Текст книги "Завтра все наладится"

Глава пятая

…Оставьте свое сообщение поем звукового сигнала.

На следующей неделе мы не увидимся; потом я уезжаю в отпуск. Я не хочу тебя больше видеть.

Во всяком случае, до тех пор, пока ты не придешь ко мне и не скажешь, что любишь меня больше всего на свете и жить без меня не можешь. Я прекрасно знаю, что таких слов нет в твоем лексиконе и ты не произнесешь их никогда. Но для меня это слова, без которых я не представляю своей дальнейшей жизни. Так плохо, как сегодня, мне не было еще никогда.

Глава шестая

Он вовсе не был негодяем, каким его считали окружающие, включая Лауру. Много лет он играл эту роль и не представлял себе, что можно общаться с людьми, отбросив маску. Просто ему очень хотелось добиться успеха, сделать карьеру, стать толстокожим и бесчувственным, и он приложил для этого все усилия. Шутка ли – добраться до власти? Когда он поднимался на очередную ступеньку карьерной лестницы, он становился все отвратительнее себе самому и окружающим. Без маски Андреа не вставал с кровати, потому что боялся, что не доживет до вечера. Прослушав сообщение на автоответчике, он ощутил вместе с грустью облегчение. Разрыв был неизбежен: слишком долго он тянул кота за хвост, плохо обращался с ней, заставлял ее страдать. Может, за все эти годы постоянной борьбы он превратился в настоящего садиста? А может, он просто боится? Может быть, настойчивое стремление Лауры быть счастливой (обязательно с ним!) испугало его? Он поддался панике и сейчас начнет задаваться вопросом: «А вдруг я был не прав?»

А если бы можно было начать все сначала? Но у кого хватит храбрости родиться заново? Вернуться в утробу матери, в темноту, чтобы потом вновь появиться на свет, испытать дикую боль и закричать во все горло. Сбросить маску, перестать притворяться, забыть о своих обязательствах, о людях, которых давил как насекомых только потому, что они казались талантливее и удачливее. Он попросил водителя остановиться у парка – хотелось размять ноги и подышать свежим воздухом. А может, надеялся, что какой-нибудь отчаявшийся мальчишка нападет на него с дубинкой и, забрав бумажник, стукнет по голове, положив тем самым конец его пустой жизни? Он почувствовал тошноту: Лаура много значила для него. Она была умная и красивая женщина – даже очень красивая. Он никогда и ни с кем не получал такого удовольствия в постели: удовольствия от соития и, более того, – от нежности и страсти. От их занятий любовью он заряжался энергией, но за два года ни разу, даже в моменты слабости, не сказал ей, что любит ее. Почему он был так жесток? Лаура – чувствительная и хрупкая, а вся ее независимость и решительность – это следствие уверенности в себе длинноногой красавицы. Она всегда была искренней, открытой, прямо говорила ему о своей любви, о своем желании обладать им и воплотить в жизнь «американскую мечту». Она плевала на тактику, не продумывала ходов, не притворялась загадочной и недоступной. Она верила в свою любовь, а также в радость и силу, что ее любовь дарила ему. Андреа раздражала ее категоричность, ее привычка все время строить планы, заранее зная, что они неосуществимы. Такие, как она, бронируют билеты, хотя прекрасно знают, что выкупать их не пойдут. Лаура была моложе его, но никогда не казалась ему маленькой девочкой, которая капризничает, надувается, принимает трагические позы. А его брак уже давно развалился: сколько лет они с Еленой живут раздельно, даже не создавая видимости счастливой, благополучной семьи с солидным достатком… В статье расходов на первом месте – сухой корм для растолстевшего кота, затем сеансы психоанализа для дочери-заики, бесполезные инъекции ботулина для преждевременно состарившийся жены (от бесконечных измен мужа или просто от тоски). У Лауры была привилегия говорить ему правду в лицо, и она ее говорила: «Тебе нечего терять, ты ничем особенно не дорожишь, ты вполне можешь позволить себе начать новую жизнь, а твои домашние спокойно проживут самостоятельно». Лаура с ее оголтелым идеализмом, Лаура с ее болезненным стремлением к счастью бросила его за несколько дней до наступления лета, специально чтобы испортить ему отдых и заставить его страдать. Да за кого она себя принимает? Что она себе позволяет? Что она о нем знает? Чего ему стоило добиться того, чего он добился, и стать тем, кем он стал! Коллеги его сторонятся, а подчиненные ненавидят и боятся. Что она в этом понимает? Он просто одинокий человек. Побеждают негодяи, он это прекрасно знал, хороший человек успеха не добьется, пока не перестанет быть хорошим. У Лауры в табеле были отличные оценки, но он решил не ставить на нее и не влюбляться. Потому что любовь приносит с собой беспокойство и страдание, а страдающий не может быть циником. Андреа был настоящим циником, и цинизм ему был необходим. Он ощутил боль в груди: Лаура предала его! Она должна за это ответить – она потеряет его, как потеряли его все остальные. Он ей больше никогда не позвонит. Пусть страдает, как все. Он принял решение, как уже много раз, когда уходил от других женщин, не таких строптивых и самонадеянных… Интересно, страдали ли те, другие? Будет ли страдать Лаура? В тот вечер Андреа решил зайти домой.

Глава седьмая

Пансион, в котором остановилась Рита Питалуга, был довольно скромным, большую часть денег она отдала за место на пляже: два лежака и зонтик на Эстрема Оази – самом фешенебельном пляже Монте-Альто, куда ходили журналисты, политики, писатели, издатели, директора телерадиокомпаний и время от времени ее дорогой шеф Кело. В общем, лучшие из лучших, сливки общества.

Именно там прошлым летом она случайно познакомилась со страшной как смерть Марией Розой Ломбарди – известной итальянисткой, популярной среди английских интеллектуалок, еще более уродливых, чем она сама. Ведьма оказалась ей весьма полезной: благодаря ее знакомствам Рите удалось осуществить свою заветную мечту – заполучить место в третьей линии лежаков (первая линия – в вечной резервации некоторых особо именитых семей) на самом шикарном пляже побережья. Она все еще не могла поверить своему счастью: Эстрема Оази ей всегда казался чем-то запредельным, и она была уверена, что никогда не попадет даже в лист ожидания. Но – «никогда не говори никогда». Она пила кофе на переполненном знаменитостями балконе и увидела ненавистную Серени, которая и познакомила их с Ломбарди. Так началось восхождение на Олимп: в мечтах она уже прогуливалась с Ним под руку, обсуждая детали своего повышения. Но на каждой ступеньке ее ожидало препятствие. За просто так тебе никто помогать не будет, и, чтобы как следует отблагодарить эту гусыню Марию-Розу, нужно было без передышки атаковать всеобщую любимицу Серени, яростно ненавидимую еще со школьной скамьи. Из Пинета она переехала в Новый Оази: душ и туалеты смежные с VIP, второклассные лежаки и зонтики, из-за которых отдыхающие даже в самое жаркое время года уезжали с весьма бледным загаром. Но из стратегических соображений стоило отвалить такие деньги за билет на этот безликий пляж, оттуда открывался отличный вид на VIP-зону, на пляж и на бар, и когда подруги приходили выпить оршаду, она тут же присоединялась к ним. Рита разыгрывала случайную встречу, а затем принималась вить кружево лести, рассыпаясь в слащавых комплиментах Ломбарди. «Ты всегда такая элегантная, где ты купила этот купальник?», «Неужели? Я была уверена, что ты намного младше меня». (Ей было сорок.)

Лесть без границ – Ритина специализация. Она очень хорошо знала, что критика и правда редко приносит успех, особенно в ее профессии, а искусная лесть, показная преданность и подхалимство мало кому не нравятся. В любом случае она не могла отказать себе в удовольствии, нахваливая Ломбарди, косвенно задеть Серени, на которой все вещи сидели не так, как надо: купальники, платья, костюмы… Шик ей был явно не к лицу, но больше всего ее портила манера иронизировать. Она всю жизнь насмехалась над Ритой и над ее пошловатой сущностью. Да что она знает, эта бездушная идиотка? Почему Рита должна глотать ее завуалированные под остроты оскорбления? Ее дурацкие статьи читают только моральные уроды. Слишком много иронии – это перебор.

В этом году она, Рита, доберется до самого верха. Первые шаги она сделала еще прошлым летом, и теперь она добьется своего любым путем. Справедливость должна восторжествовать! На корриде жизни она победит этого размалеванного тореадора, привыкшего получать медали, не сражаясь; эту дуру, уверенную, что достаточно быть умной, красивой и доброй, чтобы заслужить благосклонность и уважение таких женщин, как она и Ломбарди. Все, халявы больше не будет. Тот, кого никогда не хвалят, кто никогда не получает подарков и кому не говорят комплиментов, жалок, завистлив и жаждет мести даже на курорте, на высоте трехсот шестидесяти метров над уровнем моря, даже там, где нужно отдыхать, забывая обо всем на свете. Она посеет зерно раздора, она преподаст дорогой Лауре Серени урок жизни, чего бы ей это ни стоило. И щедро наградит Марию-Розу, не за возможность присоединиться к компании (всезнайка обогнала ее в интеллектуальном развитии, была скучна, как осенний дождь, и говорила, не затыкаясь), а скорее за ее кожу: в купальнике Ломбарди выглядела еще хуже, чем Рита. Ее тело было сухим и покрыто наростами, как у семидесятилетней старухи; ее дряблые бедра в форме бочки были похожи на грюйерский сыр или на лунный ландшафт, при такой фигуре можно носить только вельветовые штаны и шерстяные гольфы плотной вязки. С такой справиться – плевое дело. Этот ходячий комплекс неполноценности – потенциальный враг дурехи Лауры, которая думает, что сможет подружиться с интеллектуалками, выставляя напоказ свой сороковой размер в сорокалетнем возрасте. Она свалит отсюда в Порто-Черво вместе со своими драгоценными подружками, экс-випами на шпильках.

Глава восьмая

– Что это был за осел?

– Бедненький, у него был такой жалкий вид, его бы хватило максимум на один круг, его несчастные глаза как будто говорили: «Посмотрите на меня, я сейчас рухну замертво!»

– И что ты сделала?

– У меня так сжалось сердце! Одна мысль, что я не смогу его спасти, казалась мне невыносимой.

– А где все это произошло? И как ты там оказалась?

– Я была на ипподроме, то есть на мулодроме. Я и не знала раньше, что такие существуют.

– Я тоже не знала.

– Вооружившись благими намерениями, подхожу к судьям: к четырем расфуфыренным старым хрычам в серых пиджаках времен их молодости. И в образе дамы из высшего света произношу на публику речь в защиту бедного ослика.

– Сработало?

– Еще как. Четверо добросовестных судей пообещали мне, что ослик пробежит всего один круг.

– Они тебе никого не напомнили?

Я бы сказала, напомнили. Это типаж Андреа: пятидесятилетние мужики с изысканными манерами, пытающиеся убедить самих себя и всех вокруг в своей утонченности. Но самым главным в этом сне были мои ощущения. Какое облегчение я испытала, когда поняла, что добилась успеха! Случай показательный, в стиле Макиавелли: цель оправдывает средства. Прикинувшись femme fatale, я смогла спасти ослиную шкуру. То есть, без сомнения, мою шкуру. Потому что чувствую я себя именно как загнанное животное.

– Почему прикинувшись?

– Потому что мне так надоел уже этот образ, я чувствую себя смешной, даже гротескной. У меня нет больше сил, я совсем разбита, я двигаюсь на автопилоте, притворяясь уверенным в своих силах гонщиком, который знает, по какой дороге ехать, когда повернуть, а главное, зачем он все время гонит и куда.

– Вспомни, еще недавно ты чувствовала себя в этом мире вполне уверенно и точно знала, где ты находишься и куда направляешься. Лаура, ты ведь всегда была сама себе компас.

– Да, правда… В школе я была такой счастливой и амбициозной! Мне нравилось, что все меня любят, я мечтала о славе и верила в успех. В детстве риск всегда приводил к победе, а реальность не сильно отличалась от снов. Мне все давалось легко, не то что сейчас: сейчас мне кажется, что я тащу нагруженную камнями повозку, колеса которой крепко застряли в земле.

– Ты сама нагружаешь ее камнями. Извини, Лаура, но не ты ли ходишь в спортзал, чтобы таскать там тяжести? Почему ты не используешь свои разочарования как компас, который укажет тебе, куда двигаться дальше?

– Не хочу и не использую.

– Достойный ответ. К сожалению, я тебе не верю, потому что у тебя всегда есть желание и воля двигаться вперед. Помни, что старятся те, кто не меняется, кто все вокруг себя стремится сохранить в первозданном виде.

– Но я не знаю, по какой дороге дальше двигаться, я не знаю, куда хочу прийти, притом что мне определенно плохо там, где я сейчас. Что, черт возьми, мне делать?

– Я не знаю, подумай.

– А может, ты подумаешь? Я тебе плачу за это.

– Ты мне платишь за то, что я тебя слушаю. Давай, вперед.

– У меня больше нет ни в чем уверенности. Стефано умер… Чтобы бросить Андреа, мне понадобилось собрать всю оставшуюся волю в кулак, и теперь я абсолютно разбита, у меня больше нет сил.

– Тем не менее у тебя хватило сил, чтобы прийти ко мне.

Лаура улыбнулась: да, она права. Грациа Гуиди – ее психиатр – права. Лаура никогда еще не чувствовала себя настолько спокойно. Она лежала неподвижно – как будто глубоко в земле, под грудой дымящихся обломков. А через минуту она, как всегда, сделает над собой усилие, пошевелится и воскреснет из пепла, чтобы бросить миру все свои «почему».

– Согласна, жизнь без иллюзий – нагромождение событий, сквозь которые невозможно продвигаться, если не мечтаешь в один прекрасный момент попасть в идеальное место, где все счастливы и довольны. Объясни мне, какой смысл в этом сне про осла?

– Осел – это, конечно, ты, и тебе, как всегда, удалось вытянуть повозку своими силами. Это не у всех получается.

– Именно. Не все такие дураки.

– Не забывай, Лаура, что мы вкладываем свой смысл в происходящее между двумя людьми; что думает и как чувствует другая сторона, нам никогда не узнать, мы можем только догадываться об этом. И не в нашей власти изменять по нашему желанию чувства других людей.

– После сокрушительного поражения, что он нанес мне, я это слишком хорошо понимаю.

– Молодец. Иногда потеря – это освобождение. Теперь ты можешь бросить свою повозку или, по крайней мере, перестать думать, что груз ожиданий, планов и надежд – гарантия успеха.

– Или вознаграждения в денежном эквиваленте, или, что еще хуже, возможности получить премию. Как будто у меня навязчивая идея – выиграть как можно больше призов и завоевать максимум медалей.

– Кто так говорит?

– Гая. Она все время смеется надо мной… Я и правда такая?

– Уже неплохо. Гая или не Гая – значения не имеет в любом случае жизнь – немножко не то, что ты себе представляешь, – не велосипедная дорожка со стартом и финишем.

– Что ты имеешь в виду?

– Чтобы занять первое место, не обязательно финишировать первой. Вот что.

– Ну, знаешь ли, финишировать последней – тоже не фонтан.

– Почему ты все время говоришь «финишировать»? Можно, никуда не торопясь, ехать медленно, смотреть по сторонам, так больше шансов не пропустить что-нибудь стоящее – райский уголок, например.

– Знаешь, я в эти сказочки больше не верю.

– Молодец, постарайся поверить в то, что имеешь, постарайся по максимуму использовать свои силы, и кто сказал, что у тебя нет права на передышку?

– О'кей, так-то лучше, это мне уже нравится, есть надежда на облегчение. Смотри, я почти довольна.

– Чего тебе не хватает, чтобы почувствовать себя полностью довольной жизнью?

– Чего мне не хватает? Мне не хватает передышки. Я не могу больше бежать, я хочу остановиться и перевести дух.

– Отличная мысль, Лаура. Я думаю, на сегодня достаточно.

Глава девятая

Место было не ахти, слишком близко к дорожке, ведущей к туалетам, но Рита утешила себя мыслью, что все хотя бы раз сталкивались с подобного рода неудобствами. Зато никто не ускользнет от ее хищных глаз: ни одна женщина с тюрбаном на голове, ни один мужчина с сигарой во рту не пройдут незамеченными мимо ее лежака. Не останется без ее внимания ни одна модная новинка, ни одна удачная поза, ни одна вежливая улыбка на бездушном лице; ни один растрепавшийся локон не будет водворен на место без ее ведома. Она всех рассмотрит, оценит и раскритикует. Последний писк этого сезона – этническая коллекция Adelphi. Престарелые господа и пожилые дамы разгуливали по пляжу в этнических купальниках, с непременным аксессуаром – соломенной корзинкой или сумкой из джута, идеально сочетающейся с полотенцем пастельных тонов. Черт, во сколько же им обошлась эта псевдоаскетическая пляжная мода, показная беспечность и слегка загорелая кожа, вся эта атмосфера, из-за которой ее отдых превратился в круглосуточную работу: смотреть, запоминать, перенимать?

В следующем ряду – в более выгодной позиции – сидела Ломбарди. Она лениво просматривала прессу: три газеты и два местных журнала – способ не хуже других, чтобы убить скуку, в которой она пребывала до появления ее ненаглядного Карло Бонино. Примитивная попытка скрыть свою любовь к разбившему ей сердце дряблому шестидесятилетнему журналисту. Карло – давно женатый мужчина, разочаровался в работе и в карьерном росте, как только его карьера перестала расти, не достигнув тех высот, на которые он рассчитывал. Он так и не стал главным редактором еженедельной газеты, но потратил целое состояние на ужины и обеды, аперитивы и закуски, на визиты к нужным людям, на фрачные вечеринки и смокинговые свадьбы, на бесполезные собрания и ping-pong party, на бесчисленные презентации, выставки авангардных художников и литературные салоны; он крутился как белка в колесе, светский модник, пустышка, уверенная – в качестве компенсации за профессиональную несостоятельность – в собственной неотразимой элегантности. От таких, как он, надо бежать без оглядки, но Рита посоветовала Марии-Розе обратное: «Не отступайся, Карло Бонино – стоящий мужик! Кстати, как тебе удалось подцепить его?» И тут Ломбарди пустилась в нескончаемый рассказ со всеми подробностями и без пауз о том, как они с Карло познакомились. Она зачитывала десятки сообщений, которые ее «молодой олень», ее «хищный ястреб» отправлял ей в порывах нежности и приступах ревности (!). Совсем потеряла голову, бедняжка. А вот Рита никогда не теряет голову. Ни разу в жизни ни один мужчина не заставил ее чувствовать себя красивой и желанной, и уж точно не ее муж – католический аятолла, фанатичный унитарист, ярый противник прогресса, абортов, противозачаточных средств и развода. К счастью, Мария-Роза была бесплодна, иначе сидела бы сейчас в деревне и скребла тарелки, а трое или четверо сопливых детишек вертелись бы вокруг нее, положив конец ее любимым занятиям и мечтам о мировой славе. Она бесплодна, как сушеный финик, а потому не опасна. Сама Рита изо всех сил старалась забеременеть, ее муж Джакопо – красивый, стройный, утонченный мужчина тридцати лет (она звала его Герардески) делал карьеру в университете. Она жила в постоянном страхе, что в один прекрасный день ее муж проснется и сбежит от нее. Как ужасно остаться одной, без его имени, без ребенка, без надежды на алименты (они живут на ее деньги, и это ее главное оружие). Но у нее никак не получалось забеременеть. Черт, в сорок лет не так-то просто оказаться в интересном положении, это вам не дорогу перейти, такие вещи удаются только актрисам, миллионершам и рок-звездам, в общем, сучкам, которым открыты все дороги. Откуда эта вселенская несправедливость?! Она была бы самой ласковой мамой на свете; вне дома – мегерой, как всегда (даже хуже, ведь пришлось бы наверстывать упущенное во время беременности), но своей малышке она отдала бы всю любовь, которой ей самой так не хватало: ее не любил ни муж, ни рано умершая мать, ни отец, конторский служащий, слишком скоро снова женившийся на припадочной лахудре. Жизнь – дерьмо! Некрасивая, неуклюжая, с выпученными глазами, в которых на всю жизнь застыло нездоровое любопытство, а вместе с ним глубокая тоска, она стала зубрилой еще в детском саду, когда поняла, что некоторым девочкам с белокурыми косичками не надо бороться за место под солнцем, они все получают просто так. И чтобы добиться того, чего она добилась – места журналистки на телевидении (она представляла себе желтые от злости и зависти лица ее бывших одноклассниц, например лицо спокойной, как танк, Гайи), – ей пришлось прожить жизнь, постоянно пресмыкаясь и угождая, витиевато льстя и бесстыдно унижаясь. Она демонстрировала тотальную преданность работе и готовность отдать ей свои лучшие годы. Она не любила никого из коллег, точнее, она всех их ненавидела, особенно после того, как узнала, что в редакции ее прозвали жополизой экстракласса. Ребенок искупил бы все ее грехи: мать может вести себя как подлая тварь, мать – почти святая, ей все сходит с рук, и ее малыш будет последним, кто узнает правду. Ну почему она не может забеременеть?! А что, если он не хочет от нее ребенка? Может, он хочет для своей дочки другую маму: утонченную женщину со стройной, как у манекенщицы, фигурой? Сколько же дерьма приходится глотать! А эта кошелка Ломбарди уже строит планы: уйдет от мужа, переедет из захолустной Сиены в Рим к Бонино… В рафинированный, шикарный Рим – центр интеллектуальной жизни Италии. По какому праву, собственно говоря? Ладно, наплевать, главное, что завтра он устраивает вечеринку на своей роскошной вилле, и весь цвет Монте-Альто придет к нему посплетничать и потанцевать, а приглашение можно получить только через Ломбарди, надо ее поторопить, а то парочка смуглых филиппинцев в белоснежных перчатках уже сервирует к празднику стол.