Текст книги "Две ЛиИ и Иаков. Книга 4"

– Выбор невелик. Рабити, сможешь рассудить нас? Нет? Я почему-то так и предполагал. А подруга богинь не может считаться беспристрастным судьей. Так что, если слуга меня проводит, я еще успею добраться до таверны, пока не заперли ворота.

Чензира, казалось, уже собрался уходить, когда из темноты прозвучал голос Лии:

– Если мне будет позволено высказать свое мнение, мнение обычного человека, я буду вам признательна. Никоим образом я не претендую на то, что мое мнение истинно.

С самого детства я окружена богами, точнее их воплощением. Мой отец, Лаван, чрезвычайно верующий человек. У него есть целая комната со статуэтками богов, куда никто не допускается. В ней он размышляет и принимает решения. В углах нашего дома закопаны фигурки божеств, управляющих земными стихиями. Так что, с богами связана вся моя жизнь

Пусть мое мнение и не может считаться окончательным, но наберусь смелости и попытаюсь высказать его. Не слишком ли я расхрабрилась? Возможно, действительно достаточно на сегодня? Поняла. Последую вашему примеру. Я короте́нько.

То, что мне довелось услышать, чрезвычайно интересно. Чензира упомянул, что легенд о сотворении мира несколько даже в одной стране, что уже говорить о богах. А если начать перечислять всех известных в Египте и Месопотамии, да еще и добавить богов дальних стран, то, боюсь, на это не хватит и целой жизни.

Думается мне, что у всех народов есть вера в Главное божество. Покровитель страны, города, которого он считает истинным создателем всего сущего. Но каждый человек поклоняется еще и тому богу, которого однажды выбрал своим заступником. Поэтому говорить, что все одновременно смогут признать самым Великим кого-то одного, мне кажется нереальным.

Вот еще что. Все известные мне божества обладают чисто человеческими качествами. Отвага и страх, доброта и зло, миролюбие и воинственность. Все, что присуще любому из нас. Неправильно это. Не может Создатель всего сущего иметь слабости, вести себя подобно обычному человеку. Он выше этого, он Господин созданного им мира. Когда это поймут, тогда вокруг него и смогут сплотиться люди любого происхождения и положения. Человек не должен сомневаться. Он обязан жить по совершенно ясным, не подлежащим сомнению законам. Их должно быть немного, и выражаться они должны короткими рубящими фразами. Тогда эти заветы смогут объединить если и не всех, то многих.

А еще, скажу вам, уж больно сложна ваша письменность. Такое впечатление, что количество знаков вашего письма, египетского или вавилонского, неважно, приближается к числу богов. Овладеть им простому человеку немыслимо. Дождемся времен, когда все станет попроще. Знаков будет поменьше, а грамотных людей прибавится. Или не дождемся, придется дожидаться другим. Неважно. Времени достаточно, целая вечность.

Вера в целую армию богов будет жить еще сотни и тысячи лет, пока на смену им не придет вера в Единого бога. И случится это, когда народы будут убеждены в необходимости одной идеи, которая сможет объединить их.

Не знаю, известно ли вам, но брат моего прадеда Нахора, Авраам, верил в Создателя, которому подчинены не боги, нет. Нет кроме него вершителей судеб. Вседержитель создал и теперь управляет всем мирозданием. И если судить по тому, что Аврааму пришлись покинуть Харран, его идея особого интереса и понимания здесь не встретила. Но весьма возможно, не берусь утверждать наверняка, правота на его стороне.

А сейчас можете не обсуждать. Победителя в споре не будет. И не очень-то хотелось. Нас будут защищать все боги, которым каждый из нас верит. Вот мне, например, покровительствуют прекрасные женщины богини: Иштар, Гула, Нанше, Нисаба, все, все, все. И чем мы дружнее, тем больше у нас будет поддержки.

Порыв ветра пошевелил слабые огоньки светильников. Снова воцарилась тишина. Устад, а за ним и Чензира, поднялись и молча вышли из комнаты. Шуточный разговор вдруг превратился в философский диспут. Но никакой тяжести на душе ни один из участников не ощущал. Только раздумья. Воспоминания об услышанном и раздумья.

Глава 2

Лия проснулась от веселого лучика утреннего солнца, заглянувшего в столовую-кабинет. Уже ставшая родной узкая кушетка тихонько скрипнула, намекая, что неплохо было бы освободить ее от тяжести. Пусть груз и невелик, но без него все же как-то привычнее. Молодое тело тоже было не прочь покинуть жестковатое ложе и немного размяться. Девушка, не открывая глаз, потянулась.

– Адат. Сейчас твоя очередь. После всего, что я вчера наболтала, долго не смогу и рта раскрыть, – Тарбит скорее притворялась, чем действительно была озабочена вечерними беседами, – так что, командуй. Будут приставать с вопросами, ссылайся на богинь. Здесь при затруднении это помогает. Не помню, не знаю, понятия не имею. Слабая и беззащитная. Со временем образуется. Подумают, что показалось, или пиво оказалось крепким. Пиво было? Не помнишь? Нужно будет у Рабити спросить. Так что давай, подруга, на трудовую вахту, а я досыпать в извилину.

Лия коротко вздрогнула, еще раз сладко потянулась до хруста в костях и решительно спустила ноги с кровати. Дорога во двор была знакома, посещение самых необходимых утром мест много времени не заняло. «Как хорошо, что мы выбрались сюда», – пронеслось в голове, и ноги сами направились в сторону летней кухоньки.

Услышав звук шагов, к ней обернулась Рабити. Лицо со шрамами, не скрытое платком, улыбалось. Изуродованное тело искало опору у отполированной палки, но никакого смущения она не испытывала. Да и кого было стесняться? Подошел родной человек. Хотелось лишь прижаться щекой и поздороваться. Так в едином порыве и поступили две женщины, такие разные по возрасту, но обладающие общей душой. Самое короткое мгновение, рука в руке, глаза в глаза, и вот уже улыбка засияла на устах Лии.

– Рабити, признайся, – Лия втянула в себя воздух и заговорщицкий шепот коснулся ушей Рабити, – неужели это саска? Настоящая саска? Я помню ее вкус. Когда я была маленькой, мама варила. Не часто, правда. Все, все. Не могу говорить. Сейчас слюной захлебнусь.

– Самая настоящая. Хотя у каждой хозяйки она другая. Ты ведь в прошлый раз угостила нас эликсиром, которым лечила отца. Теперь моя очередь.

– Лучше не напоминай. Мне тогда даже попробовать не удалось, всем внезапно потребовалось лечение, хотя пиво в таверне пил только Лаван, – Лия горестно вздохнула, – а сделать снова все никак не получается. Кстати, напомни мне. Пиво вчера было? Или столь долгие беседы велись на трезвую голову?

– Было, как не быть. А ты думаешь, языки у наших мужчин развязались сами по себе? Вечер удался, ведь ты была рядом со мной. А разговоры? Они тоже редкость в нашем доме. Ни у кого в нем нет подходящих собеседников. А привыкнув рассуждать с собой, теряешь способность общаться с людьми. Оставим это. Ты умеешь варить саску?

– Никогда не пробовала. Мама всегда готовила сама, я была еще маленькой. Я только наблюдала и потом наслаждалась.

«Расскажи, как солдат варил. Подсказать?» – промелькнуло в голове, но Лия-Адат просто отмахнулась.

– Но могу поделиться рецептом. Начинать? Прекрасно. – продолжила девушка, – но не буду тебе рассказывать, как это делала мама. У меня все равно так не получится. Вот мой хороший друг, Гиваргис, рассказывал, как после военных лекарей добирался до подаренного ему куска земли.

Однажды он устроился на ночлег на обычной караванной стоянке. Кое-как разложил костерок и собрался нагреть воды в своей медной кружке, больше похожей на небольшой котелок. Кстати, эта посудина очень помогла мне и Чензире, когда мы оказались в необычной обстановке.

Тут к нему подкатился один из погонщиков, который был весьма не прочь подшутить над инвалидом. Я уже рассказывала тебе о своем друге. В теле отставного солдата с изуродованным безобразным шрамом лицом и едва работающей рукой скрывается огромная любящая душа. Вы непременно встретитесь.

Так вот, произошел между ними такой разговор:

– Уважаемый путник, сдается мне, что сегодня на ужин у тебя будут несколько зерен сумаха, заваренные нагретой водой. Только воды не жалей, чтобы голодным не отправиться спать, – притворное участие к человеку всегда неприятно, а тут еще и недавнее увечье давало о себе знать.

– Ты не поверишь, великий знаток ослиных хвостов, весь день наблюдающий за их помахиванием, но в армии меня научили варить кашу из старой сухой ветки, предназначенной для костра. И чем больше на ней сучков, тем вкуснее получается саска. Ты хоть слово-то такое слышал? Если тебе нечем побаловать себя, могу угостить. Не волнуйся, нам обоим хватит. Главное, чтобы подходящая ветка нашлась.

– Начинай, солдат. Я еще друзей позову. Жаль, если им придется пропустить такое зрелище. – погонщик приготовился посмеяться над моим другом.

Гиваргис невозмутимо выбрал из кучи приготовленного хвороста сучковатую сухую ветку, протер ее. Тщательно почистил кружку чистой тряпицей, дунул в нее и пристально осмотрел стенки. Собирался уже пристроить ее возле огня, но передумал.

– Слишком чистые. Веточка подгореть может обидно будет. У тебя не найдется немного муки, только дно и стенки присыпать немного.

Под усмешки собравшихся зрителей, откуда-то из сгустившейся темноты появился мешочек с мукой. Гиваргис поблагодарил, отсыпал пару пригоршней, и придвинул кружку поближе к огню. Через минуту-другую, когда мука немного поджарилась, он громко втянул воздух, покрутил хворостиной в чреве своего котелка. Вытащил ее, внимательно осмотрел, даже языком лизнул, и вздохнул:

– Ох, и хороша каша получится, суховата только.

Тут же из задних рядов, а вокруг собрались уже все слуги и охранники каравана, выплыл кувшинчик с молоком. Передаваемый из рук в руки, он достиг протянутой руки Гиваргиса, но тот кивнул в сторону ухмыляющегося караванщика.

– Вливай тонкой стрункой, пока я не скажу: «Хватит».

Польщенный таким вниманием, насмешник сразу посерьезнел и осторожно начал выполнять порученное. Гиваргис, напевая под нос незамысловатую мелодию, помешивал варево своей волшебной веткой. Над кружкой-котелком начал подниматься парок, и через мгновение солдат рявкнул: «Достаточно!». От неожиданности рука погонщика дернулась, и приличная порция молока плюхнулась в посудину:

– Ты специально хочешь испортить блюдо, чтобы обвинить меня в обмане? Мошенник. Она ведь теперь станет совершенно жидкой, ее невозможно будет есть. Эй, кто-нибудь! Дайте скорее что угодно, хоть фиников немного. Нужно немедленно связать лишнюю влагу.

Тут же перед ним возникла пухлая рука с плошкой, полной нарезанных фиников. Это заинтересовавшийся происходящим одутловатый купец пробился в первые ряды зевак. После сытного ужина он закусывал сладостями, когда его ушей достигла песенка солдата.

Солдат схватил плошку, опрокинул ее в булькающее варево и сунул обратно опешившему от подобного напора толстяку. Снова схватил щепку и продолжил колдовать над кашей, напевая свою песенку.

Наконец, вытащил солдатский инструмент, облизал его. Поднял голову к небу, прикрыл глаза и почмокал, прислушиваясь к своим ощущениям. Все замерли в ожидании. Гиваргис кивнул, как бы соглашаясь с невидимым собеседником, полез в солдатский мешок и достал узелок с солью. Помогая себе зубами, распустил узел, достал щепотку соли и с таинственным видом, нет, даже не посыпал, развеял ее над поверхностью каши. Вновь проба, вновь поднятая к небу голова с прищуренными глазами, громкое чмоканье и напряженные глаза зрителей. Утвердительный кивок головы вызвал облегченный вздох толпы. Гиваргис отодвинул котелок от костра и победно взглянул на обступивших его зрителей.

– Ну, кто осмелится попробовать солдатскую саску из армейского котелка?

– Я! Я! Я! – раздались восторженные голоса Рабити, Устада и Чензиры. Они незаметно приблизились к женщинам, и их восторженный возглас перешел в задорный смех.

– А я в очередной раз буду наказана неизвестно за что, и мне останется только вылизать стенки котелка после вашего завтрака? – притворно обиженным тоном заявила Лия. Вновь взрыв смеха и улыбающиеся лица.

– Сегодня я не дам тебя в обиду, – Рабити начала наливать вкусно пахнущую саску по плошкам, – самая первая по праву принадлежит тебе.

Снова смех огласил маленький дворик. Все чувствовали себя совершенно свободно. Вчерашние философские беседы были если и не забыты, то отодвинуты в самый дальний уголок памяти. Саска удалась на славу, и поделиться планами все смогли, лишь покончив с лакомством. Именно так воспринималась далеко не повседневная еда, которой хозяйка решила угостить нежданных гостей.

– Хорошо, Рабити, уговорила, – отодвинув пустую миску продолжил вчерашний шутливый разговор Устад, – высокий забор строить не будем. Но рабочих все же позовем. Притащим сюда большой кусок гранита. В верхней части вместо Хаммурапи, которому бог Шамаш вручает знаки власти над людьми, прикажем высечь украшенного шрамами воина с изуродованной рукой, а подле его ног молодую девушку. А на всей поверхности гранита будут на века запечатлены великолепные истории, которыми нас радовала, и будет еще не раз баловать, случайная встречная, подарок судьбы, наша Лия. И станет этот обелиск знаменитее свода законов Хаммурапи.

– И будут стекаться к ней скучающие вельможи, и не найдет она в подлунном мире места для отдохновения и раздумий, и закончится ее жизнь в молодом возрасте, и состарится она, заточенная в золотую клетку, и… – продолжила Лия.

– Только не это! – не выдержала Рабити. – Устад, снова тебе повторяю, не приставай к девочке. Она принадлежит только себе. А мы должны быть благодарны богам, что наша птичка изредка щебечет нам радостные песни. Лия! Ты абсолютно свободна в своем выборе, не опасайся Устада. Просто он сейчас в хорошем настроении. Посмотри, как он перемигивается с Чензиром. Не иначе, сговариваются отправиться куда-нибудь в город. Хвала богам, сейчас в Харране много мест, где похожие на них собираются почесать языками. Куда до них всем женщинам Митанни.

– Устад, Чензира, – забеспокоилась Лия, – подарите мне несколько дней своего внимания. Всего несколько дней, пока я не решу все вопросы с судом. Дайте мне спокойно удалиться отсюда, и тогда я обещаю вам лет двадцать приятных бесед, тихих вечеров и новых открытий. Рабити, успокойся. Я уйду отсюда, но каждый мой визит станет для тебя приятным сюрпризом. Что касается Чензиры, то я очень нуждаюсь в нем в ближайшие дни. Сейчас мы отправимся на базар и постараемся поприличнее одеться. До отъезда мне бы хотелось встретиться с наместником Шалита. Правда еще не знаю, как это сделать. Пойду в его приемную, буду просить о встрече.

– И напрасно потеряешь время, – перебил ее Устад. – Слишком узка тропинка, по которой просители вынуждены пробиваться во дворец представителя царской власти. И на пути у них вырастают неожиданные препятствия, создавать которые его слугам доставляет истинное наслаждение. Так что, тех двадцати лет, о которых ты так много говорила, и урожая твоего денежного дерева как раз хватит, чтобы предстать перед его очами.

– А если попросить богинь? Через Умуга, конечно. Кто ближе него подобрался к всемогущим. Я пока добиралась до храма Сина, запыхалась даже. Но вид с вершины зиккурата открывается просто замечательный.

– Лия, не пугай меня. Неужели тебе удалось побывать в святилище?

– Боги, Устад, все боги. Побывала, проведала Нанше, поклонилась ей. Придется снова идти к ним с просьбой. Надеюсь, что еще не слишком им надоела.

– Не стоит понапрасну беспокоить своих покровительниц. Обернись, – Лия повернулась и увидела улыбающуюся кормилицу.

– На этот раз Устад прав. Не стоит беспокоить занятых… Даже не знаю, как выразиться. Важных особ. Просто скажи, когда ты хочешь увидеть Шалиту?

Лия недоуменно смотрела на Рабити, но та молчала и спокойно ожидала ответа. Вопросительный взгляд в сторону Устада, но тот равнодушно пожал плечами.

– Тарбит, что делать? – мысленный вопрос не остался без ответа.

– Скажи спасибо.

Лия-Адат поднялась, подошла к невозмутимой женщине и обняла ее.

– Какая я счастливая. У меня появилась еще одна богиня-покровительница, – отпрянула, и серьезно продолжила. – Послезавтра должно состояться заседание суда. Окончательное, надеюсь, по моему вопросу.

Для того чтобы иметь возможность использовать плоды волшебного денежного дерева, мне нужно получить все то, что присудил мне справедливый суд. Я должна как-то оправдать свои траты. Ведь, кроме вас, я никому не рассказывала басню о козочке и жуке скарабее. Если о моем маленьком деревце узнают, боюсь, найдется немало желающих проверить, какой урожай фасолин и бобов я успела собрать.

Завтра мне хотелось бы встретиться с наместником, сегодня я еще не готова. Я хочу обезопасить себя от всяческих неожиданностей. Хотя Марон и изучает достопримечательности в царстве богини Нанше, не важно, могут найтись другие. Сейчас речь идет не о нем. У Шалита могло остаться чувство обиды из-за того, что неизвестная девчонка смогла победить в споре властителей города, который он воспринимает как свою собственность. Мне не хотелось бы оставлять здесь недобрую память о себе. Лучше всего было бы вообще никакой не оставлять, но это, как получится. Так что завтра. После завтрака, когда голод еще не станет напоминать о приближающемся обеде, а отсутствие государственных забот заставит искать способ ускорить бег времени до вечерних встреч с местными аристократами и их женами.

– Я поняла, – Рабити не стала уточнять, – ты хочешь пообщаться наедине?

– Совсем не обязательно. Напротив, ваше присутствие было бы весьма желательно. Я намереваюсь преподнести в подарок наместнику новую игру, и мнение о ней уважаемого Устада только прибавит веса моим словам. А если удастся представить ему Чензиру, будет совсем прекрасно. Шалита получит достойных партнеров для нового развлечения, а наш друг еще одного покровителя в незнакомом городе.

– Значит завтра, после первой стражи, – закончила Рабити, – Устад, нам потребуются носилки.

– Могла бы и не напоминать, – то ли проворчал, то ли насмешливо проговорил хозяин дома, – нам будет тесно на одной тележке, да и Люцию тяжеловато тянуть ее. Лучше объясни вдруг оробевшей девушке, как женщина, стесняющаяся выйти за пределы двора, вдруг легко преодолевает препятствия, неподвластные могущественным богиням.

– Не слушай его, Лия. И не удивляйся. Когда Устаду удалось поставить меня на ноги после злополучного происшествия, присутствие при пышном дворе инвалида вызывало у государя ненужные воспоминания. А кому захочется видеть перед собой вечный упрек, да еще в виде искалеченной старухи.

Но мое положение, кормилицы его наследников, не позволяло просто избавиться от меня. Так что, он был весьма рад, когда я выразила желание уехать в Харран вместе с лекарем. А наградой за избавление послужила небольшая пенсия и позволение свободного входа к наместнику, кто бы ни был назначен на эту должность. Преимущественного обращения, заметь. Так что, если у Шалиты на завтра назначена охота, ему придется отложить ее.

– Благодарю тебя, кормилица, – Лия склонила голову перед Рабити, – благодарю богов, что привели меня в этот дом. Мы уйдем до самого вечера. Но если вы позволите, я снова проведу его здесь, вместе с вами.

Чензира, слышавший весь разговор, суетливо засобирался. Слуга, повинуясь знаку хозяина, направился в сторону сарая, и вскоре два седока на осликах проехали через ворота гостеприимного дома.

«Что значит понимающие люди попались, – застоявшаяся Красотка бодро перебирала ножками, – догадались, что втроем нам в сарае совсем тесно будет, поселкового работягу во дворе пристроили. Дали побыть вдвоем с Люцием. Хозяйка, небось побеспокоилась. Повезло мне с ней».

Базар было слышно издалека. Приблизившись к последнему ряду домов, отделяющим рокочущее чудище от города, ослики замедлили шаг. Людской гомон, пронзительные трели свирелей и свистков, звуки барабанов и бубнов музыкантов, звон медных и глиняных бубенцов, болтающихся на змееподобных шеях гордых верблюдов, крики погонщиков и купцов – все сливалось в единый хор, разгоняло кровь, заставляло одних остановиться в нерешительности, а других поторопиться на вечный праздник жизни.

Подобно тому, как фонтаны мутной воды внезапно взрываются на спокойной поверхности болотного озерца, то тут, то там глухой гул извергался пронзительными воплями купцов, скрипучими криками верблюдов, взрывами хохота непритязательных зрителей, воплями истязаемого раба. Над всем этим бурлящим людским водоворотом расплывался аромат разгорающихся дров, свежих лепешек, жарящегося мяса, пахучих трав и пряностей.

Лия и Чензира оставили осликов на площадке перед базаром под присмотром базарного служащего.

Перед ними предстало цветное облако, из которого время от времени выскакивал то в конец одуревший покупатель, то с деловитым видом семеня выходила служанка с полной корзиной снеди. Важный купец, едва приблизившийся к границам сплошной стены совершенно невозможных сплетений человеческих тел, мгновенно бывал втянут, всосан в ненасытную пасть чудовища.

Едва сделав несколько шагов в направлении глухо рокочущей толпы, базарные посетители мгновенно подхватывались потоками, стремящимися разъединить их. То и дело толпа разрезалась важными процессиями чиновников или скучающими богатеями, сопровождаемые слугами и рабами.

Немалого труда стоило Лие держаться поблизости от напарника, которого то и дело норовили сбить с ног снующие завсегдатаи рынка. Опираясь на палку, Чензира настороженно озирался, не решаясь даже двинуться в этом хаосе.

Это был совсем не тот базар, на котором гордой авилуме довелось побывать совсем недавно. Чинная толпа местных красавиц, сопровождаемых спутниками всех возрастов, закончившие свою работу мушкенумы, царские и городские служащие, писцы, жрецы, учителя местной школы – все они еще не вышли на свою традиционную прогулку. Их место сейчас занимали истинные хозяева торжища – продавцы и покупатели. Они занимались привычным для себя делом. Торговали и торговались. Здесь с азартом продавалось все – от бронзовой иголки и необожженной глиняной миски до партии зерна или отары овец, от ячменной лепешки и сморщенного финика до пригоршни драгоценных камней или группы рабов. На каждого покупателя находился свой купец.

Лия протиснулась вплотную к опешившему египтянину. Ведь пока Шумелу рыскал по рынку в поисках нужного товара и интересующей его хозяйку информации, Чензира наслаждался прохладой лавок с письменными принадлежностями, свитками и табличками. И сейчас растерянно оглядывался, не забывая прижимать к себе переброшенную через плечо сумку. Как не похоже все было на просторы исхоженных путей, когда он с караванами проплывал от дальней родины сюда, в это скопище людей, товаров, верблюдов, рабов. Да кого и чего здесь только не было, на этом перекрестке торговых путей.

Чензира вздрогнул, когда ощутил прикосновение чужой руки к его локтю. Рядом стояла Лия, высматривая в многоцветном хаосе толпы, переливающемуся перед ее глазами, нечто лишь ей ведомое. Вот она крикнула нечто неразборчивое, как будто камешек бросила в бурный водоворот. И, о чудо, из него вынырнул полуголый запыленный мальчишка, и послушно остановился напротив нее, поблескивая хитрыми черными глазами. Перекинулись парой слов, юный проводник повернулся и ввинтился в толпу. Лия потянула за собой еще не пришедшего в себя товарища.

Иногда протискиваясь в тесноте передвигающихся тел, иногда пробивая себе дорогу толчками плеча или локтя, пара путешественников по неведомым просторам живущего по своим законам рынка, оказалась в торговых рядах, где суета базара обрела хоть какую-то видимость порядка. Лия начала узнавать знакомые места. Ведь совсем недавно она наблюдала здесь спокойное движение от лавки к лавке, от торговца к торговцу местных модниц в сопровождении кавалеров всех возрастов. Пара шеумов, упавших в протянутую грязную ладошку, заставили мальчишку радостно взвизгнуть и исчезнуть в знакомом ему водовороте рыночной площади.

Возбужденная девушка постепенно успокаивалась, приходя в себя от, пусть короткого, но напряженного бега с препятствиями. Цель достигнута, теперь действовать по правилу: «спеши, не торопясь», не отвлекаться на призывные крики купцов, не оглядываться на разложенные на столах ткани всех цветов, пестрые платья, украшенные вышитыми узорами, увешенные медными бляшками, искусно сплетенными поясками, бахромой всех раскрасок и размеров.

– Тарбит, отзовись, – начался мысленный разговор двух сознаний, – что мы ищем? Готовое платье или кусок ткани?

– Готовое платье, мне кажется, – Тарбит отозвалась с некоторой задержкой, – заниматься выдумыванием чего-то нового недосуг. Но я совсем не представляю, что здесь носят, и что нашему капризному телу подойдет. Не слишком торжественное, не на вечерний прием идем. Следует учесть время визита и наш возраст. Неплохо бы обозначить свое положение. Никаких веселеньких тонов со множеством висюлек, никоим образом не намекать на продолжение знакомства. Чисто деловое свидание молодой особы, неопытной авилумы, пытающейся начать самостоятельную жизнь.

Нет, не так. Молодой особы, находящейся под покровительством богинь, и намеренной установить партнерские отношения со знаменитым военачальником. Никаких заигрываний, чисто деловой разговор.

Но достаточно стоять на месте. На нас уже начали поглядывать, сейчас кавалеры появятся. И присутствие Чензиры не помешает. Сейчас отправляемся подбирать ему тунику. Побыстрее крути головой по сторонам, вдвоем будем присматриваться.

Подстраиваясь под неторопливый ход хромающего Чензиры и придерживая его за локоть, Лия начала продвигаться в сторону рядов, подле которых были видны мужчины и юноши, вертящиеся перед придирчиво рассматривающими их прекрасными половинами человечества. Были здесь и одинокие особи мужского пола, но они надолго не задерживались перед речистыми продавцами. Две-три отброшенные в сторону вещи – и вот покупатель перемещается к другой лавке, или со вздохом облегчения сворачивает свою покупку, и прочь отсюда. Лия даже не спрашивала товарища о его вкусах. Изредка показывала то на одну, то на другую вещь мужского гардероба, и молча волокла его дальше, даже не дождавшись отрицательного ответа. Вспомнив пропотевшую рубаху, в которой Чензира в горячке катался по смятым циновкам, потащила его именно к таким. Даже не удивилась, когда заметила некоторое оживление в поведении приунывшего египтянина. Дело пошло быстрее, и вскоре заулыбавшийся Чензира тащил сверток с коричневой, цвета свежей влажной глины туникой. Он хотел было выбрать нечто поскромнее, но слабые потуги высказать свое мнение были тут же пресечены: «Тебе должно это нравиться», – ну что ж, должно так должно. Лишь бы побыстрее закончилось это утомительное путешествие.

Купив по дороге темно коричневый пояс, в цвет оторочки рубахи, и новые сандалии, Чензира был доставлен к лавке то ли знахаря, то ли звездочета, а, возможно, и того и другого, и оставлен там со строгим приказом никуда отсюда не уходить, как бы долго не продолжалось отсутствие командира маленького отряда. Чензира радостно замотал головой, и все тридцать два зуба улыбающегося молодого мужчины подтвердили его решимость ни на шаг не отойти от указанного ему места.

Как ни странно, но не успел он ознакомиться и с половиной первой таблички с историей о находчивом рабе и нерешительном хозяине, как появилась Лия со слугой, держащим сверток, в котором угадывалось аккуратно уложенное платье. На вопросительный взгляд черных глаз с едва заметными красноватыми прожилками на белках, Чензира так умоляюще улыбнулся, что девушка отошла в угол лавки, где были выставлены образцы обожженных пластин с изображением богов и богинь. Вдруг заинтересовавшись одной из них, она повернулась к торговцу, лысоватому бодрому старичку с розовыми щеками на круглом лице. Пухлые губы растянулись в иронической улыбке, а ладошки коротеньких ручек умильно сложились перед выпирающимся животиком. Весь он состоял, казалось, из шариков всех видов и размеров. От самого большого, одетого в тунику тела, до самого маленького, красной капли камня в перстне на пухлом мизинце.

– Впервые вижу, чтобы такая молодая красивая девушка заинтересовалась выставленными здесь работами выдающихся камнетесов и мастеров Харрана, – голос торговца плавно лился из толстых губ, повторяя давно заученные фразы, – сразу видно ценительницу, по одному лишь взгляду оценившую все достоинства представленных работ. Уверяю тебя, неизвестная красавица, что для украшения потаенного уголка отдыха со своими наставниками, ты непременно сможешь найти здесь достойный образец. Если позволишь, я расскажу тебе о повелителях, которые смогут надежно защитить ваши занятия от посторонних глаз.

– Это Иштар? – Лия, не обращая внимания на речи словоохотливого хозяина, указывала рукой на один из образцов, где вооруженная грозная богиня попирала поверженного льва.

– Нет предела твоему совершенству, – в голосе старика к ноткам иронии добавились намеки насмешки, – если под прекрасной внешностью скрывается безмерное обилие знаний.

Издевка уже слышалась столь явно, что заставила Чензиру оторваться от чтения и с интересом прислушаться к беседе. У него, прекрасно знающего свою попутчицу, сложилось впечатление, что Лия не сразу нашла подходящего ответа, настолько вызывающим оказался тон собеседника.

«Адат, давай-ка поменяемся ненадолго. Надоело прятаться в извилине. К тому же старичок попался не простой, интересный», – смена сознаний совершилась совсем уж буднично. Лия непонятно вздрогнула, словно очнувшись от охвативших раздумий.

– Что ты, уважаемый, – Лия-Тарбит внимательно присматривалась к деталям изображения, – откуда у совсем обычной девушки из ближнего поселка появятся знания о всемогущих богах. Только из наставлений отца и рассказов матери. Вот об овцах я знаю намного больше. Хочешь, расскажу тебе несколько секретов, как следует обращаться с новорожденными ягнятами?

– Нет, нет. Разве прекрасной даме пристало заниматься столь низменными делами? – розовые пальчики тревожно запорхали перед толстяком, словно отгоняя саму мысль о подобной несуразице. – Твое дело, красавица, радовать глаз восхищенных мужчин, услаждать их слух веселыми песнями, покорять юношей, обезумевших от счастья лицезреть столь прекрасный образ.

– Ах! Что ты, что ты. – притворно засмущалась девушка, – я и так не знаю, как отбиться от навязчивых приставаний. Вот и ищу благодетельницу, которой следовало бы помолиться, чтобы избавила меня от этих хлопот. Эта богиня так воинственно выглядит, что легко разогнала бы всех приставал. Так это великая Иштар? И сколько стоит ее заступничество?