Текст книги "Пленница дождя"

Парень довольно хмуро смотрел перед собой. На Настино последнее замечание он не отреагировал. Поначалу Настю не слишком смутило его поведение. Она привычно щебетала свою сказку о журфаке, о знакомых тележурналистах и секретах телевидения. Потом ее пыл понемногу стал угасать. Каково рассыпаться бисером, если твоя речь натыкается на стену молчания? Немного погодя Насте пришла в голову робкая мысль, что водитель – глухонемой. Действительно, за всю дорогу он не издал ни звука. Неожиданно он остановил машину у одинокого киоска. Ни слова не говоря, закурил. Из-за киоска вынырнула грузная мужская фигура. В темноте эта фигура выглядела весьма внушительно. Саша, сидящая сзади, похолодела, когда «шкафчик» приблизился к машине и дернул дверцу. Ни слова не говоря, в салон протиснулся неслабого вида парень и уселся рядом с Сашей.

– Привет, – пискнула Настя.

– Здравствуйте, – ответили ей сзади.

Саша уже успела заметить такую черту в характере своей подружки: когда той становится страшно, она ни за что этого не показывает, она делает все наоборот. Так и на этот раз – подруга отчаянно пыталась разбить это неестественное, странное, тягостное молчание, развеять стягивающиеся отовсюду страхи. Она тараторила без умолку, то и дело вертя головой. К водителю, к «шкафчику», к Саше.

– Ты в курсе, где находится Хлебная улица? – вдруг произнес водитель, обращаясь к «шкафчику».

– Хлебная? Улица? Площадь знаю, а улица…

Настя даже смолкла на какое-то время – так неожиданно прозвучал голос молчавшего всю дорогу водителя. Значит, не немой!

– Ребята, а как вас зовут? – отчаянно кокетничала Настя, стараясь не застучать зубами от страха. – Меня – Настя, а мою подругу – Саша…

– Вадим, – буркнул водитель, напряженно вглядываясь в зеркальце заднего вида.

– Миша, – представился тот, кто сзади.

– А чем вы занимаетесь? – осторожно закинула удочку Настя и наткнулась на молчание.

– Охрана города, – ответил ей через некоторое время водитель.

Настя попыталась пошутить по этому поводу, развить тему, но ничего не получалось. Водитель только угрюмо курил, то и дело посматривая в зеркальце заднего вида.

Такое с девчонками случилось впервые. Обычно водители охотно болтали, верили в небылицы или делали вид, что верили, охотно плели что-то в ответ, а тут…

Между тем водитель притормозил у милицейской будки и о чем-то поболтал с милиционером. По тому, как милиционер пожимал плечами и разводил руками, было яснее ясного – об улице Хлебной он и слыхом не слыхивал.

Стали курсировать от улицы к улице. Выходя, смотрели таблички на домах, садились в машину, ехали дальше. Ни водитель, ни его внушительного вида спутник ничем не выказывали своего раздражения по поводу пресловутой Хлебной улицы. Словно им все равно было куда ехать, сколько времени и бензина на это потратить.

На Настины разговорные провокации эта парочка не поддавалась.

В эту ночь девчонки накатались досыта. Первой не выдержала Саша – подала голос с заднего сиденья:

– Может, домой, а, Насть?

Настя, взмокшая от своих журналистских усилий, с радостью согласилась. Угрюмая парочка подвезла их прямо к подъезду общежития, молча кивнула на прощальные приветствия и уехала. Девчонки в гробовом молчании поднялись к себе на этаж. Молча разделись. Рухнули на постели и… уснуть не смогли. Промаявшись полчаса без сна, принялись терзать друг друга вопросами.

– А может, они бандиты? Ездят и высматривают, что бы или кого бы грабануть?

– Ага! Так бы они к милиционеру запросто подошли бы!

– Да… Слушай, а может, они голубые? Им с нами просто неинтересно разговаривать!

– А чего тогда они нас всю ночь по городу таскали? Из доброты душевной?

Настя села на кровати, поджала под себя ноги.

– Честно говоря, Сашка, меня водитель просто заинтриговал! У него лицо такое… Приятное. И прикид клевый. Классный мальчик. Только ужасно нервный – все курит и курит и назад оглядывается, словно за ними кто-нибудь гонится. Но ведь не гнался же никто!

– А откуда ты знаешь? Лично у меня сразу возникло ощущение, что они что-то натворили.

– Пристукнули кого-нибудь!

– Может, и пристукнули, – без тени улыбки отозвалась Саша. Помолчав, добавила: – Вспомни, как Миша из-за ларька вынырнул. Типа он поджидал там машину. Не на свету стоял, заметь, а в темноте. Прикинь! У них все продумано. И нервничали они ненормально!

– Вот именно! И нас только для отвода глаз он в салон посадил. Если на них подозрение упадет, то алиби железное: всю ночь катали двух ненормальных, Хлебную улицу искали. И мы теперь, прикинь, свидетели!

– Это все ты со своим журналистским прибамбасом! Нужно было сразу домой! А ты: Хлебная, Хлебная?

– Значит, я одна виновата? А тебе кататься не нравится? Ну, не нравится?

– Я не об этом? Теперь они и адрес наш знают! А если они настоящие преступники? По-любому они захотят свидетелей убрать. Как тогда?

– Да ты что? Какие мы свидетели?! Что мы видели? Мы не видели ничего!

– Ага, ничего! А что там, за ларьком? Может, там труп валяется? Все, мы влипли!

На девчонок наползла паника. Поддавшись ее заразному беспокойству, они включили свет и переставили кровати подальше от дверей. Уснули под утро, и первое, что было поутру, – все те же вопросы, посвященные ночному приключению. Только теперь, при дневном свете, на событие хотелось смотреть по-другому.

– Ты знаешь, – мечтательно протянула Настя хриплым от сна голосом, – а мне Вадим понравился. Что-то в нем есть.

– Да, хорошо молчал, – съехидничала Саша.

– Нет, правда! Это нервное молчание… В нем что-то таится… Ой, Сашка! Смотри, сколько времени!

Настя вскочила и заметалась по комнате как ошпаренная.

– Опоздала! К репетиторше своей опоздала! Она меня убьет! Она меня морально изничтожит!

– Да ладно… Тебя послушать, так она – абсолютная вампирка. Ты все преувеличиваешь. Кстати, мне тоже нужно бежать. На рынок, а потом – к маме.

– Как она? Лучше?

Настя скакала на одной ноге, пытаясь впрыгнуть в комбинезон.

– Все так же.

В разговоре о матери Саша оставалась все такой же немногословной, как и раньше. Она очень неохотно обсуждала эту тему. Но регулярно, каждый день после обеда ходила навещать свою мать. Ей редко удавалось разговаривать с ней. Чаще мать спала, приняв снотворное. Саша чувствовала, а возможно, ей только казалось, что присутствие дочери напрягает Лику. Мать вела себя так, будто в доме посторонний человек, и мучительно искала темы для бесед. Саша и сама не знала, о чем говорить. Высказывать обиды больному человеку она не могла. Рассказывать же о себе, о своем детстве, о жизни можно только если между людьми возникает тепло. А без тепла получается сухо, скупо, схематично. Частенько во дворе материного дома Сашу поджидал Илья. Иногда он приходил туда с этюдником, а иногда просто сидел на бордюре детской песочницы. Увидев Сашу, вскакивал и торопливо подходил.

– Ну? Как она? – не здороваясь, выпаливал он. И жадно ловил каждое слово о Лике.

Сегодня, придя к матери, Саша снова подумала, что во дворе натолкнется на Илью. Что-то внутри дрогнуло, и неожиданно для себя Саша сказала матери:

– Илья хочет навестить тебя.

Саша схватила глазами мать.

– Илья? Он разговаривал с тобой? – Мать вдруг вся напряглась, черты ее лица обострились, она приподнялась, от этого усилия жилки на шее вздулись, кожа обтянула все косточки, до предела выпятив болезнь.

Саша внутренне содрогнулась. С каким-то язвительным чувством она подумала примерно следующее: вот мать, больная, непричесанная, потерявшая былую красоту, не хочет пустить к себе молодого парня, который любит ее! Она еще таит какие-то обиды, сводит счеты… К чему все это? Поведение матери казалось ей фарсом, и было жалко не мать – Илью. Он-то любит ее, несмотря ни на что, хочет помочь, хочет быть рядом, хотя она такая больная и некрасивая, а она…

– Да он каждый день поджидает меня и спрашивает о тебе, – призналась Саша, глядя матери в глаза.

– И что ты?

– Что я? – не поняла Саша.

Мать вдруг убрала локти-подпорки и рухнула головой на подушку. Саша испугалась, подвинулась к ней, но та жестом остановила ее. И Саша села на место.

– Ты сказала ему, что я не хочу его видеть? Сказала?

– А почему я должна ему это говорить? – с вызовом спросила Саша.

– Потому, что я просила тебя об этом!

«А когда я просила пустоту прислать мне тебя? – кричало все внутри Саши. – Когда я плакала, мусоля фотографии, ты разве откликнулась на мой зов?»

– Он имеет право приходить под окно, – жестко отчеканила Саша. – Он не лезет тебе на глаза!

Лика закрыла глаза и замолчала. Саша тоже не смела нарушить молчание. Она уже решила, что мать уснула, как это с ней бывает. Вдруг посреди разговора – взять, закрыть глаза и исчезнуть. Нужно прислушиваться к дыханию, чтобы понять, спит она или нет.

– Посмотри… Он сейчас там?

Саша послушно подошла к окну. Илья сидел на краю песочницы и чертил что-то прутиком на песке.

– Он здесь, – доложила Саша.

– Помоги мне подняться, – приказала Лика. Саша подошла и поддержала мать. Они вместе добрались до окна. Лика была настолько слаба, что руки дрожали, когда она держалась за подоконник. Саша не знала, чего ожидать от матери, и потому в совершенном непонимании следила за ней. А мать, казалось, забыла о существовании Саши. Она вся сосредоточилась на созерцании детской песочницы. Глаза засветились и стали влажными.

Саша испугалась: что, если мать захочет отдернуть штору, застучать в окно, сказать Илье что-нибудь грубое, злое? Но секунды бежали, а ничего не менялось – мать стояла и смотрела влажными глазами. Саше не было видно, что там, в этих глазах.

– Может, позвать? – вслух подумала Саша.

Мать резко развернулась в ее сторону и от этого чуть пошатнулась. Она посмотрела на дочь стеклянным взглядом и, оттолкнув ее руку, шагнула прочь от окна, едва не упала. А когда Саша подбежала, она вдруг совершенно истошным голосом истерично завизжала. До звона в ушах:

– Уйдите! Оставьте меня! Что вы понимаете?! Не трогайте меня! Не хочу!

Саша остолбенела. От крика, от того, что мать обращалась к ней во множественном числе, Саша стояла, не смея двинуться, и, широко раскрыв глаза, смотрела и смотрела на мать.

На крики прибежали соседки, вызвали «скорую». Они пытались справиться с матерью, уговаривали ее, успокаивали, как ребенка. Как только Саша почувствовала, что может двигаться, она попятилась и, ни слова не говоря, выскочила в подъезд. Слетев по лестнице, выбежала из тьмы в день и бежала, пока ее не остановил Илья.

– Что? Что? – тряс он ее за плечи. Саша молча освободилась от его рук и пошла прочь. Но, пройдя несколько шагов, оглянулась. Илья уже был у подъезда.

– Не ходи! – заорала она. – Тебе нельзя туда!

Он не слушал ее. Она нагнала художника, вцепилась руками, стала тащить назад. Илья оказался неожиданно сильным для своей худощавой фигуры, и Саше нелегко было с ним бороться. Она повисла на нем, обняла за шею и заплакала. Тогда Илья перестал бороться с ней и тоже заплакал. Они стояли в темноте подъезда и плакали как две сироты. А наверху врачи собирали мать для госпитализации. Она стала такой легкой, что не понадобились носилки. Санитар отнес ее вниз на руках.

Глава 6

– И вот так каждую ночь!

Вахтерша отхлебнула из высокой кружки чай и многозначительно взглянула на сторожиху.

– Как часы, – согласилась сторожиха, равномерно кивая и размешивая в стакане варенье. – А ведь какие молоденькие! И уже шастают по ночам!

– А родители думают, что они тут науками занимаются.

– Во-во. А у них другое на уме.

– А ты их не пусти разок ночевать. Что они запоют?

Сторожиха степенно отхлебнула чай, похрустела сушкой.

– Как не пустишь? Жалко. Да и потом – платят они за жилье без льгот, по полной. Ведь не студентки пока. Не имею права такого – не пустить. Вот вчера…

Услышав шаги на лестнице, вахтерша сделала знак сторожихе, и та замолчала. Обе сделали вид, что целиком поглощены чаем, и уставились в телевизор, где шла реклама. По лестнице легко и весело спускались девчонки, о которых только что шла речь. Они хохотали, подталкивая друг друга в бок.

– Это куда же наши кумушки собрались на ночь глядя? – приторно улыбнулась вахтерша.

– Какая же ночь, теть Нюр? – невинно удивилась Настя. – Время-то детское!

– Мы воздухом подышать, – закончила за подругу Саша.

Бросив ключи вахтерше, они выпорхнули в ночь.

На крыльце Настя в лицах изобразила сначала вахтершу, потом сторожиху, заставив свою единственную зрительницу приседать от смеха. Затем, отправились привычным маршрутом, по дороге делясь впечатлениями дня. На этот раз в остановленной Настей машине оказался мужчина лет тридцати, бритый под ноль, в очках с тонкой оправой.

– Прыгайте, – скомандовал он, не дослушав историю о больной подруге.

И, не спрашивая, куда ехать, поехал.

Настя как обычно принялась щебетать что-то. Но, взглядывая сбоку на водителя, натыкалась на блуждающую по его лицу странную полуулыбку.

– А куда мы едем? – вдруг подала голос Саша с заднего сиденья. Настя поглядела в окно. Уже промелькнули огни новостроек какого-то микрорайона, потянулись участки дач…

– А вам, девчонки, разве не безразлично? – усмехнулся водитель. – Вы ведь все равно катаетесь?

В салоне повисло молчание.

– У нас подруга бо… – заблеяла Настя, а водитель вдруг громко и нехорошо заржал, нажал на сигнал, замигал фарами, а потом переключил скорость и помчал по шоссе, оставив позади пригород с его особняками и халупами.

– Ну вы, блин, даете! – гоготнул он и снова замолчал.

Саша больно ущипнула Настю за руку. Настя потерла руку и стала молча смотреть на водителя. Теперь уже и его профиль с горбатым носом, и особенно оправа очков начинали казаться ей знакомыми.

Конечно! Он уже подвозил их, только тогда у него была шевелюра. А теперь он обрит наголо.

Настя почувствовала в темноте, что голову заливает горячим. Это она краснеет так. Хотя в темноте кому это нужно? И краска-то не от стыда, а от страха. Он уже катал их! Понял, что они накололи его, и теперь считает своим долгом отомстить им. Что делать?

Настины мысли понеслись в разные стороны. Сердце бешено застучало.

– А куда мы едем? – стараясь казаться беспечной, поинтересовалась Настя.

– Нам нужно в город! – пискнула с заднего сиденья Саша.

– А зачем вам в город, девчонки? – бросил водитель, сверкнув глазами. – Не все ли вам равно, куда ехать? Я вас с ветерком прокачу.

И машина помчалась так, что Настя испугалась: сейчас взлетит!

– Вот сейчас высажу вас в этой посадке… Весело будет голосовать? – Водитель недобро усмехнулся.

– Я хочу пить! – объявила Настя, словно и не слышала никаких намеков. – В этой тачке найдется вода?

Саша снова ущипнула Настю за руку. Та сердито отдернула локоть.

– Может, водочки? – ехидно поинтересовался бритый.

– Лучше пива, – как ни в чем не бывало ответила Настя. Саша, ничего не понимая в замыслах подруги, паниковала. Она металась от окна к окну: тут хоть на ходу выпрыгивай, а Аська пива захотела!

От беспомощности и обиды на глазах у Саши выступили слезы.

Водитель потянулся к бардачку, открыл его и достал бутылку пива.

Нашел и открывалку. Настя полуобернулась, ковыряя крышку, и в темноте Саша увидела ее колючий решительный взгляд. Без труда она поняла, что хотела ей сказать подруга: «Будь готова ко всему».

Настя сделала еле заметный жест, который читался примерно так: «В случае опасности я шарахну его бутылкой по голове, а ты не зевай!»

Саша моргнула.

– Пиво будешь? – вслух спросила Настя.

Саша послушно взяла бутылку. И тут же подумала: «Или она предлагает мне его… завалить?!» Саша через силу сделала несколько больших глотков и поспешно вернула Насте бутылку.

– Так куда же мы едем, милейший? – как ни в чем не бывало поинтересовалась Настя.

– В аэропорт, – коротко ответил бритоголовый.

– А зачем?

– Много будешь знать – скоро состаришься.

К моменту въезда на территорию аэропорта обе девочки тряслись как мокрые мыши. Водитель закрыл машину и куда-то ушел. Настя мигом повернулась к Саше.

– Попробуй открыть!

Саша подергала ручку двери.

– Не получается. Даже если нам удастся выбраться, что мы станем делать?

– Поймаем мотор и свалим отсюда!

– Ты знаешь, сколько отсюда до города?

– Километров сто…

– Да не километров, балда! Денег!

– Наврем что-нибудь, первый раз, что ли?

– Таксисту наврешь? Да любой из них за полтинник удавится!

Они переругивались, тщетно дергая все подряд ручки. Все оказалось заблокировано. Вдруг без предисловий, без нытья и дерганья губами, так – с лета, Настя разревелась громко и зло.

– Зачем мы ему понадобились? – вопрошала она непонятно кого, поскольку Саша ей ответить не могла. – Зачем он нас сюда приволок? Сейчас продаст каким-нибудь отморозкам… и переправят нас в какую-нибудь Малайзию-у-у…

– Вытри сопли, – жестко потребовала Саша. Минуту назад она сама была готова зареветь, но Настины слезы ее отчего-то взбодрили. Она нашла в бардачке бумажные салфетки и сунула их подружке. В салоне воняло пивом, становилось душно. – Утри слезы, вон он идет! Еще не хватало, чтобы он подумал, будто мы боимся его!

Бритоголовый положил что-то в багажник и открыл дверцу.

– Соскучились? – хохотнул он и протянул руку к Настиной коленке. Она машинально отбросила его руку, как горящую головешку. Он посмотрел на нее долгим недобрым взглядом. Обратно ехали той же дорогой, только теперь Насте не приходилось занимать его разговорами. Он включил громкую музыку, и они летели, подгоняемые ритмами. Настя наблюдала за водителем и ничего не могла разглядеть, кроме мрачной решимости в его глазах. Что-то произошедшее в аэропорту резко испортило его настроение.

Вдруг у самого въезда в город, когда уже замаячили очертания дач, он резко свернул на проселочную дорогу. Несколько раз подпрыгнув на кочках, машина остановилась у темных кустов.

– Вылазь! – коротко бросил бритоголовый Саше. Настя при первой же попытке что-то вякнуть была отброшена к дверце, о которую больно ударилась спиной.

Все произошло в считанные секунды. Настя вскрикнула, Саша выхватила из-под сиденья пивную бутылку и с силой шарахнула по лысому черепу. Ни охов, ни ахов – бритоголовый осел, уронив голову на руль. Настя тоненько завизжала. Саша поспешно зажала ей рот ладонью. Кое-как они выбрались из машины и рванули напрямик – через дачи, заборы, клумбы, пока лай разбуженной собаки не выгнал их на дорогу. Возле реставрируемой церкви они остановились отдышаться. Саша озиралась кругом, не в силах собраться с мыслями. Голосовать в таком месте опасно. Ночь, безлюдная окраина. Между тем машины ездили и тут. Прямо напротив церкви стояли рядком киоски. Пара из них даже освещалась. Какая-то машина свернула к базарчику и медленно объехала его по кругу.

– Пойдем! – решительно приказала Настя. Не слушая возражений, направилась к базарчику.

Машина описала круг и медленно двинулась в сторону девочек. Настя подняла руку.

– Извините, вы не в город? – более-менее твердым голосом спросила она.

– Охрана города к вашим услугам, – донеслось из салона.

– О! Вадим! Миша! – Настя обрадовалась старым знакомым, словно не она несколько дней назад подозревала их в убийстве. Сейчас их появление казалось ей чудом, знаком, чем угодно. А лица… Впрочем, она даже задумываться не хотела. Саша тоже поспешила скорее нырнуть в салон, как в теплый дом с мороза.

– Как вас сюда занесло? Снова Хлебную улицу ищете?

Сегодня Вадим не выглядел таким угрюмым, как в прошлый раз.

Он более охотно отвечал на вопросы, не хватался за сигареты и не сводил угрюмо брови к переносице.

– Девчонки, а не боитесь вот так кататься по ночам? А если нападете на плохого дяденьку?

– Уже напали.

– И что было?

– Да ничего не было, вы вовремя подъехали.

– Ну и отлично. Размещайтесь. Будете кататься с нами.

После пережитого стресса на Настю напал приступ болтливости. Она щебетала, с особым рвением расспрашивая ребят о городе, о них самих, об их занятиях. Сегодня Вадим был более расположен к беседе. Он рассказал им, что охрана города – это громко сказано, на самом деле они охраняют сеть табачных киосков. В их обязанности входит объезжать закрытые на ночь киоски, проверять, все ли в порядке. От такого простого объяснения загадки «ночного патруля» девчонки заметно воспряли духом. Солировали в общей болтовне Настя и Вадим, Миша и Саша больше помалкивали, искоса приглядываясь друг к другу. У Насти не было возможности достаточно хорошо разглядеть Мишу, зато Вадим уже казался ей весьма приятным. Сбоку его профиль выглядел трогательно-нежным, совсем мальчишечьим, невзрослым. Усики, чуть прикрывающие верхнюю губу, делали его лицо немного щеголеватым, но это впечатление смягчал мягкий приглушенный голос.

– Ну, девчонки, если уж вы так хотите кататься по ночам, падайте нам на хвост. Всем веселее будет. Нам по-любому ночами курсировать.

– Мы подумаем, – едва сдерживая восторг, пообещала Настя. А Саша что-то буркнула с заднего сиденья.

В эту ночь, сопровождаемые неодобрительным взглядом вахтерши, девчонки пробрались в свою комнату, где уснули сразу, что называется, без задних ног. А утром им уже казалось нереальным ночное происшествие с бритоголовым, поскольку его заслонил «ночной патруль» и общение с Мишей и Вадимом. Продолжался месяц бессонных ночей. Настя и Саша спали по четыре часа в сутки, умудряясь выглядеть при этом свежими цветками из оранжереи. Правда, Настя могла иногда уснуть над какой-нибудь критической статьей, но день экзамена неминуемо приближался и страх провала заставлял работать. Саша тоже не могла позволить себе расслабиться – до обеда нужно было успеть сходить к матери, а потом вымыть полы в коридорах и холле общежития – ее временно взяли техничкой. Теперь же мать увезли в больницу, и после этой безобразной сцены у окна, после истерики, Саша не могла заставить себя пойти в больницу и проведать мать.

– Ну хочешь, я пойду с тобой? – Настя захлопнула учебник и вскочила с пола. И тогда Саша обрадовалась предложению.

– Хочу!

Они приехали к зданию больницы и с замиранием прочли надпись золотым по синему: онкоцентр. Поплутали по бесприютным путаным коридорам первого этажа и поднялись на второй. Мимо пронеслась взлохмаченная медсестра. В растопыренных пальцах обеих рук она держала шприцы – сколько пальцев, столько и шприцев.

– Халаты наденьте! – бросила она девочкам на ходу.

Запах медикаментов перекрывал дыхание. Саша заглянула в ближайшую палату и отшатнулась – койки плотными рядами, женщины в цветных халатах, в глазах – тоска… Саше показалось, что сама болезнь, прищурившись, смотрит на нее. Настя сунула ей белый халат. Прошли дальше по коридору, заглядывая во все двери. Везде та же убогость, теснота, банки с едой на тумбочках, запах хлорки и дешевой столовой. И кругом к ним обращались лица, казавшиеся изможденными, с глазами, в которых плескалось что-то жадное, просящее. Словно девочки, пришедшие оттуда, с улицы, из другого мира, мира здоровых, могли дать этим людям что-то.

– Девушки, вы к кому? – строго окликнула их медсестра из процедурной.

– Мы к Лидии Смирновой, – быстро проговорила Саша. – Ее в понедельник привезли.

– Это туда, – махнула медсестра в конец коридора. Там вдоль стены стояли железные койки. На них лежали больные. Приблизиться к тем, кому не хватило места в палатах, оказалось испытанием для девочек. Сашина мать была без сознания. Возле койки стоял штатив с капельницей. В вену оголенной руки поступало по прозрачной трубочке лекарство. Сейчас мать показалась Саше маленькой высохшей старушкой. Девушка почему-то сразу вспомнила Илью. Он, дурачок, томится, отвергнутый, и не может понять, что Лика, красавица Лика ни за что не допустит, чтобы он увидел эту страшную картину. Это превращение женщины в НЕЧТО. И как трудно дается матери отказ от Ильи, Саша тоже чувствовала очень остро и не понимала, как в таком тщедушном тельце может заключаться столько силы и столько страсти.

– Это безобразие! Таких больных держать в коридоре! – раздалось у Саши над ухом. На какое-то мгновение она и забыла, что рядом подруга. Настины глаза возмущенно сверкали. – Где тут дежурный врач?

Никто внимания не обратил на ее вопрос. Настя развернулась и решительно зашагала по коридору. Полы ее халата развевались как стяг. Она заглянула в ординаторскую. Медсестры жевали пирожки и хохотали.

– Где врач? – рявкнула Настя, но на ее голос даже не обернулись.

– Врач на обходе, – ответила чья-то спина.

Настя пролетела по коридору и поднялась на третий этаж. Еще не открыв дверь, она приостановилась, потрясенная. Площадка для посетителей на третьем этаже представляла собой чуть ли не оранжерею. Уголок экзотических растений в керамических кадках, аквариум с рыбками. Кресла. Она толкнула дверь и в злом предчувствии шагнула в коридор. Новейший дорогой линолеум, приглушенный свет, простор, тишина. Жалюзи на окнах, пальмы в кадках. Мимо проплыла предупредительная медсестра в синем:

– Девушка, вам помочь?

Настя потеряла дар речи – ну другая планета, и только!

– Если вы к врачу, то я провожу вас.

Сощурив глаза и еле сдерживая возмущение, рвущееся наружу, Настя прошагала за медсестрой.

– А что вы хотели, девушка? – без эмоций остудила ее пыл женщина-врач. – Сейчас везде так. Медицина у нас бесплатная, но те, у кого есть деньги, имеют право требовать отдельных условий. Конечно, на платном этаже и сервис другой…

– Люди умирают, а вы…

– Да, нам жалко. Нам всех жалко. Но это не нами придумано. Освободится место, мы вашу знакомую переместим в палату.

– Когда оно освободится? Там палаты переполнены, теснота, духота! А человек в таком состоянии. Неужели ничего нельзя сделать?

– Девушка, мы делаем все возможное, – устало отозвалась врач. – Но то, что вы требуете, в вашем случае невозможно. Хорошие условия сейчас хорошо оплачиваются. Вы должны это понимать.

– Мы найдем деньги, – вдруг, отвечая каким-то своим мыслям, заявила Настя. Докторша встала и подвинула посетительнице стул.

– Смирнова вам кем доводится? – голосом, мгновенно помягчевшим и исполнившимся участия, поинтересовалась докторша.

– Мать моей подруги. Скажите, что можно для нее сделать? Я хочу, чтобы ее поместили в отдельную палату. Чтобы ей провели хорошее лечение. Самое лучшее. И все такое…

– Конечно, конечно! Мы сейчас это организуем. Болезнь ее очень серьезна и прогрессирует. Еще этот нервный срыв… Но мы проводим лечение, делаем все возможное.

Говоря это, докторша подвинула Насте лист с расценками. Настя, плохо соображая, глядела в цифры.

– Мы проведем двухнедельный курс лечения, – продолжала врач, что-то прикидывая на калькуляторе. – Это обойдется вам в следующую сумму.

Она подвинула Насте листок с цифрами. Настя набрала в легкие воздуха и выдохнула. Деньги, приберегаемые для репетиторши, как раз умещались в цифру, выведенную на бумажке.