнутрь, ни наружу не пускает. Так и преет понемногу, пока корни не подгниют и дерево не падет. Толкнешь слегка бывает, она и пошла наземь. Только без толку это. Погнила вся внутри. Сосна, та наоборот. Кора у нее пористая, дышит. Древесина в меру смолистая. Стоит такая сосна, медленно сохнет.

– А я так наоборот слышала, что березовые дрова лучше. Сосна или ёлка много хуже.

– Береза впрок хороша. Для печи. В избе. Когда она свалена живой, да лучше как зимой. Напилена чурочками, наколота полешками и просушена в поленнице с годик. Где здесь такую поленницу сыскать? Или когда дым нужен, подкоптить что, тоже березка с ольхой хороши. А в тайге, так сосёнка куда с добром. Огонь сухой, жаркий, ровный.

– Как же мы свалим такое дерево. Ни у тебя, ни у меня ни топора, ни пилы. Да я, честно говоря, никогда и не брала ни того, ни другого в руки.

– А мы их голыми руками завалим.

– Как это – голыми? – ахнула Маргарита, глядя на собеседника. Хоть он и был вполне крепок и на голову выше её, но впечатления Ильи Муромца не производил. Уж не подшучивает ли тот над ней.

– Очень даже просто. Сейчас увидишь, – Никита скинул котомку, пристроил рядышком ружьё. Осмотрев одно сухое дерево, другое, третье, он, наконец, выбрал то, что подходило для задуманного им по всем параметрам. Довольно высокая молодая, безвременно почившая в бозе сосенка с крепкой, плотной корой и совершенно голой кроной. Толщина ствола лишь немногим превышала толщину запястья охотника. На вид это вполне крепкое дерево руками сломать, даже имея медвежью силу, положительно невероятно. Во всяком случае Маргарита не представляла себе, как это можно сделать. Но теперь она ничему уже не удивится. Даже если охотник вот сейчас, сию секунду возьмется, обхватит, поднатужится, да вытащит голыми руками деревце из земли вместе с корнями и разломает его на коленке на кусочки, она легко смирится с этим.

Впрочем, судя по всему, охотник и не собирался рубить дерево или ломать его руками. Он подошел к выбранному дереву, поднял руки вверх и уперся ими повыше головы в ствол, ногами в землю. Затем, не очень сильно, надавил на ствол. Дерево лишь слегка качнулось. Но это нисколько не обескуражило «лесоруба». Ослабив нажим и дав стволу слегка качнутся назад, дождавшись легкого обратного движения, Никита вновь нажал на него. И так, используя усиливающиеся раскачивания ствола, каждый раз помогая ему руками в нужном направлении, молодой человек добился того, что уже на третьем качке внизу, в корневище, что-то затрещала, а еще через пару надавливаний дерево, чуть замерев напоследок, со звонким стуком грохнулось оземь. Никита, не спеша, пока дерево задумчиво падало, отошел в сторону.

– Как это? – глаза девушки словно колеса, – Ну ты даешь! Как слон!

– Да нет. Ничего тут хитрого нет, и никакой особой силы не требуется. Вполне обычно. Так таежники, как нет топора, и добывают себе топливо. Поверь, даже ты легко с этим справишься.

– Ну конечно! – девушка недоверчиво улыбнулась.

– Просто у этих, крепких еще с виду, но мёртвых деревьев уже давно подгнили все корешки и они едва держатся на ногах. У сосны корни вообще вглубь не идут, стелются поверху, слегка присыпаны землей. А как сок перестает по ним течь, они быстро слабнут. Надо лишь слегка помочь упасть дереву. Кстати, обрати внимание – я выбрал не просто сухое дерево, а дерево подходящей толщины, без больших ветвей, с чистым почти до макушки стволом.

– А это зачем?

– Не забывай, у нас нет топора. Ножом же отрезать ветви умаешься. Да и лишнее это.

– Так мы весь ствол в костер запихаем? Огромный костер получится!

– Зачем весь. Я специально выбирал толщину подходящую.

Никита вновь огляделся по сторонам, пока не нашел поблизости дерева с раздвоенным стволом. Между росшими от одного корня деревцами, на уровне груди охотника оставалась прореха сантиметров в тридцать. С видимым усилием он поднял лежащую на земле сосенку, просунул её верхушку (обломав предварительно толстые ветви) меж стволами, зацепив дальним концом за одно из них. Затем, перебирая закрепленный ствол руками, сместился к противоположному его концу, поближе к остаткам корней, и нажал на него всем телом. Раздался хруст… и вместе, где ствол опирался о ближайшее дерево, он обломился, образовав неровный, с коротким острым отщепом, край. Верхушка упала на землю. Никита вновь просунул ствол, что удерживал в руках, между деревьев, и повторил процедуру. И каждый раз, после негромкого, трескучего, словно глухой выстрел, звука на землю падало очередное полуметровое брёвнышко. Девушка заметила, что молодой человек не просто подаёт ствол с каждым разом вперед, но и оборачивает его при этом в руках вокруг себя, опирая о деревья то одним, то другим боком. Заметив это, охотник пояснил:

– Так меньше пружинит и ровнее ломается.

После того как в руках у лесоруба остался едва полутораметровый толстый шест, который ему уже сломать не удалось, он отложил его в сторону, заявив, что спалят постепенно и его. Под руководством молодого человека девушка повалила еще одно сухое деревце, которая сама же и выбрала, поначалу опасаясь, но вскоре поняв, что тут действительно большой премудрости нет. Значение имеет не столько сила, сколько правильная техника раскачивания ствола и годность подобранного экземпляра. Когда дерево повалилось, Маргарита, забыв обо всем, завизжала от избытка чувств. Никита, ухватившись за рукав её куртки, усмехаясь, лишь оттащил девушку в сторону от подпрыгнувшего комля. Тут же своевольное существо настояло на том, что бы повалить еще пару стволов. Дальше Никита воспротивился бессмысленному истреблению сосёнок, заявив, что дров им на ночь хватит с избытком, а портить без толку негоже даже сухостой.

– Да вон их сколько вокруг! – упрямо ворчала девушка, кидая на учителя испепеляющий снопами зеленых искр взгляд, – Что случится плохого? Вали хоть сто, хоть тыщу – меньше не станет!

– От ста может и не станет. А если каждый, кто в тайгу придет, будет так рассуждать? Так через десяток лет в тайге ни то что деревьев, зверья не останется. Каждый скажет – мне хочется! Не дело это, девушка! Совсем не дело, так думать. Брать, бери, но бери столько, сколько надо, а не ради баловства. Лишь бы взять.

Маргарита, несколько пристыженная нравоучением, данным ей человеком, явно менее образованным и воспитанным, но нравоучением заслуженным, молча смотрела, как охотник разламывает вышеописанным способом её добычу на куски, сказав, что для этого «силенок поболе требуется».

– Теперь и костерок можно соорудить. – наконец сказал Никита, складывая наломанные полешки ровной кучкой. От них же ножом настрогал немного щепы, сложив отдельно. Сюда же добавил охапку сухих тонких веточек. Брать их надо, как он пояснял своей ученице, не абы какие и абы где, а те, что лежат на земле под низкими раскидистыми кронами больших елей, растущих на возвышенных сухих продуваемых местах. Здесь они даже в дождь остаются сухими и на костерок всегда набрать можно. Во всяком случае летом. Зимой же придется обходиться тонко струганной древесиной и берестой.

Прямо с земли, особо не церемонясь, охотник насбирал бересты, нарвал её полосками и уложил отдельной, четвертой, самой маленькой кучкой.

Затем Никита достал из котомки какую-то железку, сероватый камушек и клочок коричневой ватки, от которой отщипнул немного, а остальное, аккуратно завернув в тряпицу, спрятал обратно.

– Что это? – заинтересовалась девушка, примостившаяся прямо на коленках рядом и внимательно наблюдавшая за всеми манипуляциями проводника.

– Это называется огниво. Сейчас огонь добывать будем.

– Огонь? А не проще ли спичками? Или что такое спички, не знаешь? А может о зажигалках что слышал, газовых там или бензиновых? – ехидно подначивала Маргарита.

– Да как будто слыхал что. – спокойно ответил Никита, – В одной деревушке сказывали. Там как-то, года три назад, в магазин несколько коробков завозили. И интересная вещь, скажу тебе!

Девушка недоверчиво смотрела на собеседника, не понимая, шутит ли тот или говорит серьезно и кто над кем насмешничает.

– Только вот беда, девушка, какая. Спички то имеют привычку кончаться. – продолжал Никита самым серьезным тоном, – А газа для зажигалки или бензина в тайге не сыщешь. Мне, по крайней, пока месть не встречалось. А вот это, – он приподнял огниво, – Оно всегда при мне. Кремешок найти нетрудно у реки или ручья какого, был бы песочек. Заместо кресала и нож сгодится в случае чего. Ну а трут, что бы искру подхватить да оживить, много из чего сделать можно. Вот этот из гриба, что на березе растет. Так и называется – трутовик.

– Этот, – деловито кивнула Маргарита на наплыв, изуродовавший ствол ближайшей березы.

– Нет, это чага. Тоже полезная штука. А трутовик эвон… – Никита указал пальцем на другое дерево, на котором примостились несколько крепких, с синеватым отливом плотных шляпок, напоминавших грибные, наполовину вросшие в ствол. – Эти молодые еще. Выбирай тот, что постарше. Из под верхней корки наскреби, просуши, вот тебе и трут. А если наперво да выварить несколько в воде со жменью пепла, так он ту искру хватанёт на лету. Тлеть станет, пока весь не исшаит, в прах. – говоря это, Никита пристроил половчее в левой руке камушек, прижав сверху к нему большим пальцем, вспушив перед тем, коричневую ватку таким манером, чтобы часть её выступала вперед.

Неподвижно держа в правой руке металлическое кресало, похожее на маленькую, сплюснутую подковку с мелкой насечкой, он неспешно чиркнул по нему раза три острым сколом камушка, каждый раз вызывая вверх снопик толстеньких искр, некоторые из которых тут же вцеплялись в трут своими мелкими красными зубками. Никита поднес ватку ко рту, раздувая светящиеся пятнышки, быстро расползшиеся по всему труту. Отложив огниво, он взял в правую руку комок из заготовленной заранее мелкой сухой травы, сложенной в виде небольшого птичьего гнезда, и, осторожно укутав внутрь дымящийся трут, стал, вытянув губы трубочкой, дуть. Вскоре из зажатого в его ладонях клока сена повалил белесый дымок, и, мгновеньем спустя, он вспыхнул веселым огоньком.

– Это уже растопка. – пояснял охотник, – Кладем на место, где будем творить костер и строим его, костер тобишь, вокруг. Наперво подкормим берестой…

Свои слова молодой человек иллюстрировал действиями. Положив на выбранное место разгоревшуюся траву, предварительно обернувшись так, что бы легкий ветерок дул несколько со спины, он, не спеша, но и не мешкая, обложил её кусочками бересты. Затем принялся ловко подкладывать сверху тоненькие сухие веточки, собранные под елью. Когда и они взялись, Никита разместил параллельно по обе стороны от молодого костерка две толстые чурочки. Между ними, прямо в огонь, аккуратно уложил в несколькими рядами все имеющиеся щепки, слегка меняя угол, не очень редко, но и не очень плотно друг к другу, что бы они не перекрывали доступ воздуха к нижнему ряду. Убедившись, что огонь с удовольствием поедает предложенную пищу, молодой человек положил поперек первых двух полешек еще штук пять, опирая их концами о нижние и оставляя между соседними небольшие зазоры.

– Мы их колоть не будем. Круглые дольше и ровнее горят. – еще немного поправив длинной щепкой уже нагоравшие угольки, сообщил, – Ну вот наша печка и готова.

– Так ты что, вот так, каждый раз, валишь деревья и ломаешь их голыми руками?

Никита немного смутился:

– Да нет, конечно. – признался он, – Чаще собираю хворост с земли, особенно когда костерок нужен небольшой, только чтоб почаевничать малость да отдых ногам дать. Но, наперво, далеко не каждый раз останавливаешься в сухих местах, где можно найти на земле сухие дрова. Иной раз понизу так пропитано всё водой, хоть жми руками. Сколь не старайся, гореть не будет. Один дым. От комаров разве хорошо. В таком разе валишь один-два ствола. Найти крепкую сушину на корню всегда можно. Обратно, когда надо обойтись без дыму, вот как сейчас, тож лучше костер топить не валежником, а сухим деревом.

Маргарита с удовольствием протягивала раскрытые ладошки к весело потрескивающему пламени, ловя его тепло. Казалось еще немного, и она замурлыкает от удовольствия. «Как же на самом деле человеку мало надо для счастья!» – поймала она себя на мысли.

Охотник, меж тем, вернулся откуда-то с котелком, полным воды и разместил его прямо на поперечных поленьях, сквозь которые кверху прорывались бодрые язычки огня. Путники сидели, негромко переговариваясь. Когда закипела вода, молодой человек бросил в нее горсть гречневой крупы, порезанный в мелкий кубик ломтик сала и щепотку, (попробовав ложкой – другую) соли. Затем он замесил на листе березовой коры из муки, воды и какой-то мелко-резанной травки комок густого пресного теста. Раскатал его прямо в руках в длинный жгут, разделив его на четыре одинаковых отрезка. Каждым плотной спиралью обмотал один конец полуметровой палочки, после чего воткнул их наклонно у костра. Вскоре тесто принялось подрумяниваться и раздуваться, источая щекочущий ноздри хлебный дух. Охотник внимательно следил за процессом, время от времени поворачивая палочки, стараясь, что бы импровизированный хлеб пропекался равномерно.

К тому времени, как тесто на палочках запеклось, дошла и каша. Она вышла на взгляд девушки жидковатой, но ужасно вкусной. Кусочки подкопченного сала придавали ей особый шарм.

– Прошу к столу. Не побрезгуйте нашим угощеньем. Чем богаты, как говорится… – Никита протянул спутнице деревянную ложку.

А Маргарита даже не думала привередничать. Она набирала ложку за ложкой, дуя на содержимое, и небольшими порциями стягивала губами, стараясь лишь не обжечься. По временам откусывала кусочек хлебного «шашлыка», оказавшегося неожиданно весьма аппетитным. Кашу съели дочиста, после чего охотник, взяв котелок, вновь исчез в наступающей темноте и вернулся уже с сосудом, отмытым от остатков пищи и наполненным новой порцией воды. Лохматый, которому ничего не досталось, обиженно отошел в сторону, укоризненно поглядывая на хозяина. Тот, чувствуя вину, бросил псу свою часть хлеба. Лохматый разом сглотнул её и величественно, подрагивая хвостом, удалился.

– Ничего, ничего. Найдет себе пропитание, – успокоил он девушку, – Это уж я разбаловал его. Пса в тайге вообще не след прикармливать. Сам охотиться должен.

Дождик давно закончился. Небо очистилось. Озверевшее после дождя комарьё набросилось на девушку с новыми силами, впиваясь в кисти рук и лицо. Никита, посмеиваясь, достал бутылёк с дегтем и протянул спутнице:

– Не смотри, что густо пахнет, зато помогает. Заодно и царапины подлечит, – указал он на расчесанные руки Маргариты.

– А ты как же?

– Да меня не очень-то и донимают.

– Почему?

– Может потому, что я брат ихний, такой же бродяга, так же рожден в болотах. А скорее от того, что кожа давно задубела, просмолилась. Так что меня почти не трогают. Ну почти… – добавил он, отгоняя от глаз здоровенного упыря.

– Как и уснуть под такое жужжание? – возмущалась девушка. Но комарье и взаправду перестало на нее садиться.

– Радуйся, что жужжат.

– Чему ж тут радоваться? – фыркнула девушка.

– А знаешь, как говорят? Над мертвым поп поет, над живым комар.

– Гнус – со знанием дела уточнила Маргарита.

Никита улыбнулся:

– Вообще-то гнусом у нас и комара, и мошку, и паута зовут. Случается, что и про мыша или крысу так в сердцах скажут. В общем, вся неприятная, досаждающая мелкая нечисть – гнус. Впрочем, для нас они гнус, а для них может мы.

– Мы?

– Как думаешь, сколько ты за сегодня комарья нахлопала? С сотню. И кто на кого обижаться должон?

– Скажешь тоже? Меня с комаром сравнил. – при этом девушка покосилась на пролетающего мимо кровопийцу, размышляя, вдруг и правда у него мозг есть. Вот летит сейчас и беспокоится: «как там детки мои, голодные, небось? Жена уже заждалась. Ругаться будет». Самой смешно стало.

Пока вода в котелке закипала, охотник, наломав хвойных лап, устроил себе и спутнице по разные стороны костра две мягких лежанки. Напившись чаю, заваренного на каких то ароматных травках, Маргарита уснула, укрытая все тем же покрывалом, и почти счастливая. Она сыта, в тепле, а главное – в безопасности. Лишь мысли об оставленном у бандитов брате слегка смущали её безмятежность. Но она уверена в том, что до поры до времени ничего худого с ним не сделают.

Глава 5

009

К вечеру третьего дня достигли цели путешествия. В чистом сосновом бору, у края таёжной полянки стоит небольшая избушка из приличной толщины бревен. Избушка хоть и мала, но уютна, сложена из декабрьской рубки, чищеных от корья сосновых кряжей. Все щели добросовестно проконопачены мхом.

Перед входом крошечные, плетеные из ветвей сенцы, служившие и тамбуром, частично предохранявшим от зимних метелей, и местом хранения различной охотничьей утвари. Плетеная же внешняя дверь сеней, когда хозяин уходит, прислоняется к проему, подпираясь снаружи палкой. В ином случае попросту отставляется в сторону, не прикрываясь даже на ночь. Дверь же в самом срубе напротив, надежна и плотно пригнана, навешана на крепкие металлические, смазанные жиром петли. Открывалась она вовнутрь, потому могла легко запираться и не боялась зимних снежных заносов. Двускатная тесовая крыша просмолена и дополнительно покрыта корьем, прижатым длинными жердями.

Где то за избушкой слышится легкое журчание невидимого отсюда ручейка.

010

Еще на подходе к зимовью, во время последнего привала, Никита куда то отлучился. Он ничего не сказал, а девушка из деликатности не спросила. Вскоре раздался выстрел. Маргарита испуганно подскочила, ожидая самого худшего, но вернувшийся охотник приволок на плечах небольшого мертвого кабанчика. Из приоткрытой пасти жертвы стекала кровавая слюнка. Никита, не став разводить костер и опаливать тушку, дабы не терять понапрасну времени, разделал её ножом прямо со шкурой. Он срезал кусками мясо, вырезал печень, язык, уши, хвост, еще что-то. До отвала накормил внутренностями обрадованного пса. Голову и большую часть костей вместе с остающимся на них изрядным запасом мяса оставил прямо на земле, сказав:

– Пусть и остальные порадуются, долю свою получат.

Кто такие остальные и почему они непременно должны получить свою долю, девушка не совсем поняла. Но поймала себя на мысли, что совершенно не боится этой распоротой, распластанной прямо у её ног туши с вываленными наружу внутренностями, от которой тянет сладковато-приторным запахом свежей крови. Нет, она в это время представляла, как хорошо будет поесть нежнейшего жареного мясца. С поджаристой корочкой! Наконец-то, за долгое время наесться! До такого состояния, что бы лень на ноги встать! Чтобы не осталось ни одного свободного закутка в животе. И спать! В тепле! Не на сырой земле – под крышей. Ночь, день спать. И еще ночь. А проснувшись – снова за еду. Даже желудок начало крутить завистливыми к самому себе спазмами. А ведь еще недавно она слыла почти вегетарианкой. Мясо если и ела, то лишь в редчайших случаях и только в лучших ресторанах, приготовленным наиискуснейшими французскими поварами в виде самых изысканных блюд. Да и мясо в таких блюдах присутствовало в столь мизерных количествах, что и вегетарианец мог есть его без всякой опасности оскоромиться. Готовились такие деликатесы не для желудка, а для пресыщенного глаза и толстого (весьма толстого) кошелька.

– Кабанов в этом году пропасть. – между тем разглагольствовал повеселевший охотник. – Вот придём, такого жаркого тебе сварганю.

От этих слов Маргарите хотелось попасть в таинственное зимовье еще быстрее.