Текст книги "Хождение по Млечному Пути"

…Восемь километров под горку кажутся лёгкой прогулкой. Перезревшая туча грозится дождём, однако угрозы свои откладывает на потом, давая нам с Агнетой возможность добраться до города. Но как только мы пересекаем заветную черту, обрушивается такой ливень, что доставать дождевики из рюкзаков уже бессмысленно – мы вмиг промокаем до нитки. Буквально через десять минут, когда, хлюпая водой в ботинках и оставляя за собой лужи, мы прячемся под крышей альберга, дождь резко прекращается. Сквозь поредевшие тучи выглядывает умытое слезами солнце… Отправляю Агнету в постель, а сама иду гулять.

Мост Королевы, давший название городку Пуэнте ла Рейна, по-прежнему главное украшение и основная достопримечательность места. В его облике я обнаруживаю знакомые черты: именно он стал декорацией встречи Эррандо и Тоды. На одной из фотографий, что показывал старик, пара, вымокшая до нитки после такого же, как сегодня, ливня, стоит посередине его горбатого перешейка. Оба опираются на седые каменные перила, знававшие руки королей, рыцарей и пилигримов. Высокие арки отражаются в зеркальной глади реки Арга. Вот и сейчас граница между отражением и изгибами моста неразличима, а оттого возникает ощущение таинственного слияния мира и его зазеркалья.

Этот мост стал подарком королевы Муньи Рейны, жены Санчо III Великого, паломникам Камино. Случилось это в XI веке, а до того пилигримам приходилось прибегать к услугам лодочников, переправлявших путников с одного берега на другой. Услуги их не всегда были бескорыстными, а у странников, как известно, с собой только посох, фляга с водой да благословение святого Иакова. Вот и решила королева внести свою лепту в поддержание духа и облегчение пути верующих и обратилась с просьбой к мужу – могущественному королю Наварры, а по совместительству графу Арагона, Кастилии и Рибагорсы. Тот не мог отказать любимой супруге и возвёл над водой пешеходный переход на шести арках. В нише моста когда-то стояла статуя Девы Марии, с которой связана одна орнитологическая легенда.

Как-то чудесным утром к лику Девы Марии прилетела крохотная птичка и давай заниматься уборкой! Она приносила в клювике воду из реки и омывала лицо статуи, чистила складки её одежды от грязи и отряхивала крылышками пыль. С тех пор птичка стала прилетать регулярно и поддерживать в чистоте вверенную ей святыню. Люди настолько умилились увиденному, что отразили это в названии образа – Дева Птички (Virgen del Txori). Сейчас статуя Девы Марии находится в близлежащей церкви Сан-Педро, где её не менее заботливо опекают служители и прихожане. А маленькая птичка вместе со своими подругами беззаботно летают над рекой Арга и радуют своим щебетанием проходящих по мосту людей.

Я ступаю на истёртые плоские камни моста. Они ещё не высохли после дождя, но уже нагрелись под солнцем и дымятся едва заметным дрожащим маревом. Странно, у меня возникает стойкое ощущение, что здесь я уже была. Неужели это лишь эффект от чёрно-белого пейзажа, впечатанного в сетчатку с фотографии Эррандо? Я вспоминаю рассказ Агнеты там, на вершине Пика Прощения. Её слезы, её горечь и обиду. Не потому ли он так задел меня, что до боли напоминает мою собственную историю? Исповедь сильной женщины, осознавшей однажды свою слабость. История проживания не своей, а чужой жизни. Опыт разочарования в ценностях, оказавшихся на поверку пустышкой, и – как такое могло произойти? – в людях, которым верила больше, чем себе. Да, я здесь была… Я это проходила, пережила это. А может быть, прохожу и переживаю до сих пор.

Так просто взять и положить камушек в общую кучу грехов. Символическое избавление от «камня с сердца» – всего лишь внешний ритуал, формальный штрих в сложной внутренней работе над собой.

Умеем ли мы прощать? Сказать «прощаю» – это одно, освободиться от обиды – совсем другое. Третье – полностью принять обидчика таким, каков он есть. Ну что поделать, и такой человек зачем-то нужен миру и угоден Богу. Высшая степень прощения – полюбить своего «обидчика», разглядев в его поступке высший замысел. А если «обидчик» ты сам или твоя судьба? Сделать это куда сложнее…

Прощая, мы прощаемся. С тем, что было или чего так и не случилось, с потерянным временем, разбитыми надеждами, несбывшимися мечтами. Мы отрезаем ломоть прошлого, ампутируем привязанности и привычки. Мы больно расстаёмся с близкими людьми и отжившими отношениями, со своими иллюзиями и ошибками, с местами, вещами, обстоятельствами и воспоминаниями… Прощаемся и прощаем. Прощаем и прощаемся… Так, прощаясь и прощая, мы обретаем способность жить дальше… Мы идём по мосту через вечность от себя к себе, по мосту забвения, по мосту новых встреч и надежд. Там, на другом берегу реки, по ту сторону переправы, мы уже не те, что были раньше, мы – другие. И всё же это по-прежнему мы…

Здесь, в Пуэнте ла Рейна, сливаются разные ветки Пути Сантьяго. Здесь же причудливо сплетаются людские судьбы. Эррандо и Тода встретили друг друга. Мы с Агнетой обнаружили поразительное сходство линий судьбы. И все мы обрели что-то очень важное, возможно самое ценное в жизни, – самих себя…

– Привет. – Я вздрагиваю от неожиданности и оборачиваюсь – передо мной стоит Агнета.

– Я думала, ты спишь.

– Что-то не спится… Знаешь, я вот о чём подумала: я напишу письмо.

– Письмо? Кому?

– Ему, – взгляд подруги печален, но твёрд, – тому мужчине, про которого я тебе рассказала. Тому, кто ушёл от меня к слабой женщине… Он сказал, что я мудрая и сильная, что пойму его. Пусть и он попытается меня понять. – Агнета замолкает, борясь с комком в горле. – Я не могу выкинуть его из головы. Может, когда выскажусь, это получится?

– Идея здравая, – одобряю я замысел, – по себе знаю: когда выплеснешь мысли на бумагу, они перестают так сильно мучить. Ты как бы расставляешь всё по полочкам, облекаешь в слова свои эмоции, чувства, какими бы тяжёлыми они ни были… Бывает, напишешь – и станет легче. Я, кстати, поэтому уже семь лет дневник веду.

– Вот как? Интересно! – Подруга оживляется. – И что, помогает?

– Мне – да, очень. Можно сказать, что это письма самой себе или разговор с собой… Попробуй!

– Ну… не знаю. Я же не писатель, – вздыхает Агнета.

– Ну и что? Для того, чтобы вести дневник, не нужно быть писателем, достаточно быть честной с собой. Вот и всё.

– А чтобы письма писать?

– Тоже.

– Сто лет не писала личных писем… А таких – и вообще никогда.

– Просто напиши всё, что думаешь и чувствуешь.

– Да я, собственно, уже… написала. – Агнета достаёт из кармана сложенный вчетверо листок бумаги. – Прочтёшь?

– Я???

– Просто прочти. – Агнета отдаёт мне письмо и медленно отходит в сторону…

Письмо Агнеты:

«Здравствуй, Вацлав!

Я никогда не писала тебе писем. Но сейчас, мне кажется, это единственный способ сказать тебе то, что я никогда бы не осмелилась произнести вслух. Я иду сейчас Путем Сантьяго – древней дорогой Испании, пройденной до меня тысячами пилигримов. Может быть, именно этот Путь и всё, что произошло со мною здесь, помогли мне решиться на этот шаг…

Мы расстались год назад, но это было только внешнее расставание. Просто ты уехал, а я осталась. А внутри меня осталось чувство, мучительное и горькое… Оно умирало долго, точно раненое агонизирующее животное, до последнего вздоха борющееся за свою жизнь. Я и чувствовала себя порой таким вот полубезумным загнанным зверем, цепляющимся за каждый кусочек жизни, за каждый миллиметр надежды. Но… всё кончено. На этот раз безвозвратно. И тем не менее…

Прощаясь сегодня с тобой, я испытываю огромную благодарность за то, что ты был в моей жизни. До нашей встречи я не испытывала ничего подобного. Я не понимала раньше глупых выражений из женских романов „сладкие муки“, „колдовской напиток любви“, просто потому, что не пробовала этого зелья, поражающего незаметно и наповал. Я не чувствовала раньше, до тебя, этого восторженного трепета, этого жаркого озноба просто оттого, что любимый рядом. Я не знала мук выбора, когда всё кладёшь на чашу весов в обмен на мимолётную встречу, случайное прикосновение и краткое безмолвие вдвоём…

Я не умела отдавать, а только брала от других. Не ценила то, что имела. Многим я делала больно, обижала вольно или невольно, теперь я понимаю, кого и чем. Я не предполагала, что открытая душа так беззащитна, а сердце влюблённого столь уязвимо. И сейчас я мысленно прошу у всех прощения… И у тебя тоже.

Как описать мои нынешние чувства? Это похоже на выздоровление после изнурительной, казалось, неизлечимой болезни. Болезни длиною в долгие восемь лет. Если бы не она, я бы оставалась прошлой, не такой, как сейчас. А теперь я другая. Конечно, операция не проходит бесследно. Но ведь она, отнимая одно, даёт что-то другое, несравненно большее. Что? Наверное, великое очищение души, светлую грусть, глубокое смирение… Она задевает какие-то особые струны где-то глубоко-глубоко внутри. Заставляет прозреть и увидеть то, что раньше не представляло для тебя интереса или какой-либо ценности. Потеря оборачивается обретением, обретением себя, своей целостности, истинности… Трудно выразить словами, ты уж прости…

Я благодарю тебя за всё, что ты дал и что отнял. За всё, что между нами было и чего не было. За возможность мечтать, за способность прощать. За умение терять и вновь находить за поворотом судьбы великий смысл и новые силы… За бесценный подарок – познать любовь к мужчине во всей её многогранности, непредсказуемости и фатальности…

Прости меня за всё. Прощай…

Агнета П.

Пуэнте ла Рейна».

Агнета стоит, облокотившись о перила, и глядит вниз, на безмятежное русло реки, катящей вдаль свои тёмные волны. А может, всматривается в зазеркальное отражение в Арге, пытаясь высмотреть там другую Агнету – свободную и счастливую… Я подхожу к ней сзади и кладу руку на плечо.

– Если бы я была Вацлавом – я бы сильно пожалела, что ты не со мной.

– Правда?

– Правда… Я думаю, теперь у тебя всё будет по-другому. – Обнявшись, мы возвращаемся в альберг.

Часть 3. Ла-Риоха

…Манеру, Сираукуи, Лорка, Виллатуэрта, Эстелья… городки мелькают и сливаются в ленту домов, гербов, часовен, церквей, крестов, холмов, маковых полей, рек и мостов, ракушек и жёлтых стрелок, пилигримов и машущих им вслед людей. Мы приближаемся к землям, хранящим винные сокровища Испании.

Вино и вера… В христианской традиции их соседство не случайно. Виноградная лоза – дар Божий. Щедрый подарок, ниспосланный людям для того, чтобы они в полной мере могли насладиться чудом жизни, радостью бытия и единством со всем сущим на земле.

Первым чудом Иисуса Христа было не воскрешение из мёртвых, не исцеление больного, а обращение воды в вино. Вот как это произошло:

«На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был также зван Иисус и ученики Его на брак. И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них. Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, Жено? ещё не пришёл час Мой. Матерь Его сказала служителям: что скажет Он вам, то сделайте. Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры. Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их доверху. И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли. Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, – а он не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду, – тогда распорядитель зовёт жениха и говорит ему: всякий человек подаёт сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберёг доселе. Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его»[41]41
  Евангелие от Иоанна [2, 1–11].


[Закрыть].

Так проявление власти Христа над природой началось не с грозного знамения или устрашающей кары, а с радостного подарка на свадьбе, давшего людям ощущение полноты жизни и неиссякаемой щедрости её даров.

Вот и мы с Агнетой и другими пилигримами сполна наслаждаемся щедрыми дарами Камино возле винного источника монастыря Ирахе. Это место называют «чудом Камино». Источники чистой питьевой воды попадаются на Пути Сантьяго повсюду, а вот чтобы из крана лилось настоящее красное вино, притом охлаждённое и отменного качества, – это только здесь. Возле стен древнего монастыря, в томной полуденной неге, в кружевной тени распластанных крон смоковниц, проходит наша сиеста с божественным вином, дарованным небесами.

– Мам, а можно мне попробовать? – робко спрашивает Ева.

– Ежи, разбавь ей водой пополам. – Агнета обращается к сыну, давая своё согласие дочери.

Затаив дух, девочка пробует вино. Первый раз в своей жизни. (Представляю, как поборники трезвости и радетели нравственности возмущённо задыхаются от этой сцены.) Но… Едва пригубив, Ева брезгливо морщит носик.

– Мам, можно я схожу куплю колы?

– Можно!

Вот и всё. Нет никакого запретного плода, нет неутолённого любопытства, перерастающего в тайное, сокрытое от себя и других желание. Всё просто. Быть может, благодаря этой общепринятой и позволительной доступности мелкого грехопадения оно не столь опасно для простых смертных?

Ни разу во время путешествия мне не приходилось видеть пьяных испанцев, гуляк с шаткой походкой, потерявших человеческое обличье людей. Не доводилось видеть ни пьяных драк, ни дурных выяснений типа «Ты меня уважаешь?» Культура винопития впитана европейцами-южанами с младых ногтей, с молоком матери. Ну если не с молоком, то под её молчаливым строгим вниманием – это уж точно.

Агнета сегодня заметно живее, глаза её сияют ультрамариновым блеском, на губах играет улыбка. Возможно, виной тому виноград, собранный руками монахов, и вино, вызревшее в погребах под кельями? Быть может, благодаря этому сугубо земному напитку она освободилась от мучившего её груза? Или всё дело в камушке, оставленном на Высоте Прощения? Или в прощальном письме из Пуэнте ла Рейна? Что бы ни было причиной метаморфозы, она мне определённо нравится.

– Элена, а ты умеешь плакать? – спрашивает Агнета лукаво.

– Не знаю, но можно попробовать. – Я корчу гримасу, делая вид, что собираюсь заплакать.

Не пойму, что в ней изменилось. Она стала мягче, женственнее…

– Не надо, я пошутила, – смеётся недавняя плакса, а потом серьёзно объявляет: – У меня заканчивается отпуск. Из Логроньо нам с детьми придётся возвращаться домой.

– Так скоро?

– Увы. Мой отпуск длится ровно две недели, и ни днём больше. – Подруга мрачнеет, но берёт себя в руки и твёрдо добавляет: – Знаешь, что я решила?

– Что?

– Я ухожу. Не хочу больше руководить и управлять. Денег я заработала достаточно. Буду просто жить. Для себя и для детей.

– Извини, Агнета, но, мне кажется, ты не сможешь просто сидеть дома, жарить котлеты и смахивать пыль со своих кубков и наград. Тебе слишком тесен фартук домохозяйки и слишком скучен образ правильной мамочки-домоседки.

– Ты права. Но я не собираюсь ограничиваться фартуком. Знаешь, я пошла учиться на судостроительный, хотя всю жизнь мечтала шить театральные занавеси.

– Какие ещё занавеси?

– Ну, те самые, что открываются и закрываются до и после спектакля! – улыбается Агнета. – Если серьёзно, я в детстве хотела стать театральным декоратором. И сейчас самое время вернуться к своей детской мечте! Как ты думаешь?

– К мечте возвращаться никогда не поздно. У тебя получится. – Я вкладываю в свой ответ всю убеждённость. – Уверена в этом!

– У меня получится, я знаю, – эхом отзывается подруга.

Мы взваливаем рюкзаки на спины, разбираем посохи и палки и привычным порядком – Ева с Ежи впереди, мы с Агнетой за ними – продолжаем свой путь. После ста двадцати километров организм полностью вработался в походный режим, спина освоила вьючную функцию, плечи окрепли, ноги привыкли к нагрузкам, а бёдра и ягодицы приобрели ту искомую упругость, которую так трудно было достичь прилежными занятиями в фитнес-клубе. Появились силы не только преодолевать километры, но и смотреть по сторонам, замечая мелочи и детали, на которые раньше не хватало внимания и сил. Вот развесистое дерево дикой шелковицы, усыпанное сочными чернильными ягодами, а на нём – смешная птица с крючковатым клювом. Монашка в коричневом одеянии гонит хворостиной гусей. На обочине дороги, в жидкой тени тощей акации дремлет пилигрим, положив голову на полупустую котомку. Его сторожит чуткая поджарая собака с розовой тряпкой языка. Солнце печёт нещадно, но и оно к вечеру устанет, оставив за собой растрескавшуюся землю, нагретые камни и налитые виноградные гроздья…

* * *

…Лос-Аркос. Бархатистая музыка берёт в плен сразу, как только переступаешь порог церкви Санта-Мария. Густые звуки органа обволакивают тело, заставляя присесть на ближайшую скамейку, чтобы обратиться в чистый слух. Аккорды и арпеджио заполняют пространство, переливаясь от края до края, вовлекают в гармонию нотных водоворотов и взмывают ввысь под стрельчатые своды. Басовые вибрации осязаемы всей кожей, а высокие ноты проникают в оголённый нерв сердца. Мелодия соединяет небо и землю, рай и ад, свет и тьму… Орган вздыхает то мощно и грозно, то тихо и жалостно. Он очень старый – более двух веков, но это не мешает ему и сегодня погружать прихожан в особое состояние парения, телесной невесомости. В такие мгновения душа освобождается от деспотичной власти ума, от тесной клетки тела и летит легко и свободно к небесным сферам. Или куда-то ещё дальше…

Когда последние аккорды смолкают, послезвучие эхом раскатывается в гулкой долине нефа и окончательно замирает среди распятий и цветов. Начинается месса. Слов я не понимаю, да это и не нужно – главное я услышала…

После службы падре приглашает пилигримов и местных прихожан во внутренний дворик – там уже накрыт скромный стол с вином и сыром, молоком и печеньем. К нам присоединяются и служители, включая старенького органиста в толстых очках. Все вместе мы разделяем вечернюю трапезу – такова здешняя традиция. Струится тихая неспешная беседа о высоких материях и мирских делах. Те, кому языковой барьер мешает включиться в общий разговор, с интересом вслушиваются в рокот испанской речи, наблюдают за живой мимикой и жестикуляцией испанцев.

– Падре, а как вы относитесь к вину? – задаёт вопрос молодой паломник, подливая себе в стаканчик из запотевшего кувшина.

– Вино – кровь Господа нашего, – вскинув бровь, отвечает священник, – но нельзя христианину превращаться в вампира. Думаю, каждый может выпить ровно столько вина, сколько своей крови он готов отдать.

Любопытный комментарий! Мы с Агнетой переглядываемся и решаем, что свою порцию вина, эквивалентную объему донорской крови на сегодня, мы уже выпили, а потому налегаем на молоко с миндальным печеньем. К задавшему вопрос пилигриму подходят два взъерошенных товарища. Пошептавшись, все трое покидают пределы патио, видимо, не решаясь в стенах храма нарушить озвученную падре рекомендацию относительно дозволенной дозы спиртного. Постепенно рассасывается и остальная компания – завтра рано вставать.

Сансол, Торрес-дель-Рио, Виана… Дорога до Логроньо довольно однообразна – сплошные поля и бесконечные виноградники, ровными рядами упирающиеся в невидимую точку горизонта, – но интересна и познавательна с точки зрения начинающего живописца. Классическая перспектива, по которой можно изучать азы пространственной композиции. Рассматривая на просвет виноградный лист, разбирая оттенки земли и лозы, легко постичь тонкости колористики, а наблюдая переход от контраста дня к мягкой приглушённости вечера – освоить технику передачи светотени. Живая и наглядная хрестоматия для пейзажиста.

Среди пилигримов идёт художница из Словении Даниэла, которая помимо рюкзака тащит на себе увесистый этюдник с красками. Я не раз видела её примостившейся возле моста или часовни и увлечённо пишущей быстрые этюды. Вот и сейчас, сбросив рюкзак наземь, торопливыми взмахами кисти Даниэла пытается запечатлеть переменчивую игру закатных лучей, запутавшихся в тяжёлых янтарных гроздьях. Мы с Агнетой замираем поодаль, осторожно заглядывая через плечо художницы. На холсте разбросаны хаотичные мазки густого масла самых невероятных оттенков – таких в природе не бывает! Они смешаны неукротимым воображением живописца, преломлены радужкой его глаз, так и только так видящих действительность. Вот удивительно: приведи сюда дюжину художников – и все их картины будут выглядеть по-разному, непохоже одна на другую, чего не скажешь, к примеру, о фотографиях…

– Красиво! – заворожённо шепчет Агнета.

Даниэла бросает на неё испепеляющий взгляд и резко отворачивается к этюднику. В её движениях сквозит раздражение и неудовлетворённость.

– Кадмия не хватает, – бурчит под нос Даниэла, выдавливая из сморщенного жестяного тюбика бурого маслянистого червяка, и лихорадочно смешивает его в общем пятне на дощечке. Потом отходит на пару шагов и придирчиво рассматривает полученный оттенок. Снова смешивает.

Мы молча наблюдаем за муками творчества, отойдя на безопасное расстояние. Художница ворчит и сокрушённо вздыхает, вытирая кисть о замусоленную тряпицу. Раскидав вокруг себя тюбики, она перебирает их составы и никак не может добиться нужного результата. Мы – терпеливые наблюдатели, докучливые зрители – переживаем вместе с ней. Наконец с облегчением вздыхаем, когда на лице Даниэлы вспыхивает удовлетворённая улыбка. Она садится на сухую землю и закуривает сигарету. Жадно затягивается, бросая нежный материнский взгляд на только что рождённую картину…

То, чего другие достигают (или думают, что достигают) простым щелчком фотоаппарата, Даниэла добивается отчаянным напряжением сил, мобилизацией всех своих творческих и человеческих ресурсов…

В далёкие времена, когда эти земли впервые были возделаны и засажены виноградными лозами, не было ни фотоаппаратов, ни диктофонов, ни видеокамер. События многовековой давности, прославившие здешние места, были запечатлены лишь в рукописных летописях и субъективных хрониках, рукотворных картинах и скульптурах. Такими же, как Даниэла, неравнодушными и крайне предвзятыми свидетелями.

Одна из знаменательных историй произошла недалеко от нынешней дороги пилигримов, в семнадцати километрах южнее Логроньо. 23 мая 844 года здесь произошла легендарная битва при Клавихо – сражение, ставшее переломным моментом Реконкисты[42]42
  Реконкиста (Reconquista) – длительный процесс (718–1492) отвоевания христианами – в основном испанцами, каталонцами и португальцами – земель на Пиренейском полуострове, захваченных маврскими эмиратами.


[Закрыть], и первое чудесное явление святого Иакова.

Накануне битвы с маврами король Астурии Ромиро I увидел сон:

«И пребывал я спящим, когда явилось мне видение – в телесной оболочке благословенный Сантьяго, защитник испанцев. И, взирая с удивлением на то, что явилось очам моим, спросил я его: „Кто ты?“ И в ответ услышал, что се благословенный апостол Господень, Сантьяго. И ещё сильнее стало моё удивление, когда чудесным способом достигли до меня сии слова, которые благословенный апостол сказал мне: „Разве ты не знал, что Господь мой Иисус Христос, распределяя другие области земные между моими братьями, другими апостолами, к счастью, отдал мне опеку надо всей Испанией и поручил её моей защите?.. Ободрись и будь храбрым, ибо я приду, чтобы помочь вам завтра с Божьей помощью победить все толпы врагов, окружающих вас. Однако многим из твоих солдат суждено обрести вечный покой, и они обретут мученический венец во время вашей борьбы за имя Христово. И чтобы не было места для сомнений ни для вас, ни для сарацинов, вы узрите меня в белом на белом коне и с белым знаменем в руках. Поэтому на рассвете, покаявшись и исповедавшись в грехах, причастившись крови и тела Христова и отстояв мессу, не бойтесь бросить вызов полчищам сарацинов, взывая к имени Господнему и моему и твёрдо зная, что падут они под лезвиями мечей“. Сказав так, исчезло сладостное видение апостола Божьего…»[43]43
  Эти слова короля Ромиро I записаны хроникёром того времени Педро Марсио.


[Закрыть]

На следующий день в разгар битвы на поле брани действительно появился всадник в белых одеждах с мечом в одной руке и знаменем в другой. Он скакал на белом коне и разил врагов. За плечами всадника развевался алый плащ, на стяге багровел крест. Воины Ромиро I узнали в нём апостола Сантьяго – покровителя Испании – и, воодушевлённые небесной поддержкой, разгромили армию сарацинов, несмотря на превосходящие силы противника. После этого сражения святой Иаков получил дополнение к своему имени – Сантьяго Матаморос (Santiago Matamoros), что означает «Мавробоец». Позже король Ромиро I основал рыцарский орден Святого Иакова, который существует по сей день.

Ещё не раз являлся апостол христианскому воинству в самые трудные и судьбоносные минуты, оказывая моральную поддержку и укрепляя дух верующих. Девиз «Святой Иаков с нами – рази, Испания!» (сокращённо «Сантьяго и Испания!») стал боевым кличем испанцев на долгие годы. На протяжении семи веков имя святого Иакова было мощной объединяющей силой в освободительной борьбе против арабских завоевателей, настоящим «знаменем» Реконкисты.

Образ Сантьяго запечатлён в искусстве и литературе. В частности, слова о небесном рыцаре произносит герой Сервантеса Дон Кихот, обращаясь к своему оруженосцу Санчо Пансе: «… великому этому рыцарю багряного креста Господь повелел быть покровителем и заступником Испании, особливо в годину тех ожесточённых боёв, какие вели испанцы с маврами. Вот почему, когда испанцам предстоит сражение, они обращаются к этому святому как к своему защитнику и призывают имя его, и многие сами видели его в бою, видели, как он сокрушал, попирал, уничтожал и истреблял полчища агарян[44]44
  Агаряне – народы, описанные в Библии, потомки Агари – рабыни-египтянки, служанки Сарры, ставшей наложницей Авраама и родившей ему сына Измаила. Агарь была изгнана из дома после рождения сына Сарры Исаака. А Измаил стал родоначальником арабских племён, называемых „измаильтянами“ или „агарянами“.


[Закрыть] – в доказательство я мог бы привести немало примеров, почерпнутых из правдивых испанских хроник»[45]45
  Мигель де Сервантес Сааведра «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» [часть 2, глава LVIII].


[Закрыть].

После окончания Реконкисты, когда миссия Сантьяго Матамороса была выполнена, среди части христиан появился скептицизм по отношению к роли апостола в освобождении Испании. Стали обнаруживаться неточности в исторических документах, нашлись хроники, дискредитирующие первоначальную трактовку событий. Сомнению подвергся сам факт явления святого Иакова при Клавихо. Некоторые священники и вовсе не желали признавать, что святой апостол может скакать верхом на лошади и размахивать мечом, ведь его предназначение – проповедь и обращение в веру словом. В XVIII веке папе Бенедикту XIV пришлось официально заявить о том, что испанская освободительная миссия апостола является историческим фактом, у Рима нет ни малейших сомнений по этому поводу и дело он считает закрытым.

Разобраться в витиеватой истории Испании и ещё более запутанной истории христианства, в особенности его католической ветви, простому смертному крайне затруднительно. Разрозненные кусочки знаний, приоткрывшиеся мне в Пути Сантьяго, – лишь малые крупицы, позволяющие незначительно приблизиться к пониманию того, как и чем живёт Испания. Что питает её корни? Кто вдохновляет сердца людей? Чем обусловлены особенности национального характера?

История и мифология – два крыла человеческого наследия. Одна зиждется на точных, проверенных и доказанных фактах, другая основывается на внутренней сущности человека в его бесконечном поиске истины. Легенды, как правило, имеют под собой реальную историческую основу, но она вторична. Главное же их предназначение, по мнению великого древнегреческого мифотворца Платона, – делать представления об истине коллективным достоянием. Легенды, мифы и притчи могут дать нам гораздо больше, чем научные знания и достоверные сведения, подкреплённые томами учёных трудов. Есть ли доказательства того, что тело апостола Иакова в утлой ладье без руля и паруса достигло берегов Испании? Действительно ли Сантьяго на белом коне рубил мечом врага? Правда ли, что солнце замерло над Ронсевальским ущельем, желая помочь рыцарю Роланду? И существовал ли Дон Кихот на самом деле? Ответы на эти вопросы никогда не будут однозначными. В наш век развенчивания мифов, препарирования легенд и низложения героев, во времена, когда голый прагматизм и эгоистические интересы затмевают память души и подменяют подлинную веру, как никогда важны способность восхищаться, умение воздавать почести, готовность самому совершить Поступок… Разве можно оценить в денежных знаках то, что бесценно? Взвесить то, что бесплотно? Измерить то, что не измеримо никакими физическими единицами?

Цивилизация сегодня – это мир индексов, рейтингов, брендов и трендов. В нём почти не осталось места для сказки, природы, вдохновения и мечты. Вместо них – реальность, ресурсы, мотивация и целеполагание. Я убеждена, всем нам нужны мифы и сказки, нам позарез нужны настоящие герои, а не звёзды и медиаперсоны, нам крайне показано верить в чудеса и воодушевляться примером тех, кто их уже встретил. Только ради одного этого стоит отправляться по следам кем-то написанных книг, снятых кинофильмов, по стопам мифических героев, по звёздам и по картам, по дорогам земным и небесным, что не кончаются никогда…