Электронная библиотека » Ален Лесаж » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Хромой бес"


  • Текст добавлен: 27 июня 2019, 13:41


Автор книги: Ален Лесаж


Жанр: Ужасы и Мистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Что вы говорите! – воскликнула изумленная Леонора. – Как может мой отец отказать человеку, занимающему такое высокое положение при дворе!

– Ах! Из-за этого-то положения я и боюсь отказа, – возразил Бельфлор. – Это вас удивляет? Вы сейчас перестанете удивляться.

Несколько дней тому назад, – продолжал он, – король объявил, что хочет меня женить. Он не назвал по имени ту, которая мне предназначается; он только дал мне понять, что это одна из лучших партий при дворе и что сам он желает этого брака. Тогда мне еще не было известно ваше отношение ко мне, – вы сами знаете, что из-за вашей строгости я до сих пор не мог ничего узнать о нем; поэтому я не выказал никакого сопротивления монаршей воле. После этого, судите сами, захочет ли дон Луис рисковать навлечь на себя гнев короля, согласившись выдать за меня свою дочь?

– О, разумеется, нет! – сказала Леонора. – Я знаю батюшку. Как бы ни было ему лестно родство с вами, он скорее откажется от него, чем решится разгневать короля. Но если бы отец и не противился нашему браку, мы ничего не выиграли бы, ибо как бы вы могли, граф, предложить мне руку, которую король хочет отдать другой?

– Скажу вам откровенно, я в большом затруднении, сударыня, – ответил Бельфлор. – Однако надеюсь, что ввиду благосклонного отношения ко мне короля мне удастся повлиять на него и предотвратить грозящее мне несчастье. Вы даже можете помочь мне в этом, прекрасная Леонора, если находите меня достойным быть вашим мужем.

– Как же могу я помочь расстроить брак, предначертанный королем? – удивилась она.

– Ах, сударыня, – пылко возразил граф, – если вы не откажетесь от моей любви, я сумею остаться вам верным, не навлекая на себя монаршего гнева. Позвольте мне, прелестная Леонора, – прибавил он, став на колени, – позвольте мне обвенчаться с вами в присутствии госпожи Марселы, – эта свидетельница поручится за святость нашего союза. Тем самым я без труда избавлюсь от ненавистных уз, которыми меня хотят связать. Если и после этого король будет настаивать, чтобы я женился на особе, которую он мне предназначает, я брошусь к ногам монарха и скажу ему, что давно люблю вас и тайно с вами обвенчан. Как бы ни желал он женить меня на другой, он слишком добр, чтобы разлучить меня с женщиной, которую я обожаю, и слишком справедлив, чтобы нанести такое оскорбление вашей семье. Как ваше мнение, благоразумная Марсела? – прибавил он, обращаясь к воспитательнице. – Что скажете вы об этом плане, внушенном мне любовью?

– Я от него в восторге, – ответила госпожа Марсела, – до чего же изобретательна любовь!

– А ваше мнение, прелестная Леонора? – спросил граф. – Неужели вы так недоверчивы, что отказываетесь одобрить этот план?

– Нет, – отвечала Леонора, – только посвятите в него батюшку, и я не сомневаюсь, что он согласится, когда узнает, в чем дело.

– Сохрани Бог открыться ему! – перебила подлая дуэнья. – Вы не знаете сеньора дона Луиса: он так щепетилен в вопросах чести, что не допустит тайные любовные отношения. Предложение о негласном браке оскорбит его, притом он слишком осторожен и побоится союза, который, по его мнению, может расстроить планы короля. Этим неосмотрительным поступком вы только внушите ему подозрение: он начнет неотступно следить за нами, и вы будете лишены возможности встречаться.

– Я умру от огорчения! – воскликнул наш вздыхатель. – Но, госпожа Марсела, – продолжал он, прикидываясь крайне удрученным, – неужели вы действительно думаете, что дон Луис отвергнет предложение о тайном браке?

– И не сомневайтесь в этом, – ответила дуэнья, – но предположим даже, что он согласился: он так строг и набожен, что никогда не допустит, чтобы были обойдены церковные обряды; а если венчаться в церкви, то дело сейчас же получит огласку.

– Ах, моя милая Леонора, – сказал граф, нежно пожимая руку своей возлюбленной, – неужели для того, чтобы удовлетворить пустые требования приличия, мы подвергнемся страшной опасности расстаться навеки? От вас, от вас одной зависит быть моею! Согласие отца вас, может быть, немного успокоило бы, но ведь госпожа Марсела нам доказала, что нет никакой надежды получить его; уступите же моим невинным желаниям. Примите сердце мое и руку, а когда настанет время объявить дону Луису о нашем союзе, мы объясним, почему мы от него все скрыли.

– Хорошо, граф, – сказала Леонора, – я согласна, чтобы вы пока ничего не говорили моему отцу. Сначала узнайте осторожно о намерениях короля, поговорите с ним прежде, чем я дам согласие на тайный брак; скажите ему, если надо, что вы со мной тайно обвенчались… Попытаемся этим ложным признанием…

– О, что касается этого, сударыня, – возразил Бельфлор, – я слишком ненавижу ложь, чтобы пойти на такое притворство; я не могу настолько изменить себе. Вдобавок у короля крутой нрав: если он узнает, что я его обманул, он никогда в жизни мне этого не простит…

– Я бы никогда не кончил, сеньор дон Клеофас, – продолжал бес, – если бы стал повторять слово в слово все, что говорил Бельфлор, дабы соблазнить эту молодую особу. Скажу только, что он пустил в ход все те страстные речи, которые я подсказываю мужчинам в подобных случаях. Но напрасно он клялся, что постарается как можно скорее подтвердить перед людьми обещание, данное ей наедине; напрасно он призывал небо в свидетели своих клятв, – ему так и не удалось восторжествовать над добродетелью Леоноры; занималась заря, и он вынужден был удалиться.

На другой день дуэнья, находя, что честь ее, или, вернее, корысть, требует довести дело до конца, сказала дочери дона Луиса:

– Не знаю теперь, как с вами говорить, Леонора. Я вижу, что страсть графа возмущает вас, словно это простое любовное похождение. Может быть, что-нибудь в нем самом вам не понравилось?

– Нет, дорогая, – отвечала ей Леонора, – никогда он еще не казался мне таким милым, а разговор с ним открыл мне в нем еще новые прелести.

– Если так, – возразила дуэнья, – то я вас не понимаю. Вы питаете к нему сильную склонность и отказываетесь сделать шаг, необходимость которого вам ясно доказана.

– Дорогая моя, – отвечала дочь дона Луиса, – вы, конечно, благоразумнее и опытнее меня, но подумали ли вы о последствиях брака, который будет заключен без согласия отца?

– Еще бы, еще бы, – отвечала дуэнья, – я все обдумала и очень жалею, что вы так упорно отвергаете блестящую партию, которую посылает вам судьба. Берегитесь, как бы ваше упорство не утомило и не оттолкнуло поклонника. Смотрите, как бы он не одумался и как бы расчет не возобладал над его страстью. Примите без колебаний любовь, которую он вам предлагает. Он связан словом, а для порядочного человека нет ничего священнее; к тому же я свидетельница, что он обещал жениться на вас. А вы разве не знаете, что такого свидетельства с моей стороны достаточно, чтобы суд осудил вероломного любовника?

Такими речами коварная Марсела поколебала Леонору: девушка закрыла глаза на угрожающую ей опасность и несколько дней спустя доверилась графу в его низких замыслах. Дуэнья впускала его каждую ночь через балкон в спальню своей госпожи и провожала на рассвете.

Однажды она несколько опоздала напомнить графу, что пора уходить. Начало уже светать, когда он стал спускаться с балкона, и ему пришлось поспешить; на беду он по неосторожности оступился и довольно тяжело упал на землю.

Дон Луис де Сеспедес, спальня которого помещалась над комнатой его дочери, встал в тот день очень рано, собираясь заняться спешными делами. Услышав шум, он отворил окно, чтобы посмотреть, что случилось, и увидел какого-то человека, который с большим трудом поднимался с земли, а на балконе госпожу Марселу; она отвязывала шелковую лестницу, по которой граф удачнее влез, чем спустился. Дон Луис протер глаза и принял было это зрелище за обман чувств, но, вглядевшись хорошенько, он понял, что это самая настоящая действительность и что свет зари, хотя еще и слабый, даже слишком ясно освещает его позор.

В смятении от этого рокового открытия, исполненный справедливого гнева, он идет в халате вниз, в комнаты Леоноры, держа в одной руке шпагу, а в другой свечу. Он ищет Леонору и ее дуэнью, чтобы принести их в жертву своему негодованию; он стучит в дверь их комнаты и приказывает отворить. Они узнают его голос и с трепетом повинуются. Он входит и, указывая на обнаженную шпагу, в бешенстве говорит растерявшимся женщинам:

– Я пришел смыть кровью позор, нанесенный отцу бесчестной дочерью, и наказать подлую дуэнью, которая так обманула мое доверие.

Обе женщины бросились перед ним на колени, и дуэнья обратилась к нему с такими словами:

– Сеньор, прежде чем покарать нас, соблаговолите меня выслушать.

– Ну, хорошо, несчастная, – уступил старик, – я согласен на минуту отсрочить мщение. Говори, расскажи мне все подробности моего несчастья. Но что я говорю: «все подробности», – я не знаю только одной из них: имени злодея, который обесчестил мою семью.

– Сеньор, это граф де Бельфлор, – отвечала дуэнья.

– Граф де Бельфлор! – воскликнул дон Луис. – Где увидел он мою дочь? Каким путем удалось ему соблазнить ее? Не утаивай от меня ничего.

– Сеньор, я расскажу вам все и так чистосердечно, как только могу, – возразила дуэнья.

Тут она начала с необыкновенным искусством передавать все вымышленные речи графа, которыми она обманывала и Леонору; она расписывала его самыми яркими красками: это поклонник нежный, чувствительный, искренний. Так как развязку нельзя было скрыть, то дуэнье пришлось рассказать и о ней; но она особенно распространялась о том, что побудило их заключить без его ведома этот тайный брак, и так ловко повернула дело, что укротила ярость дона Луиса. Она это отлично заметила и, чтобы окончательно утихомирить старика, добавила:

– Сеньор, вот все, что вы хотели знать. Теперь наказывайте нас, вонзите вашу шпагу в грудь Леоноры. Да что я говорю? Леонора невинна, она только последовала советам особы, которой вы поручили надзор за ее поведением: ваши удары должны пасть на меня одну, я впустила графа в комнату вашей дочери, я связала их крепкими узами. Я закрыла глаза на безнравственность союза, заключенного без вашего ведома, чтобы удержать для вас зятя, покровительство которого – источник всех придворных милостей. Я думала только о счастье Леоноры и о выгоде для всего вашего семейства; я преступила свой долг только от чрезмерного усердия.

Пока хитрая Марсела вела такие речи, ее госпожа не скупилась на слезы; у Леоноры был столь огорченный вид, что добрый старик не мог устоять. Он был тронут: его гнев сменился жалостью. Дон Луис выронил шпагу и, отказавшись от роли раздраженного отца, воскликнул со слезами на глазах:

– Ах, дочь моя, что за пагубная страсть – любовь! Увы! Ты сама еще не ведаешь всего значения того, что случилось. Твои слезы вызваны только стыдом, что отец застал тебя. Ты не предвидишь еще всего горя, которое тебе, может быть, готовит твой возлюбленный. А вы, опрометчивая Марсела, что вы наделали? В какую пропасть толкает нас ваше безрассудное усердие! Я допускаю, что мысль о родстве с таким человеком, как граф, могла вас ослепить, – и только это вас извиняет, но, несчастная, разве такой поклонник заслуживает доверия? Чем в большей милости он при дворе и чем он влиятельнее, тем более его надо было опасаться. Если он не постесняется обмануть Леонору, что тогда мне делать? Прибегнуть к помощи закона? Человеку его положения всегда удается избежать ответственности. Допустим даже, что он останется верным своим клятвам и захочет сдержать слово, данное моей дочери. Ведь король, который, по его словам, думает женить его на другой особе, может принудить его к этому своей властью.

– О, принудить его! – перебила Леонора. – Этого можно не опасаться. Граф нас заверил, что король никогда не пойдет наперекор его чувствам.

– Я в этом убеждена! – сказала Марсела. – Не говоря уже о том, что монарх слишком привязан к своему любимцу, чтобы поступить с ним как тиран, он так великодушен, что не причинит смертельного огорчения доблестному дону Луису де Сеспедесу, который отдал свои лучшие годы на служение отечеству.

– Дай Бог, чтобы мои опасения были напрасны! – сказал, вздыхая, старик. – Я пойду к графу и объяснюсь с ним; родительский глаз проницателен; я загляну в самую глубь его души. Если он расположен поступить так, как я того желаю, я вам прощу все, что случилось, но, – прибавил он твердым голосом, – если в его речах я замечу коварство, вы обе отправитесь в монастырь, чтобы весь остаток дней оплакивать допущенную вами неосторожность.

При этих словах он поднял шпагу и, предоставив женщинам оправиться от испуга, ушел к себе, чтобы одеться.

В этом месте студент прервал Асмодея:

– История, которую вы мне рассказываете, очень увлекательна, но то, что я вижу, мешает мне слушать вас так внимательно, как мне хотелось бы. Я вижу в одном доме хорошенькую женщину, которая сидит за столом с молодым человеком и стариком. Они, видимо, пьют очень дорогие вина. И, покуда престарелый волокита целует даму, плутовка за его спиной дает целовать свою руку молодому человеку; он несомненно ее любовник.

– Совсем наоборот, – объяснил Хромой, – молодой – ее муж, а старый – любовник. Этот старик – важная персона, он командир военного ордена Калатрав. Он разоряется ради этой дамы; муж ее занимает маленькую должность при дворе. Дама расточает ласки старому вздыхателю по расчету и изменяет ему с собственным мужем по любви.

– Хорошенькая картинка! – заметил Самбульо. – Не француз ли муж?

– Нет, – отвечал бес, – он испанец. Но и в стенах славного города Мадрида немало покладистых мужей, хотя их тут и не такое множество, как в Париже, который прямо-таки кишит подобными людьми.

– Извините, сеньор Асмодей, я перебил рассказ о Леоноре, – сказал дон Клеофас, – продолжайте, пожалуйста; он меня очень заинтересовал. Я нахожу в нем такие тонкие оттенки обольщения, что они приводят меня в восторг.

Бес продолжал.

Глава пятая

Продолжение и окончание истории любви графа де Бельфлора

Дон Луис вышел из дому очень рано и отправился к графу, который, не подозревая, что его узнали, весьма удивился этому посещению. Он вышел навстречу старику и после многочисленных объятий сказал:

– Как я рад видеть вас здесь, сеньор дон Луис! Не могу ли я чем-нибудь услужить вам?

– Сеньор, – отвечал ему дон Луис, – прикажите, пожалуйста, чтобы нас оставили наедине.

Бельфлор исполнил его желание. Они сели, и старик заговорил.

– Сеньор, – сказал он, – мое счастье и спокойствие требует некоего разъяснения, которое я прошу вас дать мне. Сегодня утром я видел, как вы выходили из комнаты моей дочери. Она мне во всем призналась и сказала…

– Она вам сказала, что я ее люблю, – перебил его граф, чтобы увильнуть от рассказа, который ему не хотелось выслушивать, – но она вам, конечно, слишком бледно описала мои чувства к ней. Я ею очарован. Это восхитительная девушка: ум, красота, добродетель – всего у нее в избытке! Мне говорили, что у вас также есть сын и что он учится в Алькала; похож ли он на сестру? Если он так же красив, как она, да еще похож на вас, то это просто совершенство. Я умираю от желания его видеть и предлагаю вам для него мое покровительство.

– Я вам очень благодарен за это предложение, – с достоинством ответил дон Луис, – но возвратимся к тому, что…

– Его надо немедленно определить на службу, – снова перебил его граф, – я беру на себя устроить вашего сына; он не состарится в низших офицерских чинах, могу вас в этом уверить.

– Отвечайте мне, граф, – резко оборвал старик, – и перестаньте перебивать меня. Намерены ли вы выполнить обещание?..

– Ну, разумеется, – перебил его Бельфлор в третий раз, – я выполню обещание, которое даю вам, и поддержу вашего сына всем моим влиянием. Положитесь на меня, я человек слова.

– Это уж слишком, граф! – воскликнул де Сеспедес, вставая. – Вы обольстили мою дочь и смеете еще оскорблять меня! Но я дворянин, и нанесенное мне оскорбление не останется безнаказанным.

Сказав это, он вышел с сердцем, переполненным злобой; он обдумывал тысячу планов мщения. Вернувшись домой, он сказал в сильном волнении Леоноре и Марселе:

– Неспроста граф казался мне подозрительным. Это вероломный человек, и я отомщу ему. Что же касается вас, вы обе завтра же будете отправлены в монастырь. Готовьтесь в путь и благодарите небо, что наказание ограничивается этим.

Тут он ушел и заперся в своем кабинете, чтобы зрело обдумать, какое принять решение в столь щекотливом деле.

Когда Леонора узнала о вероломстве графа, горе ее было безгранично. Она как бы окаменела; смертельная бледность покрыла ее щеки; она лишилась чувств и упала недвижима на руки своей воспитательницы, которая подумала, что она умирает. Дуэнья приложила все старания, чтобы привести ее в чувство. Это ей удалось. Леонора очнулась, открыла глаза и, видя хлопочущую возле нее дуэнью, сказала ей с глубоким вздохом:

– Как вы жестоки! Зачем вывели вы меня из блаженного состояния, в котором я находилась? Я не чувствовала всего ужаса своего положения. Отчего вы не дали мне умереть! Вам известны все муки, которые будут отравлять мне жизнь, зачем же вы хотите сохранить ее мне?

Марсела старалась утешить свою госпожу, но этим только еще больше раздражала ее.

– Все ваши речи напрасны! – воскликнула Леонора. – Я не хочу ничего слушать! Не теряйте зря времени, утешая меня в моем горе! Вам следовало бы еще больше растравлять его, потому что это вы ввергли меня в ужасную пропасть, где я нахожусь. Это вы мне ручались в чистосердечии графа; если бы не вы, я бы не уступила своей склонности к нему, я бы незаметно поборола ее; во всяком случае он не воспользовался бы ею. Но я не хочу, – прибавила она, – возлагать на вас ответственность за мое несчастье, я виню только себя: мне не следовало слушаться ваших советов и принимать искания мужчины без ведома батюшки. Как бы лестно ни было для меня это сватовство, мне надлежало с презрением отвернуться от графа де Бельфлора, а не щадить его в ущерб моей чести; наконец, я не должна была доверять ни ему, ни вам, ни себе. Поверив по слабости своей его вероломным клятвам, причинив такое горе несчастному дону Луису и обесчестив мою семью, я ненавижу себя и не только не боюсь заточения, которым мне угрожают, но желала бы скрыть свой позор в самом ужасном месте.

Говоря так, она обливалась слезами и даже рвала на себе прекрасные волосы и одежду, словно вымещая на них обиду за вероломство своего любовника. Дабы подделаться под горестное настроение госпожи, дуэнья гримасничала, притворно хныкала и осыпала бранью всех мужчин вообще и Бельфлора в частности.

– Возможно ли, – восклицала она, – что граф, которого я считала исполненным прямоты и честности, оказался таким негодяем, что обманул нас обеих! Не могу прийти в себя от удивления, или, вернее, все еще не могу поверить этому.

– Да, – сказала Леонора, – я представляю его себе у ног моих… Какая девушка не доверилась бы тогда его нежным словам, его клятвам, в свидетели которых он так смело призывал небо, его все новым и новым порывам страсти? Его глаза еще красноречивее говорили мне о любви, чем слова; он казался обвороженным мною. Нет, он меня не обманывал; я не могу это допустить! Вероятно, отец говорил с ним недостаточно осторожно; они, наверное, поссорились, и граф обошелся с ним не как влюбленный, а как вельможа. Но, может быть, я напрасно льщу себя надеждой? Нужно покончить с этой неизвестностью; я напишу Бельфлору, что ночью буду ждать его у себя, пусть он успокоит мое встревоженное сердце или самолично подтвердит свою измену!

Марсела похвалила девушку за это намерение; у нее даже зародилась некоторая надежда, что граф, несмотря на свое честолюбие, будет тронут слезами, которые Леонора станет проливать при этом свидании, и решит жениться на ней.

В то время Бельфлор, избавившись от старого дона Луиса, раздумывал у себя в кабинете о последствиях приема, оказанного им старику. Он не сомневался, что все Сеспедесы, раздраженные этим оскорблением, будут ему мстить. Но это мало беспокоило его. Гораздо больше его волновали любовные дела. Он полагал, что Леонору заключат в монастырь; во всяком случае ее будут неусыпно стеречь, и, судя по всему, он больше ее не увидит. Эта мысль его огорчала, и он придумывал, как бы предотвратить такую беду. Тем временем вошел слуга и подал ему письмо, принесенное Марселой; то была записка от Леоноры, следующего содержания:

«Завтра я должна покинуть свет, чтобы похоронить себя в святой обители. Видеть себя обесчещенной, ненавистной всей семье и себе самой – вот плачевное состояние, до которого я дошла, внимая вам. Жду вас еще раз сегодня ночью. В отчаянии я ищу новых мучений: придите и сознайтесь, что ваше сердце не участвовало в тех клятвах, которые произносились устами, или подтвердите эти клятвы решением, которое одно только может смягчить жестокость моей участи. Так как после того, что произошло между вами и моим отцом, вы при этом свидании можете подвергнуться опасности, возьмите с собой провожатого. Хотя вы причина всех моих несчастий, ваша жизнь мне еще дорога.

Леонора».

Граф перечел записку два-три раза и, представив себе положение дочери дона Луиса, был растроган. Он задумался: благоразумие, порядочность, законы чести, попранные страстью, снова начали брать верх. Он вдруг почувствовал, что ослепление его рассеялось, и, как человек, пришедший в себя после буйного взрыва ярости, краснеет за вырвавшиеся у него безумные слова и поступки, он устыдился тех низких хитростей и уловок, которые пустил в ход для удовлетворения своей прихоти.

– Что я наделал, несчастный! – восклицал он. – Какой дьявол обуял меня? Я обещал жениться на Леоноре, я призывал небо в свидетели; я выдумал, будто король сватает мне невесту. Ложь, вероломство, кощунство, – я ничем не пренебрег, чтобы совратить невинность. Какой ужас! Не лучше ли было направить все усилия на то, чтобы заглушить страсть, нежели удовлетворить ее такими преступными путями? И вот порядочная девушка обольщена; я обрекаю ее в жертву гнева ее родных, которых я обесчестил вместе с ней; я гублю ее за полученное от нее блаженство. Какая неблагодарность! Я обязан загладить нанесенную ей обиду. Да, я это должен сделать и сделаю; я женюсь на ней и сдержу свое слово. Кто может противиться столь естественному намерению? Неужели ее снисходительность может внушить мне сомнение в ее добродетели? Нет, я знаю, чего мне стоило преодолеть ее сопротивление. Она сдалась скорее на мое клятвенное обещание, чем на мою любовь… С другой стороны, если я сделаю этот выбор, я очень много проиграю. Я могу рассчитывать на самых богатых и знатных невест в королевстве, а удовольствуюсь дочерью простого, небогатого дворянина. Что подумают обо мне при дворе? Скажут, что это нелепый брак.

Бельфлор, обуреваемый то любовью, то тщеславием, не знал, что предпринять. Но, хотя он еще колебался, жениться ему на Леоноре или нет, он все-таки решил пойти к ней в следующую же ночь и приказал слуге предупредить об этом госпожу Марселу.

Дон Луис тоже провел день в размышлениях; он думал о том, как восстановить свою честь. Положение казалось ему весьма затруднительным. Прибегнуть к суду – значит предать свое бесчестие гласности; притом он совершенно справедливо опасался, что закон окажется на одной стороне, а судьи – на другой. Он также не осмеливался броситься к стопам короля. Думая, что тот сам хочет женить Бельфлора, дон Луис боялся совершить ложный шаг. Ему оставалось только требовать удовлетворения оружием; на этом решении дон Луис и остановился.

Сгоряча он уже хотел было послать вызов графу, но, одумавшись, рассудил, что слишком стар и слаб, чтобы полагаться на силу своей руки, и предпочел предоставить это сыну, рука которого вернее. Он отправил к сыну в Алькала одного из слуг с письмом, в котором приказывал ему немедленно приехать в Мадрид, чтобы отомстить за оскорбление, нанесенное роду Сеспедесов.

Этот сын, по имени дон Педро, – восемнадцатилетний юноша, очень красивый собою и такой храбрый, что слывет в Алькала самым опасным забиякой из всех студентов. Но вы сами его знаете, – прибавил бес, – и мне нет надобности распространяться о нем.

– Правда, он преисполнен отваги и всяческих достоинств, – подтвердил дон Клеофас.

– Этого молодого человека, – продолжал Асмодей, – не было в то время в Алькала, как думал его отец. Желание увидеться с дамой сердца увлекло его в Мадрид. Он познакомился с ней на Прадо, в последний свой приезд домой. Ее имени он еще не знал; от него потребовали, чтобы он и не делал попыток узнать его. Юноша с большим огорчением покорился этой жестокой необходимости. Девушка, которой и он понравился, была знатного рода; не надеясь на постоянство и скромность студента, она почла за благо, прежде чем ему открыться, испытать его.

Он был занят своей незнакомкой более, чем философией Аристотеля, а близость Мадрида от Алькала позволяла ему частенько пропускать занятия подобно вам, но с той разницей, что его предмет был более достоин любви, чем ваша донья Томаса. Чтобы скрыть от отца, дона Луиса, свои любовные путешествия, он обыкновенно останавливался на постоялом дворе, на окраине города, и жил там под вымышленным именем. Дон Педро выходил со двора только утром в известный час, дабы отправиться в дом, куда в сопровождении горничной приходила и дама, отвлекавшая студента от ученья. Остаток же дня он проводил взаперти на постоялом дворе; зато с наступлением темноты смело разгуливал по всему городу.

Однажды, проходя ночью по какой-то глухой улице, он услышал звуки музыкальных инструментов и голоса. Он остановился, прислушиваясь. То была серенада; кавалер, устроивший ее, был пьян и потому груб. Едва завидев нашего студента, он поспешил к нему и вместо приветствия резко сказал:

– Проходите своей дорогой, любезнейший; любопытных здесь принимают скверно.

– Я бы, конечно, мог уйти, если бы, вы попросили повежливее, – отвечал дон Педро, задетый этими словами, – но, чтобы научить вас разговаривать, я останусь.

– Ну, посмотрим, кто кому уступит место, – сказал устроитель концерта, хватаясь за шпагу.

Дон Педро последовал его примеру, и они начали драться. Хотя устроитель серенады довольно ловко владел оружием, он все же не успел отразить удара противника и замертво упал на мостовую. Музыканты, побросав инструменты, схватились за шпаги, спеша на помощь устроителю серенады; теперь они стали наступать, чтобы отомстить за него. Они все разом набросились на дона Педро, который в этом трудном положении показал свое искусство. Он не только с необыкновенной ловкостью отражал все удары, но в то же время и сам наносил их с ожесточением, не давая противникам передышки.

Однако они были так упорны и их было так много, что студент, при всем искусстве, не устоял бы, если бы граф де Бельфлор, проходивший в то время по улице, не вступился за него. Граф был отзывчив и великодушен; он не мог не сочувствовать человеку, отбивающемуся от стольких вооруженных врагов. Он выхватил шпагу и, став около дона Педро, так яростно напал на музыкантов, что все они бросились врассыпную, одни израненные, а другие из страха быть ранеными.

Когда они скрылись, студент стал благодарить графа за оказанную помощь. Но Бельфлор перебил его.

– Стоит ли об этом говорить, – сказал он, – вы не ранены?

– Нет, – отвечал дон Педро.

– Уйдемте поскорее отсюда, – продолжал граф, – я вижу, вы убили человека; оставаться тут опасно, вас может застигнуть патруль.

Они быстро удалились, вышли на другую улицу, потом, уже далеко от места происшествия, остановились.

Дон Педро, движимый естественным чувством признательности, попросил графа не скрывать от него имени кабальеро, которому он так обязан. Бельфлор сейчас же назвал себя и поинтересовался именем студента, но тот, не желая быть узнанным, отвечал, что его зовут дон Хуан де Матос и заверил, что никогда в жизни не забудет оказанной ему услуги.

– Я вам предоставлю этой же ночью случай отплатить мне, – сказал граф. – У меня назначено свидание, и небезопасное. Я шел к приятелю просить его сопровождать меня, но я вижу вашу храбрость, дон Хуан. Не разрешите ли вы мне предложить вам пройти со мною?

– Меня просто оскорбляет ваша неуверенность, – отвечал студент. – Что же я могу сделать лучшего, как предоставить в ваше распоряжение жизнь, которую вы спасли? Пойдемте, я готов следовать за вами.

Таким образом, Бельфлор сам повел дона Педро в дом дона Луиса, и они вместе поднялись через балкон в комнаты Лео-норы.

Здесь дон Клеофас перебил беса.

– Сеньор Асмодей, – сказал он ему, – возможно ли, чтобы дон Педро не узнал дома своего собственного отца?

– Он не мог его узнать, – отвечал бес, – это был новый дом: дон Луис переехал сюда из другого квартала всего неделю назад; дон Педро этого не знал. Я только что хотел вам это заметить, да вы меня перебили. Вы слишком прытки; что у вас за дурная привычка прерывать рассказчика! Отучитесь, пожалуйста, от этого.

– Дон Педро, – продолжал Хромой, – и не подозревал, что находится в родительском доме; он не заметил и того, что особа, впустившая их, – Марсела, потому что в прихожей, куда она их ввела, было совсем темно. Бельфлор попросил своего спутника подождать его здесь, пока он будет в комнате своей дамы. Студент согласился и сел на стул, обнажив шпагу на случай внезапного нападения. Он стал думать о любовных утехах, которые выпали на долю Бельфлора, и мечтать о таком счастье, ибо его незнакомка, хотя и не обходилась с ним сурово, все же не была настолько благосклонна, как Леонора к графу.

Пока дон Педро предавался всем этим размышлениям, столь свойственным страстному влюбленному, он услышал, что кто-то силится потихоньку отворить дверь, но не из комнаты любовников, а другую. Через замочную скважину мелькнул свет. Дон Педро быстро вскочил, подошел к двери, которую в это время отворили, и… приставил шпагу к груди своего отца, – ибо это был его отец. Старик хотел проверить, не пришел ли граф к Леоноре. Он считал маловероятным, чтобы после всего, что случилось, его дочь и Марсела осмелились вновь принять графа, а потому не переселил их в другие комнаты. Однако он подумал, что женщины, пожалуй, захотят поговорить с ним в последний раз, ибо на другой день им предстоит отправиться в монастырь.

– Кто бы ты ни был, не входи сюда, иначе поплатишься жизнью, – сказал студент.

При этих словах дон Луис всматривается в лицо дона Педро, который тоже внимательно его разглядывает. Они узнают друг друга.

– Ах, сын мой, – вскричал старик, – с каким нетерпеньем я ожидал тебя! Отчего не известил ты меня о своем приезде? Ты боялся нарушить мой покой? Увы! Я нахожусь в столь ужасном положении, что уже совсем лишился его.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации