Текст книги "Весь спектр любви"

Глава 3 «Шишки»

– Ужас какой-то. Ты только послушай, Галь! «Сегодняшнее утро преподнесло петербуржцам еще две страшные находки. На севере города в мусорном баке был обнаружен труп пожилой женщины с признаками насильственной смерти, а чуть позже, в районе промзоны Уткиной Заводи был обнаружен труп мужчины также с признаками насильственной смерти. Правоохранительные органы пока отказываются от комментариев.» Это же кошмар! То ли в наше время было… – голос был мне не знаком и доносился он из кухни.

– Все тоже самое и было. Хотя, может боялись чуть больше, но психопатов и сейчас и тогда хватало, особенно у нас, – заявила председатель квартиры. – Пей – пей, для тебя все утро готовила, – повысила она голос. – Вон вчера, за нашей новой соседкой какой-то мужик шел, уж явно не с благими намерениями. На девчонке лица не было, она в дверь колотила так, что у меня аж сердце остановилось.

– Батюшки святы! Только этого не хватало! Она в порядке? – в голосе собеседника послышалось сочувствие

– Белая была, как полотно, убежала в комнату. Наверняка, туалет за собой убирать не будет на почве стресса.

– Шут с тобой, Тимофевна, тут от страха бы не помереть, а ты про туалет!

– Лучше всего от стресса и депрессии помогают дисциплина и дела.

– Ну да, ты то у нас знаток!

Найти в себе силы поговорить с теми, кто сидел на кухне у меня не нашлось, и я проскользнула в туалет, прикрыв дверь своей комнаты, и надо заметить, что я его даже вымыла, и только после этого, скинув перчатки и губку в пакет, глубоко вздохнув, проследовала на кухню. Да, в этом не было нужды, даже наоборот, там сидел кто-то чужой. А мне сейчас чужие совсем не нужны. Но…

Первым, кого я увидела, был Олег. Он сидел на том же месте, что и в первую нашу встречу, но повернувшись боком к столу. При ярком солнечном свете я с удивлением обнаружила, что он совсем не сед и наверняка моложе, чем мне показалось в первое наше знакомство. Волосы хоть и были неопрятными и чрезмерно длинными, но чистыми и имели странные оттенок – мешанина из серебра и пепла, надо сказать, это было заметно только сверху головы, потому что все что ниже плеч и борода были распущенными и торчали в разные стороны, как у священников с картинок 19 века.

Мужчина в одной руке держал книгу, а вторая огромная ладонь обхватила чашку, но на этот раз в ней был далеко не кофе. Отвар. Определенно. Запах. Знакомый… Я точно его где-то до этого ощущала. Точно… Где же?

Раньше было сложно не зацикливаться, потом я научилась переключаться, особенно на людях, но на фоне произошедшего со мной, эта «антиспособность» вернулась. В итоге я заставила себя «очнуться» только почти уткнувшись носом в его чашку. Слава богу, рядом у самого входа на кухню и стояло большое ведро для мусора, в которое я скинула пакетик с перчатками и губкой.

На кухне, к слову, чужих уже не было. Только Олег и председатель квартиры.

– Доброе утро, – это было хорошо отрепетированное представление. – Я вчера была не в себе от испуга, и возможно, была грубовата, прошу прощения. Галина Тимофеевна, Олег…

– Не за что извиняться, – после полминуты молчания кивнула мне женщина, стоявшая возле окна с газетой в одной руке и сигаретой в другой. – Сильно поранились?

Она внимательно посмотрела на мои ладони, которые сразу захотелось спрятать за спину. На них не было ни царапины. Зато они были прямыми свидетелями того, что произошло в квартире номер 17.

– А… Нет, – махнула я рукой. Надо сменить тему, сердце забилось, как сумасшедшее. – Я соблюла график уборки туалета, и хотела спросить по поводу ванной комнаты?

Галина Тимофеевна приподняла бровь.

– Вы ее не пользуетесь, так и не вам ее убирать.

– Хорошо!

Сконцентрироваться было сложнее, чем обычно. Да еще этот запах! Он не давал мне покоя, и я… наклонилась буквально к самой чашке Олега, втянув носом воздух.

– Такой знакомый, а никак не могу вспомнить, что это!

Олег, оторвавшийся от книги, и Галина Тимофеевна переглянулись.

– Шишки… – проскрипел мужчина.

Точно, конечно же! Бабушка заваривала мне в детстве от ангины, да и в аптеке есть сбор. Как же я могла забыть. Я не должна забывать такие вещи. Не должна… Не должна забывать очень много вещей!

– И, правда.

Я поспешила в свою комнату, и, закрывшись, смогла вздохнуть. То, что произошло, не давало мне спать всю ночь, и лишь под утро тело сдалось, и я уснула на диванчике. Утром долго смотрела на дождь, бившийся в стекло, который, будто так и не сумев победить, сдался и уступил место ясному небу и солнцу. Слава богу, не надо идти на работу. Мне просто повезло. Повезло, потому что воскресенье – рабочий день. Но его выбрали для установки новых стеллажей и мелкого ремонта. А так… Я бы не смогла. А если бы смогла дойти, у меня вряд ли получилось бы работать. В этом минус. Обычным людям, мне кажется, легче, а я все переваривала и пересматривала, вновь и вновь, без остановки. Мне надо было привыкнуть к этому, чтобы хотя бы начать анализировать и понять, что нужно сделать.

Сумка так и лежала на полу, раскрыв «пасть» и вывалив на ламинат предметы гигиены, несколько тонких записных книжек, ручки, леденцы, салфетки и бордовую книжечку.

Я осторожно подняла ее с пола и пролистала. Видимо, я не помню, чтобы я касалась ее испачканными пальцами, но на некоторых страницах красовались бурые мазки и явные отпечатки.

Стручкова Татьяна Петровна…

«Тело пожилой женщины…»

Чтобы понять, что это мне не послышалось, достаточно было залезть в Интернет.

«Тело мужчины…»

Я выпала, наверное, на час из жизни, пальцы перебирали салфетку, медленно, но верно обращая ее в труху.

Неужели и правда…

Холодный блеск молотка.

Стук в дверь заставил меня вскочить в панике и прижать руки к груди.

– Татьяна, это Олег! Я вам ключи хочу передать.

Я переступила через сумку и щелкнула замком. Он почти упирался лбом в косяк на огромной ладони лежал длинный золотистый ключ с ежиком зубчиков на конце.

– Замок был старый, Галина Тимофеевна попросила еще один поставить, ниже. Извините, пришлось пошуметь. Вот, возьмите, это ваш экземпляр.

Я смахнула с лица упавшую прядь и взяла с его ладони теплый ключ.

– С… спасибо.

В полумраке коридорной лампочки было заметно, что его глаза сощурились.

– Вы точно в порядке?

– А… Не знаю.

Он постоял с минуту, рассматривая меня, но ничего не сказал, и вскоре направился ко входной двери, где были разложены инструменты, включая большую дрель и даже, кажется, маленькую болгарку.

– Уже закончил! Ты – наше золото! – из кухни показалась Галина Тимофеевна, моего присутствия даже не заметившая. – Чтобы мы без тебя делали, Олеж! И смотри, как хорошо, даже дверь не поцарапал. Красота!

– Обижаете, теть Галь, – пробормотал мужчина, складывая инструменты и доставая веник.

– Ой, сама все уберу! Я тебе там отвар заварила и блинов. Иди покушай!

Это был больше приказ, чем приглашение.

Дверь отделила меня от жильцов дружелюбной квартиры, оставив наедине с тем, что случилось вчера. Я положила ключ и книжечку, которую так и продолжала сжимать в руке, на столик напротив, села на диванчик, сложила руки на коленях и уставилась на два этих предмета.

По правилам социума и придуманных им законов, я должна пойти в полицию. Да, я могу, не хочу, но могу. Но это нечто большее. Ведь я не смогу встать и уйти, когда мне будет надо, я не смогу понять, обвиняют ли они меня, не припишут ли мне чего, они будут касаться меня, тогда, когда я этого не хочу! Многие из них принимают нас за сумасшедших, они не разбираются и не хотят понять. А все это может привести к срыву.

Татьяну Петровну ничто не вернет, и того мужчину, если это он, разумеется.

Но, есть справедливость и правда.

И есть я.

Мама всегда учила меня быть правильной, этому учили и школа, и колледж, и родственники, и друзья.

Родственники!

Оля!

«Мне надо поговорить с твоей Вовой об очень важной вещи!»

Телефон тренькнул, отправив сообщение, и я стала ждать, когда цвет значка сменится, это будет означать, что сестра прочитала информацию. Слава богу, она – любительница этого девайса и даже в туалет с ним ходит.

«Привет, сестрица. Вова на смене. Будет завтра. Срочно?»

«До завтра терпит»

Я положила телефон на столик и занялась уборкой. Куртку решила не стирать, а упаковала ее в больший чистый пакет, который купила под мусор. Туда же я положила и паспорт. В нем кроме отметки о ранее выданных паспортах была отметка и о регистрации браке с неким Стручковым В. С. в далеком 1946 году.

У Татьяны Петровны есть дочь за границей, ей будет очень плохо от того, что случилось с ее матерью. Что же, это еще один аргумент. Но основной все же в том, чтобы наказать того, кто это сделал.

Уже вечером, когда комната была прибрана, на город опустилась по осеннему холодная и внезапная ночь, и даже, кажется, сам старый дом угомонился, я сидела за столом и смотрела фильм с экрана старенького ноутбука.

Шум в квартире отвлек меня от просмотра не сразу, фильм был про больницу, это вполне могло идти специально созданным режиссером фоном. Что-то большое рухнуло на пол, до этого успев уронить что-то поменьше, что с грохотом встретилось с полом. Но даже не это заставило меня удивленно замереть, а то, что в мою дверь, прямо как я не далее, как вчера, забарабанили.

– Таня, Таня помоги! – глухой голос мог принадлежать только председателю квартиры.

Я боюсь таких ситуаций, теряюсь в них. Раньше так было, сейчас стало гораздо легче. Работа в аптеке много научила и психологически, и социально подготовив, например, к тому, что людям легче дойти до нас и попытаться умереть среди лекарств, нежели вызвать врача.

Я распахнула дверь.

– Олежка, он задыхается!

Волосы Галины Тимофеевны длинные с яркими серебристыми прядями, коих в копне оказалось гораздо больше, чем виделось в пучке, рассыпались по плечам, халатик на груди распахнут, а под ним ночная рубашка с воротничком под самое горло.

Дверь в комнату моего соседа была распахнута настежь, сам он лежал на полу, сжавшись комок, и со свистом дышал.

Мама многому меня научила, но самое главное, она просила меня никогда не ставить диагнозы. Это не обязанность фармацевта или провизора, понимать, что у вас болит, и что вам назначать. Мама боялась, что с учетом моей хорошей памяти, и умения быстро находить в своем «внутреннем» каталоге то, что надо, я могу начать этим баловаться, чем сделаю только хуже.

Но здесь, у меня не было выбора. Самое главное, понять сердце ли это или нечто другое?

Но понять, что это не сердце, можно было едва приблизившись к мужчине.

– Аллергическая реакция. Нужен гистамин. Вы вызвали скорую?

– Да! Тоня! – смутно понимание обратилось в озарение, и женщина рванулась ко входной двери, вылетела на площадку и забарабанила в дверь коммуналки напротив.

Пока она долбилась в соседскую дверь, я подбежала к окну в комнате Олега и распахнула его, впуская сырой холодный воздух в комнату, которая оказалась узенькой, как ниточка, но удивительно чистенькой. С высокой этажеркой с книгами, небольшой планкой-вешалкой для одежды и тумбой под ней для мелочи, кроватью и столом у самого окна. Вот и все, что тут помещалось.

На полу валялись осколки той самой огромной кружки, из которой сосед пил отвар, судя по запаху…

Вполне возможно, что именно он виной тому, что лицо мужчины опухло так, что тот едва мог открыть глаза, кожа покрылась красными пятнами – точками.

Я схватила с кровати плед и укрыла им скорчившегося мужчину, чтоб его не продуло.

– Олег, расслабьтесь, вы делаете хуже. Сконцентрируйтесь на моем голосе и дышите, через нос старайтесь вдыхать.

Лишь спустя некоторое время мой голос проник в его объятое паникой сознание. Он попытался задышать, получалось не ахти, из груди шел свист. Но по крайней мере было понятно, что полностью просвет не закрыт, тут скорее паника.

В этот момент послышался топот, и в комнату ввалилась тучная женщина с целой охапкой лекарств в пакете, за ней следовала бледная Галина Тимофеевна.

– Что?! Что надо-то?!

– Преднизолон бы или хотя бы гистамин какой-нибудь?

Женщина захлопала глазами, а потом закивала, как китайский болванчик.

– Да-да!

Она принялась рыться в огромном пакете, но безуспешно. А потом просто плюнула и высыпала лекарства на пол.

– Вот!

Это были таблетки. Не ампула. Черт!

Я схватила лекарство и поспешила к себе, где, растерев в ложке таблетку и смочив ее водой, которая обратила твердое в некое подобие раствора.

– Олег, вам надо попытаться это сглотнуть, слышите меня!

Лоб у мужчины побледнел и покрылся испариной, когда я поднесла ложку к его рту, он с трудом заставил себя разомкнуть челюсти, сведенные страхом, но сглотнуть у него никак не получалось. Лишь спустя целую минуту ему удалось сделать глоток. После чего оставалось только ждать. И действия гистамина и скорую. И молиться, последним активно занималась совсем не набожная на первый взгляд соседка из первой от входа комнаты. Ведь, похоже, именно ее отвар и стал причиной отека Квинке.

Глава 4 «Красная на белом»

Олега скорая забрала в больницу. Между принятием лекарства и их приездом прошло где-то минут пятнадцать, но результат был, как говорится, на лицо. Где-то минут через семь дышать Олегу стало чуть легче. Мне кажется, виной тому был не столько препарат, сколько то, что рядом с ним люди.

Мужчина своим состоянием крайне порадовал двух небольшого росточка женщин, врача и фельдшера скорой, до машины смог дойти сам.

Галина Тимофеевна конечно же пошла провожать Олега до автомобиля, а я закрыла окно в его комнате, встряхнула и аккуратно сложила плед, но, подумав, взяла к себе и засунула в стиральную машину, он все-таки на полу лежал. Не люблю укрываться или надевать вещи, которые побывали на полу, пусть и на самом чистом.

Вернувшаяся председатель коммуналки хлопнула входной дверью, ее шаркающие шаги, замерли в районе кухни.

– Галина Тимофеевна, дверь в комнату Олега закрыть?

Женщина стояла посреди кухни в темноте, в том же накинутом на плечи пуховом платке, и смотрела в окно, подоконник которого был заставлен горшками с растениями. Она не заметила, кажется, моего появления. И только спустя минуту вышла из ступора, прижала ладонь ко рту и тихо всхлипнула.

– Чуть парня не угробила, дурища! Полезла со своими советами, – она казнила себя за произошедшее.

– Вы не могли предугадать результат, – я, до этого стоявшая на пороге, вошла в кухню, свет включать не стала, мне уже достаточно было тусклой желтой лампочки в коридоре. – Он отвар пил долго, накопительный эффект.

Она махнула рукой и вновь отвернулась ко окну, чтобы не показывать своей слабости.

– Спасибо, Танюш. Если бы не ты, не знаю, успела бы скорая.

– Успела, он больше испугался, мне кажется.

Она медленно кивала моим словам.

– Бедный парень, и так у него не все хорошо в жизни, так я еще и подсобила, – вздохнула женщина.

– А почему вы называете Олега парнем? – выдала я.

Галина Тимофеевна даже забыла на мгновение про произошедшее и удивленно посмотрела на меня.

– Потому что он парень и есть, – так, как она сейчас смотрела на меня, мне кажется, смотрят на сумасшедших. – Ему едва тридцать исполнилось. В этом году в мае.

– А да… А мне показалось, что ему за сорок хорошо.

– Все из-за его бороды. Парень был бы загляденье. А он… Эх, плохо, когда жизнь так сурово к молодым относится, – махнула рукой Галина Тимофеевна, подошла к окну, открыла форточку и закурила тонкую безумно приторную по запаху сигарету.

К дальнейшим пояснениям о том, что же такого произошло в жизни Олега, она переходить не собиралась, а я не стала настаивать, ибо права на вмешательство в чужую жизнь не имела. Да у меня и своих проблем было по горло… И самое главное – в этот момент из приоткрытой в мою комнату двери послышалась трель телефона.

Это была мелодия сестры.

– Привет, сестренка, – поздоровалась Оля, и зная мою особенность, сразу же продолжила. – Слушай, ты звонила Вове, но у него на работе аврал. У них там ЧП финско-русского масштаба. Он звонил полчаса назад, уточнял, насколько он тебе нужен. И в конце концов, есть я, может, я смогу помочь?

Рассказывать все и пугать Олю, которая сидит дома с полугодовалым малышом и совсем не готова к проблемам других, не хотелось.

– Нет, сестренка, ты не сможешь. Это не по твоей части. Ничего страшного. Я подожду, – эта новость меня огорчила. Завтра мне надо на работу и хотелось бы какой-то определенности.

Я опять села на диванчик и уставилась в пространство, размышляя.

Все, хотя нет, не так, многие считают нас неспособными сопереживать, но это совсем не соответствует истине. Я пугаюсь и испытываю жалость наравне со всеми. Хотя, опять же, многое от «функционала» зависит. Просто я понимаю, что есть более важные задачи, чем сопереживание. Хотя для некоторых людей оно имеет больший приоритет, чем конкретные действия по решению проблемы.

Поразмыслив, я пришла к выводу, что поступаю правильно, и попытаюсь сделать так, чтобы человека, сотворившего зло, осудили. Но без Владимира или хотя бы его совета, я не могла найти в себе силы пойти в полицию. Если там что-то пойдет не так, это может отбросить меня в каменный век.

Спать я решила лечь пораньше, семь вечера для глухой тьмы за окном вполне подходит для отхода ко сну. Мне надо набраться сил, а мое уютное гнездышко на втором ярусе, очень тому способствует

Утро прошло вполне себе обычно.

Кофе, печенье с сыром, толстый свитер, высокие сапоги, тонкая куртка, рассчитанная, правда, градусов на пять, но никак не на минус один. Конец сентября в этом году выдался холодным.

И те же десять минут до работы.

Это еще одна моя маленькая особенность, то, почему я искала жилье именно здесь – отсутствие транспорта по дороге между домом и работой.

Общественный транспорт для меня весьма неприятен. Особенно в час пик. Хотя, о чем я?! Он для все неприятен! Но лично для меня особо. Причин тому много. Например, жуткий запах, причем, он не обязательно связан с потом или грязью, бывает, люди настолько сильно злоупотребляют духами и туалетной водой, что единственный способ избежать контакта с «этим» ароматом – грохнуться в обморок. Еще причины? Легко! Спертый воздух. Толкучка, в которой ты – резиновая кукла, а не индивид. Грохот. Подчас невыносимый шум, особенно в подземке. Даже не знаю, что будет, если мне вдруг откажут от места, и придется искать новую работу. Разве что сдавать свою и снимать где-то рядом с тем местом, где устроюсь. Хотя, скитаться по чужим коммуналкам также неприятно, как ездить ежедневно в набитом автобусе или метро.

Холодный, почти ледяной дождь поливал Вознесенский проспект, лужи пузырились от мчащихся с небес капель, кое-где это был уже снег, и он застывал отвратительной грязной кашей. Многие пешеходы вообще шли по проезжей части, потому что иной раз разминуться в огромной толпе со встречным было сложно. Да и машинам не помешаешь, они намертво застряли между двумя мостами.

Перемигивались бегущие строки реклам и неоновых вывесок. Серое небо над головой можно было проткнуть пальцем, так низко оно упало.

А вот и двери аптеки. С разноцветными объявлениями, рекламами и акциями. Мигающий маячок сигнализации над входом. Коврик для того, чтобы не скользить по единственной ступеньке…

То, что произошло дальше, случилось настолько быстро, что мне даже показалось… что это показалось.

Он схватил меня за руку, резко дернул на себя, дернул так, что заныло плечо и сумка слетела и повисла на локте.

– Что вам надо? – возмутилась я.

Но мужчина передо мной молчал. Он смотрел, прожигая во мне дыру. Сердце забилось, кровь прилила к лицу.

Он отпустил также резко, как схватил, и, поправив свой капюшон, растворился в толпе.

Я испуганно смотрела туда, где он только что стоял, прямо-таки ощущая его горячую сильную ладонь, странно, что она не прожгла крутку.

А потом я пошла. Я всеми силами старалась идти ровно, не бежать, не упасть. Я… прошла мимо аптеки и отпустило меня, только когда я завернула за угол.

Неужели это он? Но как? Как такое возможно?

Но если он почему ушел? Почему ничего не сказал? Не угрожал?

Или это и была угроза?!

Руки дрожали, так всегда, когда не готов, когда нет плана, нет ответа. Стрелки часов неумолимо выстраивались в прямой угол.

Мне надо открывать аптеку! Лишиться работы для меня страшнее всего сейчас.

Я глубоко вдохнула влажный воздух, полный шума, мельтешения теней на асфальте и страха и пошла обратно.

Как не всматривалась в толпу, похоже одетого мужчины так и не увидела. Темная куртка с синими вставками. Темная куртка с синими… Память услужливо воспроизвела картинку с темным коридором, разрезанным пополам полосой света, блеск молотка и песня Элвиса. Темная куртка…

Руки дрожали все сильнее. Я едва смогла попасть ключом в замочную скважину. А потом со мной случилась паника. Я забыла код от сигнализации… Я, которая прекрасно запоминала номера телефонов, кредитный и скидочных карт, своих и частых клиентов аптеки. Я стояла и смотрела на тикающий вот – вот готовый запищать приборчик, когда тренькнул колокольчик над дверью. Вскинув голову, я отпрянула к стене. Это был он, натянув кепку до самого носа, подняв воротник темной куртки с синими вставками. В полутьме вестибюля, где еще не включены были лампы общего освещения, сияли лишь его глаза.

Мир замер. Время остановилось и даже не подумало начать двигаться, когда страшный силуэт сделал шаг в мою сторону, медленно вынимая руку из кармана. Я же, будто муха в смоле, не могла пошевелиться.

Вдохнуть. Закричать… Это приказ, Таня! Вдохнуть. Закричать…

За меня это сдала сигнализация. Оглушительный звук сирены ударил по ушам, разбил тишину и темному вдребезги. Мужчина резко замер, готовый все же продолжить движение в мою сторону, но давящие звуки сломили его волю: он рванулся к двери и вылетел из аптеки. Я же осела на стул, тот самый на котором сидела Татьяна Петровна, не в силах пошевелиться и лениво, как сквозь патоку, перелистывала в памяти набор кодов.

Представители охранного агентства приехали, наверное, минут через пять. И собственно застали ту самую картину – сидевшую на стульчике невменяемую дамочку. В вестибюле аптеки стояла камера видеонаблюдения, кусок записи с утренним происшествием был записан и опечатан. Лица того, кто готов был либо обокрасть, либо… что-то другое, конечно же видно не было.

Позвонил управляющий, позвонила заведующая, позвонила сменщица. Все очень порадовались тому, что я не успела снять сигнализацию, и все так удачно получилось (для аптеки особенно, у которой с позавчера не забрали выручку) и для меня, разумеется.

В остальном день прошел нормально, если не считать того, что каждая трель звоночка, говорящая о том, что в аптеку заглянул посетитель, вызывала неконтролируемую дрожь. Выходить на улицу вечером было практически шагом в пасть крокодила. Но его пришлось совершить. Как раз, в тот момент, когда я закрыла аптеку, мимо проходили пара девушек и молодой человек, видимо, студенты, о чем – то болтая. И двигались они в нужную мне сторону – к каналу Грибоедова. Потому, быстро кинув ключи в сумку, я пошла за ними. Конечно, требовалось еще преодолеть расстояние от угла до глухого дворика, и от первого этажа до последнего. Для этого пришлось собрать всю свою волю в кулак.

Мне повезло и прогуливающиеся молодые люди свернули и довели меня до самой арки, да и сзади, судя по моим косым взглядам за спину, никто не шел. До дверей коммуналки я добралась тоже без приключений, хотя тут надо отдать должное уже двум мужчинам со второго этажа, которые, стоя у дверей своей квартиры, курили, что-то громко обсуждали, активно жестикулируя и периодически скидывая пепел в банку из-под огурцов.

В квартире царила тишина. Из «живых» была только разве что неизменная коридорная лампочка. Двери – клоны были плотно закрыты, хотя, как оказалось, одна из них притворялась. Дверь в комнату Олега. Она словно была игрушкой привидения, которыми, как многие считают, полны старые дома. То приоткрывалась… то закрывалась.

Из образовывающейся периодически щели шел холодный воздух.

Странно, я вчера закрыла окно…

Не знаю зачем, за мной обычно не водилось такое, но я взялась за хромированную ручку и потянула дверь на себя.

В комнате было темно. Створка окна была открыта, с улицы шел осенний холод, гул машин и луна, круглая и красивая, она зависла над городом в полной безоблачности, сменившей утренний погодный беспорядок, желтоватая красавица заглядывала в окно комнаты, готовая вкатиться, в так приветливо распахнутые ставни.

На рюмочку…

На столе у самого окна стояла пустая бутылка водки, лежал кусочек хлеба и огрызок огурца. А на кровати, судя по тому, что можно было разглядеть во мраке, спал, сжавшись в комочек в одежде Олег.

Дышал он часто, но так всегда, когда выпьешь больше нормы.

Я приблизилась к нему и… задела ногой парочку бутылок, выстроившихся вдоль кровати. Они с глухим звуком опрокинулись и, покатавшись, встретились с ножкой стола.

Мужчина даже не пошевелился, дыхание не сбилось.

Я тихо выскользнула в коридор и открыла дверь в свою комнату. Плед, который я выстирала вчера, высох рядом с батарей, и я, кинув сумку на диван, подхватила его, надежно укрывшего спящего мужчину через полминуты. Окно в его комнате было поставлено на микропроветривание, рама была старая, так, что пришлось помудрить.

Странные люди все же. Вчера едва не попрощался с этим светом, а сегодня, только его опустили, как тут же принялся выпивать.

Завтра не на работу, а страх хоть и спрятался за двумя металлическими преградами, но едва ли разжал холодные пальцы.

Тяжелые шторы, оставшиеся в наследие от прошлой собственницы, отъехали в сторону и выключив свет, я замерла у окна, любуясь луной.

Я давно не пила никаких лекарств из «моего набора» Но сегодня, видимо, придется. Мне надо выспаться. Надо выспаться так, чтобы ничего не снилось, ничто не беспокоило. Иначе завтра я могу лишиться половину посуды и техники. Все будет сыпаться, это будет огорчать еще сильнее и еще больше будут угнетать неопределенность и собственное бессилие.

Хорошо, когда ты фармацевт (жаль еще не психиатр), мне не надо было ничего перечитывать, чтобы разделить несколько разномастных белых кругляшков на нужную мне дозу.

Есть не хотелось. Хотя следовало, пусть и поздно. Я приняла душ, заварила мятный чай и уселась у окна.

Черная ребристая речная лента стелилась от одного откоса окна до другого. Но в этом узком зажатом мирке тоже было интересно. Блики фонарей рисовали узоры, завораживали, как и луна, которая пряталась иногда за быстро летящими осенними облаками, спешившим по делам и не готовым притормозить, чтобы болтать с древней хранительницей земных небес, музой поэтов и владычицей приливов.

Я просмотрела до того, как наткнуться на это предложение, комнаты на Канонерском острове, том самом, где совсем над головами теперь грохочет Западный скоростной диаметр. Там воды залива подходят почти к порогу. Это здорово, и одновременно мне почему-то было страшно… Завораживающе страшно.

Но там, наверное, луна необыкновенно хороша.

Голова стала тяжелой, она не болела, нет, ей хотелось упасть на мягкую подушку, и я, послушная воле организма, пошла наверх в свое уютное гнездышко, где не было видно луны, зато было до удивительного тепло и не страшно.

Утро началось со звонка мамы, полной радостных новостей о ремонте, работе, знакомых и родственниках.

Я же лежала под толстым тяжелым одеялом, смотрела на матово-белый потолок и с удовольствием слушала родной голос.

– А тетя Люда купила дачу на старости лет, делать ей нечего… А Саня выиграла городскую олимпиаду по алгебре… А Надя хочет к вам съездить на новогодние праздники… Василич опять ногу подвернул, в гипсе лежит… А как там Оля?

– Ничего плохого не сообщала. Муж работает. Она с ребенком сидит, все по-старому.

– А ты когда к ней собираешься?

– Ну если надо, то вот два дня отработаю и два дня выходных, могу к ним съездить.

– Ой, хорошо бы. Слушай, я тут попросить тебя хотела. Таша передала Оленьке вещи для малыша, я тогда отправлю поездом, а ты сможешь встретить?

– Когда?

– Ну раз ты не работаешь через два дня вот тогда и отправлю. Поезд утренний, так что не сильно тебе планы порушим?

– Думаю, могу уехать дневной электричкой.

– Ну вот и хорошо! Я там для тебя тоже подарок отправлю. Мультиварку.

– Мам! Перестань деньги тратить на меня! – возмутилась я.

– Да уж конечно! Хочу и трачу! – засмеялась мама. – Я знаю, как ты кашки любишь и как ты не любишь их варить. Вот будет тебе помощница.

– Вот ведь что значит иметь родственника -проводника, – сдалась я.

– Ну, а то, везде подвязки! Ладно побежала я. Сегодня вечером поедем на дачу к Люде, смотрины устраивать, помогать убирать все после старых хозяев. Дом там на самом деле одно название, но зато прям в километре от города и на пруду. Красота. И теплица есть. Будут помидорки да огурчики. Накрутим.

– Со спиной своей не переусердствуй. А то знаю я вас, потому будете втроем в лёжку лежать!

– Да ну тебя! – отмахнулась мама и отключилась.

Только даже прежде чем мама отключилась, мое внимание привлекли звуки. За стенкой. Они то стихали, то опять пытались проникнуть в мою комнату, слов не разобрать было, а жаль.

Я спустилась по лесенке со второго яруса, предварительно оправив постель и одев длинную теплую тунику и теплые войлочные «балетки», отправилась в туалет.

Источником шума была, конечно же, комната Олега, где, судя по звуку, ныне руководил не комнатосъемщик, а председатель квартиры.

– Вообще мозги потерял?! Тебя с того света вытащили, а ты! Хорошо, мать не видит, а то бы сразу бы с инфарктом…

Возникла пауза, видимо, Олег оправдывался. Или наоборот…

– Я понимаю, ты взрослый человек, но ведешь себя как ребенок! Тьфу пропасть! На детей здоровья да нервов не напасешься, – бросила уже почти с порога Галина Тимофеевна. – О! Таня! Ты ему хоть, как врач, скажи, что так нельзя! – она зажмурилась на мгновение, сжав руки в кулаки, и бросилась в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Я удивленно замерла.

Окно опять было нараспашку, мужчина сидела на кровати, свесив голые ноги, и кутался в плед, точно старая бабка в шаль. Определенно, отповедь соседки не привела к раскаянию. Он смотрел в одну точку, даже не обращая на меня внимания.

– Вы в порядке?

Мой голос заставил его вздрогнуть и повернуться.

– Да что вы все ко мне привязались?! Вам что от меня надо? – зло огрызнулся Олег.

Скинув плед, он затискал босые ноги в высокие ботинки притулившиеся у кровати, задел одну из поверженных мною вчера бутылок, пнул ее, и, схватив со стола нечто отдаленно напоминающее портмоне, направился к выходу, прихватив по дороге куртку, лежавшую на стуле. Да, сейчас он напоминал бомжа из подворотни, разве что одежка была почище. Но запах перегара – как один из важных составляющих образ признаков присутствовал.