Текст книги "Удивительные кошки: голые и в одёжке. Сказка для взрослых детей"

Глава 3. Котя

Жана на пару лет свободно вздохнула – вся любовь домашних доставалась ей одной. А Катя вновь мечтала о втором питомце, потому что никак не могла забыть Тошу. И вот однажды возможность разжиться ещё одним членом семьи появилась. Летом Катя с мамой и Жанкой отдыхали на даче, а папе отпуска не дали, поэтому он воссоединялся с семьёй лишь на выходные.

Катя всю неделю ждала, когда пятничным вечером откроются недра папиной дачной сумки в красно-чёрную клетку, и оттуда на жёлтую столовую клеёнку начнут выгружаться колбаски, вожделенный Катин сыр, конфетки, пакетики с порошковыми напитками Zuko и прочие вкусности. А Жанка ждала «Вискас. Он считался в семье вредной пищей и потому был для котейки деликатесом (кошь получала по 3—5 штучек сухого корма в день, но и такой маленькой порции радовалась безмерно). Стоило потрясти ярко-розовой коробочкой, и Жана со всех ног мчалась к миске.

По будням Катя с мамой могли общаться с папой только по телефону. Да-да, на даче даже в те далёкие годы был телефон. Разумеется, не сотовый, а телефон-автомат. Точнее редкий гибрид автомата и домашнего телефона. Катина семья обнаружила его во время походов на дальний пляж речки Пахмы. Расположившиеся рядышком садоводческие товарищества «Пахма», «Железнодорожник», «Лазурный» и «Солнечный» занимали довольно обширную территорию. Безмашинным дачникам из «Солнечного» было далеко топать до автобусной остановки и грибного леса, а «железнодорожникам» и «пахмовцам» было рукой подать до остановки, зато далеко до речки. Катина дача принадлежала «Пахме». Чтобы искупаться, нужно было минут сорок тащиться по пыльной дороге с покрытием из чёрного жжёного шлака, привезённого с какого-то завода. Сначала семья купальщиков переходила через маленький ручеёк с шатким дощатым мостиком, под которым прятались юркие головастики и огромные блестящие пиявки, потом со страхом проходила мимо злой чёрной овчарки Чака, который их непременно облаивал, потом угощала вкусняшкой дружелюбную пятнистую собачку Бульку, охранявшую коз и всегда приветливо виляющую хвостом. Вот и полосатый шлагбаум, на котором Катя всегда повисала, обхватив его ногами и руками, как обезьянка. Образцово-показательный огород какой-то бабули с идеальными прямоугольниками грядок, с дорожками без единой травинки и аккуратно подстриженными кустами крыжовника. Сгоревший дом в окружении обожжённых скелетов яблонь. Заросли черёмухи, где можно было полакомиться ягодками-бусинками, превращающими язык и губы в деревяшки.

Дальше начиналась чужая вотчина – сады «Лазурный», названные так, видимо, за близость к совсем не лазурной речке Пахме. От «Пахмовских» дач их отделял мост в два пролёта, сваренный из металлических листов, с решёткой из кручёных прутьев по обе стороны. Перил у моста не было, но ребятишки на велосипедах всегда норовили проехать, рискуя упасть, сбоку моста, по прутьям, потому что звук от колёс, катящихся по ребристым железякам, был просто потрясающим. Дальше прямой путь по широкой центральной линии до реки. На берегу стояла старая насосная станция, переделанная в 90-е под магазин. За массивной металлической дверью маленького белёного домика на полках и прилавках дремали в полутьме заветные пакетики с хрустящим картофелем, шоколадки и жвачки, которые помогали скрасить дорогу до пляжа. Неподалёку располагалась будка правления, где заседал председатель садоводческого кооператива «Лазурный», принимались членские взносы и проводились собрания дачников. На стене правления и висел тот самый телефон-автомат, посредством которого можно было абсолютно бесплатно связаться с городом. Монеты автомат почему-то не требовал.

Катя набирала номер и смотрела во время разговора через поля и реки на две родные красные городские высотки на горе, где в этот момент находился папа с телефонной трубкой в руке. Получался своего рода видео-звонок. А вот бабушкиного дома видно не было, потому что жила она в типовой красной хрущёвке в пять этажей в центре города. Но однажды Катя с мамой, придя позвонить, обнаружили вместо телефонного аппарата только два металлических провода, торчащих из стены правления, словно щупальца осьминога, и металлический козырёк, спасавший звонивших от дождя. Сам аппарат бесследно исчез.

Смекалистый папа нашёл выход из ситуации и в следующий свой приезд привёз из города белую телефонную трубку с проводом, которая когда-то висела в городской квартире на стене в прихожей (кнопки располагались прямо на трубке) и использовалась как параллельный аппарат к основному телефону. Папа научил маму подключать трубку к дачным проводам, соединяя оголённые концы, и Катина семья стала практически единственным счастливым пользователем телефонной сети в местных садоводческих товариществах. Кроме них связаться с городом могли, наверно, только председатели правлений. И всё это благодаря Катиному папе, который был на все руки мастер и отлично разбирался в любой технике: от карманного фонарика до телевизора и компьютера. Он сам мастерил дочке электронные игрушки. Например, радио-няню, которая имитирует удары сердца и убаюкивает тем самым ребёнка. Музыкальный ящик для письменного стола. Папа вставил в него микросхему из музыкальных наручных часов, и теперь при каждом выдвигании ящика начинала играть разная мелодия. В обычный советский радиоприёмник, принимавший только радиостанцию «Маяк», он вставил маленькие электронные часы с красными циферками, а телефон с круглым диском превратил в середине 80-х в кнопочный, да ещё и с памятью на восемь номеров. К цветному телевизору «Фотон» папа смастерил настоящий пульт дистанционного управления с металлическими кнопками. Одним словом, глава семейства творил настоящие чудеса и невольно стал виновником ещё одного чуда, сам того не ведая.

Однажды вечером Катя с мамой как всегда отправились звонить папе и обнаружили у стены будки правления маленького котенка-рахитика. Взгляд его молил о помощи. Бедный малыш даже на кота не был похож – скелетик, обтянутый кожей. Черно-белая шубка запылилась, в желтых больных глазках слезы. На вид которебенку месяца три. Оставить его умирать было просто невозможно. Малыш был на последней стадии истощения, на улице он точно не выжил бы. Катя схватила котенка на руки, спрятала под кофту – домой они возвращались уже втроём. Мама всю дорогу причитала, что мама Жана не примет новичка (с её-то суровым нравом), а папа будет ругаться (две кошки в доме не дело). Катя умоляла оставить котика хотя бы ненадолго: откормить, подлечить, а потом кому-нибудь пристроить (так Катя заговаривала маме зубы – на деле она рассчитывала, что хвостатого удастся оставить). Папе про найденыша решили пока не говорить, а дальше будь что будет.

Дома котика накормили Жанкиным студнем, напоили кефиром. Жана как раз была в загуле, и новичок чувствовал себя в дачном домике вполне комфортно, но все равно не забывал, что он в гостях. После сытного ужина сразу согласился лечь в приготовленной для него обувной коробочке с красной шерстяной подстилочкой, где и задремал. Катя ушла в спальню счастливая-пресчастливая, спала крепко-крепко и не ведала, что ночью с котиком чуть не приключилась беда. Из-за того, что бедняжка долгое время не ел, его маленький желудочек, по всей видимости, не принимал пищу. Малыша после плотного ужина всю ночь тошнило, животик раздулся. Его трясло, и Катина мама всю ночь просидела с котейкой на руках. Тихонечко плакала, массировала ему животик, гладила, успокаивала. Наутро ребенку стало лучше. А кормили его после этого аккуратно, маленькими порциями, жидкой пищей, как новорожденного человеческого ребенка. Кате только через пару дней, когда черныш более-менее пришел в норму, сообщили, что малыш в ту первую ночь чуть не отправился на Радугу.

Встреча малыша с Жаной прошла не особо гладко. Гулёна вернулась с трёхдневной прогулки, по-хозяйски зашла в дом и сразу почуяла: что-то здесь неладно, чужим духом пахнет. Котик в это время дремал на плюшевом коричневом диване в кухне, совмещенной с прихожей. Жана прищурила глаза и на полусогнутых ногах отправилась исследовать территорию в поисках врага. На полминуты задержалась у котейкиной коробочки на полу, обнюхала подстилочку и тут же кинула взгляд на диван. Прыг! Малыш мигом проснулся и испуганно глядел на разъяренную черную пантеру. А та медленно-медленно, с угрожающим урчанием приближалась к нему. Катя с мамой застыли, готовые броситься на помощь котёнку. Жана выгибала спину, распушала хвост, всячески пугала незваного гостя. Но тот просто испуганно вжался в диван, никуда не бежал, отпора не давал. Жанка, продолжая рассыпать угрозы, обнюхала малыша, гневно фыркнула и ушла в спальню. От еды отказалась – обида на хозяев, приютивших чужака, была слишком серьёзна, чтобы принимать от них еду. Маленький за Жанкой тоже не пошёл, ибо не хотел её лишний раз провоцировать. Слизал язычком страх со своей шубки и, тяжело вздохнув, опять погрузился в сон. Катя устроилась рядом, чтобы охранять покой малыша. Дальше Жана и котик без имени игнорировали друг друга. Питались отдельно, спали по разным комнатам. Если сталкивались где-либо, Жана шипела и могла слегка ударить лапой, чтобы уважал и боялся. Но в целом малыша не обижала, будто знала, что он маленький и нуждается в помощи.

Неминуемо надвигалась пятница. Из города на выходные приедет папа, и придется объясняться перед ним, откуда в доме второй кот. Катя с мамой порешили сказать всё, как есть. Если что – падать на колени и молить оставить малыша. 19—00. Вот и папины шаги за калиткой, он идёт с вечернего автобуса. Катя с мамой, затаив дыхание, сидят на лавочке и для вида грызут семечки (вроде, чем-то заняты). Жана где-то гуляет. Котик лазает по большой раскидистой яблоне на участке. Папа ставит клетчатую сумку на лавку и пока расспрашивает, как дела у домашних, какие новости, за спиной у него раздаётся дикий треск – это с яблони падает найдёныш, которого папа поначалу не заметил за густой листвой. Папа смеётся, он ещё не знает, что кот не какой-нибудь соседский, а уже три дня как член их семьи. Правда открывается, папа ругается, но не очень громко и не очень страшно. Ему на самом-то деле тоже жаль бедного котика, который чуть не умер от голода на улице. Ура! Решение принято. Глава семьи не против – котик остается. Теперь ему можно дать имя. Жанка, конечно, в шоке, но тоже со временем смиряется, и через неделю они с Котей (вот так незамысловато его нарекли, вопреки Катиным порывам назвать малыша Ти-Джеем) уже спят на одной кровати. Правда, временами мама Жана еще шипит на приемного сына, но больше в воспитательных целях, для профилактики (чтобы соблюдал субординацию).

Жана и Котя вернулись в город в августе. У Коти обнаружились серьезные проблемы с пищеварением (из-за голодного уличного детства). Он по нескольку дней не может сходить в туалет.

Катя ставит Коте клизмы и читает вслух пьесы Островского в соответствии со школьным списком книг на лето. После клизмы кот облегчается и летает от счастья по стенам и потолкам. В его рационе появляются овощи – Котя без ума от картошки и свежих огурцов. С овощами пищеварение потихоньку налаживается. Вот только Коте нравится ходить в туалет не в лоточек, а в унитаз. Папа сконструировал ему специальную подставочку из оргстекла на крючках, чтобы тот не пачкал лапки. Домашние терпеливо ждали, пока Котя сделает свои делишки и всё тщательно «закопает». А Жанка исправно ходит в лоток и дивится на Котины фокусы с унитазом.

Время от времени Котю все же беспокоит животик. Он отказывается от еды, его тошнит, и Катя тащит кота-подростка в плетёной пластиковой корзинке на другой конец города в ветеринарку. Там ничего путного сказать не могут и отправляют бедолагу на рентген в человеческий травмпункт. До больницы котик доехал спокойно, но, увидев в больничном коридоре здорового дядьку в белом халате и черном фартуке, вырвался из Катиных рук и побежал в первый попавшийся открытый кабинет. Катя с дядькой долго ловили беглеца. Пытались вытащить его из-под шкафа, а малыш отчаянно сопротивлялся и царапался. Наконец всё позади, Катя везет Котю домой и разглядывает заветный рентгеновский снимок с тоненькими Котиными косточками. Врач инородных предметов на снимке не разглядел, значит, cбой опять же со стороны пищеварительной системы. Что ж, может быть, проблема с возрастом пройдёт сама собой?

Глава 4. Лора (Лола)

Жанка снова беременна. На этот раз всего одна девчонка-чернышка. Котя с радостью примерил на себя роль старшего брата и развлекал малышку как мог: согревал своим теплом, пока не дали осеннее отопление, закапывался с ней в одеяло, играл с сестричкой лапкой, как с мышкой.

Мама Жана великодушно подпустила полугодовалого подростка Котю к титьке и обильно кормила, уделяя куда меньше внимания родной дочери. Видимо, сработал инстинкт: кошь, скорее всего, по ошибке приняла Котю за крупного и сильного ребенка в помете, возлагала на него большие надежды и потому откармливала на убой. Маленькой Лоре молока, впрочем, тоже хватало, а вот материнского тепла – не всегда. Потому она частенько забиралась в кровать к Катиным родителям, и за два месяца они к ней так привыкли, что тоже не решились никому отдать.

Катя была счастлива: теперь у них целых три хвостика: Жана, Котя и Лора. Катерина, кстати, упорно называла Лору на свой манер – Лолой (или Лолитой).

На Жанином молочке Котя окончательно окреп, живот перестал его беспокоить. С подросшей стройняшкой Лорой они были не разлей вода. Вместе грелись на солнышке в кресле у окна, в одной переноске ездили на дачу. А любимой городской забавой Коти с Лорой были гонки по вертикали – они лазали друг за дружкой на матрас от старой кровати, прислоненный к стене, а Жанка строго следила за детишками снизу. Катя научила малышей просить сыр на задних лапах и прочим интересным фокусам.

К лету Котя вымахал в огромного длинного кота. Его кастрировали, чтобы не приставал к матери и сестре. И котик вскоре наел себе довольно большое пузико. На даче он лениво грелся на досках. Мышей, в отличие от мамы Жаны и Лолы, не ловил. Был довольно труслив, в драки с соседскими котами и собаками не лез, любил позировать перед камерой на травке и на лавочке.

А вот Лора выросла боевой девчонкой – вся в мать. Лазала по крышам и чердачным лестницам. Смело бросалась на котов-чужаков и даже на собак, забежавших на участок, ни в чем не уступая матери. Жанка подросшую Лору не признавала – видимо, узрела в ней соперницу. Котя обычно спал с сестричкой, а Жана – в гордом одиночестве или рядом с Катей.

Неожиданно Катя стала замечать, что длинные белые усы Котьки начали уменьшаться, как в размере, так и числом. Причина оказалась банальной: в процессе ежедневного взаимного умывания друг друга Лора откусывала их у братца. Наверное, они ей чем-то мешали.

Глава 5. Зайка

Зайка не кот и даже не кошка. Это рыжий хомячок, которого Катя на свой страх и риск выпросила у соседки по даче – девочки Юли. Та любила разных зверюшек не меньше, чем Катя. И в городе, и на даче у нее был целый зоопарк. Сухопутные и водные черепахи, виноградные крымские улитки. Хомячки, спасенные птенцы с переломанными крыльями и даже детишки ос из разоренного гнезда, которых Катя с Юлей безуспешно пытались выкормить сахарной водой. Катя выбрала самого симпатичного крошечного хомячка из Юлиного выводка и тайком от бабушки держала его под кроватью в трёхлитровой банке с дырочками в крышке и подстилкой из сухой травы внутри. Бабушку шуршание под кроватью насторожило уже на второй день, и хомячка пришлось предъявить под её строгие очи. Бабушка подумала, что с Катей лучше не спорить, только велела спросить разрешения у родителей. Мама с папой подумали-подумали и дали добро (одна зверюшка в дополнение к трем котам – ничего страшного).

Папа притащил с работы списанный пластиковый контейнер от пакета магнитных дисков для электронной вычислительной машины (ЭВМ, предшественник современных компьютеров). Насверлил в его крышке отверстий, и из контейнера получился отличный просторный дом для Зайки в форме барабана с крышкой. Внутри домика поставили большую пластмассовую прямоугольную баночку из-под крупы, которая служила хомячку убежищем. Все запасы еды (хлебушек, морковку, свежие и сушеные ягоды) хомяк прятал в импровизированной норке. Однажды Зайку на несколько дней оставили у бабушки, и она долго удивлялась, почему зверек никак не может насытиться. Скормила ему целую буханку чёрного хлеба, не подозревая, что хома прячет куски за щеку, а потом вытряхивает в норе и бежит за новой порцией.

Мама дала хомячку тряпочки, которые тот тут же утащил в гнездо. Зайка очень любил эти тряпочки перебирать: выносил из норки, вытряхивал из них какашки и еду, а потом утаскивал всё, кроме какашек, обратно. Тряпочки Катя с мамой ежедневно стирали, чтобы не было неприятного запаха.

Зайка быстро подрос и научился, стоя на задних лапах, поднимать крышку домика-барабана передними. Он был весьма сильным зверьком. Чтобы Зайку-побегайку не съели коты, на крышку контейнера клали тяжеленный англо-русский словарь. Но хомячок временами умудрялся поднять крышку даже с книгой и сбегал. Коты, видимо, чуяли, что Зайка свой, и не трогали его, хотя на даче были грозой мышей, кротов и землероек. Родного Зайку они просто гоняли по коридорам и комнатам в формате игры, не трогая ни коготочком. Потом Катя ловила Зайку и возвращала в дом до следующего побега. Хома порой высовывал любопытный носик в дырочки на крышке, кошки носик нюхали и тоже никогда не цапали. Так Зайка и жил по соседству с кошачьей братией, пока за ним через год не пришла его хомячья смертушка (жаль, что живут грызуны совсем недолго). Почил он рядом с Тошей, в кустах дачных пионов.

Глава 6. Фишка и кошки-няньки

Вот и осень. Жанка, как всегда, беременна. Катины родители, уходя на работу, припирают дверь своей комнаты тяжелым креслом, чтобы Жана в их отсутствие не родила в кровати. Большую коробку-гнездо, где она, по родительскому сценарию, должна окотиться, выставляют в коридор. Но Жанка упорная. В отсутствие папы и мамы она все же пролезает в узкую щель, и ее беременный (на последней неделе) животик, видимо, придавливает дверью. Всего одна живая девочка, сложные роды, кесарево на кухонном столе и стерилизация. Катя смело ассистирует вызванному на дом ветеринару. Она не боится крови и вида Жаны под наркозом (у заснувшей под препаратами кошки не закрываются глаза), а вот остальные домашние в ужасе прячутся по комнатам.

У Жанки больше не будет котят, поэтому маленькую черно-белую девчонку на семейном совете тоже решено оставить в семье. Ее назвали Фишкой. Жанка души не чает в подросшей младшенькой. Спит с ней рядом и ест из одной миски. Так кошачьи в Катиной семье разделяются на два, держащих нейтралитет, лагеря: Жана + Фишка и Котя + Лора.

Кате уже 17 лет. Она узнает, что мама тяжело больна – коварная онкология, и принимает решение обзавестись собственной семьей, чтобы не остаться на свете одной, без мамы. Она считает, что нужно как можно скорее самой стать матерью, дабы не оборвалась ниточка «мать-ребенок». Ее не пугают ни незрелый возраст, ни возможные трудности в воспитании ребёнка. Она знакомится с 17-летним мальчиком Димой из хорошей семьи, выходит за него замуж и в 18 лет ждет появления на свет малыша (пол пока неизвестен).

В семье Катиного супруга котов и других животных не жалуют. Дима, как и Катя, аллергичен и астматичен с детства (цветение берёзы, сладости), и свекровь ратует за гипоаллергенный быт. Катя скучает по котикам, оставшимся в родительском доме. Плачет ночами. Во время беременности её мучают проблемы с почками, и большую часть беременности Катя проводит в отделении патологии роддома с перерывами на учебу в универе. Мама, еле стоя на ногах после ударных курсов химиотерапии, носит дочери в роддом контейнеры с домашней едой, пишет ей письма и в каждом обязательно рисует одного или нескольких из их кошачьих любимчиков (Катя до сих пор хранит дорогие её сердцу мамины записочки с котейками).

6 июня 2002 года Катя родила чудесного мальчика Гри. Ему, вероятнее всего, суждено стать кошатником у такой-то мамы. Малыша прямо из роддома привозят на месяц к Катиным родителям. Черная кошачья братия обнюхивает мелкого и тут же принимает за своего. Коты дежурят у детской коляски (кроватку пока не купили), мурчат, бегут на каждый крик ребенка, спят рядышком в кресле. Мама Жана даже кусает хозяев за ноги, когда Гри капризничает, она думает, что взрослые обижают малыша.

Счастливые деньки в родительском доме длятся недолго. Пора возвращаться к родителям мужа, пока в Катиной квартире, доставшейся по наследству от дедушки, идет ремонт. Катя опять скучает по котикам, но свекровь переживает, как бы у малыша и у Димы не началась аллергия да и в целом не любит котов, так что Катя не может забрать никого из четырёх родительских хвостиков даже на время. Скорее бы переехать в собственное жилье и взять хоть кого-нибудь из питомцев!

Гри 6 месяцев. Первое его осмысленное слово тоже не «ма-ма», а «кых». Малыш у Кати на руках, тянет ручку к книжке в форме милого рыжего котенка: «кыыых», «кыыыых» (киса на Грихином языке). Катя счастлива донельзя! Пока нет возможности завести живого кота, Катина детская квартира снова наполняется котопогремушками (новыми и старыми, доставшимися Гри по наследству от мамы), котоигрушками и котокнигами. Из кладовки возвращается «Кошкин дом» Маршака. На потрепанной и не раз подклеенной книжке 1958 года воспитывается уже третье поколение (Катина мама, Катя, Гри):

 
Тили-тили-тили-бом, был у кошки новый дом:
Справа-слева крыльца, красные перильца…
 

Гри слушает с восхищением, затаив дыхание, и хорошо засыпает под кошачьи книжки, в отличие от Кати, потому что с рождения приучен спать в отдельной комнате и в темноте. Мальчик на искусственном вскармливании (у Кати мало молока), поэтому он всегда сыт, доволен и невозмутим.

Катина мама с подачи дочери, которая всегда была себе на уме, успела годик понянчиться с любимым внуком. Она умерла 1 мая 2003 года.

 
К подъезду «Форд» с букетом на крыше —
«Мам, у меня такие цветы
тоже будут на свадьбе, слышишь?»
Такие у дочки твоей мечты.
 
 
Свадьба. Гора подарков все выше.
Ты же стояла тени мрачней.
«Ну не грусти, мамочка, слышишь?»
(Последняя свадьба в жизни твоей).
 
 
Шестое июня. Жара потише.
Голос твой в трубке: «Ну, как дела?»
– Я родила, мамочка, слышишь?
Слышишь, родная, я родила.
 
 
Третий день мая. Люди с зонтами
И свежевырытая могила.
«Мама! Я здесь, за цветами, венками.
Мам! Я не плачу, ты запретила».
 
 
Слезы потом, целый год, ручьями.
«Мамочка, ты их уже не услышишь.
Мамочка! Где я теперь? Чья я?
Где человек, для которого дышишь?»
 
 
Пятница. Вечер. У светофора
Свадебный «Форд» с букетом на крыше…
«Мам! Я учусь жить с этим горем.
Но без тебя всё не то, слышишь?!»
 

Коты осиротели и продолжали спать на пустом месте на маминой стороне кровати. Проказницу Фишку папа пристроил на ПМЖ друзьям, любимицу Жану оставил себе, а Котю с Лорой отправил на лето к Катиной бабушке в деревню. Там-то с Лорой и случилось несчастье. На неразлучную парочку напала стая местных собак. Трус Котя сиганул за поленницу, а Лора отважно бросилась в драку и была растерзана псами. Плакала бабушка, плакал папа, больше всех плакала Катя, но Лолу слезами не воскресить. Котя вернулся из деревни один. Через год он переехал к Кате с Гри в дедушкину двушку.