Текст книги "Ящик водки"

– Нет, нет, нет! Атомные станции к Чубайсу не относятся, это Росэнергоатом.

– Это отговорка. Вечно ты Чубайса кидаешься защищать ни за что ни про что. А про энергетику я еще вспомнил вот что. Ты давно не был в ресторане «Узбекистан»?

– Недели две назад был. Я же чебуреки люблю.

– А заметил ты там в меню такое блюдо: шашлык из лампочек?

– Нет.

– Ну как же так? Из лампочек – это значит из яиц.

– Шашлык из яиц? Они сначала отваренные, что ли?

– Да бычьи это яйца! Бычьи! Так я сразу подумал – «лампочки Ильича». Это что касается энергетики…

– Хорошо… От вечно живого… Яйца на вертеле… А я люля больше люблю… Особенно на Брайтоне они хороши…

– Я туда люблю заезжать, на Брайтон. Пельмени, водка, прилавки плексигласовые…

– Ты обратил внимание, что там нет супермаркетов?

– Потому что в супермаркете легче спереть.

– Наверное.

– Значит, по Чернобылю все ясно… Он забил гвоздь в гроб коммунизма.

– Да, это была колоссальная материальная потеря. Огромные деньги были потрачены, чтоб хоть какие-то последствия ликвидировать. Но если бы не было сделано то, что сделано, было б еще хуже. Сколько людей было угроблено! Говорили же, что тридцать миллионов человек погибнет от последствий. И смертельная рана была Совку нанесена в смысле доверия к власти. Народ начал понимать масштабы катастрофы и масштабы предательства. И народ сказал: извиняюсь…

Сталин, после того как Алоизыч его подставил, через месяц и то вышел и сказал: «Братья и сестры спасайте меня!» А Горбач не вышел и не сказал: «Спасайте!»

Вот его и не спасли…

Сейчас я тут процитирую Грачева, который в то время служил у генсека пресс-секретарем:

«…подлинный масштаб трагедии был осознан руководством страны лишь несколько дней спустя. Во-вторых, это был первый и поэтому особенно зловещий сигнал, дурное предзнаменование. Знак беды, навсегда пометивший перестройку. Система взорвалась, как мина со сложным механизмом в руках неопытного сапера.

…Чернобыль превратился в жесткую проверку обещаний перестройки, и прежде всего одного из наиболее обязывающих – обещания гласности.

Озадаченное молчание Политбюро, пытавшегося уяснить для себя истинные размеры трагедии, попытки местных украинских властей, действовавших по привычному рефлексу, приуменьшить ее масштабы, чтобы «не огорчать Москву», ведомственный испуг тех, кто отвечал за конструкцию и эксплуатацию реактора, – все эти мелкие конъюнктурные хлопоты и заботы растерянных, не понимающих до конца всего, что случилось, людей затянулись в один узел аппаратных и ведомственных интересов и интриг, который можно было разрубить, только проявив необходимую политическую волю.

Горбачев молчал в течение 14 дней. И хотя на уровне практических шагов реакция руководства была вполне адекватной случившейся трагедии, ни страна, ни внешний мир не имели полной ясности о том, что в действительности произошло. Хотя из-за вселенского характера катастрофы с первого дня было понятно, что скрыть ее не удастся, чтобы признать это, Горбачеву, видимо, требовалось взять чисто психологический барьер. Тот самый, который так и не смог преодолеть Ю. Андропов (находившийся, правда, между жизнью и смертью) в дни, когда советская ПВО сбила южнокорейский пассажирский самолет. Выступив по телевидению с обращением к стране и наконец-то откровенно рассказав о том, что произошло, Горбачев сделал важное для себя открытие: «чистосердечное признание» не только смягчило последствия удара, нанесенного политическому и моральному авторитету перестройки, но и развязало руки для более решительных действий в сложившейся экстремальной ситуации.

…Облегчив душу, он с энтузиазмом убеждал членов Политбюро: «Мы действуем под контролем своего народа и всего мира. Поэтому не будем ни от чего уклоняться. Скажем откровенно о том, что произошло, – от нас ждут этого люди и у нас, и за рубежом». Пауза, взятая для размышлений над знамением Чернобыля, не прошла для него даром.

…Уже не по поводу Чернобыля, отвечая на заседании Политбюро В. Чебрикову, возражавшему против публикации повести Василя Быкова «Знак беды», бдительно усмотревшему в ней «подкоп под коллективизацию», Горбачев шумел: «Да, перекосы будут. Все уплывет в потоке, который образуется. Будет и пена, и мусор, но все это знак весны, обновления, спутники демократизации. А ее маховик надо раскручивать… Не надо бояться. Главное, народ реагирует, поднимает голову. Бить по ней, опять командовать – значит изменить демократии».

– Это была репетиция крушения Советского Союза. Такая генеральная репетиция в костюмах.

– Да, да! Первый прогон! Академики стрелялись, если помнишь. Александров, президент Академии наук, в отставку ушел… После, как водится, награждение непричастных и наказание невиновных.

– А сколько сперли денег тогда под это дело? Скажи мне как ученый-экономист.

– Механизм воровства средств в Совке мне не понятен. Ну как можно было тогда всерьез красть? Ведь не было оффшора у чиновников. Ну спиздил кто-то на дачу, на новую модель «Жигулей»… Усушка, утруска, пересортица… Помнишь, в «Бесприданнице» был эпизод? Там появился человек, он сорил деньгами, а потом пришли полицейские, сказали, что он из кассы украл, и забрали его…

A.H. Островский. «Бесприданница». Действие первое, явление второе.

«…Вожеватов. Да, смешно даже. У ней иногда слезинки на глазах – видно, поплакать задумала, а маменька улыбаться велит. Потом вдруг появился этот кассир. Вот бросал деньгами-то, так и засыпал Хариту Игнатьевну. Отбил всех, да недолго покуражился: у нее в доме его и арестовали. Скандалище здоровый! (Смеется.) С месяц Огудаловым никуда глаз показать было нельзя…»

– Радиация как политический образ, дешевый такой.

– Да ну, при чем тут радиация? Ты не пробовал палочку дрожжей бросить в нужник? Говна раз в десять больше становится. Можно уже не удобрять. Это не ядерный взрыв был, а говно. Из всех щелей поперло. Совок уже смердил на весь мир.

– И был еще съезд КПСС. Если ты помнишь.

– Да? Съезд?

– Как приятно, что можно это все забыть: съезды всякие, разную прочую херню… Изыди, Сатана! Так опять съезд. И опять приехал секретарь обкома, и опять созвал журналистов.

– А, точно – XXVIII съезд. Там коммунисты за демократию, Руцкой…

– Не помню. Так приехал, значит, секретарь. Мы ждем – ну что скажет?! А он сказал, что им там объяснили: критика должна быть, но обязательно – конструктивная. В общем, все оставалось как было.

– Да их переделать невозможно! Горбачев, даже если б он захотел что-то изменить, не смог бы никогда. Никогда! Этих «с мест» невозможно было заставить работать по-другому! Их только бабками можно взять! Бывших первых секретарей, которые нынче губернаторы, как в коммерческое русло повернули? За счет бабок! А то им что говорили: закрыть распределители, отобрать машины, куда-то баллотироваться… Думает: ты, мол, изберись председателем облсовета, тогда мы тебя и первым секретарем назначим. Было, было! А тот: «На хера мне такое? Я по трупам лез, товарищей предавал, кагэбэшникам барабанил – для чего? Для того чтоб я, моя жена, мои дети отоваривались в закрытом распределителе, жрали хорошую ветчину и балыковую колбасу…»

– …вредную для здоровья.

– Вредную. Кушали хорошую «Посольскую» водку. Получали заячьи шубки без очереди. А ты, сука, хочешь, чтоб я еще шел на выборы. К тем товарищам, которых я продавал. Так нельзя правила игры менять! И еще он бы мог добавить: обращаю твое внимание, Михал Сергеич, что сам ты избираться всенародно не готов. Ты хочешь, чтоб тебя специально подобранные депутаты избрали, на съезде, а уж никак не всенародно!

– Ну да, Горбачев нарушил важное правило ведения переговоров. Когда у человека что-то хочешь забрать…

– …взамен ему предложи что-то другое.

– А Горбач им не предложил ничего. И в этом была слабая сторона его как бизнесмена.

– Коммунисты всегда страдали от отсутствия этой сбалансированной позиции. Они говорили – ты отдай, а потом, может быть, если останешься живой, нам надо посоветоваться… А если не отдашь, мы гарантируем, что тогда ты живой точно не останешься. Товарищ Сталин, он же с этими партийными кадрами не церемонился.

– Да… То есть у человека были только запреты: бухать, блядовать, разводиться, иметь хорошую дачу – ничего нельзя. А теперь еще и в обкомовский магазин не ездить… А на хера ж тогда? Что ж можно?

– А я тебе отвечу. Можно – казенную дачу, пока ты занимаешь эту должность! И кухарку свою е…ть, пока ты начальник! А когда ты перестанешь им быть, то и кухарочка тебе сделает ручкой… Пока ты крупный начальник, тебе можно за границу ездить, и – о чудо! – даже в капстраны. И поэтому ты должен за свою должность держаться до тех пор, пока у тебя сердце бьется. И делать то, что тебе говорят, не рассуждая. Потому что без этой должности ты известно чего кусок, понял? A потеряешь должность, так дачу тебе позволено будет иметь только на шести сотках. И без зимнего отопления, и без бани – ты ж не какой-нибудь директор промтоварной базы.

– Помню, была версия, отчего именно шесть соток: якобы вычислили, что с такого клочка семья в нашем климате точно не прокормится и потому не сможет плюнуть на государство.

– Вот и неправда! Оказалось, что может прокормиться! На шести сотках некоторые российские дачники обеспечивают урожайность, которой могли бы позавидовать голландцы, французы и немцы! По картофелю, по овощам, по ягодам…

– Да, была советская статистика – в так называемых личных подсобных хозяйствах производилась треть картошки и половина всего мяса в стране. Я это отчетливо помню, как бывший журналист-аграрий. Да… А функционерам выдавали разные приятные вещи не в собственность, а вроде бы напрокат. Этот институт был моден при Советах – лыжи напрокат, телевизоры, палатки, мебель… А этим – дачи давали и машины.

– Лизинг.

– Этот бизнес сейчас возрождается, судя по рекламе! В этом, может, и есть смысл – снял себе дачу, и ладно, зато не надо ремонтировать и все такое прочее… А книги тогда какие ты читал?

– В 86-м? Я перечитывал Герцена, «Былое и думы». Интересная книга!

– Гм… Я ее последний раз брал в руки в 81-м, когда в Польше были разборки с «Солидарностью».

– Там впервые в официальной литературе, рекомендованной для чтения, я прочитал критику Маркса, например.

– Не помню. Типа он все наврал или что?

– Я в первый раз ознакомился с тезисом, что движущей силой всех революций является зависть. Это у Герцена прямо написано!

– То есть не забота о светлом будущем грядущих поколений, а именно так?

– Да… Зависть… Еще Герцен нас учил, что учение Маркса – это идеология лавочников… Вот… Там много чего интересного!

– Не зря его в Лондон сослали… Как Березу… Который у нас как наследник «Колокола».

– Да ну, я тебя умоляю! Это как если бы создатель военных поселений Аракчеев вдруг неожиданно эмигрировал в Лондон и начал бы Николая Первого критиковать… Примерно из той же серии. Человек, который чуть голову не положил, утверждая теперешний режим у власти, потом вдруг воспылал к нему такой ненавистью… И стал вдруг говорить – ай-ай-ай, караул…

– Он же еще автомобили пиздил. Вон дело какое-то опять завели.

– Ну было и было… У правоохранительных органов к Березе разное отношение в разные времена. На нашей памяти дело Аэрофлота закрывали за отсутствием состава каких-либо претензий к Абрамычу. А потом вдруг они обратно возникли, да? Он один воровал – или с кем-то еще? А если с кем-то еще, то они ведь продолжают владеть этим заводом? Или как? У меня к Березе сложное отношение, но давайте объективно смотреть – так же не бывает.

– Но он веселый парень.

– Веселый.

– Никто еще так не развлекал русскую публику, как он! И размах у него есть. А еще в 86-м было много текстов про НЛО… Якобы в Штатах с 47-го года хранились обломки сбитой «тарелки» с трупами инопланетян.

– Это я помню. Потом выяснилось что русские давно «летающую тарелку» изобрели, и она есть. Где-то в Саратове… Блоху подковали. Она хоть и сдохла…

– … но летает. А ты что думаешь об инопланетянах?

– Меня эта тема по большому счету никогда не волновала. Я не думал об этом. Цель какая – думать об этом?

– Ну свалить на них что-то – убийство Листьева или Собчака.

– А ты уверен, что Собчака убили? Что он не своей смертью помер?

– О, вот видишь, ты даже не говоришь: «Что ты несешь, что ты мелешь, да кто б его мог убить?!» Ты чисто конкретно спрашиваешь, уверен ли я… Он умер в такой момент подходящий…

– Но ведь в своей постели…

– Ну да. И Сталин тоже в своей постели практически. Гораздо интересней та версия, где охрана боялась к Сталину войти, врачи боялись лечить, Политбюро боялось, что он выживет, ТАСС боялся объявить, что вождь коньки откинул…

– Дыхание Чейн-Стокса. У Сталина вот именно такое было перед смертью, об этом сообщалось.

– Ладно. А Чумак тебя тоже не волнует?

– Меня – нет. Но меня волнует, что Чумак волнует большое количество россиян. Это – да.

– Мне рассказывал один человек, который с Чумаком устраивал концерты…

– Концерты – хорошее слово!

– Ну, короче, они стадионы арендовали. Чумак выступает, а товарищи уже бухают, организаторы. И Чумака зовут выпить. А он говорит – не могу, у меня сейчас второе отделение будет, надо к народу идти. И ему дают совет – что сказать публике. Чумак выходит на сцену и говорит в микрофон: «А теперь, перед началом второго действия, – двадцать минут лечебного молчания».

– Ха-ха-ха.

Кстати, с этих концертов начался Мавроди и все остальные пирамиды. Лоходром. Будь моя воля, я бы всех, кто ходил на Кашпировского с Чумаком, покупал билеты «МММ» и всяких разных «хопров», освидетельствовал, признавал ограниченно дееспособными и лишал избирательных прав.

Я уверен, что список этих гавриков и гавриков, которые голосуют за Жирика и коммуняк, коррелирует на 99 %. Ну они реально ненормальные.

Как с этой Властилиной. Обманула тысячи людей. Поймали – посадили. Отсидела – вышла. Далее внимательно: приехала обратно к себе в Подольск, открыла такую же контору – лоходром, – и опять народ повалил к ней тысячами со своими сбережениями!!!

Все. Ее больше сажать нельзя. Надо всю эту публику, которая к ней ходит, срочно в дурдом. Срочно! Как нет? А если они завтра чего-нибудь подожгут? Или зарежут кого-нибудь? Они же за свои поступки не отвечают. Это очевидно. Они ведь потом опять скажут: а куда государство смотрит? Почему оно нам опять позволило свалять дурака? Оно что, не знало, что мы дураки и есть?

– И дальше спокойно бухают. А сколько людей избавились за эти двадцать минут от хронических заболеваний, бросили пить, перестали изменять женам… Или жены им. Все-таки большинство населения страны не взрослое – оно на стадии североамериканского негра или сельской девочки, которая ходит к гадалке; это люди, которым нужны простые конструкции, нужны мифы. Ну как ты им будешь объяснять про современную экономику? Только время потеряешь. Надо им дать Чумака, пусть лечит. Надо дать Березу – вот, он один украл, а все прочие – русские и честные. Надо им дать Ельцина – наш мужик с утра выпил, весь день свободный. Спел, сплясал, доволен собой, и пошли все на хер. Простые конструкции. А для вас, яйцеголовых, надо конструкции посложней: с Чейн-Стоксом, с диссертациями, надо в Гарвард ездить, – повыпендриваться, короче. Есть у тебя чувство, что страна состоит из двух разных народов? Что, как говорил классик, в каждой национальной культуре есть как минимум две национальные культуры? А может, и три, но две-то точно? Чумак – это наше, это вековая мечта русского народа! Зачем жечь усадьбы, когда барин сам от всего откажется и будет ездить на троллейбусе, как ранний Ельцин? Понимаешь, о чем я говорю?

– Да.

– Вот эти вековые чаяния, о которых нам вещает Геннадий Андреич Зюганов, у нас в полный рост стоят! И живая вода, которую для партии и народа заряжает Чумак, и сестра Аленушка, которая закозлила братка Иванушку, и гуси-лебеди, и березки… Вот все тут – все есть! Иванушка – это Рыбкин, который чего-то там с Березовским тер, и Лебедь, который с Березой работал, с Гусем вообще понятно, это НТВ, само собой… Все русские мифы тут включены. Над самым святым, короче, надругались. Инопланетяне прилетят и всех развлекут. Свершится чудо, и Чумак всех вылечит задаром, никакого не надо законопроекта о медицинском страховании. Функционеры отдадут дачи и распределители сиротам. Сбыча вековой мечты была, как никогда, близко!

– Про две культуры – это хорошо. Я помню, у Ильфа и Петрова было про две культуры: один на льдине мерзнет, а другой придумывает фокстрот «Один на льдине». Не помню, где это было, но я найду…

И.Ильф, Е.Петров. «Золотой теленок». Глава девятая. «Снова кризис жанра».

«…Чем только не занимаются люди!

Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны «Мертвые души», построена Волховская гидростанция, совершен перелет вокруг света. В маленьком мире изобретен кричащий пузырь «Уйди-Уйди», написана песенка «Кирпичики» и построены брюки фасона «Полпред»…

В советское время, когда в большом мире созданы идеологические твердыни, в маленьком мире замечается оживление. Под все мелкие изобретения муравьиного мира подводится гранитная база коммунистической идеологии. На пузыре «Уйди-Уйди» изображается Чемберлен, похожий на того, каким его рисуют в «Известиях». В популярной песенке умный слесарь, чтобы добиться любви комсомолки, в три рефрена выполняет и даже перевыполняет промфинплан. И пока в большом мире идет яростная дискуссия об оформлении нового быта, в маленьком мире уже все готово: есть галстук «Мечта ударника», толстовка «Гладковка», гипсовая статуэтка «Купающаяся колхозница» и дамские пробковые подмышники «Любовь пчел трудовых»…»

В наше время появились календарики с нарисованными настроениями Владимира Владимировича и песенки типа «за нами Путин и Сталинград…».

И. Ильф и Е. Петров это описали так (там же, глава тринадцатая «Васисуалий Лоханкин и его роль в русской революции»):

«…Наконец Севрюгов совершил то, что совершенно сбило с толку… Он нашел затерянную среди торосов экспедицию, успел сообщить точное ее местонахождение, но после этого вдруг исчез сам. При этом известии земной шар переполнился криками восторга. Имя Севрюгова произносилось на трехстах двадцати языках и наречиях, включая сюда язык черноногих индейцев, портреты Севрюгова в звериных шкурах появились на каждом свободном листке бумаги. В беседе с представителями печати Габриэль д’Аннунцио заявил, что только что закончил новый роман и сейчас же вылетает на поиски отважного русского. Появился чарльстон: „Мне тепло с моей крошкой на полюсе“. И старые московские халтурщики Усышкин-Вертер, Леонид Трепетовский и Борис Аммиаков, издавна практиковавшие литературный демпинг и выбрасывавшие на рынок свою продукцию по бросовым ценам, уже писали обозрение под названием „А вам не холодно?“…»

– Алик, а каким тебе виделось будущее страны?

– Ну, я, как человек, который всей душой поверил в перестройку…

– Это стеб, что поверил?

– Какой стеб?! Это чистая кристальная правда! Я-то думал, что вот наконец мы все, как один человек, наконец-то коммуняки осознают, сколько они вреда принесли своему народу… Но не вешать же их на фонарных столбах, они и сами готовы перестроиться. Они начнут перестройку с себя! Я думал, что все теперь о’кей!

– А у тебя были при советской власти эротические мечты?

– Типа?

– Ну как у меня. Иду я, к примеру, по улице и вдруг вижу – толпа народу, и ящики стоят, длинные и короткие. Из длинных винтовки раздают, а из коротких – патроны. Ну, говорят, вот, берите, кто готов идти бить большевиков.

– Не, не было такого.

– …и я беру винтовку, 200 патронов и иду… Это, видимо, навеяно большевистской же пропагандой – так описывали 1918 год обычно, только там белых предлагалось идти бить, ибо социалистическое отечество было в опасности… Аркадий Гайдар чего-то такое описывал… Мне очень живо это представлялось! Я помню, как в детские годы ходил в тир и там стрелял из мелкашки, затвор там такой как бы взрослый, винтовочный, – клац-клац. Патроны были чуть не по пять копеек! Но только я в отличие от Караганова мечтал не про то, чтоб львов бить в Африке, а коммунистов на родине.

– Не, у меня такого желания бунта не было. Все-таки немецкая кровь, дисциплина… Ordnung.

– Да, нас учили на военной кафедре, что немцы обычно твердо стоят на договоренном. Их еще древние римляне считали хорошими солдатами. Вербовщики спаивали германцев и давали им, пьяным, подписаться – а после наутро предъявляли. И немец, похмельный, даже не предпринимал попыток доказать, что его надули: типа, я был в жопу пьяный, ничего не помню, это не считается. Нет! Пьяный, ссаный – это его личные проблемы. Подписал – значит, подписал: все. И идет умирать за Рим. За рейх – первый рейх это был или какой? Значит, не было у тебя такого, ты думал, что все рассосется и будет хорошо?

– Да, да, да. Я так думал. Ну а что, все более или менее рассосалось…

– И теперь пожинаешь плоды своей догадливости.

– Да. Но и молю Бога, чтоб у нас не было срыва в бунт. Потому что русский бунт, как известно, бессмысленный и беспощадный. Тема бунта тебе, как я посмотрю, не дает покоя.

– Не дает. Вот я тут выезжал с Садового на Кутузовский, а там пробка, и непонятно отчего. А когда вдруг мент забегал нервно туда-сюда, стало ясно, что это для Путина дорогу освобождают. Кого-то это возмущает, но я к этой мере предосторожности спокойно отношусь. Я понимаю, как чечены мечтают его достать. И я с ужасом подумал: а вдруг они его достанут? Что тогда начнется в стране? Не дай Бог!

– По Конституции, его место займет Касьянов. Кстати, по телику показывали, как одна женщина родила в автомобильной пробке, которая образовалась, пока Путина пропускали. Муж роды принимал. А врачиха по телефону службы 911 руководила его действиями.

– Да хрен с ним, с Касьяновым. А что произойдет с экономикой? С рублем? С очередями? С армией? С порядком на улицах? Да еще вдруг там будет чеченский след? А? Страна – неуправляемая…

– Не знаю… Почему я должен это представлять?

– Ну как? Вон даже в Америке убивали президентов!

– Ну и что? Что-нибудь от этого менялось? Вон даже Линкольна убили – и что? Что, Север как-то изменил свое отношение к рабовладению? К Югу? Или после убийства Кеннеди Америка встрепенулась, начала давить Кубу? Свергла Кастро? Что случилось? Ничего… Хотя – когда убили Александра Второго, стало хуже. В том числе и тем, кто его убил. А может, и лучше? При Александре Третьем экономический рост был офигенный. «Политика малых дел» и все такое. Опять же войн не было.

– Кстати, насчет Александра Второго: за тысячу лет в России был один вменяемый руководитель, которого волновала судьба вверенного ему народа… При всем нашем уважении лично к Владимиру Владимировичу мы должны признать, что…

– …что Боба Бимона еще никто не побил.

– Да… Что отец родной у этого бедного народа был один. И никто так не лез народ освобождать.

– И никто для народа не сделал большей поганки, чем революционеры из «Народной воли». Которые для этой воли старались.

– Ну тут же «Народная воля» – в кавычках! Как «Правда».

– А еще помнишь, были Игры доброй воли…

– Да. Кстати. Бомжей выслали и проституток, салями продавали. Чисто было в Москве…

– А как они определяли – проститутка или нет?

– Ну так в отделении милиции при отелях все ж знали. И тех проституток, которые слабо работали на Комитет – вяло стучали, – выслали из города, на время. У нас на курсе в университете была девушка, она подрабатывала путаной (удачно совмещала две древнейшие профессии, ха-ха). Надевала, кстати, комбинезон на голое тело, которое рельефно торчало из-под, и шов шел прямо по… э-э-э… осевой линии организма. Она как-то хотела взятку дать преподавателю, экзамен не могла сдать, так он заорал, что ее блядские деньги ему не нужны. Он, видно, тоже работал на Комитет и знал, кто из девушек чем занимается.

– Симпатичная?

– Ну, сегодня б она тянула долларов на 300–400. А на тех Играх впервые, кажется, засветилось Си-эн-эн. А после и на войне в Ираке, и на нашем путче, и на обстреле Белого дома… Мы думали, что отобьемся за Олимпиаду, и все. Никто ж не знал, что мы вскармливаем Си-эн-эн! Это чудовище, которое теперь мечтает показать конец света в прямом эфире!

– Ну да. И комментатор объявляет: «А вот уже и мертвые встают из своих могил. Чтобы присутствовать на Страшном суде. Смотрите внимательно – вдруг в кадре мелькнет ваш прадедушка?…»

– И дальше: «После рекламной паузы в прямом эфире выступит Адольф Гитлер. Оставайтесь с нами!»

– «Что-то вы какой-то обожженный, Адольф Алоизыч! И бензином от вас несет, фу!»

– И его пудрят, как обычно перед эфиром. Тебя, кстати, пудрили, когда позвали в прямой эфир НТВ мочить?

– Ну вообще начало конца света, первые его кадры мы уже видели – 11 сентября 2001 года.

– Через пятнадцать лет после создания Си-эн-эн. Но у нас, кстати, тоже отыграли опыт Си-эн-эн…

– А, с «Норд-Остом»?

– Хм. Нет, в первый раз – с прокурором Скуратовым и его подруж ками.

– Не было там прямого эфира!

– Ну да, запись… Задним числом, к торжественной дате…

– Но эффект присутствия был.

– И национальный вопрос там был затронут. Татарский… А деньги тогда, в 86-м, какие были – старые?

– Старые, старые.

– Был, конечно, полный застой. Но ангелы уже немножко востру били.

– Ангелы вострубили, и там уже публикации пошли робкие, на уровне оправдания Бухарина.

– Фактически была сорвана первая печать – я имею в виду, ядерная энергетика перестала быть делом узких спецов; мирный атом – в каждый дом…