Текст книги "Путь «Обязательной боли». Или истории о суррогатном материнстве"

И мы в этот же день заключили договор.

Я искала для нее такую сурмаму, чтобы прямо по фото фертильность угадывалась. Мне действительно хотелось самую лучшую, хотя это в конечном итоге все равно определял врач. Как бы мне ни нравилась эсэм, какой бы потенциал я в ней ни предчувствовала, если по УЗИ или по анализам что-то не так, то все мое чутье никому не пригодится. Да и шансы… Эмбрионы у Агнии получались с трудом, и два счастливчика, которых удалось докультивировать до пятого дня, которые сейчас ждали своего часа на перенос, были далеко не «отличниками». Коновалов сразу мне сказал по телефону, что эмбриончики у нас слабенькие, будем брать, что есть.

После первого отрицательного ХГЧ я полчаса не могла собраться с силами, чтобы позвонить клиентке и огласить результат. А она приняла все стоически и просто сказала:

– Пробуем дальше!

Вторая попытка с сурмамой оказалась такой же безрезультатной, а в последней стимуляции у Агнии не было получено ни одной клетки. Тогда мы поговорили, и она с воодушевлением произнесла:

– Мы же не сдаемся. Вы не переживайте, Алён, мы продолжим попытки.

Она. Меня. Успокаивала.

– У меня в последний раз клеток не взяли, доктор сказал, надо отдохнуть пару циклов и снова пробовать. Я уверена, что у меня еще получатся эмбрионы. Я ему сказала, что пусть делает что хочет, а я от него без ребенка не уйду!

– То есть переходим на угрозы медперсоналу? – ехидно осведомилась я.

– Конечно! А вдруг сработает!

Потом мы тепло попрощались, и я пожелала ей удачи в протоколах.

Она позвонила мне снова примерно через полгода.

– Здравствуйте, я была вашей клиенткой, помните меня? – с надеждой в голосе спросила она.

– Ну конечно помню, Агния! Я очень рада, что вы звоните! Есть что переносить?

– Да, есть, – удовлетворенно выдохнула она.

Мы обговорили с ней продолжение программы, она сказала, что ей только позвонили из клиники с радостной новостью из эмбрио-лаборатории, вот она сразу мне и набрала. Сама она сейчас в командировке в другом городе, но обещала на следующей неделе заскочить в офис с оплатой повтора, а я пообещала, что займусь подбором сурмамы прямо после того, как положу трубку. В этом конкретном случае мне самой не терпелось.

Конечно, я все равно позвонила ее доктору и спросила, какие у нас на это раз шансы, что там у нас за эмбрион.

– Ну ничего, пробовать можно, – ответил он.

– Но не фонтан? – вкрадчиво сказала я.

– Не фонтан, Алён. Как и предыдущие.

– Ладно, вся надежда на вас, доктор, и на сурмать, – заключила я.

– Да, жду, приводите, будем смотреть, – согласился врач.

И мы начали готовить сурмаму Ольгу. И сделали перенос. И когда сдали ХГЧ, то получили слабоположительный результат (цифра была 22). А это всегда второй раунд боя с природой. Тут одно из двух: или же была ранняя имплантация, и эмбрион уже «затухает», или же была поздняя имплантация, и он только «набирает силу». Ну и, соответственно, цифры. Чем больше цифра, тем больше шанс, что это второе. Чем меньше цифра, тем больше шансов, что это была биохимическая беременность. Для клиента и для сурмамы это отрицательный результат. А еще и внематочную беременность нельзя исключать. И с таких цифр, что мы получили сейчас, это никогда не заканчивалось успехом. Но фактически результат считается положительным, поэтому мы обязаны сохранять гормональную поддержку и пересдавать ХГЧ. Мы пересдали ХГЧ через пару дней, цифра стала 36. Это было плохо, цифра росла, но слишком медленно, слишком. Мы пересдали еще через пару дней – 65. Звоню Коновалову.

– Доктор, рост неадекватный, что делать?

– Даа, неадекватный однозначно.

– В трубах ничего пока не увидим с такими цифрами, поэтому на УЗИ пока не поведем. Согласны?

– Согласен конечно. Давайте так, не пересдавайте через два дня, дайте ему побольше времени, пересдайте через пять. Позвоните мне потом.

Так мы и сделали. И через пять дней увидели цифру 172. Да, она должна была быть больше, но она не падала, она росла. ХГЧ Оли упрямо подавал нам сигналы о жизни.

Доктор сказал, что раз по цифрам это уже точно положительный, то теперь можем остановиться со сдачей крови и смотреть на УЗИ и через две недели, как сделали бы, приди такой результат с самого начала. Надо ли писать, что Агния сохраняла позитив все это время. Раз за разом, когда мы пересдавали анализ и я, сообщая результат, обрисовывала ей шансы, она говорила:

– Главное, что шанс есть. Подождем, посмотрим.

Через две недели на УЗИ наш доктор в мед. центре удивленно констатировала, что видит в матке абсолютно нормально развивающееся плодное яйцо, желточный мешочек, эмбрион и даже его сердцебиение. Кроме того, что срок по месячным отличался на неделю от «узишного», все было прекрасно. Как будто эту неделю, что мы пересдавали ХГЧ, Олин организм в сговоре с маминым эмбрионом просто взяли себе на разгон, как будто эту неделю нужно просто вынести за скобки. Это было удивительно. Мы продолжали сомневаться и переживать и тогда, когда в 9 недель на УЗИ все тоже было отлично, и окончательно успокоились только тогда, когда на первом скрининговом УЗИ в 12 недель доктор Порза (специалист медико-генетической УЗИ-диагностики) дал нам положительное заключение и отправил спокойно вынашивать беременность.

В августе Оля родила Агнии прекрасную дочь. Агния и вся ее семья (в роддоме молодую маму тоже сопровождали родственники) не спускали девочку с рук и не могли поверить в то, что это все-таки произошло. Клиентка слала мне фото сопящей крошки со словами благодарности и восторга, и я, что скрывать, была за нее безумно счастлива.

Агния поздравляла меня с праздниками и обязательно присылала фото с дочкой еще лет 5, и я всегда с удовольствием ей отвечала. Не забывала она поздравлять и благодарить и куратора ее сурмамы тоже, как и саму эсэм Ольгу – бывшего водителя А.

С тех пор прошло уже 10 лет, но ни у кого ни разу ХГЧ с такой маленькой цифры не вырос в адекватную беременность. И каждый раз, когда приходится пересдавать слабоположительный результат и все немного расстроены, кто-нибудь из коллектива обязательно говорит:

– А помните Агнию, у нее же получилось! Может, и сейчас получится?

Но этот оптимизм раз за разом не оправдывается.

Не знаю, в чем тут секрет и есть ли этому случаю медицинское обоснование (наверняка есть), но мне приятно думать, что природа в решающий момент наконец-то поняла, что эту хрупкую очаровательную девушку она и так слишком многого лишила, и просто постаралась загладить вину.

Глава 6

Август 2014

Лето катилось к концу, как катились к концу и наши дни в старом офисе. Всем уже давно было понятно, что наш нынешний офис стал нам мал. Не из-за количества людей, а из-за, так сказать, масштаба брэнда. Мы уже настолько железно были лидерами рынка, что продолжать работать в офисе, где в одном и том же помещении проводятся переговоры с клиентами, а также располагается мое рабочее место и рабочее место моей помощницы, в которое попадаешь сразу, открыв дверь с улицы, было ну совсем не комильфо.

Кстати, о помощнице – Наталью мы уволили одним днем, без отработки двух недель. Выяснилось, что она сильно преувеличивала свои полномочия в глазах суррогатных мам. К примеру, она могла не передавать им зарплату (так мы условно называем ежемесячное содержание, которое выплачиваем на питание беременной женщине) и объяснять это тем, что у компании нет денег и что жаловаться руководству бесполезно, потому что они с А. давно дружат, и она ее доверенное лицо. Могла заправлять машину за счет компании, а потом просто ездить на ней на отдых в соседний регион на выходные, списывая затраты на «Горго». Могла покупать постельное белье сурмамам и оставлять комплекты себе, а не обустраивать быт приезжих в наших съемных квартирах и многое другое. Если вынести за скобки ее финансовые махинации, то главное, на чем она попалась – это сплетни, распускаемые ей о руководстве: какой дом и где снимает А. со своей семьей, сколько стоит машина М. и тому подобные интереснейшие вещи, информацию о которых она брала буквально с потолка, и, видимо, заводила эти разговоры просто для того, чтобы создать видимость какого-то очень приближенного человека. Особенной строкой в ее послужном списке шла, конечно, ваша покорная слуга. Она почти ничего обо мне не знала, так что придумывать на пустом месте было сложно, поэтому она просто делилась со всеми, кто готов был слушать, своим возмущением о том, кто я вообще такая, кем себя возомнила, какая-то мелкая пигалица, и откуда она взялась, что А. и М. вообще ее во всем слушают, и почему она, взрослая женщина, должна терпеть команды от какой-то девчонки и т. д. и т. п. Короче, большинство сурмам в итоге считали меня малолетней зазнайкой, получившей все (не знаю, что – все, обязанности, наверное) по блату. Ибо как еще это объяснить.

В общем, теперь у меня была Мария. Хорошая девочка Маша моего возраста с кудрявыми темно-русыми волосами и легким нравом, которая у нас быстро получила прозвище Мелкая. Бухгалтер Дарья получила израильские документы и переехала туда, а взамен ее мы взяли Антонину – громкую, бодрую, спортивную женщину 39 лет с резкими суждениями, не всегда уместным черным юмором и рыжими волосами. Теперь в офисе было весело, дружно, иногда громко, но комфортно и кипела работа.

С утра мне нужно было сбегать в банк, чтобы получить новую карту. Вообще, я почти никогда не назначала личные дела в рабочее время, но вы же знаете рабочее время банковских офисов – оно совпадает со временем работы большинства офисных трудяг. Так что пришлось бежать. И вот я забегаю в отделение и слышу заливистую трель рабочего сотового, звонит мой любимый клиент Алексей. Почему любимый? Потому что мы уже давно общаемся с его семьей, и он, в отличие от большинства, вообще не грешит никакой самодеятельностью, он всегда звонит мне за инструкциями. Причем даже если вопрос касается медицинского вопроса – мне легче самой перезвонить с вопросом его репродуктологу и потом рассказать своими словами, чем заставлять его проходить сложную схему созвона с врачом. Так как давать пациентам свои сотовые у репродуктологов не принято и все запросы делаются только через ресепшен. И сейчас мой любимчик, видимо, жаждал решить какой-то срочный вопрос.

– Здрасьте, Алексей! Рассказывайте.

– Алён, слушай, я тут накосячил, по-моему, – нервно сознался 50-летний хулиган.

– Ну нееет, Алексей, давайте не будем. Говорите, че натворили? – попыталась подбодрить его я. Между делом махнула входящему в банк парню, жестом объяснив, что я последняя в очереди в это окошко. И продолжила.

– У вашего донора послезавтра пункция, анализы у вас все сданы, билеты, вы мне сами говорили, что купили и прилетаете вовремя. Что не так?

– Да в том-то и дело, что послезавтра. А ты мне что говорила по подготовке?

– Никаких бань и саун за неделю, от трех до пяти дней сексуального воздержания, – на полтона ниже неуверенно произнесла я, оглядываясь вокруг.

– Ну вот я тебе и звоню, у нас с женой ночью был секс. Что делать? Мне не имеет смысла на пункцию лететь? – заискивающе сознался он.

– Алексей, правильно я понимаю, что ваша паника сейчас в том, что в день пункции у вас из-за отсутствия должного срока воздержания сперма будет нерабочая? – попыталась разобраться я.

Впереди стоящая бабулька развернулась и взглянула на меня коршуном, расположившийся на стуле рядом парень чуть скосил на меня глаза и ухмыльнулся.

– Ну да, ты ж говорила, три-пять. А у меня чуть меньше трех получается. Че-то я забылся.

– Без паники, все будет хорошо. От пункции вы у меня не отмажетесь, летите давайте, как миленький. Три дня значит три, – подбодрила я его не вызывающей у окружающих шока риторикой.

– А если плохая будет? – тревожно поинтересовался Алексей.

– Все будет норм! Три дня – это все-таки не сутки. Да и я видела вашу спермограмму, она у вас бодренькая, там нет дефицита ни в количестве сперматозоидов, ни в подвижности.

Парень на кресле рядом уже всем телом повернулся ко мне, а бабка, злобно оглянувшись еще раз, отступила от меня подальше на шаг. Я, заметив это, не знала даже, смешит меня это больше или злит. Во всяком случае, я надеялась, что если бабуля и решит сдать меня копам, я до этого успею окончательно успокоить своего клиента.

– Ну точно все нормально будет, лечу, да?

– Еще как летите. В самом крайнем случае, если биологам что-то в вашей сперме не понравится, они сделают ИКСИ вместо ЭКО. Но я не думаю, что это понадобится.

Бабка закончила свои дела в окошке и, окинув меня взглядом «наркоманы-проститутки», медленно двинулась к выходу.

– Ну ладно, давай тогда. Зайду после клиники послезавтра.

– Хорошо, забегайте, – согласилась я, продвигаясь к окошку и вытаскивая свободной рукой паспорт из сумки. – Алексей, обещайте мне, что дальше без косяков. Три дня без секса продержимся? – тоном строгой училки сказала я и тут же встретила изумленный взгляд оператора «Сбербанка».

– Продержимся. Обещаю, – усмехнулся провинившийся.

– Ну, давайте, до свидания! – торопливо произнесла я.

– Ага, пока!

– Извините, я за картой, мне сообщение о готовности пришло. Вот паспорт, – как ни в чем не бывало, лучезарно улыбаясь, выдала я, протягивая изумленной операционистке документ.

Девушка быстро собралась, нашла нужную карту, дала мне что-то подписать и отпустила. Выходя, я посмотрела на парня, сидевшего сбоку и живо реагировавшего на мой телефонный монолог. Он окинул меня оценивающим взглядом снизу-вверх, от самых шпилек до волос, лениво растянулся в улыбке и показал большой палец вверх.

Я же поправила сумку на плече, сжала ее ручки сильнее, развернулась и процокала к выходу, изо всех сил надеясь, что окружающие вокруг не видят, какого цвета в этот момент мое лицо.

Забегая вперед, скажу: с эмбрионами Алексея в итоге все было в полном порядке, их с женой любовные утехи процессу никак не повредили.

Я вернулась в офис. Сегодня был один из тех редких дней, когда на переговоры собиралась приехать М. В последнее время она практически не показывалась, переключая всех клиентов на меня, потому что сама была с головой в новом проекте – строительстве собственной клиники. А. этим проектом тоже занималась, но чуть менее рьяно, она в «Горго» еще наведывалась.

М., как обычно, ворвалась в офис вихрем, поинтересовалась нашим настроением на фоне грядущего переезда, похвасталась, что купила какую-то землю на аукционе под дом для сурмам, чем ввела нас всех в ступор, и умчалась к Тоне в кабинет пытать ее какими-то своими новыми финансовыми затеями и очередными платежами, пока ждала пациентов.

В назначенное время на пороге офиса появился очень высокий лысый мужчина в джинсах и белой футболке. На вид мужчине было лет 50—55, и при всей значительности его фигуры и спортивном телосложении лицо было очень мягкое и немного печальное. Мужчину звали Владимир.

М. поприветствовала его, усадила и расположилась напротив него в традиционное кресло по другую сторону от синего дивана, через столик.

Мужчина сразу начал с главного.

– М., мне ваши контакты дал доктор Макаров, мы с ним коллеги, я тоже врач и тоже работаю в клинике «Олимпия», только я ортопед.

Надо заметить, что в клинике «Олимпия» было 3 отделения репродукции на базе многопрофильной сети, в которой по городу всего было 6 отделений в разных районах. Доктора Коновалов, Камарицкий и Порза трудились в Центральном отделении, а упомянутый Макаров – в Восточном. Очевидно, там же принимал своих пациентов и Владимир.

– Понимаете, – продолжил он, – у нас с женой недавно умер сын, взрослый уже, 32 года. Детей он не оставил, а мы еще молодые, мы еще могли бы внука поднять. Вот и решили, что нам нужен еще ребенок. Жена меня к вам на переговоры отправила, ей пока это все тяжело.

– Примите мои соболезнования, – прониклась М., – очень вам сочувствую, это ужасно!

– Да, – ответил Владимир, потирая пальцами переносицу, – это кошмар. Мы в страшном сне не могли представить, что такое случится и мы останемся одни.

Я аккуратно рассматривала этого приятного внушительного мужчину из-за своего компьютера и отмечала, что, несмотря на горе, которое попыталось распластать его ничком по земле, прибить наковальней по голове так, чтобы он не смог подняться с колен никогда, он держал спину прямо, голос его был ровным и взгляд печальным, но решительным. Этот человек точно знал, что может излечить его душу, и теперь уверенно шагал в этом направлении. Жене, судя по тому, что ее рядом не было, эта решимость давалась не так легко. Либо она просто согласилась с мужем, чтобы поддержать его стремления, а не потому, что искренне и от всей души этого хотела. Этого мы никогда не узнаем.

К сожалению, такие ситуации случались довольно часто. Иногда, к примеру, женщины встречали мужчину младше себя, который теперь решал, что «нагулялся» и хочет плодить потомство с одной единственной, а у этой единственной до него была жизнь и часто дети тоже, и они уже подросли или выросли совсем, и идея памперсов и ночного ора вообще-то ее совсем не вдохновляла на данном этапе жизни, но, чтобы удержать мужчину, она шла у него на поводу. В основном в таком случае даже клетки использовались не ее, потому что по возрасту было уже поздно, но женщина относилась с пониманием и к этому и была готова воспитывать ребенка любимого мужчины. В итоге весь груз за новорожденного, естественно, падал на ее плечи, а папа продолжал ходить на работу, а по вечерам наслаждался семейной идиллией. Такие пациентки все прекрасно понимали сразу, они видели весь расклад. На консультации такие пары считывались на раз – по огню в глазах будущего отца и безынициативности матери.

Была ли в семье Владимира схожая ситуация – сказать сложно, все-таки смерть сына могла действительно лишить женщину стремлений в той же мере, в которой наделила ими мужа. Но одно могу сказать определенно – мы никогда ее не видели. Она, конечно, была на приеме у Макарова в «Олимпии», потому что без женщины-пациентки программа суррогатного материнства невозможна, но, видимо, это все. В остальном процесс двигал муж.

– В общем, мы с доктором выбрали донора в клинике, скоро будет пункция и получим эмбрионы. Так как он вам доверяет, я пришел дальше к вам.

– Все делаем в «Олимпии»?

– Да, конечно. Руководство клиники знает мою ситуацию, они сами предложили делать у нас, они нам с женой большую скидку на ЭКО и донора дали, за что им спасибо большое.

– Это отлично. Если и донор уже подобран и пункция назначена, то в целом можно и сурмаму подбирать. Давайте обсудим какие-то общие вопросы по программе, как все это у нас происходит.

И М. начала рассказывать о стоимости, этапности платежей, о том, что у нас свой медцентр, где мы ведем беременности, о том, что у нас чудесные кураторы, которые постоянно на связи с сурмамами, и что рожаем мы у лучшего доктора – доктора Граниной в 10 роддоме.

– А можем вести беременность в «Олимпии» у Макарова?

– Нет, репродуктологи беременностями не занимаются, Макаров беременности не ведет. Он передает нам сурмаму сразу после ХГЧ, дальше мы ведемся у себя. Да и в «Олимпии» же в целом очень дорогое ведение, гораздо дороже, чем заложено в наш контракт, зачем вам переплачивать?

– Ну, если Макаров не ведет, то смысла, конечно, делать это у нас нет. Вы же все результаты УЗИ будете присылать все равно?

– Конечно! Обязательно! И УЗИ в 6 и 9 недель, и скрининги в 12, 20 и 32 недели. Кстати, мы их у Порзы делаем, вы его тоже, наверное, знаете. И все анализы, и записи в обменную карту – это вам куратор сурмамы будет предоставлять всегда.

– Да, с Порзой знаком, грамотный специалист.

– Мы стараемся работать с самыми лучшими, поэтому у нас так много программ в «Олимпии», – попыталась сделать ненавязчивый комплимент его месту работы М.

Он приятно и понимающе улыбнулся в ответ на ее любезность.

– А что насчет здорового образа жизни сурмамы? Как это контролировать?

– Это очень важно, согласна с вами полностью! Мы женщин курящих в программы не берем. Понимаете, мы при первой же личной встрече можем такую определить – у нас в коллективе никто не курит: ни офисные сотрудники, ни кураторы, ни сотрудники медцентра. У нас весь персонал сознательный.

Я изо всех сил улыбалась и старалась не прыснуть. Каждый раз, когда М. на встрече приводила этот шикарный аргумент родителям, я еле сдерживалась, прекрасно зная, что курю и я, и моя Мелкая, и кураторы Оля с Вадимом, которые к тому времени уже официально занимали эти должности, и пара администраторов, и один из двух докторов, и одна из двух медсестер лабы. Но М., во-первых, свято верила в нашу сознательность, а во-вторых, буквально выстроила на этом всю аргументацию по важному для пациентов вопросу, и мы не могли ее разрушить. Мы годами прятались от М. за углом на корпоративах. И это до сих пор меня веселит и умиляет одновременно. Поэтому я прячусь до сих пор.

Кстати, Оля была прекрасным куратором и сняла с меня кучу обязанностей. Теперь я имела возможность вообще не знать, как протекает беременность суррогатной мамы, если, конечно, сама не интересовалась у нее или там не случалось каких-то серьезных проблем. Тогда уж родители непременно звонили мне. А так, все текущее «разруливание» в процессе ведения беременности было на Оле. Но я отвлеклась.

– Кроме того, – продолжила начальница, – мы постоянно делаем им тесты на никотин в моче. А если он там у них определяется, то девушка штрафуется после родов, получает не весь гонорар, а минус 10%. А деньги никто терять не хочет, сами понимаете, они же ради денег к нам в программы идут.

– Да, это резонно, согласен. Штрафные меры, наверное, работают эффективнее всего.

– Без сомнений. Но мы все равно всю беременность проводим с девушками работу, беседуем, если нужно, то обращаемся к психологам, чтобы поддерживать мотивацию сурмам, с одной стороны, и чтобы они чувствовали, что все вокруг заинтересованы, чтобы у них все было хорошо, с другой.

– Угу, понял.

Они обсудили еще какие-то мелочи, которые в основном интересуют всех будущих родителей, и стали прощаться.

– Вы мне договор пришлите на электронку, я его почитаю, обсужу с женой и, если что, задам вопросы.

– Да-да, Алёнушка, – повернулась она ко мне, – ты отправь договор Владимиру прямо сейчас.

А мне и не надо было этого говорить, я прекрасно знала М., у нее все – «прямосейчас», поэтому я уже вбивала адрес, выведенный на бумажке для записей мужской врачебной рукой, в адресную строку электронной почты.

– Но мы в любом случае вернемся, мы точно решили, что в программу идем, вы не думайте. Сына нам уже не вернуть, так что у нас никаких вариантов, кроме суррогатного материнства, назад дороги нет. У нас еще вся жизнь впереди.

– Конечно, вы еще молодые. Что такое 53—54 года?

Это был возраст супругов, об этом сказал ранее сам Владимир, когда они с М. обсуждали вероятность ЭКО или ИКСИ и качество спермы. Да, зачастую беседы от суррогатного материнства уходили в исключительно врачебную область, мы клиентов никогда не останавливали. Наоборот, иногда нам удавалось проговорить с людьми какие-то моменты, которые они из-за нехватки времени или из-за неловкости не могли спросить у своего врача.

– Вам обязательно нужен еще ребенок. Зачем одним жить, нужно в кого-то вкладываться. Обязательно, обязательно нужно кого-то любить, – закончила она.

Я навсегда запомнила эту ее фразу. М. была настолько деловой, решительной, иногда резкой, стремительной и глобальной, что я иногда даже забывала, что она очень сочувствующий и добрый человек, который и сам души не чает в своих троих детях. Наверное, именно поэтому такая простая, но такая по-философски глубокая фраза от нее намертво въелась в мой мозг. «Обязательно нужно кого-то любить».

Я с ней согласна.

Примерно через пару недель Владимир заехал к нам, я выдала ему на руки два подписанных экземпляра договора, а потом он привез мне один подписанный и им, и его женой обратно. И мы начали подбор. Ооо, этот подбор сурмамы в программах Макарова – это просто война. Долгая такая, окопная. Когда обе воюющие стороны измотаны, побиты, с головы свисает грязный бинт и запасы еды кончаются, но никто не хочет сдаваться. Дело в том, что этому доктору было плевать, что там написал в своем приказе Минздрав, он сам формировал список обследований сурмамы для одобрения. То есть, конечно, все по списку приказа быть должно, об этом и речи нет, но все это дополнялось любопытными процедурами типа ГСГ и биопсии эндометрия, которые другие врачи вообще-то просили только по показаниям, а Макаров назначал в диагностических целях. На каждое такое исследование тратился месяц. Но всегда могла быть назначена еще и гистероскопия. Еще месяц. После любой из процедур доктор мог назначить профилактическое лечение, которое не желал совмещать с подготовкой к переносу, а это еще месяц как минимум. После всех этих приготовлений сурмать, конечно, уже проклинала нас на чем свет, потому что видела, как другие девочки просто идут в программу после сдачи анализов и беременеют, а у нее такое. Мы ее понимали, потому что все это ненавидели так же, как она, да плюс еще тратили на это кучу денег, но подрывать авторитет доктора никак не могли, поэтому изо всех сил увещевали, что эта вся умопомрачительная подготовка точно приведет к беременности с первого раза. А что нам еще было делать?

Логика в действиях доктора, конечно, была, учитывая его хирургический бэкграунд и то, чего пропущенного в диагностике он насмотрелся, оперируя несчастных женщин. Абсолютное большинство других репродуктологов хирургами не были и смотрели на процесс иначе. Тот же Коновалов вообще считал половину анализов из Приказа лишними и даже не глядел на них при одобрении СМ (это делала его помощница Светлана для порядка). А результаты получал лучшие в городе.

Кроме этого, доктор Макаров еще хотел смотреть обменные карты сурмам с прошлых беременностей. Ладно, справедливости ради, отмечу, что на эту мысль его навел генетический отец и коллега, он просто с удовольствием подкинулся на эту идею, ведь чем больше страданий в подборе, тем лучше. И что такого, думаете вы, в чем проблема с обменной картой? Да в том, что женщины, которые становятся сурмамами, зачастую не относятся к категории суперответственных и аккуратных в делах людей, они просто не сохраняют эти карты, либо забывая их в роддоме, либо просто выкидывая, потому что ну зачем хранить макулатуру, если беременность уже логически завершилась рождением ребенка. Теперь все, что нужно, запишут в уже его карте.

Итак, обессиленные и злые, мы в итоге добрались до финишной прямой под названием перенос. И беременность не наступила. Мы готовили сурмаму снова, и беременность не наступала опять. Доктор захотел поменять эсэм, и мы снова продрались через адский подбор и снова не получили беременности. Каждый раз Владимир спрашивал меня, в чем же причина, а я каждый раз могла только разводить руками, ведь мы объективно брали самых проверенных женщин. Всегда в таких ситуациях я советую поговорить о неуспехе со своим врачом, однако Владимиру, видимо, было как-то неудобно предметно беседовать с Макаровым, потому что в данном случае просьба объяснить причину – это не только разговор с пациентом, но еще и объяснение с коллегой. Что-то вроде претензии в том, что ты не оправдываешь надежд, которые я на тебя возложил. А это очень сложная грань, которую страшно переступить даже неосторожным намеком.

После пяти отрицательных у пациентов кончились эмбрионы. Они выбрали нового донора яйцеклеток, чтобы исключить момент, что дело было в ней, и сделали новые эмбрионы. Получилось три хороших, почти отличных эмбриона.

Мы снова подобрали СМ и снова, несмотря на все усилия, получили стабильный ноль в результате анализа ХГЧ. После одного из собраний отделения ВРТ «Олимпии» Макаров сам предложил доктору Калининой, которая была главой ВРТ сети клиник и знала и самого Владимира как коллегу, и его историю с попытками ЭКО не понаслышке, забрать у него программу. Макаров предложил это не за спиной пациента, он вообще был мужчиной весьма принципиальным и порядочным. Сначала он вызвал его к себе и сказал:

– Я не знаю, в чем причина, мы меняли сурмам, я менял им препараты, мы меняли донора, мы меняли все, кроме тебя и меня. Володя, нам нужно сменить руки. Пусть Калинина попробует.

И Владимир согласился. Калинина тоже поддержала идею, и мы повели следующую сурмаму уже к ней. Все были воодушевлены и исполнены новыми надеждами, которые в нас уже почти погасли за истекшие практически полтора года бесконечного процесса.

Калинина сделала разным сурмамам последовательно еще два переноса – и оба они не увенчались успехом. Владимир и его жена стали нашими печальными рекордсменами – 8 отрицательных попыток переноса сурмаме. Такого не было больше ни у кого. Доктора были так же опечалены, как и мы, ведь в ЭКО нет никаких вариантов, кроме как пытаться, но когда-то и попыткам приходит конец. И клиент принял решение прекратить.

Это одна из самых грустных историй наших пациентов, с которыми я сталкивалась. Да, не все истории кончаются хэппи-эндом, но в некоторых случаях очень хочется, чтобы это было так. И если кто-то сдается после одного отрицательного и решает, что «не судьба», то это понятно. Грустно, но понятно. А если кто-то настолько верит, что за почти два года берет двух разных доноров, меняет шесть сурмам, меняет двух врачей, тратит безумное количество денег и нервов, то ему должно наконец повезти! А он получает восемь отрицательных. Бессердечных и равнодушно-упрямых отрицательных ХГЧ.

Когда мы в последний раз разговаривали и Владимир сказал, что на этом все, что значит, им больше не дано, то я вдруг подумала, что если обязательно нужно кого-то любить, как сказала М., то Владимиру и его жене теперь уж точно самое время обратить всю свою любовь друг на друга, ведь третьего человека у них уже нет и не будет. Может быть, это была подсказка Вселенной. А может быть, кара. В любом случае это было что-то, что сильнее и больше, чем мы.