Текст книги "Person. Экзистенциально-аналитическая теория личности"

1) каждый человек уязвим в ситуации, когда он вольно или невольно предъявляет себя и плоды своих трудов на суд других;

2) защищаясь от страха быть обиженным игнорирующей, обесценивающей или несправедливой оценкой, человек может выбрать защитное несвободное поведение (например, никогда не предъявлять Собственное или заранее обесценивать других – тех, кто может высказать отрицательную оценку);

3) альтернативой копинговым реакциям будет развитие самоценности – способности постепенно становиться самому себе окончательным судьей. Собственная оценка, закрепленная в форме суждения, становится опорой, поддерживающей личность перед лицом внешних оценок. Этот процесс получил название укрепление Я;

4) доверие к собственным оценкам возникает в том случае, если внешние, имевшиеся прежде всего в детском опыте человека, предпосылки формирования самоценности – уважительное внимание, справедливая оценка Собственного и признание безусловной ценности личности – не просто становятся привычными критериями собственных оценок, но превращаются в персональную установку по отношению к себе;

5) когда человек оправдан в собственных глазах, он может смело предъявить свои решения или плоды своих трудов на суд людей, так возникает социальное поведение: развитая самоценность делает человека социальным;

6) привычка так относиться к себе приводит к замечательному последствию – Я все реже становится темой переживаний, оно как бы отступает на задний план, «выносится за скобки», исключается из ситуации, потому что с ним более не связано напряжение ситуации внешней оценки.

Таким образом, концепция развития самоценности посвящена появлению во внутреннем мире личности темы Я в начальных стадиях процесса и, согласно законам диалектики, постепенному исчезновению этой темы на зрелом этапе развития. Но что же остается, когда тематика самоутверждения, обид, критики и социального признания Собственного исчерпана и более не вызывает напряжения? Тогда темой анализа в экзистенциально-аналитической теории личности становится Person, четвертая и главная составляющая теории. Высокая самоценность, делающая Я сильным, – условие, при котором становится возможным доступ к Person. Концепция Person – ядро теории личности Альфрида Лэнгле. Открыть доступ человека к собственному духовному измерению – цель экзистенциально-аналитической психотерапии.

Концепция Person

И Макс Шелер, и Виктор Франкл искали подходы к определению Person. Поскольку речь идет о самотрансцендирующем, выходящем за собственные пределы свободном начале, дать определение Person невозможно. Однако нам уже ясно, что это – центральное понятие экзистенциального анализа для обозначения духовного измерения человека и его способности к экзистенции. Франкл определял Person как «свободное в человеке» и помещал на противоположный каузально-детерминированному психодинамическому (которое по определению свободным не является) полюс. Духовное может находиться в оппозиции по отношению к психодинамическому: «Person – это то, что говорит „НЕТ“» (М. Шелер). Но это также и то, что занимает позицию и говорит «ДА», добавляет А. Лэнгле, персональное феноменологически проявляется как чувство внутреннего согласия по отношению к своим чувствам, желаниям, поведению. Если Person есть свободное, то ее нельзя удержать, она всегда больше, чем то, что мы о ней знаем или можем о ней сказать (К. Ясперс), и по своей сути она всегда другая. Так как она – свобода, она всегда способна удивлять, быть непредсказуемой и уникальной, ни с чем не сравнимой.

Вместе с тем уникальность Person проявляется в «ошеломляющем феномене тождества как для других, так и для себя самого. Person всегда узнается как „та же самая“»[19]19
  Материалы семинаров по экзистенциальному анализу, проведенных А. Лэнгле в Москве (1999–2004).


[Закрыть]. Когда бы человек ни осуществлял себя как Person, он переживает себя как Я. «Если я вслушиваюсь в себя самого, нахожусь наедине с собой, я чувствую в своей глубине что-то постоянное, неизменное. Person – это способность быть Я»[20]20
  Там же.


[Закрыть]…

Свобода традиционно считается критерием персонального в человеке, но сегодня – и это смещение акцентов делает уже А. Лэнгле[21]21
  Längle A. (1993): Personale Existenzanalyse. In: Längle A. (Hrsg.) Wertbegegnung. Phanomene und methodische Zugange. GLE-Verlag, Wien, 133–160.


[Закрыть] – главное отличие Person – это способность к диалогу. Феноменологически точно о наличии Person можно судить, потому что она говорит мне и во мне. Этот внутренний голос слышал, наверное, каждый как голос совести, голос интуитивного чутья. Эта способность к диалогу является сущностью Person. Она всегда в диалоге с другими или с собой. Можно сказать, что персональное в человеке проявляет себя в том, как он строит этот диалог и строит ли его вообще.

Распознать это говорящее в человеке, собственно, и является задачей Персонального экзистенциального анализа. И поэтому в нем очень важна работа с внутренним разговором. Из этой способности к диалогу рождается присущая Person открытость, «распахнутость» (М. Хайдеггер). Степень этой распахнутости может варьировать, но, подобно зрачку, который никогда не может совсем закрыться, способность чувствовать, видеть, реагировать персонально никогда не исчезает у человека насовсем, даже если он находится в плену копинговых реакций или психически нездоров.

Person – это внутренняя сила, которую мы не можем постичь, или удержать, или создать, она не поддается контролю. Человек перед лицом этой силы переживает невозможность до конца постичь самого себя. Эта глубинная духовная первооснова снова и снова приходит ко мне – адресуется мне. Я лишь окаймление этого, подобно тому как твердая почва окаймляет источник. Эта глубинная Person – одновременно тоже я, это не кто-то другой, кто говорит со мной. Во мне есть внутреннее чувство подразумеваемости: глубина, которая поднимается во мне (как из источника), имеет в виду меня. В этом заключается и глубочайшее соотнесение с самим собой, на котором строится концепция аутентичности А. Лэнгле, описанная во второй статье. Чувства, идущие из самой глубины, желания и намерения, которым я говорю «Да», а также соотнесенные с собой предпочтения и работа совести – органа восприятия правильного, – это проявления Person, непостижимой, текущей, поднимающейся из глубины, говорящей. И все это попадает в руки моего Я, я как Person отдан своему Я – тому, кто принимает решения, определяет и действует. Но… еще один парадокс – Я наделено свободой, поэтому оно также свободно игнорировать персональное. Однако лишь тогда, когда мое Я берет на себя ответственность за Person, действует в соответствии с этим, появляется условие экзистенциального существования.

Моя Person доверена мне, и единственная ответственность Я – это ответственность за эту таинственную, непостижимую глубину, которая есть я сам[22]22
  К. Ясперс: «Мы не можем сделать себе свободу – она дарится нам. Мы не свободны по причине себя самих, мы получаем себя в нашей свободе себе в подарок и не знаем откуда. Не через себя самих мы есть, дело обстоит таким образом, что мы не можем хотеть нашу волю, что мы не можем планировать то, чем мы сами являемся в нашей свободе, что в значительно большей степени исходом всех наших планов и желаний является то, в чем нам нас дарят» (Chiffren, 1984. S. 48).


[Закрыть].

Актуальность такого понимания человеческой сущности сегодня не нужно специально доказывать. Если я разделяю такое понимание себя, то я отношусь к себе с очень скромной позиции – позиции хранителя того непостижимого и глубокого, что я чувствую как соответствующее моей сущности. Если я разделяю эту философию, то я проникаюсь естественным почтением к персональному в других людях. Если все общество признает уникальность личности, в нем присутствует больше уважения к людям, их чувствам, их правам.

В общественном сознании естественно развиваются терпимость и милосердие, а нравственные законы превалируют над всеми иными.

Теория Лэнгле и русская экзистенциальная философия

Итак, от теории самоценности, посвященной появлению, развитию и исчезновению Я, мы перешли к непривычной для научной персонологии теории Person. Хотя почему к непривычной? Вот что по этому поводу еще в 1955 году писал один из первых персонологов, американец Гордон Олпорт: «Со времен Вундта центральное возражение против психологии Я и души состояло в том, что это понятие невнятно. Очень соблазнительно приписывать не совсем понятные функции некоему таинственному агенту. А затем объяснять, что именно он является тем центром, который объединяет личность и поддерживает ее целостность… Сегодня же ситуация такова, что многие психологи, пытавшиеся приспособить личность к внешней системе координат, не удовлетворены результатом. Они не обнаружили связи между позитивистскими измерениями и предпочли вновь изобрести Эго. Но, к сожалению, позитивизм и теория Эго плохо кооперируются – исследования всегда остаются фрагментарными»[23]23
  Олпорт Г. Становление: основные положения психологии личности // Олпорт Г. Становление личности. М.: Смысл, 2002. С. 185.


[Закрыть]. Хотя в пятидесятые годы в отличие от периода В. Вундта можно было говорить лишь об Эго, но не о душе, в сущности, наблюдение Олпорта относится и к Я, и к Person – некоему таинственному агенту, без которого в исследованиях личности теряется сущность. Собственно, понадобилось пятьдесят лет, в течение которых психологии личности и психотерапии пришлось отказаться от позитивистской модели научного знания, чтобы приблизиться к пониманию тайны Person. Но задолго до конца XX века в работах русских философов мы с удивлением обнаруживаем прекрасные описания того же самого понимания человека.

Павел Флоренский

Уже упоминалось, что этимология Person имеет толкование с латинского как «неделимая в своей сущности» «per se una». Однако известны и два других варианта: person переводится как «маска», а также – «звучащая сквозь» («per sonare»).

Первое и третье определения оказываются феноменологически точными, а вот второе – «маска» – кажется чем-то противоположным сущности понятия, однако его этимологию углубляет русский религиозный философ и культуролог Павел Флоренский. Для него Персона – лик Божий, который просвечивает, звучит сквозь мирское, человеческое: «Тогда лицо получает четкость своего духовного строения, в отличие от простого лица,

…не в силу внешних себе мотивов и не в изображении, а самой своей вещественной действительности и сообразно глубочайшим заданиям собственного своего существа. Все случайное, обусловленное внешними этому существу причинами, вообще все то в лице, что не есть само лицо, оттесняется здесь забившей ключом и пробившейся через толщу вещественной коры энергию образа Божия: лицо стало ликом. Лик есть осуществленное в лице подобие Божие»[24]24
  Флоренский П. А. Иконостас. М.: АСТ, 2003. С. 31.


[Закрыть]. Обращаясь к значению «маска», он пишет: «В древности существовало сакральное назначение масок, и соответственно смысл слов larva, persona был иным, ибо тогда маски вовсе не были масками, как мы это разумеем, но были родом икон. Когда же сакральное разложилось и выдохлось, а священная принадлежность культа была омирщена, то тогда из этого кощунства в отношении античной религии и возникла маска в современном смысле, то есть обман тем, чего на самом деле нет, то есть мистическое самозванство»[25]25
  Там же. С. 33.


[Закрыть]. Persona для Флоренского – это свет, лик[26]26
  «Лик по-гречески называется идея, эйдос, следовательно, лик означает духовную сущность». – Там же. С. 32.


[Закрыть], то, что проглядывает сквозь лицо, сквозь внешнее, а икона – это то, что облегчает доступ к образу Божьему, а следовательно, и к собственной персональности.

Флоренский указывает, что понятием, противоположным Person по сути, в русской традиции является замаскированная подо что-то иное пустота[27]27
  «Вот почему как немецкие предания, так и русские сказки признают нечистую силу пустою внутри, корытообразной или дуплообразной, без станового хребта – этой основы крепости тела, лже-телами и, следовательно, лже-существами; напротив, бог начала реальности и блага Озирис изображался в Египте символом джеду, в котором усматривают, как основное значение, схематически изображенный становой хребет Озириса: злое и нечистое лишено хребта, то есть субстанциональности, а доброе реально, и хребет есть самая основа его бытия». – Там же. С.34.


[Закрыть].

От корня person во всех европейских языках произошло понятие «личность» – personality (англ.), personalitat (нем.). «Дать понятие личности невозможно, – ибо тем-то она и отличается от вещи, что в противоположность последней, подлежащей понятию, и поэтому „понятной“, она „непонятна“, выходит за пределы всякого понимания, трансцендентна всякому понятию»[28]28
  Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. Сочинения. Т.1. М.: Правда, 1990. С. 83.


[Закрыть], – пишет П. А. Флоренский в 1912 году.

Николай Бердяев

Большинство вопросов, которые появляются у читателя при знакомстве с пришедшей к нам из Австрии теорией личности А. Лэнгле, так похожи на вопросы, мучившие русских философов в 20-е годы прошлого века! Читаешь «Опыт парадоксальной этики» Н. Бердяева и понимаешь, что он в своих рассуждениях исходит из антропологии, включающей персональное измерение, хорошо знает труды Макса Шелера и теории Я. Так, он говорит о том, что в отличие от всех предшествующих философов интересуется не гносеологией вообще, а вопросом о том, как познает истину конкретный человек с его индивидуальным внутренним миром, что в человеке определяет возможности такого познания. Иными словами, его позиция – это позиция антрополога, характерная также для Шелера, Хайдеггера, Франкла. Отличающийся удивительной афористичностью, Бердяев записал, например, точную и глубокую мысль, в которой автор данных строк видит новое направление исследований в психологии развития: «Личность в начале пути, и она – лишь в конце пути». Что имеется в виду? Для Бердяева личность – это прежде всего персональное, духовное бытие человека. Он делает следующее парадоксальное наблюдение: персональное бытие, которое является естественным для ребенка, по мере взросления как бы «зашумляется», исчезает, и возвращение к нему есть результат духовных исканий, аутентичное существование характерно для зрелой личности. Тем самым Бердяев как бы изначально разводит Я и Личность, которая для него есть Person.

О природе человека мы читаем у Бердяева следующее: «Человек – существо многосоставное, находящееся в нескольких измерениях времени, в нескольких модусах существования. Сложность человека в том, что он индивидуум, входящий в род и социум, и личность, принадлежащая миру духовному. В человеке тем самым оказывается два „качествования“. Человек погружен в бурлящий океан первожизни и рационализован лишь частично. В нем происходит борьба духа природы, свободы и необходимости. Внутренний потенциал человека – микрокосм – потенциально содержит в себе всю вселенную, всю мировую историю»[29]29
  Бердяев Н. А. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики. М.: Фолио, 2003. С. 9.


[Закрыть]. Как же совместить всю эту духовность с известными со студенческой скамьи теориями развития как социализации? Как же так, ведь, согласно Марксу, личность есть совокупность всех общественных отношений? А тут тайна, глубинная персона? Бердяев говорит о том, что в каждом русском интеллигенте борются две противоположные идеи: социальной пользы, ибо все мы демократы, и индивидуализма и независимости от всего социального, ибо одновременно все мы также аристократы духа.

Но в книге «Опыт парадоксальной этики» он сам и находит ответы на эти вопросы: «Личность формируется не объективным миром, а субъективностью. Принцип личности – не самосохранение, а самовозрастание и самоопределение. Это связано с жертвой и самоограничением. Личность не есть готовая реальность, человек выковывает свою личность (но это совместимо с тем, что личность – детище духа). Осознающая себя личность слушает внутренний голос и повинуется лишь ему»[30]30
  Там же. С. 12.


[Закрыть].

И далее, о свободе человека: «Человек не может быть средством или орудием для той или иной цели, идеи, даже сверхличного, божественного. Всякая личность есть самоцель и целеполагание… Личность в человеке не детерминирована наследственностью, биологической и социальной. Все личное в человеке противоположно автоматизму. Она противится всякой заданности извне. Человек как нравственное существо не мог бы существовать в телеологически детерминированном мире. Личность не может быть детерминирована даже Богом»[31]31
  Там же. С. 13.


[Закрыть].

Эта цитата могла бы стать иллюстрацией к третьей главе данного издания, посвященной тонкому и точному разведению понятий духовности, духовных опор и религиозности.

Михаил Бахтин

Если Бердяев говорил о радикальной свободе человеческого духа, то М. М. Бахтин, русский философ, ученик Макса Шелера, уже в 20-е годы XX века основное внимание уделил развитию теории диалога. Готовность к Встрече, к Диалогу лежит в развитом Я. В 1929 году Бахтин написал работу, впоследствии названную «К философии поступка». Суть ее – антропология нравственного действия, условием которого автор считал абсолютное-себя-исключение. Только тогда, когда социально-зависимое Эго уходит на задний план, человек может быть по-настоящему нравственным, альтруистичным, направленным на другого, то есть готовым к Встрече. Это учение очень созвучно и динамике развития способности к эмпатии, которую можно проследить в ранних и более поздних работах Карла Роджерса[32]32
  Krivtsova S., Chazanova M. Empathie in der Begrifflichkeit des klienten-zentrierten Zugangs aus Sicht der Existenzanalyse. In: Existenzanalyse, 1, 2004. S. 42–47.


[Закрыть]. Также это созвучно и концепции самоценности в экзистенциальном анализе. Практически экзистенциальный аналитик следует заветам М. М. Бахтина, который писал: «Овладеть внутренним человеком, увидеть и понять его нельзя, делая его объектом безучастного нейтрального анализа, нельзя овладеть им и путем слияния с ним, вчувствования в него. Нет, к нему можно подойти и его можно раскрыть – точнее, заставить его самого раскрыться – лишь путем общения с ним, диалогически»[33]33
  Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М.,1979. С.293.


[Закрыть]. И он же – о сущности персонального бытия: «Человек никогда не совпадает с самим собой… подлинная жизнь личности как бы совершается в точке этого несовпадения человека с самим собою, в точке выхода его за пределы всего, что он есть как вещное бытие, которое можно подсмотреть, определить и предсказать помимо его воли, „заочно“. Подлинная жизнь личности доступна лишь диалогическому проникновению в нее, которому она сама ответно и свободно раскрывает себя»[34]34
  Цит. по Психология личности: тексты / Под ред. Ю. Б. Гиппенрейтер, А. А. Пузырея. М., 1982. С. 255.


[Закрыть]. «Person другого может открыться лишь твоему персональному. Задача экзистенциального терапевта – прийти к пациенту в персональной открытости, доверяясь собственному чутью, а не методикам и процедурам», – вторит ему Лэнгле.

* * *

Авторами экзистенциально-аналитической теории личности могли бы стать русские. Но… в 1937 году был расстрелян на Соловках отец Павел Флоренский, умер в эмиграции Н. М. Бердяев, только в хрущевскую оттепель были напечатаны работы М. М. Бахтина, да и то лишь литературоведческие. В Советской России бытие Персоной было смертельно опасно.

Может быть, поэтому в наше сумасшедшее время, когда самым большим дефицитом остается уважение – тактичная, уважительная дистанция по отношению друг к другу, такой родной и одновременно такой еретически опасной кажется книга, посвященная Персональному бытию человека.

Светлана Кривцова

кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии личности МГУ

Структура издания

В данном издании представлены три статьи А. Лэнгле:

1. «Грандиозное одиночество: нарциссизм с точки зрения экзистенциально-аналитической антропологии» – статья, в основе которой лежит доклад, прочитанный 26 апреля 2002 в Конгресс-Центре г. Зальцбурга на Международном конгрессе о нарциссизме Общества логотерапии и экзистенциального анализа (GLE-international), под названием: «Моя самость – твоя проблема. Нарциссизм в интеракции и терапии». Опубликована в журнале «Existenzanalyse», 2002. № 19 (2–3). S. 12–24. На русском языке впервые опубликована в Московском психотерапевтическом журнале (гл. ред. – Т. В. Снегирева). 2002. № 2 (33).

2. «Жить аутентично: как, несмотря ни на что, стать самим собой?» – статья, опубликованная в журнале «Existenzanalyse», 1999. № 1. S. 26–34. На русском языке публикуется впервые.

3. «Психотерапия: научный метод или духовная практика?» – статья опубликована в Schmidinger H. (Hrsg.) (2001). Geist – Erfahrung – Leben. Spiritualitat heute. Innsbruck, Tyrolia. S. 177–206. На русском языке впервые опубликована в Московском психотерапевтическом журнале, 2003. № 2 (37).

В первой статье речь идет о проблеме самоценности, внешних и внутренних предпосылках ее развития, соотношении Я и Person, концепции Person, а также о нарциссизме как нарушении личности, связанном с отсутствием доступа к Person.

Во второй статье рассматривается сложная и чрезвычайно актуальная сегодня как в психотерапии, так и в академической психологии личности проблема аутентичности.

В третьей статье ставится вопрос о соотношении персональной психотерапии и религии.

Все вместе работы составляют довольно полную картину теории личности в экзистенциальном анализе. Не раскрывается в достаточной мере лишь понятие Самость, для его анализа необходимо обратиться к теории эмоций А. Лэнгле, а это задача будущих изданий.

Грандиозное одиночество: нарциссизм с точки зрения экзистенциально-аналитической антропологии

Поиск и нахождение себя: тема индивидуального бытия в обществе

Важнейший для человека процесс поиска и обретения себя – процесс персонального самостановления – это вечный диалог с миром и самим собой, вечные вопросы: «Имею ли я право быть таким, какой я есть? Имею ли я право оставаться собой в отношениях с партнером, родителями, коллегами по работе?» Каждый из нас задает их себе в течение жизни вновь и вновь.

Размышляя о праве быть собой, мы неизбежно соотносим себя с другими людьми, а также с тем обществом, в котором живем. У каждого общества есть нормы, нарушение которых карается. Общество также использует неписаные законы, оно имеет множество рычагов влияния на своих членов и тем самым задает рамки, в которых отдельный человек имеет право быть таким, какой он есть, и делать то, что он хочет. Поэтому проблема нарциссизма ставит нас перед задачей анализа каждой культуры, каждого социума.

Функция социума – подкреплять то, что является для него желательным, и наказывать иное. Часто методы, которые используются для «формирования суперэго», бывают достаточно скрытыми. Большой силой воздействия обладают «веяния времени»: определенные тенденции в моде, в ожиданиях, во взглядах, представлениях о современном или устаревшем.

Открытость в отношениях друг с другом в рабочем коллективе, семье, школе часто регламентируется неписаными законами, которые определяют, как далеко человек имеет право зайти в этой открытости. Например, имею ли я право сказать коллеге, что беспокоюсь за него, потому что каждое утро от него пахнет алкоголем? Будет ли это рассматриваться как проявление моей заботы и ответственности или же как нарушение его личной границы? Существуют ли в данном случае какие-либо общественные табу? Или же здесь идет речь о моем собственном чувстве персональных границ, собственной моей неуверенности, может быть, стыдливости или вообще трусости?

Нужно также сказать, что современный стиль воспитания способствует проявлению нарциссических тенденций. Так, например, у молодежи и детей приветствуется способность добиваться успеха, а отнюдь не скромность, как это было раньше, – сегодня скромность больше не является «украшением» человека. Индивидуальные потребности ставятся выше общего блага. Самореализация, творчество и достижения, утверждение индивидуальности и ценность обладания являются сегодня первостепенными ценностями общества, в котором мы живем.

Процесс поиска и обретения себя неизбежно связан с конфликтом между Я и обществом, потому что для формирования Я, с одной стороны, требуется отграничение себя от других, а с другой – Я и общество обусловливают друг друга и в известном смысле являются неразделимыми. Тема нарциссизма, таким образом, находится в напряженном поле между интимным и общественным, между отграничением и открытостью, между Я и Ты, между разносторонней зависимостью человека от общества и стремлением от этой зависимости освободиться. Подобное напряжение нередко становится причиной страха перед жизнью в обществе: «Если другие, увидев меня, поймут, каков я на самом деле, – будут ли они ценить, любить и уважать меня? Могу ли я сам любить себя, если другие меня не любят? В какой степени я должен подстраиваться к другим?»

Западный и восточный пути обретения себя

В данной статье мы не имеем возможности подробно остановиться на культурно-историческом аспекте проблемы, представляющем собой увлекательную тему в контексте отношений индивидуума и общества. Однако так как экзистенциально-аналитическая точка зрения образует некий мостик между Западом и Востоком, здесь можно коротко упомянуть о противоположности культур, ни в какой другой сфере не проявляющей себя так сильно, как в отношении к индивидуальности:

– на Запале господствует центрирование на субъекте;

– на Востоке культивируются практики отказа от себя, опустошения, чистой самотрансценденции.

Запал с давних пор и до настоящего времени идет по пути индивидуализации. Формирование самости, автономности и самоответственности, развитие личной инициативы и защита частной жизни здесь закреплены обществом. Как известно, над входом в Дельфийский оракул, подобно девизу нашей культуры, было начертано ставшее популярным высказывание: «Познай самого себя! – Gnothi sauton!» Заниматься самим собой, познать себя, совершенствовать себя – это западный императив. Из этого источника берут начало такие западные «продукты», как самопознание, психоанализ, конкурирующее свободное рыночное хозяйство, демократия, маленькая семья и родители, воспитывающие детей в одиночку.

Совсем по-иному выглядят духовные установки на Востоке. Там провозглашается прямо противоположный путь: «Не обращай на себя внимания». Отказаться от себя, стать «пустым», не иметь желаний, тренироваться в том, чтобы пренебречь собственными побуждениями и позволить миру «забрать» себя, – в этом заключается задача восточного человека. Данную цель невозможно достичь с помощью рационального познания. Только делать, постоянно тренироваться, упражняться духовно (все это осуществляется с помощью медитации, физических упражнений, рисования мандал). Дао – это путь пустоты, стирания индивидуального, возврат к соединяющему всеобщему, потому что индивидуальное рассматривается как часть большего целого.

Эти два противоположных пути обозначают полюса, внутри которых происходит самостановление личности: познавать – упражняться, искать себя – забыть себя, самопринятие – самотрансценденция. Сегодня мы наблюдаем за интересным экспериментом, в ходе которого происходит спонтанное взаимопроникновение западной и восточной культур: у нас благодаря широкому распространению восточных единоборств и философских течений, на Востоке – благодаря приходу демократии и западного рыночного хозяйства.

Однако, как и прежде, в нашей цивилизации доминирует стремление к дальнейшему расширению индивидуальности. Западные люди чувствуют себя несчастными, если они не создали ничего своего, не смогли себя реализовать. Мы с пеленок учим этому наших детей – добиваться успеха, чего бы это ни стоило, быть в достаточной степени агрессивными. Мы претендуем на то, чтобы удовлетворять собственные потребности, которые считаются оправданными просто потому, что они у нас есть.

Вне сомнения, наше время несет в себе значительные черты нарциссизма в силу того, что эгоизм, индивидуализм, самореализация и саморазвитие, освобождение подавленной агрессии, собственная выгода культивируются всеми институтами либерального, способствующего развитию частной инициативы рыночного хозяйства. Такого рода духовная позиция словно служит мотором, который поддерживает на Западе движение всего: экономики, педагогики, частной жизни, политики, а также психотерапии. Однако с не меньшими основаниями можно утверждать, что то же самое является и белой нашего времени: родители все меньше общаются с детьми, дети все больше времени проводят у экранов телевизоров, старость становится все более одинокой, а число самоубийств, несмотря на улучшение качества медицинской и психологической помощи, в некоторых странах превышает число погибших в дорожных авариях.

Экзистенциальная задача Самостановления

Что значит самостановление? Что представляет собой поиск и нахождение своего Я? Кто Я? Как мне стать самим собой? Как все больше и больше становиться собой? Как найти себя и научиться ценить найденное? Ответы на эти вопросы дает экзистенциально-аналитическая антропология. Прежде всего это вопросы о Я и Person[35]35
  Термину «Person» трудно найти аналог в русском языке, поэтому мы оставляем его без перевода. Согласно антропологической модели, принятой в экзистенциальном анализе, человек рассматривается как единство трех измерений: соматического (тело), психического (эмоции, аффекты, черты характера и т. п.) и духовного. Термин «Person» используется для обозначения духовного измерения человека. Подробнее о значении этого термина написано во Вступительной статье научного редактора. – Примеч. научн. ред.


[Закрыть].

Бытие самим собой требует:

1) умения отграничивать себя в отношениях с миром и с другими людьми и

2) ясности в обхождении с самим собой (что также можно назвать «отношением к самому себе»).

Для того и другого необходимы следующие предпосылки[36]36
  По своему содержанию эти предпосылки имеют аналогию с «фундаментальными экзистенциальными мотивациями» (см. Лэнгле, 2001).


[Закрыть]:

– восприятие самого себя и своего Собственного в его отграничении от Собственного других;

– соотнесение с Собственным;

– суждение о самом себе;

– готовность вписаться в общественный контекст (готовность к Встрече).

Конкретно это означает: чтобы стать самим собой, нужно сначала увидеть самого себя и составить картину себя, что становится возможным благодаря определенной внутренней и внешней дистанции по отношению к собственным чувствам, решениям, действиям. А для того чтобы установить эту дистанцию по отношению к себе самому, требуется встреча с другим человеком. По контрасту с другим становится отчетливее своеобразие Собственного. И если теперь человек соотнесется с этим Собственным и начнет также уважать Собственное другого человека, то станет возможной истинная Встреча. Достигнув такого зрелого уровня бытия собой, человек сможет хорошо вписаться в социальный контекст, а именно – свободно оставаться собой в поле отличающегося от него другого.

Состоявшееся самостановление, таким образом, означает бытие собой с чувством внутреннего согласия и с данным себе разрешением быть таким, какой я есть, несмотря на все отличия от других. Не нужно прятать, скрывать свое, можно предстать перед другими, не стыдясь за свои мысли, чувства, за свою биографию, идеалы, цели. Человек способен стоять за себя, смотреть самому себе в глаза и не бояться быть самим собой перед другими. А это возможно только тогда, когда при всей верности себе (внутренний полюс) адекватно относишься также и к другим, предоставляя и им возможность быть самими собой (внешний полюс). Ведь это их поступки, взгляды и чувства показали мне, каков я, позволили раскрыть мою на них непохожесть, равно как и сходство с ними, то есть позволили увидеть мое собственное, подарили мне меня самого. Без этих Встреч, без взаимообмена с другими мы не смогли бы стать теми, кто мы есть.

Становление Я может произойти только в интерперсональной среде. Я не может развиваться иначе как через то, чтобы дать Другому себя затронуть, встретить, разбудить (вспомните о таком прекрасном сказочном образе, как Спящая красавица). Вероятно, формирование Я не являлось бы необходимостью, если бы мы не были зависимы от общества и не должны были в нем жить и утверждаться.

Таким образом, бытие Person, или персональное бытие (Personsein), – это динамический процесс, заключающийся в двойном соотнесении: с внешним и внутренним. Одной стороной персональное бытие полностью находится в закрытой от других интимности своего внутреннего мира, а другой – в открытости, публичности мира внешнего, оно видимо другими и зависимо от других.

Рис. 1. Двойное соотнесение, характеризующее Person: обращенность к внутреннему миру и открытость ему; обращенность к внешнему миру и открытость ему

Мы видим экзистенциальную задачу становления Person как необходимость обрести в этом двойном соотнесении собственную самоценность, обосновать ее внутренне (в чувствующем отношении к себе самому) и утвердить вовне (в поступках и в общении с другими людьми). Для этого в равной мере необходимы как помощь со стороны других, так и отграничение от них; включенность в сообщество, однако без того, чтобы симбиотически в нем раствориться[37]37
  Экхардту (Eckhardt, 1992) удалось эмпирически подтвердить, что самоценность складывается из обоих этих компонентов: из чувства по отношению к собственной ценности, то есть по отношению к ценности собственной жизни (в соответствии со второй фундаментальной экзистенциальной мотивацией), и признания ценности собственных достижений (в соответствии с третьей фундаментальной экзистенциальной мотивацией).


[Закрыть]. Несмотря на всю силу зависимости от других, следует добиваться собственной автономности, дабы индивидуальность в ее ценности смогла стать действительно плодородной.