Текст книги "Игры в просветление"

Игры в просветление
Алена Бабанская

Редактор Мария Торчинская

Редактор Елена Лапшина

© Алена Бабанская, 2023

ISBN 978-5-0060-4939-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На склоне дней

«Вязнет сумерек сгущёнка…»

 
Вязнет сумерек сгущёнка,
Оседает тьма на дне.
Сколько соловьём ни щёлкай,
Всё равно гореть в огне
Заходящего светила,
Умирающего дня.
Я б сама от вас свинтила.
Только нет давно меня.
 

«Просыпаешься в ночи…»

 
Просыпаешься в ночи
И висишь на честном слове.
Даже радио молчит,
Что нам новый день готовит.
От желтеющих берёз
До алеющих платанов
Жизнь проходит не всерьёз:
Произвольно и спонтанно.
Ветра заунывный стон.
С каждым днем пустеют дачи.
Я всего лишь чей-то сон —
Ты присни меня иначе.
 

«Натянуло туч сегодня …»

 
Натянуло туч сегодня —
Точно баре в париках.
Кто нас обнял и приподнял —
Не заметишь впопыхах.
За борьбою с урожаем,
Чтобы тучен был и свеж,
Тишина стоит большая —
Хоть столовой ложкой ешь.
 

«Открылась в небе дверка…»

 
Открылась в небе дверка
В один прекрасный день.
Шагнула в дверку Верка
И все кому не лень.
Как будто бы проверка
И сверка, who is who.
И Верка-водомерка
Скользит теперь вверху.
Взирает из-за тучи,
Когда позволит Бог,
Как плющит нас и пучит,
В бараний крутит рог.
Как хлещет по сусалам,
Пока не выйдешь вон:
Вращается Сансары
Большой аттракцион.
 

«По этим улицам и скверам…»

 
По этим улицам и скверам
Гуляй под голубым и серым,
Вдвоём, втроём и вчетвером,
Пока ещё не грянул гром.
Пока навстречу дует ветер,
И дождь грибной, и солнце светит,
Пока и пьян себе, и сыт.
И в небе радуга висит.
 

«На восходе вращаются лопасти…»

 
На восходе вращаются лопасти
Ветряков без зазренья и робости,
Будто это какое прозрение:
Я ведь тоже живу без зазрения.
Божьим промыслом, ветром влекомая,
Меньше птахи,
Почти насекомое,
Да и песня моя комариная —
Еле слышная, неумолимая.
 

«Рощи сжаты, нивы голы…»

 
Рощи сжаты, нивы голы.
Или же наоборот.
Потому что мы – монголы,
Очень правильный народ.
Скачем ордами по свету —
Загоняем лишь коней.
Ничего на сердце нету.
И ума – на склоне дней.
 

«В суете московской уличной…»

 
В суете московской уличной
Поутру запахнет булочной.
Вот и дома поутру
Слёзы светлые утру.
Что за осень нам отпущена!
С неба тёмного текущая,
Вся в китайке наливной, —
Постоишь ли за ценой?
Постоишь, где заворожена
Суета пустопорожняя,
Где летит с высоких крон
Колокольный медный звон.
 

«Висит закат лимонно-жёлтый…»

 
Висит закат лимонно-жёлтый,
Как хочется ему.
И ты походкою нетвёрдой
Идёшь в ночную тьму.
Стекают капли дождевые
Вдоль мутного стекла.
Ты повторяешь: мы живые,
Нас не проглотит мгла.
Пускай в ночи дрожим от страха,
Объятые виной, —
Восстанем из земного праха
В кромешный свет дневной.
 

«Пышет золото заката…»

 
Пышет золото заката.
Подходи, бери кто хошь.
Но не жили мы богато
И погибнем ни за грош.
Красный луч гуляет в соснах,
Тени тянутся густы.
Будет поздно, будет звёздно,
Будут травы и кусты.
Будут Дух Святой над нами
И берёзовый дымок.
Что ты делал временами?
Что умел и всё, что мог.
 

«Мне всё видней…»

 
Мне всё видней,
А вам не очень,
На склоне дней,
В начале ночи.
Всё правильней,
Всё беззаконней
На склоне дней,
Любви на склоне.
Утихла суета мирская
На склоне дней.
И я спускаюсь.
 

«Мимо яблонь, мимо вишен…»

 
Мимо яблонь, мимо вишен,
Мимо цирка шапито
Я сегодня еду крышей
Прямо в сердца кипяток.
Жизнь прошла до середины.
Нет возврата никуда.
Потому что за грудиной
Оголились провода.
Перемкнуло, и искрится,
И сверкает до сих пор.
С красной розою в петлице
Я хожу, смотрю на лица,
Слушаю небесный хор.
 

Между белым и чёрным

«Кому за это попенять…»

 
Кому за это попенять,
Что мысли думают меня?
Что жизнь живёт, играя мною,
Покуда я смеюсь и ною,
Смотрю на солнечные пятна,
На вальдшнепов, зелёных дятлов,
На эту белую пургу,
И оторваться не могу.
 

«Что ни ход, то потеря ферзя…»

 
Что ни ход, то потеря ферзя,
И повсюду такое,
Что предвидеть исхода нельзя
И промолвить благое.
И потеря себя, что ни год,
Ты уже ни при чём, но
Кто-то снова делает ход
Между белым и чёрным.
 

«Снежинок белый кипиш…»

 
Снежинок белый кипиш,
Изменчивый февраль.
Как будто спишь и видишь,
Проснёшься ли? Едва ль.
Всё канет белой сказкой:
И молодость, и стать.
Тебя теплом и лаской —
Ничем не отшептать.
Во тьме равниной спящей
Лежишь без ног, без рук.
Сонорный и шипящий
В тебе блуждает звук.
 

«Лицом, опрокинутым в снег, или к снегу…»

 
Лицом, опрокинутым в снег, или к снегу,
                                                      точнее,
Что могут прочесть этих белых страниц
                                                книгочеи?
Все эти синицы, все эти дрозды,
                                             свиристели?
Кто может ручаться, что каждый полёт
                                           не смертелен,
И путь от рождения в райские кущи —
                                                 не вызов?
Откуда же белые пёрышки падают
                                                      книзу?
 

«Внезапно взглянешь и увидишь…»

 
Внезапно взглянешь и увидишь,
Что не было досель:
Снежинок бесконечный кипиш
и воды как кисель.
А после – как стекло. И гуси,
Вразвалку и скользя,
Идут, а я остерегуся,
А мне туда нельзя.
Я тоже, лапчатый и в перьях,
Иду, скольжу на двух.
Разув глаза и в небо вперив,
И – ух!
 

«Куда-нибудь, да ехать…»

 
Куда-нибудь, да ехать,
Нести свою пургу.
Дубы – наружу мехом,
Все веточки в снегу, —
Стоят, в пространство вперив,
И лапы, и носы.
Как будто это звери
Невиданной красы.
На утренних, на скорых,
Покуда жар в груди,
Покуда снег, как порох,
Взлетает на пути.
 

«Приложишь текст к больным местам…»

(Вике Павловой)

 
Приложишь текст к больным местам:
Долинам, рощам и кустам.
И сразу полегчает,
А то они в печали.
И сразу будет всё пучком,
Покуда ночь лежит ничком
И тихо сыплет с неба
Густая нега снега.
И сразу будет миру-мир,
Любовный ток между людьми.
Добра и счастья знаки.
И снег на всём – как накипь.
 

«Знаешь ли, почему…»

 
Знаешь ли, почему
Солнце встаёт в дыму?
Снег – голова всему.
Свет – голова всему.
Птиц неумолчный грай —
Это поёт пурга.
Будет зима долга.
Будут снега, снега.
Ягоды на кустах,
Яблочки вышних сфер,
Будто хрусталь, хрусталь,
Кто улетел, тот съел.
Ты улететь не смог,
Важно ли почему?
Знает, пожалуй, Бог.
Солнце встаёт в дыму.
 

«Вот и накрыла оттепель разом…»

 
Вот и накрыла оттепель разом.
Дышится как хорошо!
Сыплется сверху не видимый глазом
Дождь ли, зубной порошок?
Мальчик с собачкой гуляют по жиже —
Скачет щенок впереди.
Пусть за туманом я солнца не вижу,
Но ощущаю в груди.
 

«Папа ещё попросил посмотреть…»

 
Папа ещё попросил посмотреть,
Как небеса затянуло на треть,
Как молоко кипятилось метели:
Белые птицы летели, летели,
Падали, бились на тысячу змей,
Змеи свивались тесней и тесней.
И по дороге барханы теснились.
Будто мы Господу просто приснились
В белом пространстве, во тьме кочевой.
Миг – и не помнит уже ничего.
 

«Добавьте погоду на главный экран…»

 
Добавьте погоду на главный экран,
Пусть будет зима на экране!
Как будто бы это лосось и икра,
Всё сразу приветливей станет.
Поднимется градус, закончится снег.
Подвинутся Марс и Юпитер.
Нам столько известно о будущем дне!
Но лучше шубейку купите.
 

«Опять мороз под утро выдали…»

 
Опять мороз под утро выдали,
Как будто мы чего не видели,
Но это всё имеет власть,
Как первый раз, как первый раз.
Идёшь себе, хрустя ледышками,
Красуясь тонкими лодыжками.
Читаешь с нового листа,
Но книга белая пуста.
И это тайна закулисная, —
Кем и зачем она написана?
И вторят птичьи голоса,
Что надо заново писать.
 

Прозренье о коте

 
*
Меня тут нет, а котик есть:
Котэ проходит мимо.
Усы и лапы, хвост и шерсть —
Всё явственно и зримо.
Пусть ты не тот, и все не те.
Мороз в окно стучится.
Я – есть прозренье о коте,
Когда оно случится.
 
 
*
Какая дивная картина!
Слетает лист медитативно,
За ним ещё, ещё,
Потом потерян счёт.
Вот кошка дикая, трёхцветка,
Следит за те́нями и ветром.
За тем, как по листве
Течёт на землю свет.
Как всё меняется в природе,
Следит и взгляда не отводит.
И мышь среди корней
Молчит, следя за ней.
 
 
*
Играй с котом, играй с котом,
Всё остальное на потом,
Но сердце дёрнется стальное:
Вдруг не наступит остальное.
Кошачий прыгает манок,
Потешный дребезжит звонок,
А ты то в рай, то в преисподню
Летишь игрушкою Господней.
 

Сновидеть наяву

«Где паслён и медуница…»

 
Где паслён и медуница,
Зверобой и резеда,
Это лето будет длиться
Скоротечно, навсегда.
Старый пруд в парчовой ряске,
В окружении коряг.
Закрывай скорее глазки,
Поскорей в кроватку ляг.
Засыпай в пчелином гуле,
Верещании цикад,
В светлом солнечном июле,
В августовский звездопад.
 

«Я говорю: паслён…»

 
Я говорю: паслён,
И молочай, и кашка.
А слышится: спасён,
Небольно и нестрашно.
 
 
Скажу, что гибнет сад
И виноград мельчает,
А вижу чудеса
Под Божьим очами.
 
 
Скажу: отнимет смерть
Всё то, что сердцу мило.
Но льётся листьев медь
И вымолвить нет силы.
 

«Посмотришь на звёздочки света…»

 
Посмотришь на звёздочки света
                                             в листве.
Задремлешь, навряд ли проснёшься
                                               к весне.
Такая глубокая дрёма,
Что вовсе не выйдешь из дома.
А будешь сновидеть, как все, наяву
И солнце, и лес, и небес синеву,
Подсолнухов жёлтые лица,
В степном ковыле кобылицу.
Варенье, при нём золотую осу.
И осень, и зиму у всех на носу.
Янтарные дыни на грядках,
Их запах – тяжёлый и сладкий.
 

«Дождём наполнен парус ночи…»

 
Дождём наполнен парус ночи.
Взлетает он, а я – не очень.
Как будто уронили молот —
Зигзагом небосвод расколот.
Луг вспыхнет и погаснет снова,
Затихнет гром – и я ни слова.
 

«Я знаю смерть, её гнездовье…»

 
Я знаю смерть, её гнездовье,
Её секретную тропу.
Она якшается с любовью,
Из жизни делает рабу.
Любого, кто рождён из праха,
Она берёт на поводок.
И только я звеню как птаха,
Смертельный чуя холодок.
 

«Проснёшься вдруг в городе южном…»

 
Проснёшься вдруг в городе южном,
Но кто же доверится сну,
Больным и, по сути, ненужным
Себе, а потом никому.
Где запах картошки и пыли
И утренние голоса,
Где вовсе тебя не любили,
А может, забыли сказать.
Громадные тянутся тени,
Проносятся в небе стрижи,
И сладко щемит в средостенье,
Поскольку не умер, а жив.
 

«Как у северных морей…»

 
Как у северных морей
Вырастает лук-порей.
Не растёт ничто иное.
Я не знаю, что виною.
Я ращу его, ращу,
Я ропщу себе, ропщу
На соседей, на погоду,
Небеса, огонь и воду.
 

«На свете тепло и тревожно…»

 
На свете тепло и тревожно.
Так пахнет травой придорожной:
Подстриженной, скошенной гладко.
Так пахнет черёмухой сладкой,
Как будто бы будущность рядом,
Как туча с грозою и градом.
И замерло всё в предвкушенье,
И нет никакого решенья.
 

«Я обретаюсь муравьём…»

 
Я обретаюсь муравьём,
И я молю благоговейно:
В слепом неведенье своём
Не раздави мой муравейник!
 

«Ах, мир-труд-май, любимый мой…»

 
Ах, мир-труд-май, любимый мой,
Ах, пальцы с траурной каймой,
Идёшь, как лось сохатый,
С мотыгой и лопатой.
А в землю тут, чего ни брось,
Всё вырастает вкривь и вкось,
Без меры и без толка.
Вся жизнь – одна прополка.
А взоры здесь, куда ни кинь,
Такая высь, такая синь.
Парит вокруг селений
Павлиний глаз сирени.
 

«В цветенье сад, как в ломком льду…»

 
В цветенье сад, как в ломком льду.
Он – пчёл средоточенье.
Не знаю я, куда пойду,
И кто я, и зачем я.
А сад, хотя и недвижим,
Но каждый раз – иное.
Давай на травке полежим —
Пусть сад побудет мною.
 

«Что ж ты, душа, никакая?..»

 
Что ж ты, душа, никакая?
Трудно душе никакой.
Это как Герда без Кая:
Нужен душе непокой.
Чтобы уйти и остаться,
Перья пушить и курлы,
Есть в ней пустое пространство:
Бабочки, змеи, орлы.
 

«Я лишь только обыватель…»

 
Я лишь только обыватель,
Всех подушек оббиватель,
Обживатель всех углов,
Неказистый мой улов:
Солнце, ветрено местами,
Стаи галок над крестами,
Тень ложится поперёк,
Дым резвится как зверёк.
До весны живу, до лета,
От заката до рассвета,
Как живали в старину.
Никого не прокляну.
 

«Простое мужество луча …»

 
Простое мужество луча —
Светить всему во благо.
Я тоже – тонкая свеча,
Я – камень, я – бумага.
Я вижу в глубине веков,
Как жизнь вилась и тлела.
Я дурачок из дураков,
Я – бабочка, я – тело.
 

Слепое пятно

«Выбирай себе любое…»

 
Выбирай себе любое,
Вот надежда, вот мечта.
А вот здесь пятно слепое:
Я не вижу ни черта.
И такая вдруг досада,
И такая вдруг вина.
Ничего-то мне не надо,
Кроме этого пятна.
 

«Гомон галок, синиц и ворон…»

 
Гомон галок, синиц и ворон
                                    С облаками,
Словно сердце сдаётся в полон
                                   С потрохами
Этим снежным и солнечным дням
                                    Напоследок,
Тёплым бликам и синим теням
                                   Между веток.
 

«Тишина такая в доме …»

 
Тишина такая в доме —
Все четыре этажа.
Будто ангел где-то помер,
Крылья белые сложа.
Ничего о нём не знаю,
Был он вроде и ушёл.
Оттого теперь я злая,
На душе нехорошо.
Что осталось? Горстка пыли,
Книги, каша на плите.
Только точно – крылья были,
Если рядом с ним летел.
 

«Не верил марксистским заветам…»

 
Не верил марксистским заветам,
Но, видимо, это судьба:
Попал в пионерское лето,
Где каждое утро – труба.
Течёт нескончаемо смена,
Полощется в море отряд.
И туи склоняются немо
Которое лето подряд
Над этой речёвкой, над маршем,
(Звучит оглушительно туш).
Над Петей, над Сашей, над Машей,
Над серою манною кашей,
Компотом из яблок и груш.
 

«Тяжёлый хлеб чужих полей…»

 
Тяжёлый хлеб чужих полей,
Как будто жмых в нём и пырей.
Но легче пуха – со своих.
И ем я нынче за двоих.
Намажешь маслицем с боков,
Присыплешь солью с облаков —
Приидет царствие Его.
И слаще нету ничего.
 

«Носишь лицо, да ещё не одно…»

 
Носишь лицо, да ещё не одно.
Ходишь с попкорном и смотришь кино.
В зеркальце заднего вида —
Только печаль и обида.
С неба летит ледяная крупа.
Голубь балетные делает па.
Жизни теченье простое —
Нет ни минуты простоя.
Смотрит в зазоры среди облаков
Солнечный луч без обид и оков
Тёплым провидческим взглядом,
Гаснет. И будущность рядом.
 

«Как рисует Суриков…»

 
Как рисует Суриков
Или же Поленов,
Вылетит из сумерек
Птица, как из плена.
Силуэты выступят,
И дымок над ними.
Деревенька с избами —
Не запомнить имя.
Крон высоких кружево
В сером небосводе.
Перекрёсток с лужею
При любой погоде.
Женщина на улицу
Выгонит корову.
Что-то не рисуется
Ничего иного.
 

«Протиснется солнце сквозь войлок…»

 
Протиснется солнце сквозь войлок
Небесный, но это не в счёт.
Глотай это тёплое пойло,
Покуда на землю течёт.
Подставь же и щёки, и плечи,
И прочие части подставь,
Покуда не вечер, не вечер
И дикие всюду места.
Потянутся вётлы туда же,
Сараи, и пруд, и мостки,
Спеши, оставайся на страже,
На кончике этой строки.
 

«За окошком беленькое ничто…»

 
За окошком беленькое ничто.
И берёзы в царственной пустоте.
Если это можно назвать мечтой,
Я её кручу на своём хвосте.
Пахнет можжевельником и дымком.
Значит, где-то рядом жильё, еда.
И звенящий колокол, ты о ком?
Ведь меня здесь не было никогда.
 

«На одной волне…»

 
На одной волне,
На одной войне,
На другой неповадно мне.
На одной струне,
На одной зурне,
Ни тебе хорошо, ни мне.
Потому что звук —
Это ловкость рук,
Никакого тебе вранья.
Это если друг
Оказался вдруг,
Там, где вдруг оказался я.
 

«Между выдохом и вдохом…»

 
Между выдохом и вдохом
Уместилась вся эпоха.
Жизнь прошла, как день воскресный —
Лучезарный, бесполезный.
Так негаданно-нежданно,
Как Мария или Анна.
Как волна с песком и пеной,
Лорелеей, Летой, Леной.
 

«Он говорит: просто дыши и всё…»

 
Он говорит: просто дыши и всё.
Мне хватит решимости
Просто лежать, как все,
Просто дышать во сне.
В этом-то смысл и есть.
Кто ты? – земная персть.
Здесь ничего не трогай.
Выдох и вдох – от Бога.
 

«Какие-то тихие люди…»

 
Какие-то тихие люди,
А громкие люди не в счёт,
Тебя ненавязчиво любят,
Спасают, когда припечёт.
Их музыка слышится тонко,
Они не такие, как мы.
Обнимут тебя, как ребёнка,
Собой заслоняя от тьмы.
 

«Я – человечек маленький…»

 
Я – человечек маленький,
Я вовсе не медведь.
Куда мне деться с шарика:
Топчу земную твердь.
Покуда царства рушатся
За странною игрой,
Сжимаюсь я от ужаса —
Спаси меня, укрой.
 

Транспортное

 
Во время поездки держитесь
                                           за поручень!
Глазейте в окно, замечайте все мелочи!
Иначе Господь вас разложит
                                          по полочкам:
Запасы его нескончаемы, беличьи.
Забудет про вас, убаюканный скукою.
(Покуда вражды разгорается зарево.)
Всплакнёт ли когда над разбитою
                                                   куклою,
Починит ли мир или сделает заново?
 
 
*
На едином транспортном портале
Мы сидели, ножками болтали.
Никуда не уезжали, не прощались,
Вкруг орбиты собственной вращались.
Во саду ли нашем, в огороде
Всё пути ведут, но не выводят.
Ни свободы не видать, ни воли
Во саду ли, в огороде, в поле.
 

«Бегут прибрежные огни…»

 
Бегут прибрежные огни
Дорожкой по воде.
Ты подойди и обними,
Ведь нет меня нигде.
Найди меня нигде, куда
Ни поезд, ни трамвай,
Где только чёрная вода
И снега каравай.
Касанье снега – что ожог:
Горит моя щека.
И ты, мой миленький дружок,
Отсутствуешь слегка.
 

«Я очень радуюсь, о чём я…»

 
Я очень радуюсь, о чём я
Живу, не приходя в сознанье:
Снежинкам крохотным, точёным,
Собакам и котам учёным,
Земле, как в первый день созданья.
Мне очень нравится, зачем я,
То сетуя, то пламенея…
Все эти цели, назначенье
Порою смысла не имеют.
Мне очень нравится, куда я
Приду, не получив ответа.
Туда легчайший снег взлетает
Со скоростью любви и света.
 

Когда я стала мистиком

«А однажды панцирь треснул…»

 
А однажды панцирь треснул,
Вся броня моя и медь —
Стало тесно, стало тесно
В тёмном панцире сидеть.
Как раненье ножевое:
Ломит лапы и живот.
Мир схватился за живое.
Заживёт уже вот-вот.
 

«Внезапно стали мы никчемны…»

 
Внезапно стали мы никчемны,
Как старый сад, как свет вечерний,
Как зимородка поплавок.
А, впрочем, нету никого.
Не знаем вовсе о грядущем.
Как надоевшие игрушки:
Лошадка вот, а вот юла.
Давно закончилась игра.
 

«Ничего не имеет значенья…»

 
Ничего не имеет значенья,
Так почаще себе говори,
От рождения до омраченья,
Что снаружи-внутри.
Не имея ни цели, ни веса,
Словно мыльные пузыри.
Я с добром ни к кому не полезу
От зари до зари.
А когда начинает смеркаться
Непроглядной зимой,
Я уже начинаю свыкаться
Даже с внутренней тьмой.
 

«Вот плывут в окне облака и ветки…»

 
Вот плывут в окне облака и ветки.
Горе моё истончилось и стало ветхим.
Счастье моё, горячее, без обмана:
Всё молоко и манна.
Каждый миг на вес серебра и злата.
Я никогда так не была богата.
Голуби в вышине невыносимо синей.
Ветер поёт, сердце моё не стынет.
Можно открыть глаза, можно сомкнуть
                                              ресницы —
Свет продолжает длиться.
 

«Мне бы в землю родимую лечь…»

 
Мне бы в землю родимую лечь
У весеннего луга.
Где звучит посполитая речь
И ордынская ругань.
Где волну развернула река
Наподобие свитка,
Мне легко бы пройти сквозь века,
Как простуда и свинка,
Пережив и волну, и войну,
Непогоду и слякоть,
Белый свет принимая вовнутрь,
Перорально и всяко.
 

«Я изучаю, изучаю…»

 
Я изучаю, изучаю,
Чего не видно наяву:
Чем я живу, что излучаю,
В какую сторону плыву
В судьбой отпущенном объеме,
Где рыб небесные тела,
Как в пресноводном водоёме.
И голова моя бела.
 

«Когда я стала мистиком…»

 
Когда я стала мистиком
Десятого числа,
Зелёным клейким листиком,
Опять пришла весна —
С неведомыми целями
В родимые места —
И сыплет, сыплет трелями
Из каждого куста.
 

«Пойду прогуляюсь за маму, за папу…»

 
Пойду прогуляюсь за маму, за папу,
Покуда на сердце легко.
Дождём и весенней листвою запахло,
И морем, и рыбой треской.
Вчера здесь была вакханалия света
И груши и сливы цвели.
Сегодня повсюду закапало с веток,
И тучи до самой земли.
Я всё понимаю про тихую сапу,
Но, тёплую норку любя,
Пойду прогуляюсь за маму и папу.
И даже слегка за себя.
 

«Куда ты тронулся умом…»

 
Куда ты тронулся умом
Неспешно и нетяжко,
Там свет и тень в саду земном,
И птички, и букашки.
 
 
Там зелень свежая видна,
Окрашены скамейки.
И, Боже мой, ничья вина,
Все прощены навеки.
 

«Как проводок под током…»

 
Как проводок под током,
Что ты дрожишь под Богом?
Жизнь – это слишком долго,
Бог – это слишком много.
Тьфу на твои мыслишки!
Жизнь не бывает слишком.
Сколько ни кажет норов:
Всем от души и впору.
 

Волны бирюзовых оттенков

«Где-то сверху роняют посуду…»

 
Где-то сверху роняют посуду
И бранятся, похоже.
Это жизнь происходит повсюду
До ожогов на коже.
Это жизнь притворяется нами,
Хоть убейся о стенку.
Льет дождём или ходит волнами
Бирюзовых оттенков.
 

«Вот барашек бежит, и ага…»

 
Вот барашек бежит, и ага:
Накрывает меня с головою,
Синих волн золотая фольга —
Всё пространство моё мировое.
Где домашний посконный мирок —
Нынче море волнуется разом.
Там восточный летит ветерок,
И опять обрывается фраза.
 

«Посмотри, как пальмы машут…»

 
Посмотри, как пальмы машут,
Как на рее рвётся флаг.
Как живут смешно и страшно,
Погружённые во мрак.
Как тут мечется прохожий,
Очумелый и хмельной.
Ты ведь тоже, ты ведь тоже
Опьянённая виной.
Ты под чью плясала дудку
И барахталась в чаду?
Ты живёшь смешно и жутко.
Я сейчас к тебе иду.
 

«Эти шаманские древние сказки…»

 
Эти шаманские древние сказки
Все обо мне, обо мне.
Это волны ритуальные пляски.
Вот и доверься волне!
Как она верит, как она крутит,
Сдайся, а вдруг повезёт?
Сколько солёной тропической мути
В тёплых ладонях несёт.