Текст книги "Селфи на балконе"

4

Укладывая Звягину спать, я была уверена, что утром она как минимум попросит прощения, как максимум клятвенно заверит, что на следующей пьянке съест симку и не будет мне звонить.

Виктория – человек, который умеет удивлять.

Поэтому с утра меня взбодрил не мой будильник, а похмельный вой раздраженной соседки.

Врать не стану, я успела злорадно посмеяться в подушку перед тем, как дверь со всей силой вновь ударилась о стену. Кажется, что еще такого же удара дерево не вынесет.

– Какого черта ты вчера меня опозорить вздумала?

Удивление? Нет. Я ощутила шок от такого заявления.

– Ты хоть соображаешь, что обо мне теперь думать будут?

– И тебе доброе утро. Можешь не благодарить, обойдусь.

Смотрю на часы и радуюсь, что у меня в запасе еще минут десять, чтобы понежиться под одеялом.

– Благодарить? За что? Даня теперь думает, что я общаюсь с какой-то колхозницей, которая по улицам в пижаме доисторической ходит! За это? Ты могла хотя бы одеться прилично?

Из головы тут же вылетели все мысли и надежда на короткий сон.

– Уж извините, что не подумала о внешнем виде. Вик, а как надо-то? Выпускное платье подошло бы, или тут случай особый, и мне сперва в магазин заехать следовало?

Тоном, которым я произносила каждое слово, можно с легкостью заморозить Африку.

– Хватит ерничать. Тусь, ты меня подставила вообще-то.

Глаза человека – открытая книга. Все мысли, идеи можно в них прочитать. Я смотрю на соседку, из-за которой у меня была веселая ночка, и замечаю лишь осуждение. Она действительно не чувствует своей вины.

– Подставила? Да как у тебя язык не отсох это говорить? Я последние деньги спустила, чтобы твою пьяную задницу забрать. Меня какая-то гадина чуть с кулаком своим не познакомила. И это я фиговая? Отлично! Дверь за собой закрыть не забудь.

В данный момент мне было плевать, что мы сейчас переругаемся, Вика психанет и съедет. Плевать, что снова придется искать комнату, а перед этим в ломбард сходить, чтобы было чем все оплачивать. Ведь родителям мне совесть не позволит звонить, поэтому и придется с единственными золотыми сережками распрощаться. Плевать. Даже объяснить сложно, какие эмоции во мне бурлили в эту секунду.

– Тусь, остынь. Ну, извини меня. Знаешь же, что дурой бываю.

– Бываешь?

– Бываю, – сквозь зубы отвечает она. – Я не помню, что на тебя кто-то кидался.

Выдыхаю, пока эмоции потихоньку затухают. Опускаю ноги на пол и, не смотря на соседку, захожу на кухню, зная, что Вика идет следом.

Искренне сочувствую соседям, ведь Викин топот даже у меня в голове отдается.

– Тусь, кто тебя ударить хотел?

– Главное – ты помнишь, что я тебя видом своим опозорила, но не помнишь, как твой спарринг-партнер хотел меня в стену припечатать? Мило, Вик. Очень. А главное, как полезно. Отличная отмазка на все случаи жизни. «Простите, я была пьяная и не помню, как кого-то грохнула», «Извините, но я упустила момент, когда грабила банк». Ты зачем вообще драться полезла? Думаешь, болван Корнеев стоит этого?

– Стерва приклеилась к нему.

– И поэтому ты возомнила себя великим парикмахером и решила девчонку без волос оставить? Мне стоит тебя бояться?

– Нет, конечно. Ты же не собираешься на моего Данечку покушаться.

С нервным смешком я размешиваю чай в стакане.

– В этом можешь не сомневаться. Бабники, самоуверенные засранцы и придурки, у которых вместо мозга – изюм, совершенно не в моем вкусе.

Как сказала-то. Надо будет где-нибудь записать.

– Я рада. И прости, но я повторюсь, ты меня вчера опозорила пижамой своей дурацкой. У нее не воротник, а взлетная полоса.

Да нормальная у меня пижама. Нормальная. Мне ее бабушка подарила на Новый год. Несколько лет назад. Ну и пусть, что в цветочек и в моде была лет пять назад. Мне удобно. А Вике она всегда не нравилась – ей пеньюары кружевные подавай. Чтобы все нужное подчеркивали, а ненужное скрывали, впрочем, последнее к Звягиной не относилось: ей маскировать было нечего. Даже странно, что Корнеев на нее внимания не обращает. Вика в его вкусе. Она даже волосы специально обрезала, потому что где-то услышала, что он длинноволосых не любит. Глупая. Я бы никогда такого ради парня не сделала.

– Вот можешь прямо сейчас садиться на эту взлетную полосу и лететь к Степашкиной. Она тебя ничем не опозорит.

– Людка – дура. С ней только и можно, что в клуб сходить. А ты у меня самая лучшая, заботливая.

Я лишилась дара речи. Это меня сейчас похвалили или мышью серой назвали? Вика поняла, что ляпнула, не подумав, моментально ко мне подскочила и протянула пачку вафель.

– После пар домой вернемся, и я полы помою. И ванную освобожу. Договорились?

– Нет.

Хотя, похоже, совесть у Звягиной все-таки проснулась. Ни разу я не слышала от нее слов «помою пол». Удивительно. Вероятно, алкоголь еще не весь выветрился.

Хоть меня и разбудили раньше обычного, но на пару мы все равно опоздали. Уже в дверях я вспомнила, что оставила телефон на тумбочке. Идти в обуви не хотелось, поэтому я попросила Вику его принести. Она как раз вину свою вроде бы чувствовать начала, а такое, вообще, редко случается, вернее – никогда, вот я и использовала это на полную катушку.

– Тусь, тебе тут мама звонила.

– Что за привычка копаться в чужих телефонах? Может, мне там любовь всей жизни пишет, а ты свой нос суешь?

– Ага. Фиговая у тебя любовь, раз песню Лепса скидывает. Наталья, а вы мне не рассказывали, что у вас кто-то появился. Он старик, да? Конечно. Какой нормальный парень может слушать такую фигню?

– Давай уже, – неожиданно для себя повышаю голос.

– Ты бы его хоть записала. Кстати, номер какой-то знакомый. Черт. Это уже белочка. Кофе мне и срочно. Трезветь надо.

5

Никогда я еще так не радовалась чужому похмелью.

Страшно подумать о последствиях, если бы Вика узнала номер отправителя. Ага. Страшно. Она как-то собиралась на девчонку с пятого курса зеленку вылить. Всего лишь за то, что она одевается круче и имела наглость, проходя мимо Корнеева, поздороваться. Что же она для меня придумает, если узнает, кто мне песни шлет? У нее мозг от переизбытка идей закипит. Жесть какая-то.

Ну, о чем я только думаю?

– Тусь, отвлеки меня, а?

Что?

Я всю дорогу до института слушаю причитания человека, у которого голова «трещит по швам». Не знаю, каково это, но по внешнему виду Виктории кажется, такие ощущения сложно назвать приятными.

– Если на руки встану, поможет?

– Вот что ты ерничаешь? Ты хоть представляешь, как мне плохо? И, как назло, ларька никакого поблизости нет, воды купить.

– Даже и представлять не хочется. Но ты терпи, в следующий раз думать будешь, прежде чем в себя градус заливать.

Вика лишь фыркнула и, как маленький обиженный ребенок, показала язык.

Господи.

Ну, взрослый человек.

Время поджимает, до пары остается двадцать минут, за которые нам еще нужно до института дойти, на третий этаж подняться, где у нас философия будет проходить, и тетрадки разложить. А Звягина еле ногами передвигает, как кобылка раненая. Мне бы ускориться, но ведь не бросишь больного, который полы обещал в квартире помыть. Теперь следить за ней придется, чтобы не свалила куда-нибудь. Вика может. Ей спуска дай, покажи слабину, и все. Она убежит, как молоко из кастрюли, оставив вместо себя бардак, который мне одной разгребать придется.

Конечно, дело не только в уборке. После утреннего смс от Корнеева как-то не хочется с ним столкнуться. Как показала практика, у меня рядом с ним язык чесаться начинает. Говорю все, что думаю, хотя должна молчать в тряпочку. Серьезно, вот зачем сорвалась на него? Человеку плевать на мое мнение.

Еще Вику дурочкой называю.

Сама не лучше.

– Туська, шевели копытами своими. Вон Даня едет.

Вот черт.

– Быстрее, я должна с ним поздороваться.

Лучше бы она так на лекции бегала или в магазин за луком, когда я ее прошу.

– Иди. Группа поддержки останется здесь и будет мысленно кричать: «Вперед, медведи».

Звук шин привлекает мое внимание, и я вижу, как Корнеев выходит из машины.

Эту тачку я знаю.

Сначала мне ее папа показал. Мы на логане в магазин поехали, а там на парковке это чудо инженерии красовалось. Папа, как кот, облизывался, любуясь на шикарную коробку с колесами. Говорил, что, как только на пенсию уйдет, ограбит инкассаторскую машину и купит себе эту тигрицу с буквой «L» на руле. И плевать, что небо в клеточку видеть потом будет. За такие слова он, конечно, от мамы подзатыльник получил, но я успела рассмотреть и запомнить предмет, из-за которого папа помолодел лет так на пятнадцать.

А потом Вика начала трещать про новую игрушку Корнеева.

Так что я даже рядом с такой машиной не стояла, но знала о ней все. Вплоть до расхода топлива и количества лошадок под капотом.

– Шведова, шустрее. Сейчас Суханов, как обычно, из-под земли выскочит и утащит моего малыша.

Она серьезно?

Малыш?

Фу, какое извращение.

– Лети, Карлсон, спасай своего малыша от Фрекен Бок и ее плюшек.

Я помахала Вике ручкой, а сама ускорила шаг, чтобы не опоздать. Только вот проблема: мажор Корнеев припарковался на тротуаре так, что незамеченной проскользнуть мимо никак не получится.

Черт.

А если он вздумает что-то ляпнуть при Звягиной?

Может, пересидеть где-нибудь?

Пропустить одно занятие – это же не преступление. Так Вика несколько раз в неделю говорит. Вот я и проверю ее слова. Должна же я знать, можно ли доверять человеку, с которым под одной крышей живу.

Так, стоп!

Буду я еще от Корнеева прятаться. Где это видано?

Плевать.

Носик кверху, грудь вперед, плечи расправлены. Я жираф, который никого под ногами не видит. Я мужественная слониха, которая не боится всяких там мышей.

Вперед, Туся. Только вперед.

– Ну, что? Может, прокатишь меня сегодня после пар? – с каждым шагом я все отчетливее слышу голос Звягиной, которая с присущим ей обаянием пытается подластиться к своему кумиру.

– Это вряд ли.

– Ну, Да-а-ня. Тебе сложно, что ли? Я никогда в жизни еще не сидела в таких машинах. Исполни мою мечту.

Говорит Вика, а стыдно мне. Прямо чувствую, как краснеют уши.

Не смотря по сторонам, я поравнялась с парочкой и попыталась их обойти.

– Пижамка в цветочек тоже покататься хочет? Подруга твоя?

Ну, е-мое.

Про пижаму-то зачем вспоминать?

Ума совсем нет?

Смотрю на Вику, чтобы увидеть ее реакцию, но та так поглощена объектом страсти, что, кажется, пропустила его слова мимо ушей.

– Тусь, подожди.

Нет. Услышала.

Интересно, моих двух копеек в кармане хватит на веревку с мылом?

– Дань, ты нас двоих прокатить хочешь?

Чего этот Корнеев на меня-то смотрит? Еще немного, и в моем лбу дырка останется.

– Тут уж без меня. Вдвоем катайтесь.

– Боишься? – Парень всем корпусом развернулся ко мне и стреляет глазами.

Вот же… гад.

– Занять чей-то деревянный стул? Наверное. Там заноз много.

– Дань, а давай прямо сейчас? – Вика пытается завоевать его внимание. Вон как по локтю гладит. – Я, правда, никогда с пар не сбегала, но попробовать хочется. Тем более вместе с тобой.

Ха-ха три раза.

С пар она не сбегала. Да некоторые преподы уже забыли, как выглядит студентка Звягина. Никогда не понимала людей, которые врут, чтобы казаться лучше.

Что им это дает?

– Одна заноза все-таки есть. – Эй, вот чего он опять на меня смотрит, а Вику не замечает? – Не получится никуда поехать. – Упс. Ошиблась. Теперь он к ней обращается.

– Почему? – капризничает соседка.

– Бензина нет. А он нынче дорогой. Карманных денег не хватает.

Эта самая тупая отмазка из тех, что я слышала. Даже мой папа придумает лучше. А у него, на минуточку, с чувством юмора катастрофа.

– Бедненький. Голодаешь?

Вот опять я рот вовремя закрыть не смогла.

Да что ж такое творится?

Магнитные бури?

Надо у бабули спросить. Она про это все знает. А сейчас стоит бежать, пока ответная граната не прилетела.

Вика меня догнала у самого крыльца. Удивилась ли я, что они никуда не поехали? Конечно, нет. Он от нее и до этого шарахался, вряд ли сейчас что-то поменялось.

– Не стал он свою копилку разбивать ради поездки?

– Нет. – Соседка надулась и схватила меня за руку. – Я уже говорила, что ты меня подставила? Даня заметил, в чем ты приперлась. Даже кличку придумал. Вот как теперь с тобой общаться, если все будут называть тебя Пижамка в цветочек?

– Есть вариант молча? Он меня больше всего устраивает.

Вот проблемы у человека.

Ужас.

– Кстати, про какой деревянный стул ты говорила?

– Из которого Буратино смастерили. – Я тяну Звягину к лестнице. Пять минут осталось.

– Так его же из полена сделали. – Девушка замирает, и по лицу видно, что действительно усердно думает.

– Да? Ой, забыла. Вот скажи это при Корнееве, и он будет знать, что ты умная, а подруга у тебя тупая как пробка.

Блин, Вика так улыбнулась, словно я ей действительно что-то стоящее подсказала. Как можно шутку-то не понять?

Хорошо еще, что пара начиналась и нам бежать нужно. Разговаривать как-то совсем не хотелось. Я достала телефон и на сообщение посмотрела. Зачем он вообще написал?

Это ведь он?

Кто еще станет эту песню присылать?

Хотя все мальчишки в школе постоянно ее напевали, стоило мне только в класс войти. Им было весело, а я тогда имя свое ненавидела. И ненавидела Лепса, который эту композицию исполнил. Лучше бы он про рюмку свою запевал, а имя мое не трогал.

Да, Корнеев прислал. Точно он. Даже Вике номер знакомым показался.

Влипла ты, Шведова.

Еще как влипла.

Черт.

Вспомнила, и парень снова объявился.

Кручу телефон в руках и никак не решаюсь открыть новое сообщение.

Вдо-о-о-ох. Выдох.

Я – жираф: никого не вижу и никого не боюсь.

«Карманных денег хватит на поход в кафе. Жду».

Пфф. Жди.

Это законом не запрещено.

6

Вика сидела рядом и, уткнувшись в свой телефон, не обращала ни на кого внимания. Это к лучшему. Мне сейчас не до разговоров. Тем более совершенно не хотелось слушать про Корнеева, его шикарную машину и идиотскую встречу, когда соседка смогла перекинуться с ним парочкой фраз.

Достижение века.

А по мне, так бред полный.

– Тусь, смотри, какая лучше? – Вика пихает меня локтем и сует в нос свой телефон. – Вот здесь, правда, только половину лица моего видно, но зато свет отлично падает. А тут Даня в сторону смотрит, а меня почти не видно. Какую в инсту загрузить?

Я поднимаю на нее глаза, внимательно гляжу на экран, а потом молча, по инерции, протягиваю руку к своему старенькому смартфону и заношу номер Корнеева в черный список.

Фух.

Клянусь, мне дышать легче стало.

– Без понятия.

Откинулась на стуле и попыталась вспомнить, когда Звягина успела фотосессию на улице устроить. Хотя этому великому блогеру с тысячей подписчиков много времени не нужно, чтобы селфи сделать. «Себяшечку», как Вика это называет. И чему тут удивляться? Звягина вряд ли упустила бы момент сделать кадр со своим «любимым».

Эх.

Жизнь теперь прожита не зря.

Такое фото легендарное. Потомки будут гордиться бабкой, а эти снимки на аукционах выставлять.

– Тогда обе выложу. Хештег: лучшее утро. Хештег: вместо тысячи слов. Хештег: счастлива.

– Хештег: подарите мне мозг. Вик, ну, стремно же. Ты не понимаешь, что это все позорно как-то?

– Позорно занудой быть. И на учебу с этой сумкой ходить, в которую два арбуза влезут. Вот это стремно. А обновить Инсту, чтобы собрать кучу лайков, – это нормально.

Тяжело вздохнув, я прикрыла глаза. Картина называется «Вот и поговорили». Пожала плечами и отвернулась от Звягиной. Хочет бегать за кем-то – пускай! Может, ей нравится чувство унижения, а тут я со своим самоваром в ее Тулу лезу.

Промолчала, а когда звонок прозвенел, первая из аудитории вышла и не стала Вику ждать. Надо будет, сама догонит.

Я в очереди за пирожком стояла, когда соседка начала расталкивать в разные стороны голодных студентов, чтобы оказаться рядом со мной.

– Чего не подождала?

Молчу. В уме прикидываю, сколько у меня останется денег, если я булку с маком куплю. Слишком мало, чтобы дня три жить и не быть голодной. Это еще хорошо, что я сумки с провизией из дома привожу. Мама и картошку положит, и закрутку разную, и пельмешки, которые сама с любовью лепит. Звягина смеется постоянно, когда я Шварценеггера изображаю, поднимая в квартиру две хозяйственные сумки. Но как по-другому? Разве мама из дома выпустит ребенка, заранее не убедившись, что он будет сыт? Никогда. Она еще умудряется незаметно термос со щами запихнуть. Я ей каждый раз говорю, что сама могу приготовить, но она и слышать ничего не желает.

Вика поначалу смеется, но потом не отходит от холодильника, со скоростью света открывая очередную банку с вкусным вареньем.

– Тусь, обиделась, что ли? Да ладно тебе, из-за сумки обижаться. Вот обещаю, у родителей денег возьму и рюкзак тебе крутой куплю. Будешь самой модной ходить. И мне иногда одалживать.

– Не нужен мне рюкзак твой. И нормальная у меня сумка, поняла? Нормальная.

– Ты ее на том же рынке брала, где и ту ужасную пижаму?

– Ага. Скоро опять туда поеду. Язык твой длинный продавать. Его какие-нибудь ученые приобретут, чтобы яд с него сцеживать, а потом им крыс в подвалах травить.

Звягина, как обычно, мало обращает внимания на мои слова. Ей плевать. Главное, что она сказала то, что хотела. А все, что говорится в ответ, мимо себя пропускает, ограждая таким образом свою ауру от тяжелой энергетики.

Пока мой пирожок пробивали на кассе, Вика успела весь поднос заставить тарелками. И супчик вермишелевый, и пюре с котлетой, даже три пончика прихватила, хотя обычно только один себе позволяет.

– Не ворчи. Ты, кстати, чего с пирожком одним? Худеешь, что ли? Тогда открою тебе секрет: овощи трескать надо или творог, а на мучном и грамма не скинешь.

Беру свой скромный обед, и мы идем к свободному столику, расположенному, как назло, возле входной двери. Терпеть не могу там сидеть. Каждый, кто заходит в столовую, сразу же бросает на него взгляд. Ты сидишь, ешь, а тебе весь институт в рот смотрит.

Ужас.

– Диета называется «Несколько дней без денег». Говорят, эффективная. За три дня минус пять килограммов.

Я не собиралась жаловаться Звягиной, что все деньги на поездку за ней потратила. Но и молчать об этом тоже не думала. Нам завтра за свет идти платить, пусть она знает, что ей одной придется скидываться.

– Так, Шведова, ты чего не сказала, что ты на мели? Держи котлету. – Соседка пододвигает ко мне тарелку с пюре и протягивает кусок хлеба. – Давай-давай. Мы подруги, в конце концов. Я тебе помогаю, ты мне. А так как последнее бывает в разы чаще, то это мой вклад в будущее.

– Не хочу я твою котлету. Мне и пирожка с картошкой хватит.

Я не настолько жалкая, чтобы за фарш, жаренный на масле, родину продавать.

– Ну, как хочешь. Я предлагала.

Я всегда считала себя доброй. Если видела голодного котенка на улице, шла в магазин и покупала пакетик с кормом. Когда замечала, что кто-то помощи просит, могла последнее отдать, и не было ни капли жалко. Только вот сейчас я себя почувствовала не доброй, а глупой. Использованной немного. Но…

– Привет, девчонки.

На соседний от меня стул с грохотом сел Суханов, расплескав сок Звягиной по ее подносу.

– Назар, чего тебе?

Как Вика сходит с ума по Корнееву, с такой же силой она ненавидит его лучшего друга. Была бы ее воля, она его отправила бы в глухую деревню, коровам копыта намывать.

Суханов показывает ей язык и смотрит на меня.

– Как дела у нашей супергерл?

Чего?

Он точно не наркоман?

Иногда так странно ведет себя.

Может проходить мимо толпы первокурсниц и на руки подхватить одну. Кружить, пока она визжать не начнет. А потом также резко отпустить и уйти, будто ничего и не делал.

Говорю же, подозрительный тип.

Но девчонкам и он нравится. Конечно, не так, как Корнеев, но все же.

– У кого? – Вика чуть супчиком не подавилась. Да я и сама черствый пирожок жевать перестала, кусок комом в горле встал. – Суханов, пить надо вечером, а не днем.

– Это твое личное кредо? – в своей манере отвечает ей парень и отбирает у нее сок, делая несколько больших глотков.

– Нет, это мой вклад в заботу о братьях наших меньших.

Мало у кого получится смутить Звягину. Ей на всех плевать.

Назар кидает на стол свой черный кожаный рюкзак и достает из него огромную плитку шоколада.

– Держи, супергерл. Брось пирожок, им убить кого-нибудь можно.

– Зачем? Не нужно.

– Давай-давай. Все дети сладкое любят.

Еще один человек, который никого не слушает, а гнет свое. Но шоколадку беру. Она молочная. С фундуком. Моя любимая.

– Звягина! – резко окликает меня Суханов. Вика, не волнуясь из-за посторонних за столом, продолжает есть. – Ты чего удумала? Пончик сожрать?

– Делиться не буду. Не надейся.

– Делиться? У меня мамка диетологом работает. Знаешь, какие жопы к ней потом приходят после этих пончиков? Еле в дверь влезают. Хотя ты кушай, кушай. Уже поздно останавливаться.

Мне показалось, что я услышала тишину.

Все так резко замерло.

Я еле сдерживалась, чтобы не засмеяться от его слов. Посмотрев на лицо соседки, я поняла, что она сейчас кое-кого убьет. У нее не щеки от злости покраснели, а глаза. Черт, да она в бешенстве, а я тут смеюсь.

– Ты придурок, Суханов! – От ее визга я даже растерялась. – Если бы не Даня, да с тобой бы никто не общался, шпала ты длинная.

Суханов, улыбнувшись, словно добился желаемого, встает со стула и поправляет футболку.

– Да? Ну ладно. Сейчас поеду к Корнею на фотосет и поблагодарю за дружбу. Может, даже поплачусь и попрошу никогда не бросать меня. – Потом мне подмигивает. – Так, выбрось пирожок. Язву от него заработаешь, и с ней шоколадкой не делись, сладкое только красоткам можно.

Ему в спину полетела ложка, а Звягина тяжело задышала.

– Тусь, скажи преподу, что я заболела.

Вика резко засобиралась, с силой бросая на поднос почти пустые тарелки.

– Ты куда собралась? Суханову мстить пошла?

– Не слышала, что этот клоун сказал? Даня сейчас кого-то снимать будет. У его отца фотостудия в ТЦ «Парус». Я туда поеду.

– Вик, не глупи. Я тебе говорила про жалкий вид, – пытаюсь я вразумить соседку, разворачивая обертку.

– Шведова, не будь дурой. Только представь, какие кадры получатся, если я уговорю Даню поснимать меня. Он лучший в этом деле. Бог зеркалки. Короче, не будь брюзжащей бабкой, а прикрой меня.

Послав напоследок воздушный поцелуй, она скрывается за дверью, как обычно, оставляя за собой гору грязной посуды. Которую мне, между прочим, собрать и отнести нужно будет.

Ну, Звягина.

Как так можно?

Решаю, что сидеть одной глупо, да и смысла нет, пара начнется минут через десять. Встаю со стула, засовывая шоколадку в сумку. Я ее потом съем. Дома с чаем на травках.

– А я думал, ты меня сладким угостишь.

Удивленно поднимаю голову и вижу перед собой Корнеева.

– Это моя любимая. С фундуком. Кстати, тебе разве не говорили, что грешно людей в черный список заносить?

Что он, вообще, здесь делает?