Текст книги "Прыжок льва"

Глава пятая
Снова в Италии

Первым делом, после того как флагманская квинкерема уткнулась в песок на побережье Апулии, благополучно проделав обратный путь, Федор заглянул к коменданту гарнизона, а потом посетил небольшой каменный домик на горе, где жила в тайне от всех его семья.

Чайка не раз подумывал о том, чтобы перевести ее в другое место, но ситуация на всех италийских фронтах постоянно менялась и не было такого места, где семья была бы в абсолютной безопасности. А о том, чтобы отправить Юлию с ребенком в Карфаген, не объяснившись с Ганнибалом, не было и речи. Там дочь римского сенатора сразу же могла стать заложницей или разменной монетой в играх политиков. После недавних событий в ставке Иллура командир двадцатой хилиархии решил держать Юлию как можно дальше от этого, но в глубине души боялся, что с ее римским прошлым это будет очень трудно.

– Ты приехал! – золотоволосая Юлия бросилась ему на шею, обвив ее руками и одарив Чайку поцелуем.

Федор долго держал любимую женщину в объятиях, даже оторвав от пола. Она показалась ему сейчас пушинкой, – столь невесомым был этот хрупкий стан.

– Я решил навестить тебя и сына, – проговорил Федор, выпуская наконец любимую женщину из своих объятий, – прежде чем двинусь в глубь страны.

– Ты так сразу уедешь? – насупилась Юлия, отступив на шаг.

– Я должен увидеть Ганнибала, – сообщил Чайка, осматривая каменные стены и низкий потолок жилища, в котором мог бывать так редко, – у меня к нему есть важные новости.

– А твой Великий Карфагенянин не может подождать пару дней? – улыбнулась Юлия, указав в сторону спальни, на пороге которой застыл мальчуган в белой тунике, – ведь по дороге тебя мог задержать шторм.

– На пару дней вряд ли, – пробормотал Федор, сломленный очарованием рыжеволосой красавицы, – но на один вечер, я думаю, можно отодвинуть нашу встречу. Война подождет.

Он скинул с себя доспехи и, подняв Юлию на руки, унес в дальнюю комнату.

На утро Федор тоже не сразу вскочил на коня. Не смог отказать себе в удовольствии позавтракать с Юлией и сыном во внутреннем дворике, скрытом от посторонних взглядов. Чтобы никто не досаждал Юлии лишними расспросами, Чайка специально выбрал такой глухой уголок побережья. Отдельно стоящий дом, принадлежавший до войны какому-то апулийскому купцу, был окружен небольшим парком и стеной. В усадьбе Федор постоянно держал пятнадцать вооруженных охранников из людей, которых нанял и отобрал лично. Доступ на территорию был разрешен только ему. А в случае опасности командир охраны, финикиец, должен был вывезти Юлию в небольшое временное убежище в горах в глубине Апулии и сообщить об этом Федору.

– Как ты тут поживаешь, любовь моя? – спросил Федор, наслаждаясь после бурной ночи соком из плодов персика и свежими лепешками.

Юлия в облегающей тунике сидела в плетеном кресле напротив и, отщипывая по одной ягодке, поедала спелый виноград, целый поднос которого высился прямо перед ней. Иногда она кормила виноградом сына, то и дело подбегавшего к маме. Тот играл в углу двора в войну, небольшим деревянным мечом рассекая росшие там кусты.

Проглатывая спелые ягоды, мальчик, поглядывал на взрослого мужчину, которого мать уже давно представила ему как своего настоящего отца. Но в долгие разговоры не вступал. Говорил он нехотя, и слова, которые мальчуган мог произнести, были на латыни, на которой говорила сама Юлия. Она не раз просила Федора привести ей учителя финикийского, но Чайка пока не торопился. Язык она всегда выучить успеет, девушка умная. Да и лишних людей сюда пока нельзя пускать. В душе он больше беспокоился о том, как рассказать о своей тайне Ганнибалу и о возможных последствиях этого разговора.

Глядя на своего сына, который уже понемногу привыкал к нему и новой жизни, Федор раздумывал о том, что никак не может примириться с тем, что его сын носит имя врага. Ведь мальчугана по-прежнему звали Марк Акций Памплоний Младший. Однако, кроме Юлии и его самого, никто об этом не знал. И вчера ночью Федор предложил дать ему новое имя. Юлия обескуражила его быстрым согласием и тут же поинтересовалась, какое имя он хочет дать мальчику.

Чайка был озадачен. Он настраивался на долгие разговоры и не был готов к столь быстрой победе. А о том, как назвать сына еще даже не думал. В конце концов, Федор пообещал в ближайшее время предложить Юлии пару вариантов из обширного списка финикийских имен. Юлия согласилась.

– Я чувствую себя пленницей. Почти как на Сицилии. Только и вижу, что лица охранников, – пожаловалась она, разделавшись с небольшой гроздью винограда, – а мои прогулки с ребенком ограничиваются садом, окруженным каменной стеной. Я так устала сидеть взаперти, что уже, кажется, согласна на все.

– Я как раз решил поговорить о тебе с Ганнибалом, – признался Федор, – в ближайшие дни.

– Что ж, – кивнула Юлия, немного подумав, – я верю в тебя, Чайка. Ты знаешь Ганнибала лучше и примешь верное решение. Быть может, ваш вождь согласится не казнить меня, а разрешит нам с тобой жить открыто. Не побоится того, что я дочь его злейшего врага.

– Это было бы для меня настоящим счастьем, – кивнул в задумчивости Чайка, – только об этом я и мечтаю. И все время переживаю, что с тобой и сыном может что-нибудь случиться, пока вы находитесь здесь на птичьих правах. Все-таки ты слишком заметная фигура.

– Не бойся Чайка, – проговорила Юлия, и в ее голосе Федор уловил металлические нотки, – я же обещала, что буду принадлежать только тебе. Никто не сможет нас разлучить.

Услышав это заявление, Федор поневоле вздрогнул: оно означало, что в случае опасности у Юлии не дрогнет рука лишить жизни и себя и ребенка.

– Я принесу жертвы богам, чтобы они помогли нам, – сказал он, поднимаясь.

Юлия проводила его до дверей и поцеловала на прощание, шепнув на ухо: «Возвращайся скорее». И окрыленный командир хилиархии, потрепав сына по голове, вскочил на коня, отправившись в порт.

Там он отдал необходимые приказы командирам кораблей, прибывшим с ним из плавания, и прежде всего встретился с капитаном флагмана, которому еще вчера наказал разыскать того, кто прислал ему пополнение. Хотя заранее был уверен, что концов не найти. И действительно, из состоявшегося на палубе разговора выяснилось, что чудом спасшийся в бою с римлянами капитан интересовавшей Федора квинкеремы погиб при странных обстоятельствах. Буквально неделю назад. Его нашли мертвым в порту.

– Говорят, погиб в пьяной драке. Но я не верю, чтобы он сам мог ее затеять, – поделился сомнениями собеседник Чайки, – деньги он любил, но никогда не шиковал и не устраивал пирушек. Жадный был очень. Да и боец не из последних, и дорого бы отдал свою жизнь.

– Ты видел тело? – уточнил Федор.

– Видел, – кивнул капитан, нахмурившись, – его закололи в спину. Несколько ударов. Только меня не проведешь. Закололи его уже после того, как он умер.

– Отравлен? – поднял брови Чайка.

– Похоже, – кивнул капитан, – во всяком случае, был без сознания, когда ему в спину несколько раз всадили нож.

– Ну что же, – развел руками Федор, – концы в воду. Ладно, это тоже ценная информация.

И он вложил капитану в ладонь мешочек с золотыми «слонами».

Больше в порту делать было нечего. Забрав с собой спейру морских пехотинцев из тех, что были приписаны к другому кораблю, Чайка направился в глубь Апулии. Где, как он еще вчера выяснил у коменданта, в трех днях пути от побережья и не очень далеко от восточных склонов Апеннин, находился городок Арпы, который Ганнибал, покинув Кампанию, избрал своей новой ставкой. Ближайшие римские войска – два легиона рабов, решивших завоевать себе свободу, сражаясь с пунийцами, – стояли на северной границе Апулии, построив лагерь недалеко от Луцерии. Командовал ими новый консул Тиберий Семпроний Гракх. Как вкратце рассказал командиру хилиархии о последних событиях на фронтах комендант порта – повсюду царила нерешительность. Римляне не предпринимали активных действий, ограничиваясь наблюдением за Ганнибалом. А сам Великий Пуниец в последние месяцы тоже не атаковал противника, словно ждал каких-то новостей.

– Значит, я немного пропустил, – ухмыльнулся Чайка, поблагодарив коменданта за полученные сведения.

Дорога через контролируемую финикийцами часть Апулии прошла без проблем и к исходу третьего дня, повстречав на проселочной дороге несколько спейр африканцев, направлявшихся в только что оставленный Федором порт, командир двадцатой хилиархии прибыл в Арпы. Небольшой городок был окружен со всех сторон войсками. Еще на подходе Чайка заметил два полномасштабных лагеря выстроенных инженерными частями по всем правилам фортификационного искусства. Каждый из них мог принять примерно по десять тысяч человек, не считая гарнизона, который обосновался в небольшой цитадели в самом городе.

Проезжая мимо высокого частокола одного из лагерей, Федор сначала услышал громкий рев, а потом заметил и самих благородных животных – слонов, которых погонщики вели на водопой к протекавшей неподалеку реке. После многочисленных битв с римлянами, и особенно памятного перехода через заснеженные Альпы в самом начале италийского похода, в распоряжении Ганнибала оставалось теперь не больше двух десятков слонов из восьмидесяти, с которыми он выступил из Испании. Но и столь небольшое количество представляло серьезную угрозу для римской конницы и легионов. Даже опытные солдаты противника далеко не всегда могли противостоять «таранному оружию» Карфагена, хотя за годы боев научились не сразу бросаться в бега при первом же их появлении.

Допросив патрульных на въезде в город, Чайка выяснил, где стоят африканцы Атарбала, – они квартировали в западном лагере, – и направился прямиком в цитадель. Главнокомандующий испанской армии, которая за последнее время была сильно разбавлена кельтами и рекрутированными италиками – по большей части самнитами и луканами – избрал своим новым пристанищем хорошо укрепленную крепость на самом высоком холме. Место было выбрано основателями города не случайно: эта возвышенность доминировала над окрестным плоскогорьем.

– Доложите Ганнибалу, что прибыл Федор Чайка, – приказал он начальнику охраны, едва прошел сквозь караульных в воротах и оказался посреди внутреннего дворика, перегороженного цепочкой солдат, – он меня ждет.

Смуглый низкорослый финикиец в кирасе бесцеремонно оглядел его с ног до головы, кивнул, и с ловкостью обезьяны взбежал по небольшой лестнице. «Что-то я его раньше здесь не видел», – подумал Федор, проводив взглядом коренастую фигуру, и от нечего делать стал рассматривать крепость.

Стены цитадели Арпы и четыре квадратные башни по углам были выложены из красноватого камня. В центре находилось несколько жилых помещений с покатой красной крышей и узкими окнами-бойницами, а также арсенал, казарма и конюшня. Все это были крепкие на вид здания, выстроенные из того же камня и способные выдержать длительную осаду даже в том случае, если враги прорвутся за стены, опоясанные глубоким рвом с водой. Скользнув взглядом по верхам, Федор заметил несколько баллист на башнях и скучавшую рядом прислугу, поймав себя на мысли, что Ганнибал, похоже, решил задержаться здесь надолго. Впрочем, это обстоятельство немного зависело и от римлян.

– Ганнибал ждет вас, – объявил командир охраны, вновь появившись перед Чайкой, еще созерцавшим крепостные стены, – он сейчас обедает на втором этаже. Приказал отвести вас прямо к нему без промедлений.

– Обедает? – хмыкнул Федор, – как это кстати.

Проследовав за главным охранником в здание, а затем, минуя еще четверых солдат, по узкой лестнице наверх, командир двадцатой хилиархии вскоре оказался в достаточно просторном зале, метров тридцать, где стоял шикарно накрытый стол. Федор ожидал увидеть за ним кого-нибудь из высших офицеров: Магарбала, командира испанской конницы, или начальника африканских пехотинцев Атарбала. Но, Великий Карфагенянин, облаченный на сей раз в широкое зеленое одеяние вместо доспехов, был абсолютно один, если не считать пары слуг, что подливали ему вино и меняли блюда. Золотая цепь с амулетом, похожим на тот, что Федор оставил у Иллура, отсвечивала на его груди. А черная повязка закрывала потерянный в болотах Клусия глаз.

– Проходи, Чайка! – приветствовал его пуниец, жестом предлагая сесть в одно из раззолоченных кресел, что стояли вдоль стены: – я давно тебя жду.

Федор присел к столу, скользнув взглядом по роскошной мебели и скульптурам античных героев, которые явно перекочевали в цитадель из шатра главнокомандующего. Все это великолепие немного не вязалось с походным образом жизни, который вел Ганнибал уже много лет подряд, и умеренностью в привычках, которую демонстрировал. Но, справедливости ради, надо было отметить, что убранство даже походного шатра Ганнибала всегда было роскошным. «Как ни крути, – подумал Федор, – а он ведь один из богатейших людей на средиземноморье, да еще и командующий целой армии. Ему по штату не полагается ходить в рваных штанах. Хотя он может и на снегу спать, и с солдатами есть из одного котла, если жизнь заставит».

– Ты привез мне хорошие известия от скифов? – перешел сразу к делу Ганнибал, жестом выпроводив слуг за пределы обеденного зала, – встретился с царем Иллуром?

– Да, – кивнул Федор и, попросив взглядом разрешения, отпил вина из богато украшенной чаши, чтобы промочить горло, – встретился и провел переговоры.

– Ну! – поторопил его Ганнибал, видя, что Федор не может оторваться от чаши.

Чайка действительно устал с дороги и проголодался, а оказавшись так удачно за столом, где было накрыто множество мясных блюд и закусок, даже на секунду забыл о своем задании.

– Иллур согласен поддержать нас совместным ударом с Филиппом Македонским, – поспешно произнес он, отставив чашу с вином, – а затем вторгнуться в римские земли с севера. Я передал ему медальон. Он сказал, что будет на побережье Эпира через несколько месяцев.

Ганнибал откинулся на богато отделанную спинку кресла, сделав жест, которым разрешал Федору насладиться закусками. На его лице появилось довольное выражение полководца, который уже выиграл войну.

– Вот теперь я смогу захватить Тарент, не считаясь с потерями, – удовлетворено проговорил Ганнибал, – едва только македонцы и скифы ввяжутся в эту войну, как Рим перебросит часть легионов и флота на север. А большего мне и не надо. Если боги нас не оставят, то я выиграю войну даже без подкреплений сената. Поскольку Рим начнет беспокоиться и делать ошибки, даже не взирая на мой последний промах с Филиппом.

Удивленный Чайка поднял глаза на главнокомандующего, не понимая о чем идет речь.

– Пока ты выполнял мою волю у скифов, – снисходительно пояснил Ганнибал, прочитав вопрос в глазах командира двадцатой хилиархии, – я отправил послов к Филиппу, чтобы заключить договор.

– Так он еще не был заключен, когда я отплыл? – удивлению Федора не было предела. Он‑то, уплывая, уже находился в полной уверенности, что союз с македонцами это реальность.

– Нет, – усмехнулся Ганнибал, продолжая откровенничать, – когда ты отплыл, мои послы только отправились к Филиппу. Я знал его настроения, и этот союз был уже обсужден, но не заключен. Однако мы заключили его, пока ты занимался другим. А на обратной дороге моих послов перехватила римская эскадра и в сенате Рима узнали о нашем союзе с македонцами еще раньше, чем о нем узнал я. Однако это сыграло мне только на руку: еще ничего не произошло, а Рим уже забеспокоился. Он тотчас прислал пятьдесят кораблей для защиты Тарента, но зато снял сразу несколько легионов из-под Капуи и Неаполя, отправив их в северную Апулию и долину реки По. Союзники могут вздохнуть с облегчением, им пока ничего не угрожает. А мы сохранили и даже упрочили позиции, а также выиграли время.

Теперь Ганнибал сам наклонился к столу и взял чашу с вином.

– Из северной Апулии эти легионы двинутся не на меня, а наверняка будут переброшены в Эпир, едва только македонцы вторгнуться в него. А стоит там же появиться скифам, с их быстрой конницей, как Рим будет вынужден перебросить и другие, направленные сейчас против меня силы на север. И чем больше римских солдат погибнет без моего участия, тем легче мне будет в дальнейшем осуществить то, что я задумал.

Эти откровения вызвали у Федора двойственное чувство. С одной стороны, ему стали доверять, делая носителем секретов большой политики. А с другой – свидетели долго не живут.

– Все, что произошло и что будет происходить здесь, в римских землях, мне ясно, – закончил откровения Ганнибал. И, потягивая бархатистое красное вино, вновь задал вопрос. – Ты, Чайка, лучше расскажи мне, как прошло твое плавание.

– Довольно гладко, – сообщил тайный посол к скифам, – если не считать одного события.

И он пересказал все, что произошло с ним за время путешествия, закончив основную часть истории ночным нападением предателей-охранников. Добавил и о том, что узнал уже здесь.

Выслушав это, Ганнибал отставил чашу с вином и нервно забарабанил пальцами по столу.

– Значит, кое-кто уже пронюхал об этом, – пробормотал он, не высказав, впрочем, никаких предположений по поводу источника опасности и тем самым оставив Федора в недоумении, – ну что же. Тем лучше. Отступать нам некуда. Придется переходить в наступление. Я собираюсь начать активную подготовку к штурму Тарента. Часть войск уже давно стоит под городом. А завтра несколько африканских хилиархий отправятся туда, и твоя в том числе. Пора побеспокоить наших римских друзей.

– Я слышал, что в Тарент должен был прибыть сам Марцелл, – осторожно заметил Федор, переводя разговор в нужное ему русло.

– Однако ты быстро узнаешь свежую информацию, – похвалил пуниец, не став отрицать. И добавил, усмехнувшись: – Твои разведчики не обманули тебя. Да, Марцелл прибыл в город. С теми пятью десятками квинкерем, которые Рим прислал для защиты Тарента. У меня их сейчас всего восемнадцать. И это лишний раз доказывает, как Рим боится нас. Имея вдвое больше солдат и кораблей, он уже почти год не переходит в наступление, ограничиваясь лишь трусливым наблюдением и вылазками.

– Насколько я знаю сенатора, Марцелл может предпринять попытку высадить десант в нашем порту, – продолжал Федор подбираться к нужной теме, – ударить нам в тыл первым.

– Да, это возможно, – кивнул пуниец, ничуть не смутившись, и просветил Федора насчет последних событий на фронтах: – Для того сенат Рима и прислал сюда самого Марцелла, поскольку кроме него у меня сейчас нет в Италии достойных противников. Консул Тиберий Семпроний Гракх стоит недалеко от Луцерии с двумя легионами рабов, наблюдая за мной. И не предпримет в ближайшее время ничего. Другой консул Луций Постум Альбин вместе с восемнадцатым и девятнадцатым легионами недавно попал в засаду в долине реки По, устроенную моими добрыми кельтами, и погиб, а его легионы истреблены. Ему на замену был вновь выбран медлительный Фабий Максим, чему я искренне рад, а Марцелл стал проконсулом. Так что он единственный, кого стоит немного опасаться. Но когда в дело вступит Филипп со своими македонцами и скифская конница, даже он будет не страшен.

– Но пока что его нападение в районе нашего единственного порта вполне вероятно, – продолжал гнуть свою линию Федор. – Если командующий позволит, я хотел сказать, что стоит укрепить оборону порта. Три дня назад, когда я оттуда уезжал, сил там было явно недостаточно, чтобы отразить серьезную атаку.

– Ты так беспокоишься об обороне этого порта, словно боишься, что Марцелл отберет у тебя обратно свою дочь, которую ты прячешь там от меня уже полгода, – усмехнулся Ганнибал.

Федор, расслабленно откинувшийся на кресле, резко выпрямил спину. «Он все знает! – пронесся панический импульс в мозгу командира хилиархии, – все знает!» А главнокомандующий, насладившись моментом, спокойно добавил, легко прочитав его мысли.

– А ты предполагал, что сможешь скрыть от меня такое?

Ганнибал в упор посмотрел на Чайку, который молчал в ожидании приговора. При этом взгляд пунийца отнюдь не выражал злорадства по поводу раскрытия заговора. Скорее он был веселым. Это немного смутило Чайку.

– А что это за мальчик находится с ней? – уточнил Ганнибал так, словно ничего особенного не произошло, – сын Памплония?

– Это мой сын, – признался Федор, решив пойти ва-банк: «Будь, что будет!»

– Ах вот оно, что! – ухмыльнулся Ганнибал и даже оставил в сторону тарелку с мясной закуской. – А я все не мог понять, зачем тебе такие заложники. А они вовсе и не заложники. Значит, Юлия осталась с тобой добровольно. Отлично! Просто великолепно!

Федор не знал, что и думать. Глядя на веселое лицо Великого Карфагенянина, он не мог понять, издевается тот или говорит всерьез. Но следующий его вопрос вновь припер к стенке Федора.

– А когда же ты успел… – проговорил Ганнибал, на секунду замявшись, подбирая нужное слово, – зачать этого сына. Ведь ему уже больше трех лет. Наш поход тогда еще не начался…

И вдруг по его лицу проскользнула догадка.

– Как ты вообще появился в Карфагене? Мне кажется, ты что-то утаил в прошлый раз, когда рассказывал мне о спасении Магона. Ты его действительно спас или все было иначе?

Этот вопрос был посерьезнее всех предыдущих. Для Чайки настал момент истины.

– Все так и было, – выдавил он из себя, стараясь смотреть в глаза Ганнибалу, – почти. Я действительно спас ему жизнь у скифов в Крыму, но… потом я не сразу оказался в Карфагене. Наш корабль попал в шторм и утонул неподалеку от этих самых бегов. Я один выжил, оказался в Таренте и сошел за деревенского парня. В общем, попал на службу в морскую пехоту римлян. Выхода у меня не было. А потом судьба привела меня в дом сенатора, где я увидел Юлию и влюбился в нее.

Федор умолк на мгновение, но нашел в себе силы продолжать. Ганнибал слушал не перебивая.

– Затем у нас была ночь любви прямо в доме сенатора. Наутро нас застали вместе. Я убил нескольких римлян и в тот же день, переодевшись, бежал в Карфаген. А Юлия… осталась. Лишь позже, когда мы уже вторглись в Италию, я узнал, что у нее есть ребенок.

– Теперь ясно, за что ты так ненавидишь Марцелла, – кивнул удовлетворенный Ганнибал, – Марцелл знает, что это твой сын?

Федор кивнул.

– И все равно предпочитает молчать, боясь молвы. Это ему не выгодно, – проговорил пуниец, уже рассуждая вслух, – ну что же. Сама судьба благоволит к тебе, Чайка. Если ты боялся, что я заберу Юлию в заложницы, то можешь забыть об этом. Даже если бы я приставил клинок к ее горлу, Марцелл все равно не сдался бы мне на милость. Так что эта жертва мне не нужна. Можешь жить спокойно и рассказать ей об этом. Ты собираешься признать мальчика?

Федор кивнул.

– Я хочу дать ему финикийское имя.

– Это возможно, – кивнул Ганнибал и многозначительно добавил, – правда, многие в Карфагене будут не в восторге от такого союза. Пока ты рядом со мной, я смогу вас защитить. Но имей в виду, что на другой территории я не всевластен. Помни об этом.

Намек был ясен. Но Чайку это не пугало. Казнь была отменена, а новая жизнь только начиналась.

– А кроме того, ты хорошо знаешь Тарент, – продолжал размышлять Ганнибал, – это надо использовать.