Текст книги "Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917"

Мы прибыли на вокзал ко времени отправления поезда на Млаву, но тут выяснилось, что поезд со штабом армии не прибыл и никто не знает, где он сейчас находится. Генерал Артамонов перекрыл все движение, чтобы обеспечить переброску 1-й стрелковой бригады. Прибыли, а точнее, прошли через пограничную станцию Илово три полка этой бригады. Когда мы были во Млаве, через станцию как раз проезжала часть гвардейского Кексгольмского полка.

Андерс принял решение проехать вдоль путей и поискать поезд. Я отправился с ним, поскольку не мог передвигаться другим способом, кроме как на автомобиле. На станции Тисеханов мы пообедали примерно в три часа и узнали, что поезд все еще находится в 28 километрах. Я попрощался с Ля-Гишем, Леонкевичем и Андерсом, которые сели на варшавский поезд. Я же отправился обратно во Млаву, куда прибыл в семь часов вечера.

Один из офицеров рассказал мне, что незадолго до моего прибытия в городе началась паника: кто-то распространил слух о приближении немцев. Начальник полиции пожаловался, что то же самое случилось и в Илово по вине нескольких казаков.

Я решил переночевать во Млаве. Здесь я снова встретил летчика-француза Пуаре, по словам которого, когда он покидал Нейденбург, немецкие снаряды рвались уже в 5 километрах от города. Поэтому он очень сомневается, что мне удастся прорваться обратно. Я остановился в гостинице «Виктория», решив, что рано утром отправлюсь в путь. В 20.30 через город прошла транспортная колонна отступающего I армейского корпуса.

Показались длинные ряды раненых солдат 2-й дивизии. Все говорили об ужасных потерях, в основном от огня артиллерии. Немцы превосходили русских по количеству орудий.

Из Сольдау на повозке с ранеными приехала отважная медсестра. По ее словам, водители и возницы охвачены паникой, они убегают, бросая раненых. Она зашагала обратно к своей повозке, и начальник полиции выделил ей кого-то в провожатые до госпиталя, временно разместившегося в здании коммерческого училища. По словам женщины, артиллерийский огонь немцев ужасен[10]10
  Войска немецкого I армейского корпуса захватили Уздау к полудню 27 августа. Русский I корпус отступил через Сольдау.
  В центре наступающий русский XV корпус натолкнулся на упорное сопротивление. XIII армейский корпус русских вышел к Алленштейну, почти не встречая сопротивления. На восточном фланге немецкие XVII и I резервный корпуса, преследовавшие русский VI корпус, вышли к Пассенгейму.
  Войска Ренненкампфа продолжали вести себя пассивно, что обеспечило свободу действий немецким войскам на правом фланге. Но в целом 27-го у Гинденбурга еще не было оснований для того, чтобы торжествовать победу.


[Закрыть].

Пятница, 28 августа 1914 г. Остроленка

Провел беспокойную ночь во Млаве. Спать мешали бесконечные колонны с ранеными, которые проходили по мостовой под окнами гостиницы.

Проснулся в пять часов утра и сразу же поехал на вокзал. Вместе со мной поезда Самсонова дожидался барон Штакльберг. Вдруг повсюду вокруг вокзала раздались винтовочные выстрелы. Мы выбежали наружу и увидели, как на высоте примерно 900—1000 метров, сверкая в лучах солнца, завис огромный цеппелин. Он выглядел необычайно мирно! Вдруг неожиданно оттуда молниеносно, одну за другой, сбросили четыре бомбы. В результате шестерых убило, четырнадцать человек – ранило. Но число жертв могло быть гораздо больше, ведь вокзал был переполнен. Я подобрал осколок одной из бомб. Цеппелин сделал круг над нашими головами и наконец поплыл прочь. Ружейная стрельба, показавшая свою бесполезность, вскоре прекратилась, в ход вступила артиллерия, которая сразу же добилась результата. Если раньше все испытывали просто бессильную ненависть по отношению к этой чудовищной машине, то теперь каждый испытывал истинное удовольствие, узнав, что цеппелин сбили, а его экипаж захватили в плен.

Поездка в Нейденбург прошла без приключений, несмотря на то что теперь места, где рвались снаряды и пылали дома, оказались гораздо ближе, чем еще вчера. Я миновал пару небольших подразделений, которые продвигались вперед, выставив патрули в авангарде и с флангов.

В 8.30 я прибыл в Нейденбург, где узнал, что Самсонов уже уехал. Вместе с полковником Генерального штаба мы направились на северо-восток, в Едвабно. Через каждые несколько сот метров мы останавливались, чтобы расспросить отставших солдат, каждый из которых твердил одну и ту же историю: они заблудились, но ни в чем не виноваты. Пару дней назад Самсонов рассказывал, что солдаты-евреи прячутся в лесах, тем самым уклоняясь от участия в боях, но многие из тех, кого мы встретили сегодня, не имели никакого отношения к евреям. Мы обнаружили Самсонова склонившимся над картой в окружении офицеров своего штаба. Я держался неподалеку. Внезапно генерал поднялся и приказал восьмерым солдатам казачьей сотни, охранявшей нас, спешиться и оставить лошадей. Я тоже приготовился удалиться, но генерал, подозвав меня к себе жестом руки, попросил подойти поближе. Потом он признался мне, что считает своим долгом предупредить меня о том, что положение критическое. Его долг заставляет его остаться с армией, но мне он советует, пока еще не поздно, отправляться назад, поскольку мой долг заключается в том, чтобы снабжать свое правительство «ценной» информацией. По словам Самсонова, I армейский корпус, 2-я дивизия и XV корпус были вынуждены отступить на левом фланге. А еще ему только что доложили, что вчера во второй половине дня VI армейский корпус, действующий на правом фланге, был отброшен назад и стал беспорядочно отступать[11]11
  Согласно немецким источникам, катастрофа с VI корпусом произошла вечером 26-го числа, а не 27 августа. Просто эта новость дошла до Самсонова в 9.30 утра 28 августа.
  Примерно через три года после тех событий я познакомился с офицером, служившим в штабе VI корпуса. Он рассказал, что корпус проделал безостановочный марш в течение 13 дней, без транспорта и почти не имея хлеба. 4-я дивизия была атакована силами немецкого корпуса, а 16-я дивизия «дрогнула». Командир корпуса получил приказ двигаться на Алленштейн, но вместо того, чтобы продолжить сражаться, предпочел отступить через Ортельсбург. Несмотря на то что в ходе боев лишь один из полков понес серьезные потери, корпус утратил связь со штабом армии, и там не знали, что немцы нависли над его флангами. Кроме того, немецкая артиллерия «очень плохо влияла» на рядовой состав в русских войсках.


[Закрыть].

Он теперь вынужден отправлять свои автомобили в тыл через Виленберг в Остроленку, так как дорога через Нейденбург и Нейденбург – Млаву больше не безопасна.

В заключение генерал признался, что не знает, что произойдет дальше, но даже если случится худшее, это никак не повлияет на конечный результат войны.

Моей обязанностью было немедленно связаться со своим правительством. К тому же я достаточно хорошо знал русский характер, чтобы понимать, что присутствие иностранца в такой критический момент только усугубило бы царившую в штабе нервную обстановку. Поэтому я попрощался с Самсоновым и его семью офицерами, которые сели верхом на казачьих лошадей и направились на северо-запад в сопровождении остатков эскадрона. Как сам генерал, так и его окружение старались держаться спокойно. Они говорили: «Сегодня удача сопутствовала противнику. Что ж, завтра повезет нам». Офицеры сообщили мне, что генерал и его свита направляются в XV армейский корпус, который кроме потерь после четырех дней боев сильно страдает от недостатка продовольствия. Самсонов собирался собрать все оставшиеся войска, чтобы заставить немцев отступить.

Восемь или десять человек отделились от основной группы. Посоветовавшись, они решили, что выполнить приказ Самсонова двигаться прямо на Виленберг невозможно, так как мост на этом направлении разрушен. Поэтому мы все же решили отправиться назад через Нейденбург.

Моя машина шла шестой в длинной колонне, и я испытывал странное чувство любопытства, медленно возвращаясь в Нейденбург и гадая, занят ли он все еще нашими войсками или уже попал в руки немцев. В городке было все спокойно, несмотря на громкую канонаду. Мы видели, как в двух-трех милях к северо-западу рвутся снаряды. Вокруг нас бесцельно бродили раненые, отставшие, водители автомашин.

Около дома коменданта казаки пороли солдата. Он пронзительно кричал. Его поймали на воровстве в доме. Когда мы покидали город, послышались ружейные выстрелы.

Местное население от Нейденбурга до Виленберга, по всей видимости, находилось в состоянии крайнего возбуждения. Мы видели, как несколько крестьян садились на лошадей. При появлении наших автомобилей мужчины молниеносно прятались за углами зданий. Повсюду мы видели русские патрули. Шоссе было прекрасным, по крайней мере до Хоржеле, на русской границе. Но там нам пришлось искать лошадей, чтобы тащить тяжелые автомобили первые три версты после пересечения границы. Мы поужинали в 18.00 в Хоржеле с католическим священником. Затем мы ехали через Прасныш, Маков и Рожан, а к полуночи добрались до станции Остроленка. К этому моменту я провел за рулем 18 часов.

Через каждые несколько километров дороги от границы нам попадались группы польских девушек, которые стояли на коленях вокруг придорожных храмов и хором пели, обращая молитву к Богу. Я забыл, что была пятница, а потом на минуту представил себе связь этих молитв с той всемирной драмой, что разыгрывается сейчас всего в нескольких милях к северу отсюда.

В Хоржеле нас встретил офицер, который уехал из Нейденбурга в 15.00. Он сообщил, что в момент его отъезда снаряды падали уже на сам город. Кроме того, он рассказал, что поезд Самсонова получил приказ возвращаться в Остроленку.

Суббота, 29 августа 1914 г. Варшава

Выехав из Остроленки в 6.17 утра, на полдороге я пересел на военный эшелон, который вез две роты 235-го полка, воинской части второй линии, сформированной в Орле, в течение пяти дней составлявшей гарнизон крепости Осовец. Оба командира рот, а также по 15 солдат в каждой из них были кадровыми военными, оставшуюся часть личного состава набрали из резерва.

Я остановился в гостинице «Бристоль». Пообедал с нашим консулом Гроувом. Там мы встретили генерала Безобразова В.М. со своим адъютантом Родзянко. Безобразов повторял, что «эта гвардейская молодежь просто горит желанием воевать».

Потом на машине я отправился на станции Ковель и Прага, чтобы попытаться разузнать местонахождение вещей своего слуги и лошадей. Пока безуспешно.

Повсюду ходят слухи, что вчера фланговым ударом немцы с большими потерями были отброшены назад. Хотелось бы, чтобы это оказалось правдой!

Воскресенье, 30 августа 1914 г. Варшава

Дела идут скверно. Здесь находится генерал Лечицкий П.А. и штаб 9-й армии, хотя сама армия все еще не сформирована. Сегодня утром я отправился на встречу с начальником ее штаба генералом Гулевичем А.А., который готовился отбыть в Ивангород. Генерал рассказал, что разыгравшаяся на широком фронте южнее Люблина битва пока не дала решительных результатов ни одной из сторон. Некоторым русским дивизиям пришлось отойти на несколько километров, но, с другой стороны, некоторые австрийские дивизии тоже отступили. Сегодня из Варшавы выходит гвардейский корпус, который попытается прорвать оборону австрийцев на левом фланге. Я молю Бога, чтобы это принесло успех. Если сделать это вовремя, то наступательный порыв 30 тысяч солдат, да еще таких, как в гвардейском корпусе, свежих и, как говорит Безобразов, «жаждущих» воевать, будет непреодолимым. Гулевич хотел узнать мое мнение о положении Самсонова. Похоже, немцы бросили во фланговый удар по линиям коммуникаций войск Самсонова все силы, что у них были в районе Торна и Грауденца.

Потом Гулевич заверил, что будет рад меня видеть, когда придет время наступать и для 9-й армии. Как он полагает, через восемь дней гвардейцев вернут из этого похода в южном направлении.

28-й и 29-й Сибирские полки из Иркутского военного округа уже прибыли сюда. Потребовалось 23 дня на то, чтобы подготовить их в Сибири и доставить до Варшавы.

Еще на первой неделе мобилизации были проведены все подготовительные мероприятия для эвакуации Варшавы, если в этом возникнет необходимость. 3-я гвардейская пехотная дивизия отправилась на северо-восток, в Сувалки, для защиты «горла» Польши. Варшавские мосты подготовлены к взрыву, а на новом мосту в связи с такой подготовкой на три дня приостановлено движение транспорта. Правительственные чиновники с женами упаковали вещи и в любой момент готовы к отъезду. Когда из Санкт-Петербурга сюда прибыли 1-я и 2-я гвардейские пехотные дивизии, все вздохнули с облегчением.

Наш консул Гроув и я были арестованы полицейским, у которого спросили дорогу к штабу 3-й гвардейской дивизии. Я был в форме, и он на машине отвез нас в полицейский участок. Но там мы отказались выходить из автомобиля и потребовали офицера. Наш конвоир требовал, чтобы мы вышли и прошли в участок, утверждая, что офицер не выйдет к нам, но тут другой полицейский привел молодого офицера, который сразу же рассыпался перед нами в извинениях.

Член партии октябристов в Думе Гучков, который находится здесь с миссией Красного Креста, вчера заявил, что русские готовы потерять 300 тысяч своих солдат в операции по форсированию Вислы в нижнем течении.

Понедельник, 31 августа 1914 г. Варшава

В 8.30 утра пришло сообщение по телефону. Меня уведомили, что поезд командующего 2-й армией находится на Санкт-Петербургском вокзале. Я спустился вниз, чтобы отыскать своего слугу Максима. Как мне сказали, лучше всего будет, если я вернусь в Остроленку, где обо всем узнаю. Никто не знал, где находится сам генерал Самсонов (а он был мертв в течение вот уже 30 часов).

Максим три дня пробыл в Насельске, по дороге между Варшавой и Млавой. Эта ветка была слабо оснащенной и максимум, на что была способна, – это обеспечить в течение суток 20 пар составов, на которой войска доставлялись к фронту, а с передовой увозились в тыл раненые.

В русской прессе пишут, что вечером 28 августа из Бельгии на 160 эшелонах к русской границе отправился немецкий армейский корпус. Русские, как видно, убеждены в том, что в ударах по армии Самсонова принимали участие войска корпуса, предназначенного для Западного театра войны.

Колея от Варшавы до Млавы все еще выполнена под центральноевропейский стандарт. 1-я стрелковая бригада, как говорят, вчера вела бои в районе Нейденбурга.

Мне сказали, что на Остроленку я должен отбыть в 19.00, но, отправившись туда к шести, я был вынужден прождать до двенадцати часов.

Вместе со мной в путь отправился эксцентричный молодой человек, сын шоколадного фабриканта из Варшавы, который оказался в штабе 2-й армии только за свое умение рисовать карикатуры. Здесь он занят работой с картами!

Вторник, 1 сентября 1914 г. Остров

В 9.30 утра прибыл в Остроленку, где узнал, что штабной поезд ушел в Остров. Я спросил чиновника-железнодорожника, не может ли он отправить меня прямо к Самсонову. Но тот покачал головой, а когда я стал настаивать, многозначительным жестом руки указал на свое горло. Войска Самсонова разгромлены, а сам он застрелился.

VI корпус находится у городка Мышинец, I корпус – где-то между Млавой и Сольдау. Никто не знает, где сейчас 1-я стрелковая бригада. Большая часть 59-й дивизии, отправленной на помощь из Варшавы, скорее всего, сейчас тоже находится где-то в районе Млавы. С вечера воскресенья ни одного подразделения 2-й армии не осталось на территории Германии.

Как видно, в результате ударов с запада и северо-запада во второй половине дня в пятницу 28 августа немецкие войска вклинились между левым флангом XV корпуса и правым флангом I корпуса. Встреченный мной в Остроленке капитан из 21-го Муромского полка XV армейского корпуса сообщил мне, что пока он является единственным офицером корпуса, которому на данный момент удалось вырваться. В пятницу он участвовал в бою в районе Надрау; при этом русские действовали с юго-запада против немецких войск, наступавших на северо-восток. После того как немцы прошли Нейденбург, одно из их подразделений ударило по дивизии, в которой служил капитан, во фланг, и к двум часам ночи в субботу русские отошли к Орлау. Утром того же дня дивизия попыталась с боем прорваться южнее Нейденбурга, но это оказалось невозможно. Русские снова ушли на восток, и через лесистую местность они направились в сторону Виленберга. Как вспоминал капитан, бои не прекращались ни на минуту. Наконец, примерно в восемь утра в воскресенье 30-го числа ему удалось выйти к границе в районе Зарембы, к востоку от Хоржеле. Генерал Постовский и большая часть из семи офицеров штаба армии, а также 17 солдат его роты переходили границу вместе с ним. Все были пешими.

В результате главного удара немцев из района Гильгенберга на Нейденбург и Виленберг русские XIII и XV армейские корпуса оказались полностью отрезаны от своих. Лишь немногим солдатам удалось вырваться, и сейчас они собираются в районе Остроленки. Все орудия и транспорт потеряны. Генерал Мартос был ранен снарядом, попавшим в его автомобиль. В это время рядом с ним находилась Александра Александровна, жена второго по старшинству офицера Муромского полка. Она прекрасно знает немецкий язык, но ей не нравится, когда мужчин привлекают к работе в качестве переводчика. Женщина выпрыгнула из машины и укрылась в лесу, после чего, вероятно, потерялась при отступлении наших войск. Скорее всего, она погибла. Офицеры штаба армии прошли пешком 60 верст, и прошлой ночью генерал Постовский прибыл в Остроленку.

Это катастрофа. Ренненкампф получил приказ отступать. Похоже, что Самсонов вместе с Жилинским в течение трех дней не имел связи. Вся информация прибывает с опозданием. Но русские офицеры считают, что это никак не скажется на конечном результате. Опасность состоит в том, что теперь солдаты могут потерять доверие. Говорят о чем-то таком, чего они не понимают, о разногласиях между Самсоновым и командирами корпусов, о том, что, по мнению командования, раз у русских много солдат, то не имеет значения, сколько из них найдет на войне свою смерть.

В штабе явно царит нерешительность. 5-й железнодорожный батальон, прибывший в Остроленку в прошлом месяце, начал прокладывать путь от города Мышинец к Росоге. 29 августа батальон вернули в Люблин, но по прибытии туда подразделение отправили обратно, поскольку «там ему было нечего делать». И вот теперь они бездельничают в Остроленке, а сам их полковник занят чтением романов.

Ренненкампф оказался в очень уязвимом положении. Остается только надеяться на то, что немцы понесли большие потери.

Через Остроленку прошел поезд, в котором находились восемь немецких офицеров и 370 солдат, захваченных в плен в разное время солдатами XV корпуса. Это прекрасное боевое соединение принесли в жертву из-за плохой организации и недостатков в общем управлении. Во время последних дней боев солдаты голодали. Похоже, что для ведения современной войны русские слишком просты и добродушны.

В семь вечера выехал из Остроленки, а в 21.30 прибыл в Остров. Пообедал и лег спать в штабном поезде – пришло чудесное письмо от великого князя!

Среда, 2 сентября 1914 г. Остров

Отправился пешком в расположенный в полутора верстах отсюда штаб армии, чтобы встретиться с генералом Постовским и генерал-квартирмейстером 2-й армии генералом Филимоновым Н.Г.

В четверг 27 августа, в день, когда меня вместе с Ля-Гишем и Леонкевичем отправили в южном направлении, левый фланг русской армии откатывался назад практически по всему фронту. XV корпус с 2-й дивизией и гвардейским полком отходили на открытые позиции фасом на запад, из Ваплица и Виттмансдорфа к Франкенау. Артамонов Л.К. отвел I армейский корпус еще дальше назад, а штаб перевел из Сольдау в Илово. Его сместили с должности командира корпуса.

Вечером 27-го числа в Илово с юга прибыли три стрелковых полка.

XIII корпус продолжал наступление в северном направлении и, практически не встречая сопротивления, вышел в район южнее Алленштейна.

Утром 28-го числа смогли осознать, насколько серьезным было положение. Самсонов уехал из Нейденбурга в 20.00. Он на автомобиле отправился в направлении на Надрау, чтобы лично посмотреть, что же можно предпринять для того, чтобы спасти армию.

В 9.30 он получил информацию о катастрофе, постигшей VI корпус.

После того как я уехал от него примерно в 11 часов, Самсонов и семь офицеров его штаба на казачьих лошадях в сопровождении казачьего эскадрона отправился в точку южнее Надрау, в тыл XV корпуса. Этот корпус, силы которого были значительно ослаблены после боев 23, 24 и 27-го числа, не только сумел удержать позиции в течение всего дня, но и нанес мощный контрудар, в ходе которого были захвачены в плен 1300 солдат противника.

XIII армейский корпус, переброшенный на южное направление, «прибыл слишком поздно и атаковал недостаточно энергично». А VI корпус продолжал отступать через Ортельсбург.

К этому моменту уже успел образоваться значительный разрыв между правым флангом I армейского корпуса и левым флангом 2-й дивизии. Последняя, а вместе с ней и гвардейский полк были опрокинуты, и кавалерия противника, несколько батарей его артиллерии и пулеметчики на автомобилях просочились через брешь, снова заняли Нейденбург и тем самым перерезали важнейшую линию коммуникаций.

После военного совета остатки XV армейского корпуса в два часа ночи в субботу 29 августа оставили свои позиции и отошли южнее. Была предпринята попытка пробиться в южном направлении через Нейденбург, но от этого намерения пришлось отказаться, когда стало известно, что высоты севернее города с ночи заняты вражеской пехотой. Противник постоянно активизировался на правом фланге и в конце концов занял Виленберг.

Солдаты XIII армейского корпуса, очевидно, сдались. Большинство из тех, кто еще оставался в XV корпусе, вместе с командиром погибли или попали в плен в лесах к северо-востоку от Нейденбурга.

29 августа штаб армии, отступая, следовал за остатками XV корпуса, с утра 28 августа не имея никакой связи с I армейским корпусом, а с вечера того же дня – с VI и XIII корпусами. Вскоре они были окружены, Самсонов, как рассказывали, приказал казакам сопровождения, которые понесли большие потери, вступив в бой против противника с пулеметами, прорываться самостоятельно. Всю ночь с 29 на 30-е число они брели через леса к северу от железнодорожной ветки Нейденбург – Виленберг, держась за руки, чтобы не потерять друг друга в темноте. Самсонов постоянно повторял, что не в силах вынести поражение подобного масштаба: «Император доверял мне. И как я буду смотреть ему в глаза после такой катастрофы?» Он отошел в сторону, и офицеры штаба услышали выстрел. Безуспешно они пытались найти тело генерала. Все были уверены, что он застрелился сам. Начальнику штаба и другим офицерам удалось выйти на русскую территорию, пройдя пешком 40 миль.

Все высказывают сожаления, что I армейский корпус не предпринял 28 августа или утром 29 августа попытки прорваться севернее Млавы. В тот момент мощный удар войск этого корпуса мог бы спасти XV, а может быть, и XIII армейские корпуса.

Офицеры русского Генерального штаба утверждают, что было бы безумием наступать, предварительно не организовав и не укрепив должным образом линии коммуникаций. В Нейденбурге был оставлен гарнизон численностью всего лишь в полуроту одного из линейных батальонов из состава XV корпуса.

Как заявляет Постовский, германская разведывательная служба намного превосходит русскую. Я спросил у него мнение относительно того, были ли переброшены какие-нибудь войска с Западного театра, и он признался в ответ: «К сожалению, мы не имеем сведений о противостоящих нам войсках».

Ровно в полночь я прибыл в Белосток и сразу же отправился в гостиницу «Палас».

Послесловие

В Белостоке я составил депешу в адрес Военного министерства и решил лично отвезти ее в Петроград, поскольку не имел надежного способа ее отправить. Потом я отправил телеграмму в Генеральный штаб с просьбой откомандировать меня в 9-ю армию, поскольку 2-й армии теперь явно потребуется передышка.

Я попытался увидеться с генералом Жилинским, но мне сказали, что он болен. Начальник его штаба генерал Орановский В.А. уделил мне несколько минут, и я сообщил ему, что собираюсь ехать в Петроград. Спустя несколько часов ко мне зашел адъютант командующего и предупредил, что, прежде чем отправиться назад в столицу, я должен получить разрешение великого князя. Я был единственным иностранным офицером, которому было что-то известно о случившейся с русской армией катастрофе, и генерал Жилинский, по-видимому, решил, что честь России требует того, чтобы я воздержался от предоставления подробной информации об этом западным союзникам. Три с половиной дня меня продержали в Белостоке, пока наконец не было получено разрешение сначала отправиться в Петроград, а оттуда – в 9-ю армию. Я выехал из Белостока в девять часов утра 6 сентября.

В это время через город проходили войска XXII армейского корпуса, который перебрасывали в Граево.

30 августа русские войска в составе I армейского корпуса, 1-й стрелковой бригады и остатков 3-й гвардейской пехотной дивизии под командованием начальника 3-й гвардейской дивизии генерала Сирелиуса Л.О. снова заняли Нейденбург: немцы слишком увлеклись, ринувшись на восток сразу же после поражения войск генерала Самсонова. Тем не менее русские войска чувствовали себя неуверенно, и генерал Сирелиус, услышав о том, что немцы «возвращаются большими силами», семь часов спустя, в четыре утра 31 августа приказал оставить город. После этого его отстранили от командования.

Далее стоит привести содержащееся в немецких источниках описание событий, происходивших в те дни во 2-й армии.

Даже во время стратегического наступления дела шли плохо. Целый армейский корпус наступал из Белостока, не имея хлеба и овса, и войскам приходилось есть неприкосновенный запас продовольствия. Еще даже до реки Нарев дисциплина на марше была низкой, а после переправы через эту реку, когда русские войска выходили на территорию Пруссии, им приходилось двигаться по сложной песчаной местности. Нервы у всех были расшатаны, солдаты стреляли по каждому аэроплану, а иногда даже по собственным автомобилям. Верховное командование ничего не знало о маневрах противника. Командиры корпусов знали только ближайшие задачи, поставленные соседям. В частности, им было неизвестно о том, какие цели ставились перед армией Ренненкампфа.

Из-за недостатков в работе службы связи приказы из штаба армии доходили до подчиненных слишком поздно, иногда только к десяти часам утра, после чего войска могли выступать только к полудню. Из-за нехватки проводов в армии практически не было телефонной связи. Связь между корпусами приходилось поддерживать по радио. Поскольку во многих штабах отсутствовали грамотные шифровальщики, сообщения зачастую отправлялись открытым текстом. Тем самым благодаря немецкой службе перехвата в распоряжении противника оказывались копии важнейших приказов по русской армии. В штабе русской армии долгое время не знали о катастрофе, постигшей VI армейский корпус 26 августа. Оттуда трижды обращались за соответствующей информацией в XIII корпус. Когда 27-го числа разведчики XIII корпуса докладывали о том, что в районе Вартенбурга замечено движение войск, там решили, что это солдаты VI корпуса, который на самом деле к тому времени давно уже в беспорядке отступил через Ортельсбург. А те, кого видели разведчики, оказались солдатами немецкого XVII армейского корпуса под командованием Макензена. Но преследующие русских неудачи на этом не закончились: на их несчастье, в тот день те немногие русские самолеты, которые действовали в районе Вартенбурга, были сбиты.

27 августа русский XIII корпус вышел к Алленштейну, который многие русские солдаты искренне принимали за Берлин. В город была направлена высокопарная телеграмма: «Для вас, пруссаков, мы, русские, являемся передовым отрядом объединенного славянства…» – и так далее. Однако на самом деле моральный дух солдат был низким, к тому же вскоре пришли вести о разгроме I русского корпуса под Уздау. В успех почти никто больше не верил, и главные силы XIII корпуса оставались южнее города, куда вошел только незначительный авангард. Русские были рады, что им предоставили в городе хлеб и корм для лошадей. Потом XV корпус запросил помощи, и командование армии приказало XIII корпусу немедленно выступить от Алленштейна к Гогенштейну. Правда, на военном совете было решено в связи с крайним утомлением солдат отложить марш до раннего утра 28-го числа.

Репутация Ренненкампфа и Самсонова как полководцев сложилась еще во времена войны с Японией, когда оба они командовали дивизиями. Однако их опыт кавалерийских командиров, приобретенный на Дальнем Востоке, ничего не стоил, когда речь шла об управлении большими массами войск на совершенно другом театре военных действий, при абсолютно других условиях. Но здесь им пришлось вступить в противоборство с противником, который всю жизнь посвятил изучению ведения войны именно на этом театре, именно при реально существующих условиях.

Самсонов всегда был горячим сторонником идеи о том, что командир должен наблюдать за ходом битвы собственными глазами. Возможно, его самого обеспокоили приказы, поступавшие из Белостока. Отсюда и принятое им ранним утром 28-го числа безумное решение оторваться не только от собственной базы, но и от половины офицеров штаба, отправить обратно в Россию радиостанцию и прочее имущество, а самому сесть в седло и довериться судьбе. Наверное, тем самым он интуитивно создавал себе те же условия, к которым привык в Маньчжурии.

Многие русские офицеры, которые приняли участие в той операции, с тех дней уверились в мысли, что «русская армия не готова к современной войне». Как уже отмечалось, разведывательная служба оказалась неэффективной, о чем свидетельствовали многочисленные примеры. Авиация делала что могла, но действия пилотов сильно ограничивала нехватка бензина. Служба связи была в бедственном положении. Телефонные линии постоянно перерезались, а отправленные на их восстановление команды вырезались местными жителями. И наконец, штаб армии направлял в штабы корпусов подробные указания о том, как им надлежит действовать, открытым текстом!

В целом русская армия уступала немецкой военной машине. Не было налажено должное взаимодействие между командирами корпусов. Нижестоящие командиры и солдаты впадали в растерянность от поступающих им противоречивых приказов. В те дни командир одного из полков 1-й стрелковой бригады, солдаты которого всю ночь копали траншеи фасом на север, получил днем новый приказ несколько отступить и оборудовать новые позиции фасом на запад. На моральное состояние военнослужащих всех званий значительно повлияло наличие у противника значительного количества артиллерии большого калибра, качества фугасных снарядов, наличие большого количества пулеметов, установленных на треноги, в том числе и на автомобилях, ручных гранат. С другой стороны, многие русские сражались отважно и решительно до самого конца. Вечером 30 августа Гинденбург доносил в ставку кайзера: «Противник сражается с безмерным упорством». 30 августа вместе со своими штабами сдались командиры XV и XIII корпусов Мартос и Клюев, но отдельные русские подразделения продолжали сражаться до 31-го числа.

Русские действовали как простодушные дети, которые, ни о чем не думая, в полусонном состоянии забрались в осиное гнездо.

Почти через три года один из офицеров Самсонова, который в те дни возглавлял в его армии службу разведки, во время обеда рассказывал мне, как штаб армии оказался отрезан от своих войск в лесах под Нейденбургом. Тогда Самсонов приказал казакам своего эскорта прорываться самостоятельно. Наверное, тот армейский штаб представлял собой жалкое зрелище. У них имелся компас, но не было карт. Наконец кончились спички, с помощью которых они сверялись с показаниями компаса. Незадолго до исчезновения Самсонова мой собеседник, очень полный и совсем не подготовленный физически человек, выбился из сил. Он присел отдохнуть и сразу же заснул. Он проснулся при дневном свете, испытывая сильнейшее чувство голода. Офицер стал пробираться через лес, пока не вышел к какому-то дому. Он осторожно подошел поближе и, пока решал, стоит ли показываться на глаза хозяевам, услышал через открытую дверь обрывки разговора. Обитатели дома были поляками и, как и многие жители у границы, промышляли контрабандой. Они говорили о войне, и один из них был очень зол на русских за то, что русский патруль отобрал у него 300 марок, а солдаты надругались над дочерью. Он говорил, что, несмотря на то что русских так много, они просто не могут победить, потому что народ, способный на подобные поступки, просто не должен победить. Мой друг вошел в дом и отдал все деньги, которые при нем были, со словами: «За остальное я могу лишь извиниться за моих товарищей». Поляки приняли условия игры. Они дали ему хлеб и молоко и через несколько часов провели через границу и передали русскому конному патрулю.