Текст книги "Почему мы думаем то, что мы думаем"

«Фонтан» Дюшана

Одним из самых известных примеров авангардного искусства считается работа Марселя Дюшана «Фонтан» (1917). Эта «скульптура» состоит из керамического писсуара, купленного в магазине сантехники и предложенного Дюшаном для экспонирования на выставке Общества независимых художников в Нью-Йорке. Считается, что Дюшан рассматривал свою работу как розыгрыш, ответ помпезности современного ему мира искусства. Учитывая происхождение замысла «Фонтана», кажется удивительным, что критика всё же признала его одним из самых значительных произведений искусства двадцатого века.

Несмотря на то что представление о «Фонтане» имеют многие, вряд ли кто-то видел его на самом деле. Общество отказалось демонстрировать писсуар на выставке, для которой он был предназначен, поэтому писсуар сфотографировали, а затем, вероятно, выбросили. В начале 1920-х годов «Фонтан» Дюшана вызвал множество споров о том, что является искусством, при этом речь шла об увиденной фотографии, а не самой «скульптуре». Это, следует заметить, прекрасный пример того, что искусство совершенно не обязательно воплощается в объекте, а может представлять собой всего лишь идею, пусть даже бестолковую.

Откуда мы знаем, что наше сознание работает так же, как у других?

Существует общее убеждение, что все человеческие существа на вид в целом одинаковы. Все мы живём и дышим, едим и спим, исполняем идентичные и необходимые биологические функции. Многие философы утверждают, что способность человека к осознанному мышлению является ключевым аспектом нашего существования, отделяющего нас от других животных (см. главу «Есть ли права у животных?»). Разум каждого из нас обладает внутренней жизнью – мыслями, верованиями, чувствами и эмоциями. И хотя мы не можем с полной уверенностью сказать, что знаем, о чём в тот или иной момент думают другие, нам известно, что они обладают способностью к осознанному мышлению точно так же, как и мы сами. Но что за этим стоит? Откуда мы знаем, что другие воспринимают мир так же, как мы? Кроме того, откуда нам известно, что другое сознание вообще существует? В философии этот вопрос известен как «проблема другого сознания» и связан с идеей солипсизма.

Моё воображение делает меня человеком и заставляет чувствовать себя дурой: оно дарит мне целый мир и изгоняет меня из него.

Урсула Ле Гуин. Интервью журналу «Харпер» (1990)

Солипсизм – это уверенность в том, что единственное, что в самом деле существует, или сказать точнее, единственное, о чём мы знаем, что оно существует, – это наше собственное сознание. Английский философ-утилитарист Джон Стюарт Милль подошёл к эпистемологическому вопросу о том, существует или нет другое сознание, в написанном в 1865 году эссе «Обзор философии сэра Уильяма Гамильтона». Милль утверждал, что установить существование сознания, отличного от нашего собственного, можно посредством логического вывода и аналогии. Беря за основу изречение Декарта «я мыслю, следовательно существую» (cogito ergo sum), Милль признаёт, что наше представление о разуме порождается исключительно нашим собственным сознанием.

Однако, чтобы доказать предположение о том, что существует другое сознание, схожее с нашим собственным, нам необходимо провести параллель между работой нашего сознания и сознания другого человека. Если мы можем распознать у другого определённые мыслительные признаки, соответствующие нашим собственным, то можем сделать вывод и о существовании другого сознания, схожего с нашим собственным:

Я заключаю, что другие человеческие существа обладают чувствами так же, как и я, поскольку, во-первых, так же, как и я, обладают телом, наличие которого, судя по моему собственному опыту является первичным условием по отношению к чувствам, и во-вторых, поскольку они проявляют действия и другие внешние знаки, которые, судя по моему собственному опыту, вызываются чувствами.

Джон Стюарт Милль. Собрание сочинений Джона Стюарта Милля, том IX – «Обзор философии Сэра Уильяма Гамильтона» (1865)

Таким образом, мы получаем познания о существовании и функционировании другого сознания на основе доказательства по аналогии с представлением о функционировании нашего собственного сознания. Концепция Милля о выводе по аналогии доминировала в философских кругах до посмертной публикации в середине двадцатого столетия «Философских исследований» (1953) Людвига Витгенштейна (1889–1951). Витгенштейн, возражая аргументации Милля, исходил из утверждения, сделанного последним в собственном эссе, о том, что его выводы отвечают «установленным правилам экспериментального исследования»:

Коли я говорю о себе самом: я знаю только по собственному опыту, что означает слово «боль», то разве не следует сказать это и о других? А тогда как можно столь безответственным образом обобщать один случай?

Людвиг Витгенштейн. «Философские исследования» (1953)

По Витгенштейну Милль не опровергает понятие солипсизма, а непреднамеренно подтверждает его. Используя в качестве примера понятие боли, Витгенштейн утверждает: говорить, будто человек может сделать вывод о том, что другое разумное существо испытывает боль, поскольку поведение последнего соответствует собственным реакциям первого на боль – значит приписывать ваше понимание слова «боль» другому. Это не служит доказательством, что другой испытывает боль точно тем же образом, что и вы, и наоборот:

Я могу знать, что другому больно, поскольку он проявляет выученное болевое поведение на том же основании, что и я, но я не могу знать, испытывает ли он боль в какой-либо сравнимой степени.

Людвиг Витгенштейн. «Философские исследования» (1953)

«Философские исследования» главным образом касаются несоответствия употребления слов в языке и их смысла. Витгентштейн рассматривает предполагаемые различия между публичным языком, используемым в дискурсе, и предположительно существующим индивидуальным языком сознания. Витгенштейн приходит к заключению, что вся умственная деятельность связана с нашим представлением о языке, приобретаемом в процессе социализации. То есть индивидуального языка не существует, потому что, существуй он на самом деле, никто не смог бы его перевести (иначе он стал бы публичным языком).

Возвращаясь к вопросу о том, можем ли мы узнать, в какой степени другие люди думают и чувствуют то же, что и мы, отметим, что по убеждению Витгенштейна это возможно только сквозь призму языка и с соблюдением определённых условий. Чтобы дать представление о мысли, которая существует независимо от контекста, Витгенштейн использует метафору «неприводное колесо», «колесо, которое можно крутить, не приводя в движение ничего другого». Вспомните о том, когда вы, будучи частью социальной группы, вели разговор и кто-то что-то сказал, высказал ту самую мысль, которую вы только что намеревались произнести. Это происходит потому, что вы вовлечены в публичный язык дискурса. И хотя у вас возникла одновременно одна и та же мысль, из этого не следует, что ваше сознание работает одинаково: вы просто вовлечены в язык дискурса в один и тот же момент времени.

Как мы различаем, что правильно, а что нет?

Отличие правильного от неправильного представляется простым, если рассматривать интересующий вопрос с позиции области философии, часто именуемой эпистемической возможностью. Это оценка высказывания по соответствию с тем, что, как нам известно (или, по крайней мере, кажется, что известно), является истинным. Например, нам известно, что мы должны пить воду и принимать пищу, потому что это необходимо для жизни, и, лишив себя этого, мы в конечном счёте умрём. Это имеет определение эпистемической необходимости и является истинным в соответствии с тем, что мы знаем о фактах существования. Однако что если присмотреться к маленькому ребёнку, который рисует пейзаж, и спросить у него, каким цветом он собирается рисовать небо? Неудивительно, если ответ будет «синим». Но спросите у ребёнка почему, и, скорее всего, он вам скажет: «Потому что небо синее», и снисходительно улыбнётся. Ребёнок выразит эпистемическую возможность – убеждение, основанное на том, что, как ему кажется, он знает, является правильным и истинным в пределах его собственного знания и опыта. «Ага, – говорите вы хитро, – но какого же цвета небо по ночам?» Ребёнок бросит на вас испепеляющий взгляд и совершенно ясно заявит, что рисует небо в дневное время, а если бы он захотел нарисовать небо ночью, то нарисовал бы его пурпурным и синим. «Не чёрным?» – спросите вы. «Нет!» – раздражённо ответит ребёнок и объяснит вам, что небо, строго говоря, никогда не бывает чёрным – оно только кажется чёрным из-за недостатка света, влияющего на вашу способность различать цвета. Ребёнок укажет вам, что чёрное небо – это эпистемическая невозможность, а значит, такое представление о нём неправильно, и если вам нужны ещё доказательства, пойдите и взгляните на угрюмые небеса на картинах Эль Греко.

Приведённый выше пример проводит ясную черту между тем, что нам представляется правильным или неправильным исходя из собственных знаний и опыта, и тем, что, как нам кажется, может быть правильным или неправильным исходя из нашего восприятия имеющихся фактов. Различать правильное и неправильное становится гораздо сложнее, если в это вовлечены моральные и этические вопросы, действия и суждения. Деонтология – это раздел философии, затрагивающий сферу предписанного поведения человека в соответствии с рядом правил и принципов. Какая линия поведения будет правильной в той или иной ситуации? Религиозная деонтология представляет собой ряд божественных заповедей, извлечённых из священных текстов или иных источников, которые интерпретируются как слово божие – например, Десять заповедей из Ветхого Завета в Библии. Слово «деонтология» происходит от древнегреческого слова deon, обозначающего долг или обязанность. Религиозная деонтология требует от человека подчинения религиозным законам и принципам – таким, как «не убий». Светская деонтология (нерелигиозная) наиболее значительно представлена в работах немецкого философа эпохи Просвещения Иммануила Канта (1724–1804).

В противоположность религиозным деонтологическим теориям правила (или максимы) деонтологической теории Канта основываются на способности человека мыслить. Теории Канта также отличаются и от других светских деонтологических систем, например, утилитарианизма или консеквенциализма, тем, что они ставят под сомнение обоснованность вынесения моральной оценки поступку по его последствиям. Утилитаристы, как, например, основоположник этого течения англичанин Иеремия Бентам (опубликовавший в 1789 году «Введение в основания нравственности и законодательства») и Джон Стюарт Милль (развивший теорию течения в работе 1863 года «Утилитарианизм»), полагают, что счастье есть высший идеал, абсолютное благо и что нравственная ценность поступка может быть измерена вкладом в приумножение счастья и удовольствия для наибольшего числа людей. Консеквенциализм – это ответвление утилитарианизма, утверждающее, что конечные последствия или окончательный результат поступка определяют его нравственную обоснованность, невзирая на то, хорош или плох сам поступок. Или, попросту говоря, цель оправдывает средства.

Деонтология Канта отрицает возможность суждения о поступке как правильном или неправильном на основании последствий этого поступка. Для Канта некоторые поступки всегда остаются неправильными, невзирая на конечный результат (и наоборот, неправильный поступок часто может завершиться благоприятным исходом, вступая тем самым в противоречие с рациональным мышлением). Кант полагал, что люди, в отличие от животных, наделены исключительной способностью к рациональному мышлению и что именно эта способность побуждает нас поступать в соответствии с нравственными законами и кодексами. Человеческие желания или чувства не являются рациональным основанием для определения, что есть правильно, а что нет, тогда как нравственность, извлечённая из чистого разума, становится самодостаточной системой, позволяющей выносить такие суждения. Для обозначения такого нравственного кодекса Кант ввёл понятие категорического императива, то есть изъявления человеческой воли, которая по своей природе должна быть добродетельной, справедливой и свободной от влияния внешних факторов и сил.

Первый принцип

Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом.

Иммануил Кант. «Основы метафизики нравственности» (1785)

Категорический императив включает в себя три обязательных принципа. Первый принцип утверждает, что нравственный выбор бывает двух видов: обязанности совершенные и несовершенные. Совершенные обязанности – это универсальные законы, применимые к любому разумному человеческому существу и не обуславливаемые внешними условиями или средой. Несовершенные обязанности зависят от обстоятельств, а значит открыты для истолкования и таким образом могут стать предметом дискуссии (см. вкладку «Дилемма об убийце с топором»). Несовершенные обязанности не являются константами и в значительной степени временны. На беглый взгляд первый категорический императив может показаться чрезвычайно сходным с Золотым правилом нравственности, или этическим принципом взаимности, который гласит, что следует «относиться к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе». Однако Золотое правило нельзя считать универсальным, поскольку для проверки его применимости необходим контекст. Например: не бей другого человека, если не хочешь, чтобы он ударил в ответ. Но что если вы наносите удар с целью самозащиты?

Второй принцип

Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству.

Иммануил Кант. «Основы метафизики нравственности» (1785)

Второй императив утверждает, что любой совершаемый поступок, чтобы быть нравственным, должен сам по себе считаться целью. Воля человека, если она поистине независима, должна признавать поступки и обязанности других. Использовать людей в качестве средства достижения цели, каким бы ценным или заманчивым ни казался возможный исход, означает отказывать им в обладании собственной свободы воли и поступка. Таким образом, важно стремиться к результату, который является равным и справедливым для всех, а не только кратковременной личной целью.

Третий принцип

Соответственно, каждое разумное существо должно поступать так, как если бы оно благодаря своим максимам всегда было законодательствующим членом во всеобщем царстве целей.

Иммануил Кант. «Основы метафизики нравственности» (1785)

Третий императив утверждает, что изъявление воли человека должно рассматриваться как закон, которому должны следовать все, поскольку закон, не являющийся всеобщим, способствует нестабильности и конфликту. Это наиболее очевидно в нравственном законе, запрещающем лгать, независимо от обстоятельств, поскольку ложь подрывает правду и доверие, и если каждый станет лгать, то никто не сможет доверять другому. Примером этого закона всеобщих целей может служить притча о посещении больного родственника или друга. Идя навестить друга, вы проходите через парк и случайно замечаете красивые дикорастущие цветы. Вы знаете, что ваш друг любит цветы, однако если каждый станет рвать цветы, то вскоре не останется ни одного и люди не смогут ими любоваться. И хотя доброта и участие побуждают вас сорвать цветы, с точки зрения нравственности это неправильно.

Добро и зло, награда и наказание – единственные мотивы для разумного существа.

Джон Локк. «Мысли о воспитании» (1693)

Главная проблема, заключающаяся в применении деонтологии Канта к вопросу об определении, что есть правильно, а что нет, – это отказ признать результат уважительной причиной поступка. Несмотря на то что определение нравственной ценности поступка исключительно по его результату имеет свои недостатки (см. главу «Что такое счастье?»), отрицать результат полностью – значит, по-видимому, противоречить здравому смыслу.

Дилемма об убийце с топором

Одним из наиболее известных критериев в нравственной философии Иммануила Канта является пример сумасшедшего с топором. Однажды поздно ночью в вашу дверь раздаётся стук. Вы открываете дверь и сталкиваетесь с человеком, у которого в руках топор и который требует от вас открыть местонахождение вашего близкого друга. Вы точно знаете, где находится ваш друг (он прячется наверху под кроватью). Скажете ли вы размахивающему топором психопату, где прячется ваш друг, или же солжёте и отправите его на поиски в другом месте? Большинство без колебаний выберет второе и солжёт. Кант предполагал другой выбор и доказывал, что солгать – значить нарушить категорический императив всегда говорить правду, невзирая на последствия. Пусть даже убийца, изрубив топором вашего друга, скорее всего, обойдётся с вами точно так же, вы по крайней мере умрёте, зная, что были нравственно чисты и праведны. Если же вы солжёте и ложь обернётся против вас, тогда вы понесёте моральную ответственность за кровавый исход, поскольку вы прежде всего нарушили категорический императив не лгать.

Категорический императив и Вторая мировая война

Дилеммы, касающиеся правильного и неправильного и категорического императива Канта, сыграли свою роль в Германии во время Второй мировой войны. Антинацистский активист и борец сопротивления Дитрих Бонхёффер был известным учёным-теологом. Открытый противник Третьего рейха, Бонхёффер был заключён в тюрьму и казнён за участие в нескольких заговорах с целью убийства Адольфа Гитлера. Сохранившиеся работы Бонхёффера, в особенности его письма и проповеди, говорят о нём как о человеке, пытавшемся разрешить нравственный вопрос: приемлемо ли убить одного человека, чтобы сохранить жизнь миллионам, если убийство как таковое нравственно недопустимо? Бонхёффер в конце концов мог прийти к заключению, что при столь исключительных обстоятельствах убийство дозволительно, хотя и не безоговорочно, о чём свидетельствует следующий отрывок из его незаконченной работы о нравственности и этике:

Кто в ответственности берёт на себя вину, тот вменяет эту вину себе самому и никому другому и отвечает за неё. […] Человека свободной ответственности оправдывает перед другими людьми нужда, перед самим собой – его совесть, но перед Богом он надеется только на благодать.

Категорический императив Канта также стал причиной противоречий во время судебного процесса над Адольфом Эйхманом, ответственным за массовое уничтожение евреев (холокост). В свою защиту против многочисленных обвинений в преступлениях против человечества Эйхман заявил, что он не отдавал приказы, а исполнял их, и потому несёт личную ответственность только за исполнение. Стремясь обосновать свою позицию, Эйхман во время судебного процесса прибегал к различным тактикам, одной из которых стала попытка сослаться на категорический императив Канта и вовлечь сторону обвинения в философский спор о моральной ответственности. Эйхман объявил, что является ярым приверженцем идей Канта о нравственности в целом, однако не имел возможности следовать принципу нравственной чистоты, поскольку был ограничен в проявлении свободы воли высшими чинами. Обвинение отклонило это претенциозное искажение деонтологии Канта Эйхманом – он был признан виновным и казнён в Иерусалиме в 1962 году.

Иммануил Кант (1724–1804)

Иммануил Кант родился в 1724 году в прусском городе Кёнигсберге (ныне в составе России). Страстный учёный с неутолимой жаждой знаний, Кант практически всю свою жизнь провёл в родном городе, учась и преподавая в университете. Более известный по работам в области философии нравственности и этики, Кант обладал широкими познаниями и в других науках, сделав несколько важных открытий в математике, астрофизике и естествознании. Несмотря на то что Кант читал лекции по антропологии, лишь недавно его работа в этой области получила признание. Только в 1997 году, почти через двести лет после смерти, лекции Канта по антропологии были опубликованы в Германии.

Опубликованные работы Канта, как и многих его современников, касающиеся природы реальности и свободы воли, при его жизни были широко подвергнуты критике и сомнению, но впоследствии оказали глубокое влияние на развитие западной мысли. Наиболее значимыми работами Канта о нравственности и этике являются «Основы метафизики нравственности» (1785), «Критика практического разума» (1788) и «Метафизика нравственности» (1798).