Текст книги "Магия вернётся в понедельник"

5. Фёдор

Майское солнце пригрело столицу. Наконец-то весна вошла в мою любимую фазу – когда всей кожей ощущается близкое лето. Девушки переоделись в юбки покороче, на каждом пятачке прогретого солнцем тротуара примостилось хотя бы по одному представителю бродячей фауны. Кошки и собаки лежали на солнечных островках и старательно не обращали внимания друг на друга. Я вошёл в полумрак архива, хлопнул по стойке кулаком и крикнул:

– Эй, пыльные крысы! Где вас носит?

Из глубины архива послышались шаркающие шаги – значит, сегодня на смене Ян. Он вышел из-за стеллажа с большой дымящейся кружкой в широких ладонях, прошёл к стойке, поставил кружку, и, не глядя на меня, достал из недр тумбочки папку. После чего он, наконец, поднял на меня светло карие глаза и ухмыльнулся. Его молодое лицо от этого перекосило и, незаметный шрам на левой щеке, вдруг, стал виден чётко, как будто кожу расчертили сверхострым ножом.

– Гоблин ты длиннорукий, Федя. – произнёс Ян с издёвкой.

– Завидуешь?

– Нисколько. – Ян протянул мне папку правой рукой, на которой не хватало двух пальцев, но передумал и прижал папку к груди. – С тебя должок. – сказал он с кривой улыбкой.

– Чего тебе на этот раз? – я закатил глаза, но тут же улыбнулся.

– Кактус.

– Чего?

– Кактус Хамецереус Сильвестри. И горшок к нему. Хотя нет, горшок не надо.

– Завтра принесу.

– Сегодня.

– Обойдёшься.

– Тогда и ты обойдёшься. Ты вообще время видел? У меня час назад рабочий день закончился. – Ян говорил спокойно, чуть растягивая гласные.

– И что же ты тогда здесь делаешь?

– Отдыхаю. После того, как за три дня перерыл весь архив. Дважды. Чтобы тебе – гоблину болтливому, найти информацию по делу, закрытому два года назад.

– От этого дела, дорогуша, зависит отмена запрета на магию.

Брови Яна скользнули вверх.

– В самом деле?

– Мирный где-то нарыл информацию, что Миляев был обучен магии. Но это абсурд.

– Это… Это возможно, Федь. – Ян задумчиво протянул мне папку.

– Обученный маг погиб из-за отдачи?

– Он был не один во время… Аварии.

– Знаю. С ним была подружка. Волковская.

– Да. Она внучка графа Волковского. И необученный маг, соответственно.

Я взял папку. На кончиках пальцев появилось знакомое покалывание.

– Здесь все материалы по родословной Волковской и всё, что было в газетных подшивках про Миляева. – сказал Ян.

– А остальное по Миляеву?

– Сгорело. Помнишь, пожар в архиве? Данные по Миляеву сгорели полностью. – Ян нахмурился – не любил вспоминать тот день.

– Спасибо, дружище. Кактус завтра принесу. – я кивнул старому другу и вышел из архива в вечерний город.

Папка жгла руки. В машине я не удержался – открыл её и погрузился в чтение. Отголоски истории сорокалетней давности оживали на страницах сухих архивных документов. Я начал с Волковской. Прочёл все выписки из загсов, роддомов, больниц. Адреса, города. Я вчитывался в отчёт и нутром чувствовал, что причиной этих несуразных переездов, абортов и смены профессий был страх. И этот страх имел под собой весомое основание.

Волковские открыто выступали против «смены». Граф делал громкие заявления, часто выступал на всех доступных каналах и, что важнее, спонсировал сопротивление. В папке нашлись и выдержки из публичных выступлений графа Волковского. Он говорил о том, что запрет на магию приведёт к катастрофе, что силу нельзя просто запереть или выбросить.

Я запустил руки в волосы, но спустя минуту вернулся к чтению. Частично уцелевшие при пожаре в архиве, произошедшем сорок лет назад, выписки из журналов и протоколов собраний научного общества гласили, что Волковский был не просто магом – он был одним из учёных-любителей, которые изучали магию, как науку. Чем дальше я читал собранную Яном информацию, тем больше убеждался в том, что властям стоило бы прислушаться к нему. Ох, как стоило. Но тогда никто не знал чем запрет на магию может обернуться. Волшебники наперебой придумывали кучу причин, по которым от магии нельзя было отказываться и большинство этих причин были откровенной ересью. Так в потоках этой информации и утонул здравый голос графа Волковского.

Взгляд снова зацепился за текст. Я перечитал абзац заново. По спине пробежал холодок, а ладони вспотели. Следующие страницы прямо говорили о том, что граф Волковский имел приятельские отношения с господином Миляевым, который также занимался изучением магии. Знали ли об этом Павел Миляев и Дарья Волковская? Насколько случайна их дружба? После «смены» Волковские несколько раз переезжали в разные города, большие и совсем крохотные. Они полностью отказались от магии и продали всё фамильное имущество. Единственное, что они оставили из графского наследства – это фамилию. С годами и переездами их след затерялся в хрониках истории.

Сумерки накатились волной, сделали текст неразборчивым. Я закрыл папку, завёл двигатель и ещё несколько минут сидел, глядя в пространство пустым взглядом. Если есть вероятность, того что Миляев был обучен магии, то какова вероятность того, что Волковская тоже обучалась магии? Нет, вряд ли. Кто-то из них определённо не знал о своей сущности.

Всю дорогу до дома я продолжал размышлять. Миляев и Волковская. Волковская и Миляев. Была ли их дружба случайностью? Документы гласят, что они были друзьями, но насколько крепка была их дружба, если Павел оставил ей кафе? Почему вообще он это сделал? Судя по документам, передача прав произошла всего за несколько дней до гибели Миляева. Мне не терпелось вернуться к чтению. Я припарковал машину и, не видя ничего вокруг, побрёл в сторону дома.

– Эй, красавчик, не пригласишь на чай? – раздался задорный женский голос со скамейки перед подъездом.

– Мия? – я остановился.

– Да, пупсик. – темноволосая красотка поднялась со скамьи, подошла ко мне и громко чмокнула в щёку.

– Миюш, если ты будешь продолжать в том же духе, то соседи начнут шептаться. Они подумают, что мы пара! – я округлил глаза. – Не то, чтобы мне было зазорно с тобой встречаться, как с женщиной, но это же был бы инцест!

– Инцест дело семейное. – хихикнула моя младшая сестра, открыла дверь и уверенным шагом вошла в прохладный подъезд.

– Фу, дорогуша, я против извращений. Тем более, я знаю твой характер с самого твоего рождения и вынужден признать, что ничего более колючего ещё не встречал.

– Тогда персики и жидкий шоколад я оставлю себе. – девушка остановилась возле двери в квартиру и, повернувшись ко мне, подняла брови.

– Нет уж, сестрёнка, персики с шоколадом отложатся на твоих боках и будут мучить тебя всю жизнь.

– Я потерплю. – хмыкнула Мия.

Мы прошли в кухню, я плюхнул папку с документами на подоконник, а Мия тем временем, засунула в мойку персики. Банку с шоколадом она поставила на стол, но как только я протянул к ней руки – получил пинок под коленку.

Мия никогда не отличалась хрупкостью или застенчивостью. Её внешность удивительно гармонировала с едким характером. Брюнетка с зелёными глазами и фигурой, выточенной в спортивном зале – она привлекала внимание, вызывала у большинства мужчин жгучее желание познакомиться. Поэтому ухажёров у моей сестрёнки было много, но задерживались они ненадолго. Она, как будто поставив однажды себе цель – проверять на прочность всякого, кто хочет к ней приблизиться, следовала ей с маниакальным упорством.

– Как дела у родителей?

– Сам спроси. – Мия поставила на стол тарелку с персиками, села и начала аккуратно нарезать их ломтиками.

– Я спрашивал, ты же знаешь их – дела прекрасно, всё хорошо и даже суставы не болят.

– Да хорошо у них. – Мия улыбнулась. – Папа ёрничает, мама ворчит – всё как обычно. В отпуск собираются.

– Куда?

– Сам спросишь. – Мия расправилась с нарезанием персиков и теперь медленно и очень внимательно поливала их шоколадом.

– Сестрёнка, а ты пришла чтобы подразнить меня, или чтобы персиками накормить?

– И то и другое. И третье. – девушка закончила свои кулинарные извращения и глазами показала мне на чайник. Я залил в него воды, включил, достал кружки и сел напротив. Стоило мне протянуть руку к тарелке, как моя дорогая сестричка прихлопнула её своей жёсткой ладонью.

– С чаем. – произнесла она с нажимом.

– Как скажешь, дорогая. – я налил чай и поставил перед сестрёнкой кружку.

На протяжении нескольких минут кухня упивалась тишиной. Персики мы ели вилками – протыкали сочные ломтики, захватывали ими шоколад и ели. Обожаемое лакомство большинство наших знакомых считало извращением и издевательством над фруктами и шоколадом. Когда тарелка, наконец, опустела, я пальцем собрал остатки шоколада и, под недовольным взглядом сестры, съел.

– Ты ещё тарелку оближи. – фыркнула Мия.

– Не при женщинах и детях, мартышка.

– Не смей называть меня мартышкой! – прошипела девушка и швырнула в меня вилкой.

Я поймал столовый прибор и точным броском запустил его в раковину.

– Так у тебя дело ко мне?

– Да! – Мия сверкнула глазами с другой стороны стола.

Я напрягся. Приподнятое настроение сменилось тревожностью.

– Я знаю, что родители будут против, но я тоже хочу устроиться в Комитет. – Мия посмотрела на меня твёрдым взглядом.

– Почему?

– Что почему?

– Зачем тебе это? Ты же помнишь какой был скандал, когда родители узнали, что я туда устроился.

– Понимаешь. – Мия поджала губы. – Вчера мальчишка погиб из-за выброса магии. Это сын Марго.

– Какой Марго?

– Старшая сестра моей одноклассницы.

– И?

– Я уже давно думала об этом. Комитет – единственное место, где можно… – девушка замялась. – Где можно быть собой.

– Тебе всё равно придётся скрываться. Даже от большинства коллег.

– Мне пофиг. Это лучше, чем перекладывать бумажки.

– Тебе придётся сталкиваться с такими же мальчишками и девчонками по пять раз в неделю.

– Так часто?

– Бывает и чаще. – я пожал плечами. – Но это не самое страшное, Миюш. Тебе придётся общаться с их родителями, братьями и сёстрами. Объяснять им, что кто-то из них маг. Они будут бояться, будут кричать на тебя или даже пытаться драться.

Сестрёнка бледнела с каждым моим словом. Её глаза становились шире, а пальцы начали мелко дрожать.

– Всё настолько плохо? – спросила Мия неестественно тонким для себя голосом.

– Будет ещё хуже. По статистике с каждым годом подобных происшествий становится больше.

– Значит я нужна Комитету. – сестрёнка взяла себя в руки. – Вам же нужны маги?

– Нужны. – признал я неохотно. – Я поговорю с начальством.

Мия вымученно улыбнулась, взяла мою кружку и налила нам ещё одну порцию чая.

– Родителям сама расскажешь. – сказал я и не удержался от улыбки, когда увидел, как моя ядовитая сестрёнка вздрогнула.

– Лаааадно. – протянула она, в попытке скрыть волнение.

– Да не боись. Я думаю, что они после меня смирились с неизбежным.

– Пфф. Хочешь сказать что мой выбор был таким уж предсказуемым?

– Конечно, мартышка.

Пустая кружка тоже не достигла своей цели – я поймал её и поставил на стол. Мия надулась, но глаза сверкнули задорно.

Ночью, когда сестрёнка уехала домой, я вернулся к бумагам. Меня не отпускала мысль, что из-за огромного количества одинаковых катастроф мы стали беспечны и пропустили не контролирующего себя мага. Но если в день дтп, в результате которого Миляев погиб из-за магической отдачи виновной была Волковская, тогда почему она никак не проявила свою магическую сущность за эти два года? Если только она нашла учителя. Или сила могла затаиться до следующего выброса? У нас не было примеров. Жестокость системы лишила нас возможности узнать бывают ли выбросы повторными.

Я закончил с бумагами посвящёнными Волковскому и погряз в биографии Миляева. Перечитал все его публичные заявления, которые он делал во время «смены» и, с удивлением понял, что он никогда не выступал за неё. А ведь это напрямую противоречило официальной позиции нынешней власти по отношению к нему. Но и противником «смены» Миляева назвать не получалось. Он настолько аккуратно лавировал между волшебниками и людьми, что каждая из сторон считала его своим. После «смены» он отказался от всей своей недвижимости в пользу новой власти, но оставил за собой право на банковские счета. Потом уехал на окраину страны в крохотный городок и построил в нём кафе-гостиницу. Странно в этом было не только местоположение кафе, но и то, что в документах был зафиксирован запрет для работников Комитета входить в кафе без приглашения. Почему власти согласились на это странное условие? Можно ли его нарушить, или оно закреплено магией?

На утро я не был уверен ни в чём. В голове крутились вопросы, ответы на которые я надеялся найти в давно закрытом деле Миляева. Кружка кофе вернула мне уверенность хотя бы в меня, а вот я уже пинками отправил себя на работу. По пути я зашёл в газетный киоск и купил свежий выпуск с кроссвордами, в булочной набрал пирожных и, завернув их в газету, отправился в Комитет.

На проходной меня попытался остановить охранник – как всегда, безуспешно. В кабинете я положил свёрток на стол к Витюше, аккуратно накрыл его оторванным в коридоре цветком герани и, вместе с папкой из архива, ввалился в кабинет начальника.

Николай Иванович сидел за столом, оперев голову на руки и задумчиво рассматривал картину, висящую над дверью. С картины на него смотрел щенок бассет-хаунда с печальными глазами и растоптанными цветами на фоне. Когда-то давно эту картину подарила начальнику его жена – невероятная женщина, сочетающая в себе истинно женскую мягкость и твёрдость духа, достойную викингов.

Я плюхнул папку на стол перед начальником, включил чайник и насыпал кофе в две кружки. Уже несколько лет я тщетно пытался уговорить начальника поставить в кабинете кофеварку. Николай Иванович упорно отмахивался от моих доводов, считая, что кофе из кофеварки ничем не отличается от растворимого. Кружку Николая Ивановича я поставил перед ним, а сам уселся на своё любимое место на подоконнике.

– Пирожные зажилил? – начальник, наконец, оторвал взгляд от картины, поднял свою кружку, втянул аромат, зажмурился, затем поставил её обратно и посмотрел на меня с укоризной.

– Витюше положил. – ухмыльнулся я.

– Неси. Обойдётся твой Витюша. Ему Светка принесёт.

– Думаешь? – спросил я уже в дверях.

– Куда она денется. – махнул рукой начальник.

Я вернулся в кабинет, кивнул входящей Светлане, забрал со стола Виктора свёрток и, под её неодобрительным взглядом, вернулся к начальнику. Николай Иванович развернул газету, хмыкнул разглядев дату, цокнул языком и взял пироженку.

– Издеваешься над человеком почём зря, а ведь работник он отменный. – проворчал Николай Иванович с набитым ртом.

– Я не издеваюсь. – закатил я глаза. – Я стимулирую Виктора к профессиональному росту.

– Пачкая его любимые кроссворды его любимыми пироженками?

– Я ставлю его перед моральным выбором и показываю, что вещи, которые он одинаково любит могут вредить друг другу.

– Ты, главное, ему об этом не говори. А то он скоро додумается напакостить тебе в ответ.

– Кишка тонка. – отмахнулся я.

Николай Иванович покачал головой и доел последнее пирожное.

– Есть новости из архива?

– Есть и ещё какие. – я налил себе новую порцию кофе. – Кто вёл дело Миляева?

– Подвязаев. – начальник нахмурился. – В чём дело?

– В том, что его дело толком не расследовали. Почему никто не проверил Волковскую?

– Она маг?

– Да, но дело не только в этом. Всё сложнее. Её дед – граф Волковский, изучал магию как науку. И дружил с дедом Миляева.

– Ты думаешь, что Волковская и Миляев были не просто друзьями?

– Возможно. Но я думал об этом всю ночь и решил, что они могли и не знать о дружбе своих дедов.

– Почему? – Николай Иванович открыл папку с архивными документами.

– Павел Миляев погиб из-за отдачи от магии. Эта маленькая деталь путает всё.

– Получается один из них однозначно являлся неосознающим себя магом. Да, не вписывается в картинку. – кивнул Николай Иванович.

– А второй? – изобразил любопытство я.

– А вот этот вопрос тебе придётся прояснить.

– С водителем машины, которая на них ехала кто-нибудь разговаривал? – спросил я после короткой паузы.

– Нет. Его так и не нашли.

– А искали?

– Не особо. Подвязаев уволился сразу после закрытия дела. – начальник задумчиво откинулся на спинку стула.

– Странно. – я задумался. – Почему?

– Не знаю. Он не стал ничего объяснять. Подал рапорт и ушёл.

Я постучал пальцами по подоконнику.

– Мы официально поднимаем дело?

– Да, Федь. Волковская вчера применила магию.

– Неужели? Только вчера?

– Судя по описанию – неосознанно. – Николай Иванович вытащил из стола папку и подтолкнул к краю стола.

– Получается, она могла убить Миляева? – я встал с подоконника, взял папку и уселся обратно.

Дверь распахнулась, ударилась о стеллаж и отскочила обратно, едва не ударив Степана Петровича Мирного, который уверенным шагом вошёл в кабинет и сел напротив Николая Ивановича. Высокий, светлый, худощавый – он был похож на хищную птицу. Степан Петрович презрительно окинул меня своими серо-зелёными глазами с головы до ног и фыркнул.

– Распустил ты своих Николай Иванович.

– По какому вопросу пожаловал? – не поддался на провокацию мой начальник.

Крупный, темноволосый, с пронзительно голубыми глазами – он выглядел как оплот терпения и благожелательности, противопоставленный едкой издёвке Мирного.

– Ты, наконец, понял, что с делом Миляева не всё гладко? Я слышал, что ты подал рапорт на повторное рассмотрение.

– Ты пришёл, чтобы удостовериться в этом? Мог бы спросить у того, кто поведал тебе о моём рапорте.

– О! Я случайно увидел его на столе у секретаря в приёмной директора.

– Ну так может посмотришь у него на столе какую визу директор поставил? – с милой улыбкой спросил Николай Иванович.

– Я лучше спрошу у него лично. – Мирный ответил такой же милой улыбочкой.

– Ну а ко мне ты для чего пришёл?

– Узнать, что послужило причиной такого унизительного поступка?

– И что же в нём унизительного? – не выдержал я.

Николай Иванович покачал головой, а Степан Петрович сделал вид, что не слышал вопроса.

– Я поднимаю дело, в связи с появлением новых сведений.

– О, спустя два года вы нашли что-то новенькое? И что же это? – Степан Петрович заложил ногу на ногу.

– Тайна следствия. – скучающим тоном ответил Николай Иванович и откинулся на спинку стула.

Мирный около минуты сидел молча и старательно сверлил взглядом Николая Ивановича Просо, но тот расслабленно развалился в кресле, наблюдая за собеседником с выражением вселенской скуки на лице.

– Удачи в расследовании, коллега. – ледяным тоном отчеканил Мирный, встал единым резким движением и вышел из кабинета со скоростью ракеты.

– Спасибо. – коротко ответил Николай Иванович, глядя на захлопнувшуюся за Мирным дверь.

Я встал, прислушался к тишине в кабинете за дверью, и включил чайник. Молча дождался, когда тот закипит и налил кофе в две кружки. Потом одну поставил перед шефом, который сидел всё в той же расслабленной позе и смотрел в потолок.

Мирный настроен отстоять существующую систему законов. При его возможностях – это серьёзно. Такое простое дело Миляева, вдруг, стало очень важным и сложным. Тёмная лошадка Волковская превратилась в решающую фигуру. Хорошо, что она не знает об этом. Надолго ли?

– Федь, с тобой всё нормально? – выдернул меня из размышлений обеспокоенный голос Витюши.

– Ты хочешь об этом поговорить? – спросил я в ответ.

– Ты уже сорок минут сидишь молча и смотришь в стол. – встрял в разговор Гриша.

– Я думаю. – ответил я и окинул взглядом коллег.

– Ты умеешь? – съехидничала Светлана.

– Как ни странно, но да. – я посмотрел на раскрасневшегося от сдерживаемого смеха Виктора и рассмеялся.

Светлана прыснула, а Григорий похлопал по спине подавившегося Витю.

– Вы будете по мне скучать. – сказал я с нескрываемым удовлетворением в голосе.

– Не будем. – полушёпотом сказал Виктор.

– В смысле? – одновременно с ним спросил Гришка.

– Куда ты? – опешила Светлана.

– Не обольщайтесь. Я всего лишь в командировку.

– Надолго? – Светлана стала серьёзной.

– Не знаю. – честно ответил я.

– Далеко? – спросил Витя. Теперь он тоже стал серьёзным.

– На окраину. В Мадан.

Спустя неделю я заехал в маленький город, утонувший в море хвои. Здесь уже ощущалось дыхание гор. Их отроги притаились в лесном одеяле. Большинство домов спрятались за кронами деревьев, в городе – лиственных. Наверное, саженцы привозили специально для городских улиц – подумал я и остановился у ближайшего магазина. Достал карту, развернул и хмыкнул. Во всём городе была всего одна гостиница и две «ночёвки» – посуточных сдачи койко-мест. Кафе Миляевых, а ныне Волковской даже сейчас находилось на окраине города. Да, странным типом был Филипп Миляев.

Я сложил карту, сходил в магазин за водой и поехал к гостинице. Большинство номеров, как я и ожидал, пустовали, цены, по сравнению со столицей, вызывали недоумение своей низостью, а персонал был приветлив и расхлябан. Портье мне пришлось ждать почти полчаса – как оказалось, дама средних лет была одновременно и портье, и буфетчицей. Мне выделили уютный номер на втором этаже, с окнами, выходящими на площадь «Смены».

Солнце начало клониться к горизонту, когда я, наконец, подошёл к кафе «Над Фрешерским водохранилищем». Оно расположилось над склоном крутого холма, под которым за узкой полоской леса баюкало свои воды водохранилище. Я окинул взглядом водную гладь, заросшие густым хвойным лесом берега и невольно потянулся мыслями к палатке и гитаре, оставленными в машине. Безумно захотелось обойти вокруг озера с палаткой, задерживаясь по несколько дней на каждом берегу.

Я так размечтался, что чуть не проворонил Дарью Волковскую, из-за которой я, собственно, сюда и приехал. Невысокая, среднего роста со светло-русыми волосами, очень светлой, почти прозрачной кожей, жёлтыми глазами и миниатюрными кистями рук, она вышла из кафе и, накинув капюшон на голову, пошла в сторону озера. Я, не задумываясь, последовал за ней.

Девушка обогнула кафе, прошла вдоль него и свернула на еле заметную тропинку, уводящую вниз по пологому пути вдоль склона. Я шёл за ней, изо всех сил старался не шуметь и судорожно придумывал что ей скажу, если она обернётся. Проходя мимо кафе мне почудился чей-то пристальный взгляд и возникло желание поскорее выйти из тени от стен.

Пока я был рядом со зданием, мне казалось, что оно таит в себе какую-то угрозу. Как только я отошёл подальше – чувство исчезло. Мы продолжали спускаться, когда мне показалось, что в кустах мелькнуло что-то блестящее. Впрочем, как я не приглядывался – ничего не увидел. Девушка уверенно шла вниз, обогнула валун, заросший мхом от подножия и почти до самой верхушки, прошла сквозь узкую полосу леса и возле самой воды уселась на поваленное бревно, которое, судя по его гладкому виду, вынесло из воды.

Я остановился всего лишь на мгновение и, даже не пытаясь обдумать ситуацию или дальнейший план действий, подошёл к бревну и сел рядом с девушкой, вытянув ноги. Дарья посмотрела на меня своими жёлтыми, как у рыси глазами и, ничего не сказав, повернулась к озеру. Волны застенчиво набегали на берег, а солнце начало клониться к дальнему берегу водохранилища.