Текст книги "За два часа до снега"

Глава 2

«Выздоравливай, двоечница!» – «бзыкнуло» СМС на Варином телефоне рано утром. Телефон вздрогнул, услужливо засветился и замер в ожидании руки хозяйки. Не дождавшись к себе никакого внимания, экран погас.

За час до этого Ленька звонил и тарабанил в дверь квартиры семьи Калинка, пока наконец заспанный Николай Сергеевич не открыл ему. Коротко пояснив ситуацию и закрыв за Ленькой дверь, Николай Сергеевич вернулся в комнату Вари, где он провел ночь на раскладушке. Дочка, бледная и осунувшаяся, крепко спала, разметав кудрявые волосы по подушке. Он поправил одеяло и поцеловал ее в холодный, с испариной лоб. Варя вздрогнула.

– Пап, где мама? – прошептала она хриплым голосом.

– Маму срочно вызвали в институт, там у них что-то в лаборатории случилось. Спи.

Окончательно открыть глаза Варя смогла только к обеду. К тому времени папа уже приготовил плов и заканчивал с блинами. По всей квартире шли чудесные ароматы, только Варьку они сегодня не впечатляли. В ночной рубашке, лохматая, тихо, словно привидение, она появилась на кухне за папиной спиной и сначала присела, а потом прилегла на мягкий диванчик у стола.

Варя любила кухню. Во время ремонта папа ее расширил и обшил деревом. Мама связала оригинальные шторы с пуговицами из сучков, которые выпилил папа. Варя зашлифовала их наждачной бумагой, а потом покрыла лаком. Люстру смастерили из старого каркаса и ниток в тон шторам. К ней подвесили глиняные разноцветные колокольчики. Вся стена над диваном была увешана Вариными и мамиными работами: расписными тарелочками, деревянными ложками, картинами по батику, небольшими корягами, похожими на причудливых животных. Они сшили несколько красивых подушек на диван. На полке за диваном стоял папин допотопный кассетный магнитофон. За ним – батарея кассет с бардами, Цоем и «ДДТ». Справа на стене был закреплен небольшой телевизор. Тут папа смотрел новости и футбол. Просторная, светлая и очень гостеприимная кухня семьи Калинка согревала своим теплом всех, кто заглядывал к ним в дом.

Папа повернулся со сковородой в руках и увидел Варю:

– Проснулась, лапочка? Как ты? – Он ловко перевернул блин в воздухе и тыльной стороной ладони поправил очки.

– Так себе.

– Еще бы. Так перегорела ночью. Есть будешь? Я плов приготовил.

– Нет. Не хочу. Тошнит.

– Ты зачем встала? Тебе лежать надо.

– Я и лежу. – Варя улыбнулась. – Я тут полежу, ладно, пап? Немножко. Ты на работу уже не пойдешь?

– Полежи, моя хорошая. Я отгул взял.

Николай Сергеевич принес плед, теплые носки, укутал дочь и протянул ей градусник. Варя молча взяла его и засунула под мышку. Папа поставил перед ней кружку с горячим брусничным морсом. Они подолгу могли молчать. И было им тихо и хорошо вдвоем.

Негромко работал телевизор. Папа смотрел какую-то передачу про рыбалку. Варя была рада вынужденным выходным. У нее появилось время передохнуть и все обдумать. Она прочла Ленькино сообщение сразу, как только проснулась, но почему-то ничего ему не ответила. Аккумулятор был на исходе, но она не подключила телефон к розетке, бросив его на кровать.

В душе ее образовался ворох чувств, в котором она не могла разобраться. Почему она сердилась на Леню? За что? Почему Саша ей так не понравилась, чем она ее зацепила? Она красивее Вари? Талантливее? Успешнее? Зачем Варя сравнивает себя с ней? С Варей такое случилось впервые. И она себе в этом состоянии не нравилась. Она вынула градусник из-под мышки, он показывал тридцать семь и пять.

«Я умираю, – саркастично подумала Варя. – Вероятно, от заниженной самооценки».

В коридоре запиликал домашний телефон, папа взял трубку с базы и пришел с ней на кухню. Протянул дочке:

– Тебя.

– Варь, привет! Ну как ты? Чего-то пропала, на сообщения не отвечаешь, после уроков звоню – ты недоступна. Я только домой зашла, давай на домашний звонить. Ты там жива вообще? Вершинин сказал, заболела. – Лерка, как всегда, выдавала десять слов в секунду.

– Привет. Заболела. Но жива.

– Что, температура, да? Понятно. Ну, лежи отдыхай. Я тебе скину домашку позже. Там немного. У нас сегодня две контрольных было, по алгебре и по химии. Да фигня, ты напишешь потом. Я чего сказать-то хотела, слышь? Ты чего молчишь? Слышишь меня?

– Слышу.

– Ага. Да эта, Шмитка-то, новенькая. Она же с Вершининым сегодня уселась! Я опоздала, забегаю в мыле, села. Смотрю – она на твоем месте сидит. У меня чуть шар не выпал. Вот наглая, думаю! Ну, я тебе скажу! Подошла к ней на перемене, говорю – ты чего это место чужое заняла? А она мне – не твое дело! Я офигела. Слышь, Варь?

– Слышу.

– Ага. Я ей – ты че такая наглая? А она мне – отцепись, шавка. Ты прикинь? Хамка! Слышь, Варь?

– Слышу.

– А чего так тихо говоришь? Плохо тебе совсем? Ты лежишь, да?

– Лежу.

– Ага, ну ясно. Ну так это, Варь. Ты придешь когда, ты должна поставить эту Шмитку на место и пояснить ей, что к чему! Ленька – он же твой! Чего она к нему прилипла. Ну все же знают, что Ленька – он твой. Слышь? Ну скажи?

– Что сказать?

– Ну… Я говорю, Ленька же твой?

– Мой – кто?

– Ну как кто? Друг…

– Лера… – Варя сделала внушительную паузу, но когда начала говорить, ее голос почему-то задрожал. – Леня – он свой собственный. И может сидеть с кем угодно. Ты меня поняла?

Лерка засопела, а потом громко сказала:

– Поняла! – И бросила трубку.

Через мгновение набрала и добавила:

– Ну и дура! – И снова бросила.

Варя смотрела в трубку, которая гудела короткими гудками ей в лицо, и на глаза ее наворачивались горячие, крупные и неудержимые слезы. Они на секунду остановились, отчаянно цепляясь за пушистые черные ресницы, и тут же, подталкиваемые следующей волной, щедро полились до самого подбородка.

Папа все слышал. Он молча подошел к Варе, сгреб ее в кучу и усадил к себе на колени. Варя заревела еще больше. Теперь уже от души и в голос. Все напряжение вчерашнего дня, муторной ночи и сонного, но беспокойного утра вылилось папе прямо на футболку. На отцовских коленях Варька всегда превращалась в трехлетнюю девочку. Он так крепко обнимал ее, так хорошо покачивал, так ловко вытирал слезы своей большой теплой рукой, что Варе вмиг становилось остро-горько-сладко на душе и она самозабвенно, с наслаждением еще больше тонула в своем горе. Папа никогда ничего не спрашивал. Ничего не советовал. Он просто жалел. И делал это мастерски, как профессионал высочайшего уровня.

Когда ее отпустило, а от кипучего рева осталась лишь икота, она по-детски прерывисто вздохнула и прошептала отцу куда-то в грудь:

– Папа…

– Что, моя хорошая?

– Я красивая?

– Варька, ты очень хорошенькая и очень умная, моя любимая дочка.

– Но не красивая…

Папа вздохнул, поправил пальцем очки и медленно, с расстановкой заговорил:

– Понимаешь, зайка, мужчина в моем возрасте относится к женской красоте философски. Когда я влюбился в твою маму, она была для меня невероятно красивой. Я бесконечно мог любоваться ее профилем, вдыхать аромат пушистых волос, смотреть в зеленые глаза. Сейчас я могу трезво ее оценить и сказать, что у нее не было каких-то невероятных черт, которые так отчаянно вам рекламируют. Но конкретно для меня она была и остается идеально сложенной, с теми же озорными искорками в глазах.

Папа снова вздохнул и замолчал. Он вообще часто вздыхал. Иногда по его вздохам казалось, что внутри него живет вся печаль этого мира. В тишине Варька слушала одним ухом стук папиного сердца, а другим – тиканье кухонных часов. Два этих ритма создавали вместе причудливую мелодию, которую слышала только она.

– Знаешь, – негромко продолжил папа, – я недавно где-то прочел такую вещь: чем сильнее мужчина любит женщину, чем дольше они живут друг с другом, тем больше женская красота расцветает в соответствии со вкусами данного конкретного мужчины. И это правда. Мама для меня расцвела просто невероятно.

Они еще помолчали. Папа тихонько покачивал ее. Целовал в лоб и снова качал.

Варя подняла голову, посмотрела на отца и, сняв с него очки, принялась тщательно протирать их уголком пледа.

– Пап, а что за сюрприз вы мне приготовили? Ты говорил вчера. – Варя громко шмыгнула и водрузила очки на папин нос.

– А я все жду, когда же ты вспомнишь! – улыбнулся папа. – Садись-ка на диван, закрывай глаза и жди.

Он посадил дочь на диванчик, та послушно закрыла ладошками заплаканные, красные глаза. А когда по команде открыла их, то увидела нечто, от чего у нее перехватило дыхание. Прямо на кухне, у раковины, стоял великолепный, чудесный, белый, новый велосипед!

– Папка… – только и смогла выдохнуть она, – да ведь он же дорогой. Вы где денег-то взяли?

– Ну, там осенняя распродажа была, а у Левы скидка спасателя еще, получилось очень даже выгодно. – Папа сиял, как будто это ему, а не Варе, подарили скоростной велик в шестнадцать лет. – Нравится?

– Очень! Ох, папа… И главное – белый… – И у Вари снова защипало в носу.

Сколько раз она видела его в своих снах. Сколько раз рассматривала и гладила в магазине. Она сползла с дивана и подошла к велику, как к живому. Погладила руль, раму, седло.

– Он… совершенный, пап!

– Ну, я очень рад. Прям очень! – И обнял Варьку крепко-крепко. Как только он умел обнимать. – А теперь быстро в постель! А то вдруг мама придет – вот нам с тобой достанется!

Варя залезла под одеяло с блаженной улыбкой на лице. Болеть стало веселее. Теперь, когда у нее сбылась давняя мечта, даже переживания о Шмитке ушли на второй план. Горло болело, нос совсем перестал дышать, но маленькое теплое счастье поселилось в душе, и Варя стала мечтать, как сядет на своего прекрасного белого «коня». Она подключила разрядившийся телефон к сети и написала сообщение Лерке: «Лер… Прости меня, Лер… Я – вафля». – «Еще какая», – мгновенно пришло в ответ. Варька улыбнулась и напечатала: «Скинь домашку». – «Лови». Лерка отправила фото страницы дневника с заданиями на завтра.

До вечера Варя переделала в кровати кучу дел: выполнила домашнюю работу, почитала «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбери, выпила все приносимые папой лекарства, обработала фотографии с последнего выезда на скалы, встретила маму с работы. Мама пришла уставшая, посидела немного с дочкой, поела и легла спать. А Варю все это время не отпускало странное чувство: она чего-то ждала и никак не могла понять чего. В очередной раз заглянув в телефон, она вдруг осознала, что ждет сообщения или звонка от Лени. А он все не писал и не звонил. На улице уже стемнело, но Варя продолжала ждать, пока наконец не раздался звонок в дверь.

– Папа, это Леня! Открой, пожалуйста! – зачем-то заорала она, испугавшись своего хриплого голоса.

«С чего я взяла, что это он… Можно подумать, без моей команды папа не открыл бы», – пронеслось в голове, и сердце забилось чаще.

В тот же миг Варя услышала в коридоре знакомый голос и так обрадовалась, что чуть не подскочила с кровати. Но Ленька уже влетел в комнату, принеся с собою свежесть осенней прохлады. Он скинул рюкзак и с размаху плюхнулся в кресло.

– Здорово, двоечница! Решила отдохнуть? – Ленька ухмылялся своей кривой улыбкой, в глазах плясали озорные черти. – Мы там за нее учимся, впахиваем, а она тут разлеглась!

– Ой, все! Рассказывай, где пропадал. – Варя натянула одеяло до подбородка.

– На сноуборде катался, – сообщил он деловым тоном.

– На сноуборде?

– Нда!

– Пфф. – Варя с недоверием покосилась на него. – В каком смысле?

– В прямом.

– Без снега?

– Нда! Сегодня я узнал, что для того, чтобы научиться кататься на доске, снег не нужен. Оказывается, у нас в городе есть тренажер. Прикинь! – И Ленька стал подробно описывать спорткомплекс, устройство тренажера и процесс тренировки.

Потом он достал телефон и показал пару видео, где он пытался удержаться на доске. Голос за кадром Варя сразу узнала. Веселый и очень противный. Она отдала Леньке телефон и откинулась на подушку.

– Лерка ее Шмиткой прозвала, – зачем-то сказала она.

Ленька заржал:

– Лейтенант Шмидт! Да ладно, пусть будет Шмиткой. Но она интересная девчонка. Экземпляр. Родителей нет, живет с бабулей. Зато прошлый год в Штатах училась по обмену. И, похоже, вообще не бедствует. Настояла, чтобы тренировка была за ее счет. А это недешево стоит, я тебе скажу.

Варька замолчала.

«Интересно, если нет родителей, одна бабушка, откуда тогда у нее столько денег, Лень? В Америку ездила… Камера дорогая, сноуборд. Да бог с ними, с деньгами. Дело-то не в них. Ну, у нас их не так много, и что? Ой, Лень! Мне же велик подарили…» – подумала она. И улыбнулась.

Ленька тем временем еще что-то рассказывал, пока, посмотрев на Варю, не заключил:

– Все. Ушла в астрал. Ладно, я побег. Дома с утра не был. Пока, дурында, выздоравливай! – с этими словами он вытащил из рюкзака пакет с мандаринами, бросил его на кресло, где только что сидел, и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

Варька уставилась на кресло: «Мандарины… Спасибо, Лень…» И опять улыбнулась. Она любила мандарины, и Ленька это знал. Нет, не просто любила, она их обожала. Могла съесть целый ящик за раз и не пожелтеть.

Варя дотянулась до пакета, развязала его и прямо так, не помыв, очистила солнечный фрукт. С блаженством понюхала его и положила в рот первую сладкую дольку. Высунув ноги из-под одеяла, она задумчиво шевелила пальцами и улыбалась. Чему она улыбалась? Она не знала. Варя просто ела мандарин…

…Сквозь колючие кусты, похожие на кактус, она долго бежала на его крик. До боли родной голос срывался в ночи истошным воплем: «Ва-а-а-ря!» Падала, сбивала колени в кровь. Эти странные растения кусали ее за плечи, царапали ноги, щеки. Вдруг неожиданно она выскочила из зарослей на край обрыва. Внизу бушевала река. На краю она увидела Леньку, он держался за корень дерева, болтая ногами над кипящей водой. Она резко метнулась к нему, упала, ловко зацепившись ногой за удачно подвернувшийся камень. Схватила его за руку: «Я держу тебя! Держу!» И через мгновение отчаянно заорала: «Помоги-и-и-ите!»

– Доченька, проснись! Варюша, милая. – Мама трясла ее за плечо и гладила лоб прохладной рукой.

Она открыла глаза:

– Мама!

– Все хорошо, это сон. Сон! Все хорошо.

Варя села в кровати, ее била дрожь.

– Мама, он чуть не сорвался.

Мама обняла ее:

– Кто, доченька? Расскажи мне.

– Леня. Он висел на обрыве. Я успела его поймать.

– Все хорошо, ты умница, вот и хорошо.

Мама гладила ее по спине и тихонько качала, пока Варино сердце не перестало бешено колотиться, а сама она не обмякла в теплых маминых руках…

К двенадцати часам следующего дня без предупреждения, по-свойски, в квартиру семьи Калинка забежала Валентина Алексеевна Вершинина с тарелкой своих фирменных вкуснейших пирожков. Бабушка Лени и Левы любила стряпать и делала это очень хорошо. А еще она любила всех кормить. Несмотря на свои семьдесят два, бывшая учительница начальных классов обладала завидной подвижностью и прекрасным, острым умом.

Родители ушли на работу. Варька уплетала пирожок за пирожком и радостно слушала бабушкины рассказы о родственниках из Литвы, которые, «когда болеют, никогда не лежат, они бегают, чтобы организм быстрее избавился от инфекции, и обливаются холодной водой, даже при высокой температуре». Перебив себя на полуслове, Валентина Алексеевна вдруг спросила в упор:

– От кого прячешься?

Варька чуть не поперхнулась:

– В смысле?

– Ну, болезнь себе выдумала, лежишь тут, все о тебе заботятся. Выходить из кровати, судя по всему, не собираешься. Кто тебя загнал в берлогу?

– Вообще-то я не симулирую. У меня реально температура. – Варя собралась даже обидеться на бабушку.

– Это я понимаю! Только тело-то наше – инструмент послушный, оно тебе что хочешь изобразит, была бы надобность: хочешь – простуду, хочешь – инсульт, а хочешь – инфаркт со всеми вытекающими. У меня вот знаешь как было? Мне класс дали сумасшедший. Я молоденькая была, только пришла работать. А до меня как раз одна уволилась, и мне ее третий класс и всучили. Ох и намучилась я с ними. Каждый день со слезами на работу шла. Пока однажды не поскользнулась прямо возле школы и не сломала ногу. Все! Отдыхала три месяца. Соображаешь?

Варя слушала выпучив глаза. Аппетит пропал. Она отложила пирожок и тихо сказала:

– Соображаю.

– Рассказывай, – коротко скомандовала бабушка.

И Варька рассказала. Все как на духу. Как Шмитка появилась, как спасла Леньку на физике, как прошла тренировка. И про то, что сидит Шмитка на ее месте и возвращаться Варе некуда.

– А Леня у нас теперь на сноуборде катается…

– Да-а, дела… – Бабушка тщательно разгладила руками юбку и внимательно рассмотрела свои носки, словно хотела удостовериться в их целостности. – Ну, со Шмиткой-то вашей все понятно. Артистка еще та. Ты мне скажи, какие выводы относительно себя ты сделала?

Варька уныло пожала плечом.

Бабушка, словно того и ожидая, бодро продолжила:

– А я тебе сама скажу. Из всего вышесказанного есть один плюс: ты задумалась о своей внешности. Все ваши походы и рюкзаки – это, конечно, хорошо. Но ты же девочка! Пора начать всерьез за собой ухаживать. Давай так, скажи: что тебя не устраивает? Что ты хотела бы изменить в себе?

Варька ошеломленно задумалась, через мгновение заключив:

– Руки. Я стесняюсь своих рук.

– Отлично, с этого и начнем. Одевайся! Ты уже достаточно здорова, чтобы выйти на улицу.

– Зачем?

– Мы идем в салон красоты.

– Куда?!

– В салон красоты. Там работает Лена Белохвостикова, выпуск тысяча девятьсот девяносто четвертого года, четвертый «А». Она найдет для нас окошко и все устроит.

– Но у меня нет денег!

– О деньгах не беспокойся: у меня на карте есть сбережения. И гори она огнем, эта пенсия, я все равно потрачу ее на всякую ерунду, так уж лучше с пользой. Одевайся, а я звоню Леночке!

Не прошло и получаса, как Варька сидела в мягком красном кресле, со священным трепетом наблюдая за таинством маникюра на своих руках. Она была рада, что благоухающая духами Лена и бодренькая Валентина Алексеевна оживленно беседуют, а значит, Варе можно расслабиться и наслаждаться волшебным процессом преображения. С одной стороны, ей не верилось в происходящее здесь и сейчас, с другой – она ясно почувствовала, как что-то новое скоро войдет в ее жизнь и изменит ее навсегда.

Глава 3

Сказать, что Варьке было страшно, – значит не сказать ничего. Ей было страшно до боли в животе. Она и ругала себя, и уговаривала. Но все без толку: привести себя в чувство она так и не смогла. В школу она шла на негнущихся ногах, как робот. Леньке сообщать о том, что выздоровела, Варя не стала – пошла одна. Было ясное, холодное утро. То самое, которое предвещает собой погожий денек, но совсем не жалеет одетых с расчетом на полуденное тепло прохожих.

Когда, завернув за угол, она столкнулась лицом к лицу со Светловыми, в голове пронеслось: «Боже, спасибо, я тебя обожаю!» Даня и Ксю были теми людьми, кого сегодня она хотела бы видеть первыми, и судьба сделала ей такой подарок. Высокие и стройные двойняшки всегда шагали бок о бок, в ногу, с достоинством расправив плечи. Удивительно похожие, они взирали на эту жизнь через кристально чистые очки с величественной полуулыбкой на губах. Варьке вообще казалось, что Светловы нереальные. Свалились сюда через какую-то брешь в фантастическом портале меж миров.

– Бусинка, здравствуй, дорогая! Какая ты красивая, невероятно! Только почему такая бледная? – Ксю склонилась к Варе и обеспокоенно взяла ее за ледяную руку.

Они давно прозвали ее Бусинкой. Светловы вообще всем давали свои имена, они и друг друга называли не по паспорту. Даня звал сестру Тасей, Ксю называла брата Дик или Дикуня. На вопрос «почему» они и сами не могли ответить. Просто так. Никакой логики.

Варька вцепилась в руку любимой подруги:

– Тасенька, Дик, скажите мне честно, я не выгляжу полной дурой во всем этом? – Наедине Варя звала друзей их «кодовыми» именами.

Даня прищурился и окинул Варьку взглядом с головы до ног. Он любил напустить на себя важность в любой беседе, а уж если спрашивали его мнения, то старался выдать самый взвешенный и мудрый вариант:

– Я так понимаю, Бусинка решила сменить имидж?

– Ты великолепна, Буся! Такая сказочная, такая новая. Я в потрясении. – Ксюша гладила Варину ладошку и ласково глядела ей в глаза.

– А ну-ка, – с видом эксперта прогудел Даня, – отойди от нас на пару шагов, ибо мы с Тасей должны тебя как следует рассмотреть.

Варька послушно отскочила в сторонку и встала по стойке смирно. На ней были узкие оливковые брючки, заправленные в замшевые полусапожки сливового цвета. Из-под осенней куртки видна была вязаная туника цвета сочной зеленой травы, смотревшаяся больше как короткое платье с капюшоном. Кожаный рюкзачок за спиной смахивал на колчан. Не хватало только лука и стрел. Волосы Варя выпрямила и меньшую их часть заколола на затылке, остальные падали богатым водопадом до самых лопаток. Неброский макияж подчеркивал выразительность слегка раскосых глаз. Маникюр с причудливыми цветами на зеленом фоне завершал картину.

Ксю продолжала сыпать комплиментами, после чего спросила:

– А как ты себя в этом чувствуешь, Бусинка? Комфортно тебе?

– Я еще не поняла, в том-то и дело. В зеркале мне все нравится, а потом я забываю, какая я!

Даня в это время молчал и гладил рукой подбородок. Дождавшись внимания девочек, он многозначительно заключил:

– Бусинка у нас… эльф! Вернее, эльфийка.

– Да! – Варька подскочила на месте от восторга. – Да-да-да! Это то, чего мы добивались! Дикуня, я тебя обожаю! – Она подлетела к нему и обняла вместе с руками, а поскольку была ниже друга на полторы головы, то выходило так, что, обнимая, она прижималась щекой к его груди. Даня весь превратился в улыбку.

Ксю подошла, положила свою тонкую руку ему на плечо, и, глядя на Варьку, похвалила брата:

– Ай да Дик, молодец! Меткий выстрел.

Даня скосил глаза на Ксюшу и произнес нарочитым басом:

– Благодарю!

Все Светловы любили разговаривать в несколько возвышенной, литературной манере.

– Друзья мои, нам пора двигаться по направлению к школе, если мы не хотим опоздать, – напомнила Ксю. – Ничего не бойся, Бусинка, дыши ровно, расправь крылышки, подбородок выше. Ты – прекрасна!

Так они и пошли втроем: маленькая и хрупкая Варька в центре, а по обе стороны от нее – друзья Светловы. Высокие, полные достоинства, они сопровождали ее, словно верная стража свою госпожу.

В парке за школой по традиции торчала небольшая кучка курильщиков. Завидев одноклассников, Макс вытащил сигарету изо рта и крикнул:

– Здорово, спортсмены! Калинка, ты куда так вырядилась? У нас сегодня не Хеллоуин!

Его дружки негромко заржали.

– Максим, курите вашу сигарету, – иронично обронил Даня, – у вас это лучше всего получается.

– Давай шагай, рельса! Будешь меня еще учить… – огрызнулся Макс и, выматерившись, отвернулся.

Учитель истории задерживался, ребята стояли у подоконника, болтали и смеялись. Лера, Гриха, Серега, Ксю и Даня наперебой обсуждали новый Варин образ. Вершинин пришел почти перед звонком, никто не обратил внимания на его появление. Никто, кроме Вари. Она-то сразу заметила, как знакомая красная куртка мелькнула прямо по коридору. Сердце ее забилось чаще. Варя нахмурилась, ей вдруг резко захотелось домой. Обратно в постель. Болеть. Натянуть одеяло на голову и, произнеся вслух детское заклинание «Я в домике», сделать так, чтобы о ней все забыли. Сейчас! Немедленно!

– Калинка? Ты почему мне… не позвонила?! Ого! – Леня присвистнул. – А где чехол? Ну, этот, штопанный-перештопанный. Я думал, ты его до пенсии носить будешь. Я к нему как-то привык уже.

– Буду, – хмуро ответила Варя. – В походы буду носить до пенсии.

– А уши? Покажи уши, Калинка! – Ленька развеселился. – Они заостренные? Ты настоящая? – Он взъерошил ей волосы, хотя прекрасно знал, что ее это бесит.

– Настоящая. Остановись сейчас или получишь стрелу в лоб!

Прозвенел звонок, подошел историк, а за ним прибежала Саша Шмидт.

– Всем привет! – радостно прощебетала она, вливаясь следом за учителем в шумную реку одноклассников, которая бурным потоком ворвалась в кабинет.

Варя посторонилась, пропустив больших и громких сверстников вперед, а когда вошла наконец в класс, то обнаружила там сидящую за их с Ленькой партой Сашу. Этого она никак не ожидала. Варя растерянно отыскала глазами Леньку – тот уже сидел за двойняшками, с Грихой, и что-то оживленно ему рассказывал. Свободно было рядом с Максом, но с ним она точно сидеть не хотела. Варя остановилась в проходе, но красивая Саша в аккуратном черном сарафанчике и белой блузке активно махала ей рукой, широко улыбалась и кивала на стул: мол, иди сюда, садись!

Урок начался, и деваться ей было некуда – Варя поплелась на свое место.

– Ты такая стильная, просто красотка! – зашептала Саша, наклонившись к Варе, едва та села на стул и открыла рюкзак.

– Спасибо, – еле слышно ответила она.

– Какие чудеса творит с человеком внезапно приключившаяся простуда! – звонко хихикнула Саша.

Варя аккуратно выложила на стол тетрадь, ручку и учебник, убрала рюкзак и внимательно уставилась на учителя. Ничего не изменилось. Саша по-прежнему ее дико раздражала. И Варя по-прежнему не могла понять почему. Ей все время чудилась в Сашиных словах какая-то издевка. И подспудно Варя ждала от Шмитки подлости. От этого возникало напряжение. И тоска.

Спустя полчаса учителя попросили подойти к завучу. Он дал ребятам самостоятельную работу и ушел. Саша как будто только этого и ждала. Едва за историком закрылась дверь, она повернулась к Варе и буквально впилась в нее синими глазами, которые казались еще больше за тонкой золотой оправой очков.

– А мы с Леней ходили на сноуборд-тренажер! – без всякого предисловия заявила она.

– Я знаю. – Варя смотрела в учебник. Текста она, правда, не видела.

– Ой, он тебе рассказал? – Саша наклонилась к Варе поближе. – А про меня что-нибудь говорил? – И, не дожидаясь ответа, добавила: – Он, конечно, молодец. Такой способный. Все на лету схватывает. Учить его одно удовольствие. Варь… – Саша оглянулась вокруг и доверительно прошептала: – А у вас с ним что?

– В смысле? – Варя оторвала взгляд от учебника.

– Ну, «в смысле». Я на него конкретно глаз положила. Понимаешь? Ты же не против?

– А почему я должна быть против?

– Ну, вы же типа дружите? – то ли пропела, то ли промычала Саша.

– Точно так же, как со всеми остальными, – сухо сказала Варя, пожав плечом.

– М-м-м! Супер! – Саша сжала кулачки и поерзала на стуле. – Ну вот и хорошо, что поговорили.

Варя с трудом дождалась звонка. Она досадовала на себя за то, как вела себя со Шмиткой. После короткого диалога Варька замкнулась и на все Сашины вопросы и комментарии отвечала молчанием, но ничего поделать с собою не могла. Она ругала себя и за то, что так легко и даже поспешно отреклась от близкой дружбы с Ленькой. Но, с другой стороны, повтори жизнь ту же самую ситуацию и те же вопросы, Варя снова сказала бы то же самое. Потому что это была правда. Они действительно дружили все вместе, и Леня был ей друг, точно такой же, как Даня, как Серега, как Гриша. Как любой другой мальчик.

На перемене Лерка, видя Варину растерянность, кинулась на помощь подруге:

– Варь, ну ты чего? Опять с ней оказалась. Как так-то? На тебе лица нет.

– Нету? Странно. Обронила где-то, видимо, – пробормотала Варя.

Лера уговорила свою соседку по парте, полную и замкнутую Лилю Ретину, поменяться местами с Варей. Та согласилась. На литературе Варя вздохнула с облегчением. По крайней мере, теперь, в дополнение к ее внутреннему непрекращающемуся диалогу с самой собой, не было раздражающего фактора в виде непринужденно щебечущей блондинки.

Варя открыла тетрадь и под рассказ учителя стала рисовать. Она часто так делала. Это ее успокаивало и давало ощущение защиты. Учителя привыкли к тому, что Калинка сидит, уткнувшись в блокнот. Многие проверяли Варю, задавая ей вопросы на предмет прослушанной лекции. Но та без труда давала верные ответы. Поэтому теперь Варю уже никто не беспокоил. Она отвоевала себе это право – закрывать себя мысленно прозрачным куполом. «Надеть стакан», как она говорила.

Варя рисовала проселочную дорогу, вроде той, что вела от их дачи через березовую рощу к реке. Велосипедистка в легком летнем платье до колена, поднимая клубы пыли, крутила педали босыми сильными ногами. Две длинные косы перепутались за спиной. Девочка явно спешила, куда – Варя не придумала. На обочине сидел огромный гриб под кустом смородины. На горизонте кучились грозовые облака.

Она оторвалась от рисования, когда услышала, как Надежда Васильевна восторженно отзывается о работе Саши Шмидт. Ее эссе на свободную тему потрясло учительницу литературы своей неординарностью. Она называла Сашу Сашенькой и «дарованием», а потом попросила ее выйти к доске и прочесть свою работу для всего класса.

Саша вышла, взяла свою тетрадь из рук румяной Надежды Васильевны, которая, сидя за своим столом, торжественно протянула ее хозяйке, словно великую драгоценность или реликвию.

Читала Саша хорошо поставленным голосом, громко и с выражением. Класс притих. Эссе было в стиле фэнтези, что-то о драконах или единорогах, Варя не вникла, зато она четко услышала, как Ленька громким шепотом сказал Грихе: «Ну артистка!»

…Впервые она взглянула на него другими глазами следующим вечером, на собрании секции. И это была катастрофа. Папы и Льва не было, Леня вел собрание сам. Варя сидела на последнем ряду с Лерой и Ксюшей и, подперев руками голову, внимательно слушала Леньку. Как это обычно бывало в отсутствие взрослых, народ расположился где попало: кто на подоконнике, кто на партах. Ленька сидел на учительском столе немного ссутулившись, спокойный и серьезный, в своей красной флисовой куртке, вечно пахнущей дымом костра, голубых джинсах, протертых до бахромы на пятках, и белой футболке с эмблемой секции где-то под сердцем. И он так хорошо говорил! А говорил он вещи невеселые: что деньги, которые были получены по гранту, заканчиваются, снаряжения не хватает. Нужен мозговой штурм на тему «Как жить дальше». Ленин голос звучал негромко, в классе было достаточно людно, но все, включая новичков, тихо внимали его словам. Варя не без удивления и почему-то даже с некоторой гордостью это отметила.

Когда он стал таким прекрасным лидером? Когда он стал таким высоким и крепким? Когда он стал таким взрослым? И когда он стал для нее таким родным?.. Варю накрыло какое-то теплое и одновременно тяжелое чувство.

– Хорошая идея, – повернувшись к Варе, прошептала Ксюша. И тут же на весь класс сказала: – Идея прекрасная, давайте сделаем ярмарку!

– Какую ярмарку? – Варя посмотрела на Ксю совершенно потусторонним взглядом.

– Бусинка, Саша предложила провести ярмарку и собрать средства для поддержки секции, – улыбнулась Ксюша.

– Мне тоже идея нравится. Действуйте, лейтенант Шмидт, – скомандовал Ленька стоящей рядом с учительским столом Саше.