Текст книги "Берлин, Александрплац"

Победа по всему фронту! Франц Биберкопф покупает телятину

А когда наступила среда, пошел третий день, он надевает сюртук. Кто во всем виноват? Конечно Ида. А то кто же? Ей, стерве, он тогда все ребра переломал, потому его и засадили. Добилась своего: умерла, стерва, а он – вот, пожалуйте! И ревмя ревет про себя и бежит в холод по улицам. Куда? Туда, где она жила с ним, у своей сестры. По Инвалиденштрассе[72]72
  Инвалиденштрассе – большая улица на севере – северо-западе Берлина.


[Закрыть], затем – за угол в Аккерштрассе[73]73
  Аккерштрассе – большая улица на севере Берлина.


[Закрыть], прямиком в ворота, во второй двор. Как будто и не было тюрьмы, не было разговора с евреями на Драгонерштрассе[74]74
  Драгонерштрассе (букв.: улица драгунов) – улица в центре Берлина, недалеко от Александрплац.


[Закрыть]. Это она во всем виновата, где она, эта шлюха? Ничего не видел Франц вокруг себя на улице, а ведь добрался куда надо. Чуть-чуть лицо подергивало, чуть-чуть в пальцах позуживало, вот сюда и пожалуйте, руммер ди буммер ди кикер ди нелль, руммер ди буммер ди кикер ди нелль, руммер ди буммер[75]75
  …руммер ди буммер ди кикер ди нелль, руммер ди буммер. – Берлинская считалочка.


[Закрыть].

Дзинь-дзинь. «Кто там?» – «Я». – «Кто?» – «Да открывай же». – «Боже мой, это ты, Франц?» Руммер ди буммер ди кикер ди нелль. Руммер. Какая-то нитка на языке – надо выплюнуть. Он стоит в коридоре, она запирает за ним входную дверь. «Чего тебе у нас нужно? А ну как тебя кто-нибудь видел на лестнице?» – «Не беда. Пускай. Ну, здравствуй!» И идет себе налево в комнату. Руммер ди буммер. Проклятая нитка, так и не сходит с языка. Он ковыряет пальцем. Но никакой нитки нет, просто такое дурацкое ощущение на самом кончике. Ну вот мы и в комнате, диван с высокой спинкой, а на стене старый кайзер, и француз в красных шароварах вручает ему свою шпагу[76]76
  …на стене старый кайзер, и француз в красных шароварах вручает ему свою шпагу… – Картина изображает финальный эпизод Франко-прусской войны 1870–1871 гг. 2 сентября 1870 г. французский император Наполеон III (1808–1873), сдавшись под Седаном в плен Вильгельму I (см. примеч. 51) вместе со своей армией в сто тысяч человек, вручил прусскому королю свою шпагу. Дёблин описывает эту же картину и в другом своем произведении – романе «Прощения не будет» (1935).


[Закрыть] – я сдался, сдался[77]77
  …я сдался, сдался. – Начало патриотической песни, написанной в 1820 г. на слова мюнхенского ученого и поэта Ганса Фердинанда Массманна (1797–1874), автора многочисленных солдатских песен.


[Закрыть]. «Чего тебе тут нужно, Франц? С ума сошел, что ли?» – «Ну-ка, я присяду». Сдался, сдался, кайзер возвращает шпагу, кайзер должен возвратить ему шпагу, таков порядок вещей. «Послушай, если ты сейчас же не уйдешь, я позову людей, вызову полицию». – «С какой стати?» Руммер ди буммер. Зачем же Франц так издалека бежал? Нет, раз уж он тут, он тут и останется. «Разве тебя уже выпустили?» – «Да, срок кончился».

И таращит на нее глаза, и встает: «Выпустили меня, вот я и тут. Выпустить-то выпустили, но в каком виде?» Он хочет объяснить, в каком же это виде, но давится своей ниткой во рту; звуки трубы оборвались[78]78
  …звуки трубы оборвались… – Звук трубы – один из центральных лейтмотивов романа. Более подробно см. примеч. 85.


[Закрыть], все пропало куда-то, и он весь дрожит и не может даже взвыть, а только смотрит на ее руки. «Чего тебе нужно, Франц? Что-то случилось?»

Вот, например, стояли горы, стояли они многие тысячи лет, и по ним проходили целые армии со своими пушками; или, например, острова, а на них людей видимо-невидимо, в расцвете сил, и всякие там солидные торговые предприятия, банки, заводы, увеселения, балеты, импорт, экспорт, социальный вопрос и тому подобное. И вдруг в один прекрасный день – р-р-р-р-р-р, р-р-р-р-р-р, да не с дредноута! потому что он и сам летит к черту, а снизу! Земля делает отчаянный скачок, сладко пел душа-соловушка[79]79
  …сладко пел душа-соловушка… – начало первой строфы стихотворения «Ответ соловья» (1844) немецкого поэта Генриха Гофмана фон Фаллерслебена (1798–1874). Незамысловатые стихи Фаллерслебена в XIX в. часто и охотно перелагали на музыку; песни на его стихи есть у Ф. Листа, И. Брамса, Р. Шумана, Р. Штрауса и др.


[Закрыть], корабли – в поднебесье, а птицы – бац на землю. «Франц, я закричу! Слышишь? Пусти меня, пусти, Карл сейчас придет, с минуты на минуту может прийти. С Идой ты вот тоже так начал».

Во сколько ценится жена между друзьями? Лондонский бракоразводный суд вынес по иску капитана Бэйкона постановление о расторжении брака ввиду прелюбодеяния жены с его товарищем, капитаном Фербером, и присудил ему в возмещение убытков сумму в 750 фунтов стерлингов. По-видимому, истец не слишком высоко ценил неверную супругу, которая в ближайшее время намерена выйти замуж за своего любовника[80]80
  Во сколько ценится жена между друзьями? ~ выйти замуж за своего любовника. – Данный абзац представляет собой текст газетной заметки, которая была вклеена в рукопись романа; точный источник не установлен.


[Закрыть].

О, есть на свете горы, которые много тысяч лет стояли себе спокойно, и по ним проходили целые армии с пушками и боевыми слонами, но что же делать, если они вдруг проваливаются к черту, потому что внизу начинается: р-р-р-р-р-р-р-румм! Так что нечего и говорить, и пусть все идет своим чередом. Минна не может высвободить руку, и его глаза перед самыми ее глазами. Знаете, такое бывает у мужчины лицо, словно по нему пролегают рельсы, и вот по ним мчится теперь поезд, вон как он мчится, в дыму, курьерский Берлин – Гамбург – Альтона, отходит в 18 часов 5 минут, приходит в 21:35[81]81
  …курьерский Берлин – Гамбург – Альтона, отходит в 18 часов 5 минут, приходит в 21:35… — Дёблин дословно цитирует расписание немецких железных дорог на зимний сезон 1927/28 г. Альтона – район Гамбурга.


[Закрыть], весь путь – 3 часа 35 минут, и ничего не поделаешь, такие у мужчины уж руки, словно железные, железные! Буду кричать. Ну и кричала, звала на помощь. Но уже лежала на ковре. Щетинистые щеки мужчины – вплотную к ее щекам, его губы жадно тянутся к ее губам, она старается увернуться, молит: «Франц, о боже, пощади, Франц». И – ей сразу ясно.

Теперь она знает, ведь она же сестра Иды, – так он иногда глядел на Иду. Это Ида в его объятиях, потому он и зажмурился и выглядит таким счастливым. И точно не было этой безобразной потасовки, этого отупения, не было тюрьмы. А был Трептов с кафе Парадиз[82]82
  …Трептов с кафе Парадиз… – Трептов – район на юго-востоке Берлина. Название кафе перекликается с символиками и мотивами, связанными с библейской историей о грехопадении (см. начало книги второй романа: «Жили некогда в раю…» (с. 45 наст. изд.). См. также примеч. 1 к книге второй.


[Закрыть] и блестящим фейерверком, когда он с ней познакомился и проводил домой, ее, скромную швею, в тот раз она еще выиграла в кости фарфоровую вазочку, а на лестнице он с ее ключом в руках впервые поцеловал ее, и она поднялась на цыпочки; она была в парусиновых туфельках, а ключ упал на пол, и Франц не мог уж больше от нее оторваться. Да, это прежний, славный Франц Биберкопф.

А теперь он снова вдыхает ее запах, там, около шеи, это та кожа, тот же запах, от него кружится голова, чем все это кончится. И у нее, у сестры, какое у нее странное чувство! Что-то такое исходит от его лица, оттого, как он молча прижимается к ней. Она должна уступить: она еще сопротивляется, но вот с ней происходит словно чудесное превращение, с лица сбегает напряженность, ее руки не в силах больше его отталкивать, губы становятся беспомощными. Мужчина ничего не говорит, и она оставляет, оставляет, оставляет ему свои губы, обмякает, как в ванне, делай со мной что хочешь, растекается как вода[83]83
  …растекается как вода… – В мифологической картине мира Дёблина вода играет важнейшую роль (ср.: Гамлет: 504). В 1930 г. Дёблин написал текст для оратории «Вода» немецкого композитора Эрнста Тоха. В БА Дёблин вполне в духе культурных представлений эпохи, актуализировавшихся после Первой мировой войны, связывает воду с женским – стихийным, эротическим началом (см.: Becker-Cantarino 1997: 373). Биберкопф же в этой сцене воплощает мужское начало – стихию огня (о стихии огня и связанных с ней образах у Дёблина см.: Гамлет: 503; ср. также описания сцены убийства Биберкопфом Иды и сцены убийства и изнасилования Мици Рейнхольдом, построенные по сходному принципу (см. с. 375–379 наст. изд.)). Встреча Минны и Франца, таким образом, переходит в символическое измерение, иллюстрируя дёблиновскую идею «вечной борьбы в природе воды и огня», являющуюся одной из центральных в естественно-научном трактате писателя «Я над природой», написанном и опубликованном в 1927 г. Вода пытается «убежать от огня, становясь газом, превращаясь в пар». «Область газов», однако, Дёблин характеризует как «разрушение всех физических связей», «распад». Идея борьбы воды и огня связана у писателя с представлениями о том, что все природные объекты и организмы находятся в постоянном «дисгармоничном непокое», который противостоит гармонии «изначального смысла мира» («Ur-Sinn der Welt») (см.: Döblin 1964: 65f.).


[Закрыть], хорошо, пускай, я все знаю, ты мне тоже мил.

Очарование, трепет. Блестят золотые рыбки в стеклянном сосуде. Сверкает вся комната, это уж не Аккерштрассе, не дом, и нет силы тяжести, нет центробежной силы[84]84
  …нет центробежной силы. – Центробежная сила – сила, с которой движущаяся материальная точка действует на тела, стесняющие свободу ее движения и вынуждающие ее двигаться криволинейно. В конце 1920-х годов Дёблин начинает разрабатывать свою сложную естественно-научную картину мира (в работах «Наше бытие» и «Я над природой»). В духе психофизического монизма начала XX в. Дёблин рассматривает мир как одухотворенное единство всех вещей и живых существ, бытие каждого из которых наделено смыслом. Дёблин считал, что всюду в природе действуют одни и те же известные (химические, физические, математические, экономические) и неизвестные законы, порядки, правила. Органическое и неорганическое связывается воедино с помощью формы и резонанса (Form, Formung durch Resonanz); форма придает «ирреальной пространственно-временной целостности мира вид структурированной системы, которая с математической строгостью» (посредством «монотонии числа») «располагает единичное в целом». Это одухотворенное целое, в котором пребывают все вещи в природе, Дёблин называет «пра-я» («Ur-Ich»); частицы «пра-я» содержатся, согласно теории писателя, во всех сформировавшихся существах (людях, животных, растениях и даже в кристаллах, которые и являют собой наиболее явное, прозрачное, воплощение этого «единого закона»). Они и есть резонанс, который звучит в каждом и вокруг каждого из нас: «〈…〉 поведение людей в видимом и невидимом мире определяется резонансом. За одним резонансом мы следуем, другой – ответный резонанс – исходит из нашего бытия и переживаний и достигает самых глубоких глубин. Мы об этом ничего не знаем, но факт существования резонанса – само собой разумеющийся 〈…〉 он [резонанс] слышится в нас, движет нами, но мы не знаем, что это такое» (Döblin 1933: 171; см. также: 172–182). Принцип резонанса является одним из важнейших для понимания построения и поэтики БА, где писателем выстраивается целая система мотивных и тематических перекличек и взаимоотражений. Иногда этот «неясный» резонанс становится вдруг слышимым (см., например, с. 439–440 наст. изд.).


[Закрыть]. Исчезло, куда-то провалилось, потухло отклонение красных лучей в силовом поле солнца, нет больше кинетической теории газов[85]85
  Кинетическая теория газов – теория, которая объясняет неравновесные свойства газов (явления переноса энергии, массы, импульса) на основе законов движения и взаимодействия молекул.


[Закрыть], теории превращения теплоты в работу, электрических колебаний, явлений индукции[86]86
  Индукция – возбуждение переменным магнитным полем электродвижущей силы в проводниках.


[Закрыть], плотности металлов, жидкостей и неметаллических твердых тел.

Она лежала на полу, металась из стороны в сторону. Он засмеялся и, потянувшись, сказал: «Ну, задуши же меня, если можешь. Я не пошевельнусь». – «Да ты ничего другого и не заслужил». Он поднялся на ноги, смеясь и приплясывая от счастья, восторга и блаженства. Вот трубы затрубили, гусары, вперед, аллилуйя![87]87
  Вот трубы затрубили, гусары, вперед, аллилуйя! – Начальная строчка «Песни о фельдмаршале» (1813), написанной Э.-М. Арндтом (1768–1860), немецким поэтом, публицистом и историком, стихи и труды которого в значительной мере способствовали росту национального самосознания немцев. Проходящие в романе лейтмотивом упоминания о трубном звуке связаны с темой Апокалипсиса. Ср. с Откровением Иоанна Богослова: «И семь ангелов, имеющие семь труб, приготовились трубить» (Откр. 8: 6).


[Закрыть] Франц Биберкопф опять появился! Франца выпустили! Франц Биберкопф на свободе! Подтягивая брюки, он переминался с ноги на ногу. Она села на стул, хотела было расплакаться. «Я скажу мужу, скажу Карлу, надо было бы тебе посидеть еще четыре года». – «Ну что ж, скажи ему, Минна, скажи, не стесняйся». – «И скажу, а сейчас пойду за полицией». – «Минна, Миннакен, ну не будь же такой, я так рад, так рад, значит я опять стал человеком, Миннакен». – «Я говорю, ты с ума спятил. Тебе и впрямь повредили мозги в Тегеле». – «Нет ли у тебя чего попить, кружечки кофе или чего другого?» – «А кто мне заплатит за передник, гляди – весь разодран». – «Да кто же, как не Франц? Он самый! Жив курилка! Франц снова здесь!» – «Возьми-ка лучше шляпу да проваливай! А то Карл тебя застанет, а у меня синяк под глазом. И больше не показывайся. Понял?» – «Адью, Минна».

А на следующее утро он опять тут как тут, с небольшим свертком. Она не хотела его впустить, но он защемил ногу в дверях. Минна шепотом сказала ему в щелку: «Ступай своей дорогой, Франц. Ведь я же тебе говорила». – «Да я, Минна, только из-за передников». – «Какие такие передники?» – «Вот тут, ты выбери». – «Можешь оставить свое краденое добро себе». – «Оно не краденое. Да ты открой». – «Уходи, а то соседи увидят». – «Открой, Минна».

Тогда она открыла; он бросил сверток в комнату, а когда Минна, с метлой в руках, не пожелала войти туда же, он стал один скакать по комнате. «Ух и рад же я, Минна. Весь день радуюсь. А ночью видел тебя во сне».

Он развернул на столе свой сверток; она подошла поближе и выбрала три передника, но осталась непреклонной, когда он схватил ее за руку. Он убрал остальные, а она стояла перед ним, не выпуская метлы, и торопила его: «Да скорее же. Выметайся». Он кивнул ей еще в дверях: «До свиданья, Миннакен». Она метлой захлопнула дверь.

Неделю спустя он снова стоял перед ее дверью. «Я только хотел узнать, как у тебя с глазом». – «Все в порядке, а тебе тут нечего делать». Он выглядел гораздо здоровее; на нем было синее зимнее пальто и коричневый котелок. «И еще, я хотел тебе показаться, как я вырядился, на кого я теперь похож». – «Мне-то какое дело?» – «Ну угости меня хоть чашкой кофе». В этот момент сверху стал кто-то спускаться по лестнице, по ступенькам скатился детский мячик, и Минна в испуге открыла дверь и втащила Франца в квартиру. «Постой-ка минуточку тут, это верхние жильцы, Лумке, ну а теперь можешь уходить». – «Хоть бы кофейку выпить. Неужели у тебя не найдется для меня чашечки?» – «Ведь не для этого же я тебе нужна? И вообще, у тебя, наверно, завелись уж какие-нибудь шашни, как я погляжу». – «Да нет же, только чашечку кофе». – «Ох, горе мне с тобой!»

А когда она остановилась в прихожей у вешалки и он умоляюще взглянул на нее, она покачала головой, закрыла лицо красивым новым передником и заплакала: «Ты меня мучаешь, Франц». – «Да в чем же дело?» – «Карл не поверил в то, что я рассказала ему про подбитый глаз. Как, говорит, можно было так ушибиться о шкаф? И чтоб я это перед ним проделала. А ведь так просто подбить себе глаз о шкаф, когда дверь открыта. Пусть сам попробует. Но вот, не знаю почему, он мне не верит». – «Этого я не понимаю, Минна». – «Может быть, потому, что у меня еще и здесь царапины, на шее. Их я сперва-то и не заметила, но что ж тут скажешь, когда тебе их показывают, и смотришься в зеркало и не знаешь, откуда они?» – «Га, может же человек поцарапаться – когда, например, чешется или что. И вообще, чего это Карл над тобой так измывается? Я бы его моментально сократил». – «А тут еще ты все приходишь. Эти Лумке тебя, наверно, уж видели». – «Ну, пусть-ка они не больно задаются». – «Нет, лучше уж ты уходи, Франц, и больше не возвращайся, ты на меня только беду накличешь». – «А что, он и про передники спрашивал?» – «Передники я себе давно собиралась купить». – «Ну, в таком случае я пойду, Минна».

Он обнял ее за шею, и она не оттолкнула его. Спустя минутку, когда он все еще не отпускал ее, хотя и не прижимал к себе, она заметила, что он ее нежно поглаживает, и, удивленно вскинув на него глаза, промолвила: «Ну а теперь уходи, Франц». Он легонько потянул ее в комнату, она упиралась, но шаг за шагом подвигалась вперед. Спросила: «Франц, неужели опять все сначала?» – «Да почему же? Я только хочу немного посидеть с тобой в комнате».

Они мирно сидели рядышком на диване и говорили. А затем он ушел, сам, без напоминаний. Она проводила его до дверей. «Не приходи ты больше, Франц», – заплакала она и припала головой к его груди. «Черт знает, Минна, что ты можешь с человеком сделать! Почему бы мне больше не приходить? Ну а если не хочешь, то и не приду». Она держала его за руку. Он открыл дверь. Минна все еще держала его руку и крепко сжимала ее. Она держала его руку еще и тогда, когда он стоял уж на площадке. А затем отпустила ее и быстро и бесшумно заперла дверь. Он прислал ей с улицы два больших куска телятины.

А теперь Франц клянется всему миру и себе, что останется порядочным человеком в Берлине, с деньгами или без них

Он стоял в Берлине уже совершенно твердо на ногах – он продал свою старую обстановку, кой-какие гроши сколотил в Тегеле, кой-что призанял у хозяйки и у своего друга Мекка, – когда ему был неожиданно нанесен изрядный удар. Потом-то, правда, оказалось, что удар этот пустяковый. В одно вовсе не скверное утро у него на столе очутилась желтенькая бумажка, официальная, с казенным бланком, отстуканная на машинке:

Полицейпрезидиум, отделение 5, дата и исходящий номер. Просьба при ответе по настоящему делу ссылаться на вышеозначенный номер. Согласно представленным мне документам, Вы отбыли наказание за угрозы, оскорбление действием и нанесение телесных повреждений со смертельным исходом, а посему являетесь лицом, угрожающим общественной безопасности и нравственности. Ввиду сего и на основании прав, предоставленных мне § 2 закона от 31 декабря 1842 года и § 3 закона о свободе передвижения от 1 ноября 1867 года, а также законами от 12 июня 1889 года и 13 июня 1900 года, я постановил воспретить Вам со стороны государственной полиции проживание в Берлине, Шарлоттенбурге, Нойкельне, Берлин-Шенеберге, Вильмерсдорфе, Лихтенберге и Штралау, а также в районах Берлин-Фриденау, Шмаргендорф, Темпельгоф, Бриц, Трептов, Рейникендорф, Вейсензее, Панков и Берлин-Тегель, вследствие чего предлагаю Вам покинуть район, в коем проживание Вам воспрещено, в двухнедельный от сего числа срок с предупреждением, что в случае, если Вы по истечении означенного срока окажетесь проживающим в районе, в коем проживание Вам воспрещено, или же вернетесь в таковой, то Вы подлежите и будете подвергнуты на основании § 132 раздела II закона об общем государственном управлении от 30 июля 1883 года денежному штрафу в размере не свыше ста марок, с заменой в случае несостоятельности лишением свободы на срок не свыше десяти суток. Одновременно с сим обращаю Ваше внимание, что если бы Вы избрали своим местожительством один из нижепоименованных, расположенных в окрестностях Берлина, населенных пунктов: Потсдам, Шпандау, Фридрихсфельде, Карлсхорст, Фридрихсгаген, Обершеневейде и Вульхейде, Фихтенау, Рансдорф, Каров, Бух, Фронау, Кепеник, Ланквиц, Штеглиц, Целендорф, Тельтов, Далем, Ваннзее, Клейн-Глинеке, Новавес, Нейендорф, Эйхе, Борним и Борнштедт, – то должны ожидать последующей высылки из означенных населенных пунктов. Подпись. Печать. Форма № 968а[88]88
  Полицейпрезидиум, отделение 5 ~ Форма № 968а. – В период работы над романом (1927–1928) писатель был дружен с тогдашним вице-полицейпрезидентом Берлина и часто бывал в полицейпрезидиуме, который располагался недалеко от Александрплац, рядом с медицинской практикой Дёблина. Именно там он, возможно, и позаимствовал формуляры цитируемых им полицейских документов.


[Закрыть].

Здорово его от этого в жар бросило. Но есть такой хороший дом на Грунерштрассе[89]89
  Грунерштрассе – улица в центре Берлина, на которой располагался полицейпрезидиум.


[Закрыть], 1, недалеко от Алекса, патронат для бывших заключенных. Там на Франца посмотрели, посмотрели, спросили то, другое, да и выдали бумажку за подписями: господин Франц Биберкопф состоит под нашим надзором и покровительством, а о Вас мы наведем справки, работаете ли Вы, и Вы обязаны являться раз в месяц на регистрацию[90]90
  …а о Вас мы наведем справки… и Вы обязаны являться… на регистрацию. – Герой Дёблина, по всей видимости, вспоминает слова одного из работников патроната.


[Закрыть]. Кончено, точка. Все, все, как по маслу.

Забыт страх, забыты Тегель, и красная ограда, и стоны, и что там еще, – ну их к черту, мы начинаем новую жизнь, со всем старым покончено, Франц Биберкопф снова тут, и пруссаки веселятся, целый день кричат ура.

После этого случая он еще целый месяц набивал себе утробу мясом, картошкой и пивом и сходил к евреям на Драгонерштрассе, чтоб снова поблагодарить их. Нахум и Элизер как раз опять спорили. Они не узнали его, когда он вошел, одетый во все новое, потолстевший и пахнущий водкой, и, почтительно прикрывая шляпой рот, шепотом спросил, всё ли еще больны внуки старого господина. В кабачке за углом, где он угощал неугомонных спорщиков, они спросили его, какими делами он занимается. «Я – да делами? Никакими я делами не занимаюсь. У нас все делается само собою». – «Откуда же у вас деньги?» – «С прежних времен, остатки. Кой-какие сбережения». Он толкнул Нахума в бок и, раздув ноздри и сделав хитрые, загадочные глаза, сказал: «А помните еще ваш рассказ о Цанновиче. Замечательный парень. Молодец. Потом-то его, правда, застукали. Чего вы только не знаете? Вот бы мне тоже выступить таким принцем и учиться в университете. Впрочем, нет, в университет мы не согласны. Может быть, мы женимся». – «Что ж, совет да любовь». – «Приходите на свадьбу. Будут и угощение и выпивка».

Рыжий, Нахум, принялся разглядывать его, почесывая подбородок: «Может быть, вы послушаете еще один рассказ? Ну так вот, у одного человека был мячик, знаете, такой детский мячик, но не резиновый, а из целлулоида, прозрачный, и в нем были свинцовые дробинки. Так что дети могут таким мячиком и греметь, как погремушкой, и бросать. Взял этот человек мячик, бросил его и подумал: ведь в нем свинцовые дробинки, так что можно его бросить, и он не покатится дальше, а останется на том самом месте, куда упал. Но когда человек бросил мяч, то мяч полетел не так, как человек рассчитывал, а подскочил и затем еще откатился чуть-чуть в сторону, так – пальцев на десять». – «Ах, да оставь ты его, Нахум, в покое с твоими рассказами. Очень они ему нужны». А толстый, Франц-то: «Ну и что же случилось дальше с мячиком? И почему вы опять ссоритесь? Нет, вы взгляните на эту парочку, хозяин, спорят и ссорятся с тех пор, как я их знаю». – «Пускай себе люди остаются такими, какие они есть. Ссориться – пользительно для печенки». Рыжий: «Вот что я вам скажу, я видел вас на улице, видел на дворе и слышал, как вы пели. Поете вы очень хорошо. И вы хороший человек. Но только не будьте таким бешеным. Будьте поспокойнее. Будьте терпеливее на этом свете. Разве я знаю, что происходит у вас в душе и к чему готовит вас судьба? Только, видите ли, мячик летит не так, как вы его бросаете и как вам хочется, он летит приблизительно так, и немного дальше, а может быть, и гораздо дальше – почем знать? – или куда-нибудь в сторону».

Толстый откинул назад голову и, широко взмахнув руками, со смехом обнял рыжего. «Ну и мастер же вы рассказывать, ох, мастер! Но у Франца есть кой-какой опыт. Франц знает жизнь, Франц знает, кто он такой». – «Я только хотел сказать, что вы не так давно пели что-то очень невесело». – «Что ж, что не так давно? Что было, то прошло. А теперь мы опять при своих. Мой мячик летит хорошо, понимаете? Знай наших. Ну, адью, да смотрите, приходите на мою свадьбу!»

Таким образом бывший цементщик, а потом перевозчик мебели Франц Биберкопф, грубый, неотесанный парень с отталкивающей наружностью, парень, к которому привязалась красивая девушка из семьи слесаря и который эту девушку сделал проституткой и в конце концов смертельно ранил в драке, снова попал в Берлин и на улицу. Он поклялся всему миру и себе, что останется порядочным человеком. И действительно, пока у него были деньги, он оставался порядочным. А затем у него все деньги вышли, и этого момента он как будто только и ждал, чтобы показать всем, что такое есть человек.

Книга вторая

Итак, мы благополучно вернули нашего героя в Берлин. Он принес клятву, и возникает вопрос, не закончить ли нам на этом свое повествование. Финал кажется приятным и незамысловатым, конец напрашивается сам собою, и все в целом отличалось бы великим достоинством – краткостью.

Но это не какой-нибудь первый встречный, это Франц Биберкопф. Я вызвал его к бытию не для забавы, а для того, чтобы пережить его тяжкое, подлинное и просветляющее существование.

Франц Биберкопф перенес суровое испытание, но теперь он, широко расставив ноги, прочно утвердился на берлинской почве, и если он говорит, что хочет быть порядочным человеком, то мы можем ему поверить, – он им и будет.

Вы увидите, как он несколько недель оставался порядочным. Но это до некоторой степени лишь простая отсрочка.

Жили некогда в раю два человека, Адам и Ева. Поместил их туда Господь, создавший животных и растения и небо и землю. А раем был чудный сад Эдем. Произрастали в нем цветы и деревья, резвились звери, никто не мучил других. Солнце всходило и заходило, то же делала и луна, весь день в раю царила одна лишь радость[91]91
  Жили некогда в раю два человека, Адам и Ева ~ царила одна лишь радость. – Вольный пересказ начала Ветхого Завета (см.: Быт. 1: 29; 2). Мотив грехопадения является одним из центральных в романе и связывается с темой знания/неведения героя. В тексте БА неоднократно возникают библейские цитаты из книги Бытия и многочисленные аллюзии на историю соблазнения Евы змеем и изгнания первых людей из рая. Исследователи романа сходятся во мнении, что змею-искусителю Дёблин уподобляет или Людерса (история с вдовой в книге третьей), или Рейнхольда (история с ограблением фруктовой лавки – кражей яблок (!); предательство Рейнхольда, которое приводит к тому, что ФБ теряет правую руку; убийство Рейнхольдом Мици). В этом случае напрашивается параллель между ФБ и Адамом. Однако можно заметить, что и сам ФБ не раз сравнивается со змеем (например, в истории с Идой: он знакомится с ней в кафе «Райские сады», а затем вовлекает ее в проституцию).


[Закрыть].

Начнемте же веселей. Давайте петь и играть: ручками мы хлоп, хлоп, хлоп, ножками мы топ, топ, топ[92]92
  Ручками мы хлоп, хлоп, хлоп, ножками мы топ, топ, топ… – Слова песенки из первого действия сказочной оперы Энгельберта Хампердинка (1854–1921) «Гензель и Гретель» (1891). Ее герои – глупые дети, брат и сестра, отправляются на поиски своего отца в лес и попадают к злой ведьме, которая собирается их съесть. Опера Хампердинка, ученика Рихарда Вагнера, имела неслыханный успех, а номера из нее популярны и по сей день. В немецких театрах эту оперу обычно показывают на Рождество. В книгах второй и третьей БА Дёблин также несколько раз цитирует слова песен из этой оперы (см., например, с. 99, 123 наст. изд.).


[Закрыть], раз сюда, раз туда, раз кругом, в том нет труда.

ФРАНЦ БИБЕРКОПФ ВСТУПАЕТ В БЕРЛИН[93]93
  Франц Биберкопф вступает в Берлин. – Помещенные ниже пиктограммы представляют собой герб Берлина и десять эмблем, символизирующих различные отрасли городского хозяйства. Рисунки Дёблин вырезал из бюллетеня, выпущенного берлинским городским магистратом в 1928 г.


[Закрыть]

О публикации плана земельного участка[94]94
  О публикации плана земельного участка. – Следующие три абзаца – цитаты из сообщений, опубликованных в третьем и четвертом номерах «Официального бюллетеня города Берлина» за 1928 г. (от 15 и 22 января); Дёблин, однако, изменил названия улиц и имена.


[Закрыть] Ан-дер-Шпандауэр-Брюкке[95]95
  Ан-дер-Шпандауэр-Брюкке – улица и железнодорожная станция к северо-западу от Александрплац.


[Закрыть], 10.

Настоящим сообщается, что план расположенного на Ан-дер-Шпандауэр-Брюкке в городской общине Берлин-Центр участка № 10, право собственности на который подлежит долгосрочному ограничению на предмет устройства стенной розетки на фасаде выстроенного на означенном участке дома, выставлен со всеми к нему приложениями для всеобщего с ним ознакомления. В течение предусмотренного законом срока всем заинтересованным лицам предоставляется заявить в объеме своих интересов соответствующие возражения против означенного плана. Равным образом правом представить свои возражения пользуется и председатель вышеупомянутой общины. Возражения в письменной форме подаются в управление Центрального района в Берлине, Центр 2, Клостерштрассе[96]96
  Клостерштрассе – большая улица недалеко от Александрплац.


[Закрыть], 68, комната 76; устные заявления заносятся там же в протокол.

– Вследствие договоренности с господином полицейпрезидентом, я предоставил арендатору охоты, господину Боттиху, впредь до отмены сего, право ружейной охоты на диких кроликов и прочих хищников на участке под наименованием Парк Гнилого Озера в следующие дни 1928 года: охота должна заканчиваться в летнее время, с 1 апреля по 30 сентября, к 7 часам, а в зимнее время, с 1 октября по 31 марта, к 8 часам. О чем и доводится до всеобщего сведения, с предупреждением не ходить на означенный участок в вышеуказанные часы. Обербюргеймейстер, он же заведующий отделом охоты.

– Мастер скорняжного цеха[97]97
  Мастер скорняжного цеха… – Ср. с образом скотобойни в книге четвертой (с. 141 и след. наст. изд.).


[Закрыть] Альберт Пангель после тридцатилетней деятельности в почетных должностях сложил с себя все почетные обязанности ввиду преклонного возраста и переезда в другой округ. В течение этого долгого времени он непрерывно состоял председателем комиссии по благоустройству, а также и куратором. Районное управление отметило заслуги господина Пангеля в поднесенном ему благодарственном адресе.

Розенталерплац развлекается.

Переменная, скорее ясная погода, один градус ниже нуля. Над Германией распространяется низкое давление, которое положило конец стоявшей до сих пор хорошей погоде. Продолжающиеся незначительные изменения давления указывают на медленное распространение низкого давления к югу; таким образом, погода и дальше будет оставаться под его влиянием. Дневная температура, вероятно, понизится[98]98
  Переменная, скорее ясная погода ~ Дневная температура, вероятно, понизится. – См. примеч. 58 к книге первой.


[Закрыть]. Бюллетень погоды для Берлина и прилегающих районов.

Маршрут трамвая № 68[99]99
  Маршрут трамвая № 68… – Если первый трамвай (№ 41, см. примеч. 3 к книге первой), на котором ехал Биберкопф, отправлялся от Тегеля, то конечная остановка второго трамвайного маршрута, упоминающегося в тексте романа, – психиатрическая лечебница. Таким образом, эти два трамвайных маршрута указывают на начальный (тюрьма) и конечный (психиатрическая лечебница) пункты движения главного героя романа в Берлине.


[Закрыть]: Розенталерплац, Виттенау, Северный вокзал, больница, Веддингплац, Штеттинский вокзал, Розенталерплац, Александрплац, Штраусбергерплац, вокзал Франкфуртераллее, Лихтенберг, дом умалишенных Герцберге. Три берлинских транспортных предприятия – трамвай, воздушно-подземная дорога и автобус – ввели единый тариф. Проезд стоит для взрослых двадцать пфеннигов, для учащихся – десять. Льготным проездом пользуются дети до 14 лет, ремесленные ученики и учащиеся, студенты, инвалиды войны и лица, неспособные к передвижению пешком, по удостоверениям участковых попечителей. Ознакомьтесь с сетью маршрутов. В зимние месяцы воспрещается пользоваться передней дверью для входа и выхода, 39 сидячих мест, 5918, кто намерен выйти, должен предупредить заблаговременно, вагоновожатому воспрещается разговаривать с пассажирами, вход и выход во время движения сопряжены с опасностью для жизни[100]100
  Проезд стоит ~ вход и выход во время движения сопряжены с опасностью для жизни. – Дёблин цитирует правила проезда в городском транспорте, висевшие в те годы на трамвайных остановках, а также сведения, вывешенные в трамвайных вагонах.


[Закрыть].

На самой середине Розенталерплац какой-то человек с двумя желтыми свертками соскакивает на полном ходу с 41-го трамвая, порожнее такси проносится на волосок от прыгуна, вслед ему строго глядит шупо, откуда-то появляется трамвайный контролер, шупо и контролер здороваются за руку: ну и повезло же тому с его желтенькими свертками.

Разные фруктовые наливки по оптовым ценам, д-р Бергель, присяжный поверенный и нотариус, Лукутат[101]101
  Лукутат – гомеопатический медицинский препарат, широко рекламировавшийся в 1927 г. Лукутат якобы изготавливался из плодов одноименного кустарника, произраставшего в индийских джунглях, и способствовал «омоложению организма»: «омолаживал кровь и половые железы, чистил печень и укреплял сердце», благодаря лукутату, сообщала реклама, слоны и индийские йоги доживали до ста лет. Впоследствии выяснилось, что за лукутат выдавали перебродившее сливовое пюре.


[Закрыть], индийское средство, секрет долголетия слонов, презервативы Фромма[102]102
  …презервативы Фромма… – «Фромм» – торговая марка берлинской резиновой мануфактуры. В представлениях социологов того времени, жизнь в большом городе характеризовалась полным отсутствием интереса к биологическому продолжению рода (в отличие от жизни в деревне), поэтому примечательно, что герой Дёблина акцентирует внимание на этой вывеске.


[Закрыть], лучшая в мире резиновая губка, на что это нужно столько резиновых губок.

От площади ведет к северу длинная Брунненштрассе[103]103
  Брунненштрассе – большая улица, которая вела из центра на северную окраину Берлина; в Брунненштрассе переходила Розенталерштрассе.


[Закрыть], по левой стороне ее, не доходя Гумбольдхайна[104]104
  Гумбольдхайн – парк на севере Берлина.


[Закрыть], находится AEG. AEG – колоссальное предприятие, охватывающее, согласно телефонной книге на 1928 год[105]105
  AEG… согласно телефонной книге на 1928 год… – Как указывает сам Дёблин, сведения о фирме AEG – одном из самых крупных промышленных предприятий в Берлине того времени – он почерпнул из берлинской телефонной книги за 1928 г.


[Закрыть]: электрическую станцию, центральное правление, NW40, на набережной Фридриха Карла[106]106
  Набережная Фридриха Карла. – Находилась на северо-западе Берлина, в промышленном районе, недалеко от транспортного вокзала и порта.


[Закрыть], 2–4, местное отделение, иногороднее отделение, заводоуправление, проходную контору, Электропромышленный банк, отделение осветительных приборов, отделение связей с Россией, металлургический завод Обершпрее[107]107
  Обершпрее – район и железнодорожная станция на юго-востоке Берлина.


[Закрыть], фабрику электроприборов в Трептове, завод на Брунненштрассе, заводы в Геннингсдорфе[108]108
  Геннингсдорф – город в Бранденбурге к северо-западу от Берлина.


[Закрыть], завод изоляционных материалов, завод на Рейнштрассе[109]109
  Рейнштрассе – улица находится на юго-западной окраине города.


[Закрыть], кабельный завод в Обершпрее, трансформаторные заводы на Вильгельминенгофштрассе[110]110
  Вильгельминенгофштрассе – большая улица на юго-восточной окраине Берлина.


[Закрыть] и на Руммельсбургершоссе[111]111
  Руммельсбургершоссе – шоссе на востоке Берлина.


[Закрыть] и, наконец, турбинный завод NW на Гуттенштрассе, 12–16[112]112
  …турбинный завод NW на Гуттенштрассе, 12–16. — Дёблин часто бывал на этом заводе фирмы AEG, расположенном на северо-западе Берлина, когда работал над своим «берлинским» романом «Борьба Вадцека с паровой турбиной» (1914; опубл. 1918).


[Закрыть].

Инвалиденштрассе[113]113
  Инвалиденштрассе – большая улица, которая ведет с северо-запада на север города.


[Закрыть] отходит влево. Она ведет к Штеттинскому вокзалу[114]114
  Штеттинский вокзал – вокзал на северо-западе Берлина, крупный транспортный узел.


[Закрыть], куда прибывают поезда с Балтийского моря: Ах, вы весь в копоти – здесь, конечно, пыльно. – Здравствуйте, до свиданья! – Не прикажете ли отнести багаж, пятьдесят пфеннигов. – Но вы прекрасно поправились! – Ну, загар быстро сойдет. – Откуда у людей столько денег на разъезды? – Вот вчера рано утром в маленькой гостинице на одной из темных улиц застрелилась парочка влюбленных, кельнер из Дрездена и замужняя женщина, которая, однако, записалась под чужой фамилией[115]115
  Вот вчера рано утром ~ записалась под чужой фамилией. – Источник этой новости, вклеенной в рукопись, неизвестен.


[Закрыть].

С юга на площадь выходит Розенталерштрассе. На углу ресторан Ашингера, Ашингер кормит людей и отпускает им пиво, концерты, и кондитерская. Рыба – продукт весьма питательный, иной бывает рад, когда у него есть хоть рыба, а другие не могут есть ее, ешьте рыбу, и вы сохраните хорошую фигуру, здоровье и бодрость[116]116
  Рыба – продукт весьма питательный ~ здоровье и бодрость. – Текст рекламного объявления в газете «Берлинер тагесблатт» за 13 марта 1928 г.


[Закрыть]. Дамские чулки из настоящего искусственного шелка, только здесь вы получите первоклассное золотое вечное перо.

На Эльзассерштрассе[117]117
  Эльзассерштрассе – большая улица на севере Берлина.


[Закрыть] загородили всю мостовую, оставив только узенький проезд. За забором пыхтит локомобиль. Беккер и Фибих, строительная контора, Берлин В35[118]118
  Беккер и Фибих, строительная контора, Берлин В35. — Строительная контора «Беккер и Фибих» существовала в действительности; Дёблин дает адрес по берлинской адресной книге за 1928 г.


[Закрыть]. Шум и грохот; вагонетки ходят до угла, где частный коммерческий банк – депозиты, хранение процентных бумаг, текущие счета. Перед банком пятеро рабочих, стоя на коленях, забивают в грунт булыжник.

На остановке у Лотрингерштрассе в трамвай № 4 село четверо[119]119
  …у Лотрингерштрассе в трамвай № 4 село четверо… – Трамвай № 4 не останавливался у Лотрингерштрассе. В рукописи БА был указан правильный номер маршрута, остановка которого находилась в этом месте, – № 1. Лотрингерштрассе – улица на севере Берлина, в которую переходит Эльзассерштрассе.


[Закрыть], две пожилые женщины, простолюдин с озабоченным видом и мальчик в теплой шапке и наушниках. Обе женщины едут вместе, это фрау Плюк и фрау Гоппе. Они ездили покупать для старшей, фрау Гоппе, бандаж, потому что у нее предрасположение к грыже. Они заходили к бандажисту, на Брунненштрассе, а теперь едут встречать своих мужей, возвращающихся к обеду. Простолюдин – кучер Газебрук, замучившийся с электрическим утюгом, который он задешево купил для своего хозяина как подержанный. Ему подсунули плохой; хозяин поработал им несколько дней, а затем утюг перегорел, и вот теперь Газебруку велели обменять его на другой, а продавцы не хотят, и он уже третий раз ездит к ним: придется, видно, доплатить из своего кармана. Мальчик Макс Рюст станет со временем жестянщиком, отцом еще семи Рюстов, вступит компаньоном в фирму Халлис и К°, установки и кровельные работы в Грюнау[120]120
  Грюнау – зеленый район в пригороде Берлина, на берегу реки Даме.


[Закрыть], на пятьдесят третьем году жизни выиграет на свою четверть билета часть главного выигрыша Прусской лотереи, удалится после этого на покой и скончается пятидесяти пяти лет во время процесса с фирмой Халлис и К° в связи с выходом его из этого дела. Извещение о его смерти будет гласить: 25 сентября, на пятьдесят пятом году жизни внезапно скончался от разрыва сердца мой горячо любимый муж, наш дорогой отец, сын, брат, шурин и дядя Макс Рюст, о чем с глубоким прискорбием извещает от имени осиротелой семьи Мария Рюст[121]121
  Извещение о его смерти будет гласить: 25 сентября ~ Мария Рюст. – Текст некролога, вырезанный из газеты; Дёблин лишь заменил упоминавшиеся в нем фамилии.


[Закрыть]. А изъявление благодарности после похорон будет выглядеть так: Ввиду невозможности – каждого в отдельности – за внимание и т. д. настоящим выражаем всем родным, друзьям, а также жильцам дома № 4 по Клейстштрассе и знакомым нашу искреннюю благодарность. В особенности благодарим господина Дейнена за его прочувствованное слово…[122]122
  …Ввиду невозможности ~ слово… – Также вырезка из газеты, вклеенная в текст рукописи, Дёблин заменил адрес и имена.


[Закрыть] Но сейчас этому Максу всего четырнадцать лет; он только что окончил приходскую школу и едет в консультацию для страдающих недостатками речи, тугоухих, близоруких, отсталых и трудновоспитуемых, где уже часто бывал, так как заикается, хотя и не так сильно, как раньше.

Кабачок на Розенталерплац.

В передней комнате играют на бильярде, в глубине, в уголке, двое мужчин пьют чай и курят. У одного из них дряблые щеки и седые волосы; он в плаще.

– Ну, валяйте. Но только сидите смирно, не дрыгайтесь так.

– Нет, сегодня вы меня не затащите к бильярду. У меня сегодня рука неверная.

Седой жует сухую булку, не притрагиваясь к чаю.

– Вовсе не требуется. Нам и тут хорошо.

– Знаю, знаю, старая история. Ну, теперь вопрос решен.

– Кто решил-то?

Его собеседник – молодой, светлый блондин, с энергичным лицом, мускулистый.

– Конечно, и я тоже. А вы думали – только они? Нет, теперь все выяснено.

– Другими словами: вас выставили вон.

– Я откровенно поговорил с шефом, он на меня накричал. А в конце дня мне принесли уведомление, что с первого числа я уволен.

– Вот видите, никогда не надо, в известных условиях, говорить откровенно. Если бы вы поговорили с вашим шефом обиняками, он бы вас не понял и вы продолжали бы служить.

– Да я еще не ушел, что вы вообразили? Теперь-то я и покажу себя. Думаете, им сладко от меня придется? Ежедневно в два часа я буду являться и отравлять им жизнь, будьте покойны.

– Молодой человек, молодой человек. А я-то полагал, вы женаты.

Тот поднял голову.

– В том-то и подлость, что я ей еще ничего не сказал, не могу и не могу.

– Может быть, дело еще и наладится…

– Кроме того, она в положении.

– Второй уже?

– Да.

Человек в плаще закутывается в него плотнее, насмешливо улыбается своему собеседнику, а затем, кивнув головой, говорит:

– Что ж, отлично. Дети придают смелости. Вам она теперь могла бы пригодиться.

– Она мне совершенно не нужна, – выпаливает тот. – К чему? Я по уши в долгах. Эти вечные платежи. Нет, не могу ей сказать. А тут еще меня просто выперли. Я привык к порядку, а у нас черт знает что делается. Конечно, у моего шефа есть своя мебельная фабрика, и приношу ли я ему заказы для обувного отдела, ему глубоко наплевать. В том-то и вся штука. Чувствуешь себя какой-то пятой спицей в колеснице. Стоишь себе в конторе и спрашиваешь без конца: посланы ли наконец предложения? Предложения? Какие предложения? Да ведь я же вам уже шесть раз говорил! На кой черт я тогда бегаю по клиентам? Люди в глаза смеются. Либо ликвидируй этот отдел, либо делай дело.

– Выпейте-ка чаю. Пока что ликвидировали вас.

От бильярда подходит какой-то господин без пиджака, кладет руку молодому человеку на плечо и спрашивает:

– Как вы насчет небольшой партии со мною?

За молодого отвечает старший:

– Он получил кроше[123]123
  Кроше – в боксе: сокрушительный удар сбоку.


[Закрыть] в подбородок.

– Бильярд очень помогает против кроше. – С этими словами он уходит. Человек в плаще глотает горячий чай. Приятно попивать горячий чай с сахаром и ромом и слушать, как скулят другие. Так уютно в этом кабачке.

– Вы сегодня не собираетесь домой, Георг?

– Не хватает духу, честное слово, не хватает духу. Что я ей скажу? Я не могу взглянуть ей в глаза.