Текст книги "Смоленская Русь. Запад-36"

Убедившись в действенности моей методы поиска болотных руд, я выслал гонцов в места дислокации войск, чтобы припахать для геологоразведки всю оставшуюся незадействованной в экспедиции конницу. И к весне это принесло свой положительный результат, теперь осталось только самое сложное – поселить туда людей и начать разработку.

Но я рассчитывал не только на потенциальную литовскую рабсилу. Приглашались старосты вервей и погостов, близлежащих к новым открытым рудным залежам. Для них вводились трудодни и новые налоги, взамен старых, в натуральной форме – железной рудой.

В Дорогобуже скромно, по-походному, отметили праздник Крещения. Зима уже перевалила через середину, а запланированные на зимний сезон дела еще только-только начали воплощаться.

В Дорогобуж войска входили под бравурный барабанный бой, чем не на шутку перепугали местных жителей. Какая-то баба, видать «с большим приветом», услышав бой барабанов, с испугу заорала как резаная и побежала, да так шустро, как будто за нею гналась стая волков. Сработал «стадный инстинкт», и улицы очистились от горожан в два счета. Это комическое событие всех от души развеселило.

Коротко, но весело передохнули в Дорогобуже. На пир были вызваны местные бояре и сотрудники уездных органов власти. Народу в тереме набилось весьма порядочно. Во дворе разожгли костры и готовили еду на всю ораву разместившихся в детинце войск. Над кострами висели котлы с варевом, установили вертелы с тушами животных, раскочегарили полевые кухни. Повсюду стояли бочки с медом, пивом, водкой. Народ пил и славил государя.

Миновав Дорогобуж, пополнив в городе запасы и прихватив с собой несколько бояр, мы продолжили путь по Днепру, резко забирающему на север. Через три дня дошли в еще одно хорошо знакомое мне местечко, где в будущем возникнет крупнейший в Смоленской области центр известковой добычи и производства извести, известковой муки, щебня – в Издешково. Но дошли до этого места мы не все, «потеряв» в пути в общей совокупности целый пехотный полк – рассредоточенные по ротам войска сейчас оборудовали постоянные, основательные лагеря в предписанных им для этого «рудных местах».

Между рекой Дыма и ее притоком – рекой Гжелка, как и следовало ожидать, обнаружилось месторождение известняков. Глубина залегания многослойного твердого известняка была приемлема для открытого способа добычи, составляя в разных местах от одного до двенадцати метров. Сразу приказал начать закладку города Издешково, по уже отработанной с Добромино технологии.

Кроме известняка, здесь можно будет добывать огнеупорные глины и торф. Если зарыться в землю поглубже, то там можно будет обнаружить бурый уголь и высокоогнеупорные каолиновые глины.

Разбивка укрепленного лагеря на местности уже стала для нас привычным, я бы даже сказал, рутинным делом. Со вчерашнего вечера установленные войлочные палатки и шатры, имевшие черно-бурый окрас, сегодня утром преобразились в белоснежные сугробы. Всю прошедшую ночь шел сильный снегопад. Еще толком не рассвело, а работа в лагере уже закипела. Буры по всему периметру лагеря ввинчивались в мерзлую землю. Особенно трудно давались верхние слои, но уже в нескольких десятках сантиметров от поверхности земля была оттаявшей и легко вынималась из буровой лунки. Другие воины, уже порядком распаренные работой, тащили из разбуженного леса свежесрубленные бревна для сооружения защитного частокола.

А из Дорогобужа по накатанной дороге, как сообщали дальние посты дозорных ратьеров, уже подкатывал санный продовольственный караван со свежей убоиной, солониной, крупами, мукой и овсом для коней. Свою четвероногую скотину мы берегли. Размещали коней в огороженном загоне, укрывали теплыми стегаными попонами, и в перерывах между переходами наша конница мерно пережевывала возимый нами с собой запас овса, регулярно пополняемый по пути следования из других городов.

Жизнь в лагере бурлила весь недолгий световой день. Только вечером, неотличимым зимой от ночи, смолкали перестуки топоров и скрежет пил, постепенно стихали голоса пехотинцев. После сытного ужина натруженные за день люди расходились от догорающих костров, прячась от зимней стужи в своих заиндевелых войлочных палатках.

Оторванный ото всех своих привычных дел, я, конечно, скучал и в самом походе, и в этих захолустных местах. Но совсем другое дело пехотинцы, моей волей вырванные из своих лесных вервей и весей, где они жили родами испокон веку. В этих лесных дебрях пехотинцы оживились, почувствовав себя здесь почти как дома. В лесу все им было знакомо и привычно – и охота, и бортничество, и подсечное земледелие, да и те же топоры в своих весях они почитали за великое богатство и никогда не выпускали их из своих натруженных рук. Плотничество, да и любая работа с деревом у них была, что называется, в крови.

Потому неудивительно, что за седмицу ежедневной ударной работы лесорубами и плотниками ратники выстроили в лагере несколько срубов барачного типа. Будем надеяться, уже летом эти постройки будут использованы в качестве пролетарского жилья в новом городке Издешково.

Незадолго перед отправкой в дальнейший путь я провел разъяснительную беседу с дорогобужским боярином Здебором Лесьяровичем, оставляемым здесь в качестве наместника на хозяйстве, представителем пайщиков будущего предприятия.

– Холопы начнут к тебе прибывать во второй половине лета. Рассчитывай сразу на несколько тысяч. Мужиков заставишь копать известняк, баб можно поставить разбивать огороды, если в этом году не успеют ничего вырастить, так в следующем пригодится!

– Государь, дозволь спросить, откель столько холопов возьмется?

– Это тебя интересовать не должно. Ты, главное, знай, что холопы обязательно будут, и готовься к этому событию. Да проследи, чтобы мои холопы не перемерли и не разбежались. Это ты должен будешь обеспечить как представитель дорогобужских и вяземских бояр, вошедших на паях со мной в товарищество. Я свою часть уговора уже наполовину выполнил.

– Верно, государь! Я все помню! Ты обещался указать место, где много известняка, и отдать для паевого предприятия работных холопов с железными лопатами. А также обещался мастеров дать, что за наш счет построят печи по обжигу известняка. Остальные растраты, включая содержание холопов, ложатся на дорогобужских и вяземских бояр, вступивших в «складное товарищество». Но больно много холопов ты хочешь отдать, как их стольких прокормить. По весне их нельзя сюда привесть, чтобы они успели засеяться?

– Нет, раньше никак! Ведь вас всех я предупреждал, что известняк под землей, придется копать, а для этого надо много народа.

– Я понимаю, тут такое дело, или так, или никак! Но все равно год кормить несколько тысяч очень тяжело для братчиной калиты будет.

– Берите в банке заем.

Боярин весело улыбнулся, чуть было не погрозил мне пальцем со словами «шалишь!», но вовремя опомнился.

– Если будет некуда деваться, то возьмем, все же реза там не малая, – а потом он дернулся так, как будто у него в голове что-то щелкнуло.

– Государь, а заем без резы ты нам не можешь помочь получить, все же одно дело делаем?

– Хватит хитрить, Здебор Лесьярович! Решит ваша братчина взять заем в банке – отказа не будет, но проценты будут набегать на общих основаниях, как и у других заемщиков. Я в банке тоже не единый над всем голова! Я, может быть, еще бы и помог вам, но не хочу обижать своих банковских компаньонов. Им без прибыли работать тоже никакой радости не будет.

– Ладно, думаю, обойдемся как-нить, обсудим с братчиной эту заминку.

– Я вам в Дорогобуже говорил, но еще раз повторю тебе, затеянное нами дело беспроигрышное! Строительство в княжестве с каждым годом набирает обороты, извести остро не хватает! Тем более я принял закон «О противопожарной безопасности в городах княжества», когда он вступит в полную силу, люди у нас известь из рук вырывать будут. И дома обкладывать камнем и на мощеные мостовые ее уйма потребуется, тут только глиной никак не обойдешься! Многим хочешь не хочешь, а придется раскошелиться на известь! И не только на стройку, известняк потребен и для выплавки железа, и для варки стекла, для моих химических производств (бумага, мыло, клей) тоже нужен известняк, да и кожевники его используют.

– Владимир Изяславич, а этот доброминский мергель ведь тоже можно вместо извести использовать… – сощурил глаза боярин, присматриваясь в меня.

– Ну, во-первых, развернуть цементное производство очень сложно, там нужны температуры больше тысячи градусов, как в доменных печах. Чтобы это производство вышло на самоокупаемость, потребуется или какие-то шахты рыть, да прямо в них нагнетать жар, или специальные воздухонепроницаемые бочки выделывать, засыпать туда мергель и вращать их над огнем. Так что здесь у меня проблем – непаханое поле! Во-вторых, цемент я буду применять в военном строительстве. В-третьих, большая часть цемента будет переделываться в искусственные камни и плиты – в так называемый бетон. Ну и наконец, в-четвертых, прибыль на извести у вас большая будет, все расходы окупятся, потому как я сам главный ваш дольщик, а работать хоть где-то себе в убыток я не привык! Так что, Здебор Лесьярович, не переживай!

Услышав все эти доводы, особенно последний, боярин разительно преобразился, его настроение резко улучшилось.

– Мастера, что известковые печи будут здесь класть, приплывут в конце весны вместе с хорошим кирпичом. Их здесь обеспечь всем необходимым, не скупитесь и людей им в помощь наймите или своих дайте.

– Государь, если ты не против, то мы уже сейчас начнем обжигать известняк, обойдемся пока и без всяких печей.

– На кострах, в кучах да ямах?

– Конечно! Зачем нам кого-то ждать и деньги терять! Пока изыщем для этого дела своих холопов.

– В таком случае, может, вам дать плуги, чтобы холопы здесь окрест землю вспахали? А осенним урожаем как раз попотчуете моих холопов?

– А что! – оживился боярин. – Это мысля! Присылай, княже, плуги, все одно они если не нашим, так твоим холопьям сгодятся!

– Пришлю дощаник после ледохода.

– Вот и ладноть! – Здебор Лесьярович довольно потирал руки, окончательно уверовав в удачный исход совместного с государем предприятия.

Поднявшись вверх до самых истоков Днепра, до городка Солодовничи, оставшийся в гордом одиночестве Ржевский полк сошел с речного русла и перешел, по замерзшим болотам, на речку Ракитку, впадающую через реку Осуга примерно через сорок километров в Волгу, в районе города Зубцов покоренного прошедшим летом Ржевского удельного княжества. Экспедиция остановилась на облюбованном мной месте, и все занялись уже ставшей привычной работой – геологоразведкой. Где-то здесь должен был залегать доломит.

То, что искали, – нашли! Месторождение было обширное, с трудом, но возможно вести добычу карьерным способом. Правда, для этого потребовались бы сотни работников, такого количества народа в здешних дебрях не обитало. Эту безрадостную картину я был намерен вскоре исправить с помощью пленных литовцев. Поэтому я приказал на берегу здешней речки Ракитки заложить город Ракитград. Пусть он пока пустой постоит, подождет своих прибалтийских постояльцев.

Доломит меня интересовал не только как ценное горно-химическое сырье. Если для получения металлического магния требовалось применять электричество, то для футеровки печей в качестве огнеупорного материала доломит мог быть использован уже прямо сейчас. Доломитовая футеровка прекрасно удаляла из печного расплава фосфор и частично серу.

Но это была лишь вершина айсберга. Я располагал проверенными сведениями, что среди пород доломитовой толщи должен встречаться раковит (плавиковый шпат), используемый в металлургии в качестве флюса. А также в гравийно-галечно-валунных толщах в больших количествах присутствует кремневая щебенка. А кремни мне необходимы для производства ружей с кремневым замком. К тому же, насколько мне помнится, Аносов варил булат с добавлением в шихту не известняка, а именно доломита (содержащего магний).

Пока шли работы, я вместе с телохранителями доехал до Зубцова и Ржева, раз уж оказался поблизости, почему бы не съездить, самому не посмотреть, как там поживают люди на недавно присоединенных территориях. Заодно, по накатанному и отработанному не раз сценарию, организую с местными боярами совместное предприятие…

В блаженной неге провел в предоставленных мне хоромах несколько дней, надежно укрывшись от природных невзгод за толстыми бревенчатыми стенами. Создать СП с боярами Ржева и Зубцова никаких трудов для меня не составило. Раньше я работал на свой авторитет, а теперь уже он работал на меня.

Еще через три дня, в первых числах марта, вместе с сопровождающими меня ратьерами тронулись в обратный путь, в Смоленск. Требовалось успеть оказаться в столице до начала ледохода и сопутствующей ему весенней распутицы.

Последний, самый длинный отрезок пути лежал по все еще пока крепкому, наезженному днепровскому льду, позволяющему по нему нестись с неимоверной для этого времени скоростью.

С улицы доносились голоса людей, ржание лошадей, скрип снега. На ночь разбили лагерь где-то в десятке километров к югу от устья реки Вязьмы. На востоке небо уже начало окрашиваться в бледно-розовые тона. Угли в моей «буржуйке» прогорели еще в середине ночи, а потому в карете становилось прохладно. Впрочем, если закутаться в соболью шубу, то можно и вовсе без «буржуйки» обойтись. А вот моему вознице, правящему каретой днем, не позавидуешь, сооруженная вокруг него куполообразная войлочная конструкция надежной защитой от холода не выглядела. Впрочем, возница не один такой «мученик», ему компанию весь путь составляли три десятка его коллег, правящих санями, да и охранная сотня, передвигающаяся верхом на конях.

Сани на ночь устанавливались неровным прямоугольником, лошади из них на ночь выпрягались и усиленно откармливались. В центре этого гуляй-города располагалось около десятка войлочных палаток, из некоторых из них торчали трубы «буржуек» и валил дым, а от полевой кухни исходил аппетитный запах приготовляемого завтрака.

После скорого завтрака запрягли коней и тронулись дальше в путь-дорогу. Примерно через три часа хода передовой охранный отряд наткнулся на внушительный завал, устроенный прямо поперек замерзшего речного русла. То, что это была засада для путников, сомнений не было.

Санный поезд тут же начал перестраиваться, занимая «круговую оборону». Подобный маневр мы отрабатывали практически ежедневно, всякий раз, когда устанавливали лагерь на ночь. Телохранители, с уже заряженными пистолетами, арбалетами и луками, начали спрыгивать с коней, «высыпаться» из возков, целясь в близко подступающий к пути кустарник. Однако нападения не последовало.

По моей команде десяток телохранителей, обув снегоступы, направился к подозрительным зарослям. Примерно через двадцать минут они возвратились назад. Ими были обнаружены многочисленные следы пребывания в лесу большого числа людей, которые, по всей видимости, поспешно скрылись, удалившись глубоко в лес. Скорее всего, они испугались наших отточенных маневров на санях и сотни хорошо вооруженных бойцов, а потому сочли за лучшее не только не нападать, а вообще смотаться подальше от этого весьма опасного каравана. Ну что же, тем лучше – нам меньше мороки!

Организовав боевое охранение каравана, мы принялись с помощью лошадей растаскивать организованный бандой завал. Примерно через полтора часа тронулись в путь, проведя следующую ночь на моем Дорогобужском подворье. Больше по пути в Смоленск в поле ночевать не приходилось, здешняя местность вдоль берегов Днепра была достаточно хорошо обжита.

Маршрут, по которому мы передвигались, был довольно наторенный, и весь вопрос заключался в том, была ли эта засада организована специально для меня или мы просто оказались не в том месте и не в то время. Вот по приезде подкину главе ОВС Никону очередную загадку.

Но то, что случилось с нами, сущая ерунда по сравнению с теми трудностями, которые пришлось преодолеть некоторым припозднившимся пехотным частям Можайского полка. До места своей постоянной дислокации они добирались под «бодрящим» весенним дождем. Сани утопали в грязи, сосновые лапы то и дело подкладывали под полозья, при этом самим пехотинцам приходилось впрягаться вместо измученных лошадей. Но все-таки они добрались до Можайска, но только для того, чтобы меньше чем через месяц, повинуясь приказу своего государя, отправиться в обратном направлении. Правда, на сей раз они проделали пешком путь только до Вязьмы – там их уже поджидали галеры и очередное испытание – гребля на веслах чуть ли не в тысячу километров до Немана и Западного Буга.

Глава 5

В Смоленске меня дожидались посольские бояре черниговского князя. На сей раз обошлось без князей, посольскую делегацию возглавлял знакомый мне по приезде в Полоцк черниговский боярин.

Они сообщили уже отчасти известные мне от моей разведки сведения. В конце 1235 года Даниил вместе с Василько во главе с польским отрядом, предоставленным им вроцлавским и краковским князем Генрихом Бородатым, совершили безрезультатный поход на Галич.

Черниговские послы полагали, что в предстоящие в этом году военные столкновения на юго-западе Руси Владимиро-Суздальское княжество не вмешается. Сдерживало «бьющего копытом» Ярослава Всеволодовича то обстоятельство, что его старший брат, великий князь Юрий, был женат на сестре черниговского князя. Мало того, Юрий Всеволодович продолжал укреплять родственные связи с Ольговичами, с которыми при его содействии породнились все три сына его покойного старшего брата Константина Всеволодовича. И вообще Юрий имел репутацию миролюбивого человека, всегда предпочитал избегать конфликтов, но если уж ввязывался в конфликт, то действовал решительно и одерживал победу.

– К тому же прознали во Владимиро-Суздальском княжестве о заключенном союзе между Черниговом и Смоленском. Вряд ли Юрий Всеволодич решится воевать сразу с двумя сильнейшими русскими князьями.

– А Ярослав Всеволодич самостоятельно действовать не станет? – спросил я.

– Навряд ли. Хоть и оставил месяц назад он свово сына Ляксандра на Новгородском княжении, но за им пригляд надоть иметь, мал годами новый новгородский князь, всего шестнадцать рокив ему сполнилось.

– Хм, – я скептически хмыкнул. – Так мы с Александром ровесники…

– А ведь твоя правда! – опомнился боярин. – Я гуторил с тобой и позабыл, что ты много младше, чем выглядишь. Но в отличие от тебя, княже, Ляксандр токмо что уселся на княжеский столец, поэтому не ровня он тобе! Ты – великий князь, а он есчо вчерашний княжич. Не супостовимо вас равнять!

К словам послов я, конечно, прислушался, но безоговорочно им не поверил. То, что Юрия Всеволодовича могут сдержать, захоти он вступить в войну, родственные узы, я сильно сомневался. Потому как родню, не менее, а может, и более близкую, он имеет и по другую «сторону фронта». Ведь Василько Романович женился на великой княжне, родной дочери Юрия Всеволодовича. Так что не все так однозначно выглядело, и расклад сил может быстро поменяться.

Подбил свои финансы, несмотря на все мои выкрутасы, скукоживающиеся на армейских тратах, словно шагреневая кожа. Для меня стало очевидным, что если в наступившем году я хочу и дальше наращивать численность армии, принять и обустроить полоняников и закрыть все прочие, возрастающие год от года, как снежный ком, расходные статьи бюджета, то необходимо вводить в финансово-экономический оборот Смоленской Руси бумажные деньги. Это позволит полностью изъять из торгового обращения серебро, так как ему самое место было в моих банковских хранилищах или в кошелях у немцев и венецианцев, обеспечивающих поставки необходимых смоленской промышленности и экономике ресурсов. И, что самое важное, хотелось подстраховать латунные монеты альтернативным платежным средством. Ведь ненадежные внешние каналы поставок цветмета могли оборваться в любую минуту.

Для этого необходимо было в первоочередном порядке существенно расширить ныне существующий «бумажный цех» при СКБ, выпускающий ценные бумаги. Поэтому, недолго думая, я решил конфисковать в пользу Смоленского государства совместное с боярами бумагоделательное предприятие. По такому случаю я собрал пайщиков СП.

– Владимир Изяславич, что означает «конхвисковать»? – наивно осведомился боярин Олекс Микифорович.

– Темень! – подал голос сосед справа. – Конвисковать – это вроде как улучшить! – сказал и вопрошающе уставился на меня, дескать, правильно ли я перевел это непонятное новое слово.

– Почти угадал! – зловеще улыбнулся я. – Конфисковать – значит отобрать в пользу государства!

– Не погуби, отец родной! – бояре подозрительно начали отодвигать от стола стулья, по всей видимости, готовясь пасть на колени. – Прояви милость, Владимир Изяславич! Государь, за что ты на нас грешных осерчал?! Чем мы тебя прогневали?!

– Шучу я так!

– Ну ты и шуткуешь, Владимир Изяславич, мне чуть плохо не стало, – раскрасневшийся как рак боярин поудобней уселся на стуле, с которого только что едва не сверзился.

– Предприятие у вас я заберу не просто так…

– Как заберешь?! – взвыли полностью дезориентированные происходящим бояре.

– Дослушайте вы меня наконец до конца! – не выдержав, прикрикнул я. – Повторяю, все НАШЕ предприятие я заберу под «бумажный цех» при СКБ. Вскоре в обороте появятся бумажные деньги, но об этом пока молчок!

Бояре сидели недвижимо с выпученными от удивления глазами.

– Но это для нас неважно! Я у вас заберу целиком себе наше старое бумагоделательное предприятие, а в ответ, чуть позже, дам новое! С новым оборудованием, машинами, воздушными двигателями, котлами и трубами.

– Чуть скоро – это когда же? – сразу ухватил суть предложения Есиф Симеонович, оклемавшись первым.

Остальные сидели статуями, пребывая все еще в информационном нокауте, окончательно их добили слова про бумажные деньги. Что эта за напасть такая и как это все вообще понимать?

– Я уже набросал план нового предприятия, с учетом новой технологической оснастки, его надо будет обсудить с мастерами. Потом заказать на СМЗ новое оборудование и начать строительство заводских корпусов. Думаю, самое позднее, через полгода новый бумагоделательный завод начнет давать бумагу. Работать с вами будем на прежних условиях, все прежние учредительные документы и уставы по-прежнему будут сохранять свою силу. Поэтому боярин Басин прав, в данном случае конфисковать – значит улучшить, модернизировать!

Пришла пора, причем давно, организовать нормальное, машинное бумажное производство. До сих пор бумага производилась кустарным способом, и мне моей половинной доли перестало хватать даже для нужд делопроизводства и книгопечатания, не считая естественных и постоянных потребностей в бумаге школ и ПТУ – они по старинке снова перешли на березовую кору и восковые таблички. Сейчас, для начального образования, печатался базовый учебник – «Букварь». Печатание текста не вызывало никаких проблем, так как использовались уже давно набранные свинцовые литеры, которых было изготовлено по числу страниц в книгах. Чернила черного цвета получали из железного купороса. Печатали следующим образом: литера под соответствующим номером окуналась в чернила, после чего опускалась на лист бумаги, заодно пронумеровывая его, чтобы не перепутать последовательность страниц. Причем в целях экономии бумаги печатали с двух сторон листа. Далее все листки складывали в стопку и при помощи дырокола делали сквозные отверстия, через которые пропускалась связывающая листы тоненькая льняная веревочка, и вуаля – учебник готов!

Ручной труд по производству бумаги был намного более консервативным и, как следствие, не поспевал за процессом книгопечатания, и это при том, что сырья было навалом, благодаря все возрастающему лесоперерабатывающему и текстильному производствам, вернее отходам этих производств. Прежде всего, процесс ручного измельчения сырья в ступах не выдерживал никакой критики, «воздушные двигатели» давали прекрасную возможность механизировать все это хозяйство.

– Государь, а что ты там про деньги говорил? – очнулся еще один пайщик, остальные тоже навострили уши.

– Это дело перво-наперво я буду обсуждать с боярами-пайщиками «РостДома». Бумажные деньги – это вроде как векселя или чеки на предъявителя. Только если векселя и чеки ходят в основном среди думных бояр, то бумажные деньги – еще называемые как банкноты или купюры – будут ходить среди всего народа. Бумажными полушками, копейками и рублями будут получать зарплату, покупать и продавать товары. В общем, бумажные деньги будут наряду с латунными полушками и копейками, серебряными рублями с гривнами. Но до издания закона об этом больше никому ни полслова! И разговора этого между нами не было.

– Мы могила, Владимир Изяславич! На новых станках сильно ли вырастет выработка бумаги? – спросил бывший купец, ныне «думный боярин» Андрей Полюдович.

– Производство мы развернем на широкую ногу! Думаю, уже через год-два за день мы будем вырабатывать столько же бумаги, сколько вы раньше за целый год выпускали!

Бояре все разом охнули от удивления, а вместе с выдохом вырвалось: «Не может быть!»

– Может, и еще как! Целлюлозу будем варить в огромных, закрытых клепаных котлах с замкнутым производственным циклом. А бумагоделательные машины, работающие на воздушных двигателях, смогут поддерживать процесс непрерывного отлива бумаги. Над бассейном, с уже измельченным механическим способом бумажным сырьем (стружки, опилки, очесы льна и так далее), между двумя крайними валиками натянем непрерывно вращающуюся на них медную сетку. И на эту сетку, прямо из бассейна, черпальное колесо будет зачерпывать растворенную в воде массу и непрерывной струей подавать ее на сетку. Эта бумажная масса будет перемещаться вместе с сеткой, пока не дойдет до валиков, обтянутых сукном. Они будут, отжимая, пропускать сквозь себя бумажную массу. В конце этой сетчатой дорожки установим валик, который должен плотно наматывать на себя отжатую бумажную массу. Затем этот крайний валик будет сниматься, а бумажное полотно разрезаться на листы. Далее листы будут прессоваться на новых прессах и сушиться с помощью цилиндров, обогреваемых паром. Производительность такой машины будет примерно пятьсот килограммов бумаги в сутки. Но в дальнейшем мы или нарастим мощность машины, или увеличим машинный парк, доведя ежесуточное производство до пяти тысяч килограммов. Книгами можно будет завалить всю Русь!

– Государь, а на кой леший нам всю Русь книгами заваливать? – осторожно прошамкал беззубый Воибор Добрынич.

– Потому как ученье – свет, а неученье – тьма! – ответил я словами классика, сворачивая дискуссию с этой непонятной боярам темы. – Не бойтесь! Цену на бумагу мы существенно снизим, но за счет массового производства быстро отобьем все вложения. И ваша прибыль на Дорогобужском заводе будет на порядки превышать прибыль, что вы сейчас получаете со Смоленского завода! Вы должны от радости скакать, что я даю вам возможность подзаработать, а вы все норовите от страха окочуриться!

– Как понять в Дорогобуже?! Мы что, переезжаем? Как же мы столицу оставим?! – бояре, в очередной раз сбитые с толка, запаниковали, не понимая, что происходит.

– Мне все равно, где вы будете жить – в Смоленске или Дорогобуже! Лично я никуда съезжать не собираюсь. А вот рабочим вашим придется сменить место жительство!

– Но ведь в Дорогобуже свои бояре? Как же так, мы свой завод в их городе разместим?

– У тебя что, память отшибло? – удивился я. – Дорогобуж больше года как перестал быть уделом. Это теперь мой город! Ну а местным боярам будет не до вас, у них со мной свои совместные предприятия имеются! Если же кто, не дай бог, начнет местничать, вы мне только намекните – мигом на голову такого местника укорочу!

– Ну… коли так… – проблеял совсем опешивший от обрушившихся новостей Воибор Добрынич.

– Тамошний «кислотный цех» при ДКХЗ[1]1
  Дорогобужский коксохимический завод.


[Закрыть] будет производить из угольного газа много серы и серных кислот, необходимых нам для сульфатного процесса. Сами понимаете, соды, на такие огромные объемы производства, хватать не будет!

– Как-то боязно, государь, так все разом менять…

– Наоборот, боязно жить, ничего в жизни не меняя и не развиваясь! Вы посмотрите на меня. Я никогда не боялся перемен, сам менял все вокруг себя. И что теперь? Некогда засасываемое в болото, дробящееся на уделы Смоленское княжество сейчас превратилось в мощнейшее государство не только Руси, но и Европы! Причем не только и не столько с военной точки зрения, сколько по развитию промышленности и ремесел! А если бы я сидел подобно вам, тише воды ниже травы, то давно бы зарос травой под могильной плитой! В лучшем случае пропадал бы в бегах, скитаясь как неприкаянный! А вы заладили – и то вам боязно, и это страшно – словно не мужи взрослые, а бабы малолетние! Если так дело дальше пойдет, то скоро вы будете перемены погоды и времени суток бояться! Приказываю вам, как ваш государь, не бояться никого и ничего! – уверенно и со всей твердостью в голосе заявил я.

– Умеешь ты, государь, красно молвить да убедить!

– Вот и договорились! Вот и по рукам! – я встал и бодро пожал всем руки. Потом, усевшись обратно, заявил как само собой разумеющееся: – Вы за свой счет осуществляете все строительные работы, а я – поставляю все необходимое оборудование. Кому все это строить – найдется! Скоро рабочих рук в Дорогобуже будет пруд пруди!

Всецело я не стал доверяться только лишь на защиту купюры водяными знаками, но и их не игнорировал, введя в банкнотах в качестве водяных знаков всего три, зато всем понятных и без перевода, буквы «СКБ». Кроме того, печатать деньги из обычной, ничем дополнительно не обработанной бумаги у меня никак не лежала душа. Все-таки бумага на банкнотах должна отличаться от обычных листов бумаги, чтобы вызывать больше доверия у потребителей. И подделать такие дензнаки уже никто не сможет, если, конечно, не украдет с завода компоненты, так как нигде больше во всем мире их будет невозможно найти. Но и повторять бумагу, разработанную для векселей и чеков (глянцевую и непромокаемую), тоже не хотелось, поэтому пришлось поломать голову над новой защитой купюр.

Прочность банкноты была увеличена благодаря несложной операции – простым погружением бумаги на несколько секунд в азотную кислоту, с последующей тотчас тщательной промывкой в воде. Приготовленные таким образом банкноты можно мыть и мять, как полотно. Опыты с подвешиванием к бумажной полоске тяжестей показали, что обработанная азотной кислотой бумага в десять раз прочнее обычной. Денежные знаки в рублевом номинале подвергались серебрению раствором хлористого олова в воде, подкисленной небольшим количеством соляной кислоты. В этот раствор вставлялась пластинка цинка и оставалась в растворе до тех пор, пока все олово не осядет в виде тонкого порошка. Полученный осадок промывали в воде, потом в разведенной уксусной кислоте, и напоследок высушивали. Затем полученный металлический порошок растирали с клеевой водой и наносили на банкноту. Через трафареты серебрились сами цифры номинала – 10 и 100. Также рублевые банкноты номиналом в 10 и 100 рублей, для придания им огнеупорности, лучшей защищенности и просто внешнего лоска, обрабатывали жидким стеклом. На купюры, с перерывами для просушки, наводили несколько слоев жидкого стекла.