Текст книги "Шлюз"

– Нельзя же арестовать, обвинить, преследовать и осудить человека на основании слухов. Не могу же я подойти к Джорджу с парой наручников и сказать: «Люди тут о тебе всякое рассказывают, так я тебя арестую». Кроме того, мы друзья.

– Но ты же сам сказал, что он может быть очень агрессивным. Ты можешь его поймать на этом.

– Нет. Он имеет право удалить любого посетителя, если тот пьян, пристает к другим, злословит или скандалит. Этим и ограничивается агрессивность Джорджа. Выдворением подобного посетителя. Чаще двоих за раз. По закону он имеет на это право. А мы и есть закон.

– Похоже, это интересная личность. Во всяком случае, не обычная. Двоих за раз, а?

– Подождите, пока не увидите Джорджа.

– И как же ты собираешься меня представить?

– Нет нужды подчеркивать принадлежность к полиции. Просто полковник де Грааф. Будем считать, что это полуофициальный визит.

– Но меня могут узнать.

– Полковник, в городе нет ни одного уважающего себя преступника, который не узнал бы вас за километр. Скорее всего, когда их дети плохо себя ведут, родители размахивают у них перед носом вашим портретом и говорят своим чадам, что если они не исправятся, то их заберут в кутузку.

– Очень остроумно! Ты и сам довольно известен. Хотел бы я знать, что говорит о тебе преступный элемент!

– Нечего и гадать. Они считают, что я слишком ловок для полицейского.

Перед весьма непривлекательным входом в «Ла Карачу» был маленький тупичок. Такой узкий, что по нему даже не мог проехать автомобиль. Потрескавшаяся штукатурка у входа и крошечное крылечко с шелушащейся краской создавали неверное представление о том, что ждало вас дальше. Войдя в заведение, вы попадали в бар. Он был чистым и хорошо освещенным. Стены бара были отделаны отполированными сосновыми досками, на которых было множество сучков. В зале стояло с полдюжины столиков, у каждого из которых было по четыре кресла. Это были именно кресла, а не привычные металлические или пластиковые стулья. Вдоль полукруглой стойки бара располагались привинченные к полу высокие табуретки. За стойкой возвышался сам хозяин. Взглянув на него, вы забывали обо всем остальном.

Джордж был громадным. Очень высоким и очень широкоплечим. Весил он, вероятно, не меньше ста тридцати килограммов. На нем было великолепное мексиканское сомбреро. Можно предположить, что между головным убором Джорджа и названием заведения, в котором было что-то латиноамериканское, была какая-то связь. На хозяине заведения также были белая рубашка, черный галстук в виде шнурка, черный жилет и черные кожаные брюки. Для полноты картины ему явно не хватало кобуры с кольтом. Глаза у этого великана были черные, брови тоже черные и мохнатые. Такими же черными были и усы. Густые, роскошные,

свисавшие ниже линии рта. Над крупными чертами его лица явно поработал каменотес, трудившийся с энтузиазмом, но без особого таланта. Казалось, Джордж сошел с одного из портретов, которые обильно украшали стены американских салунов девятнадцатого века.

– Так это Джордж? – Ван Эффен не стал отвечать на риторический вопрос. – Мне кажется, что когда он выбрасывает сразу двоих посетителей, то делает это одной рукой.

Хозяин заметил вошедших. Он вышел из-за стойки бара. На лице его сияла радушная улыбка, открывавшая ровные белые зубы. Чем ближе подходил Джордж, тем крупнее он казался. Еще не дойдя до гостей, мужчина начал поднимать руку.

– Добро пожаловать, Питер, добро пожаловать! И полковник де Грааф! Большая честь для меня! – Джордж сжал руку полковника с таким энтузиазмом, словно тот был его братом-близнецом, которого он не видел долгие годы.

Де Грааф тоже улыбнулся.

– Значит, вы меня знаете?

– Если в нашем городе и есть человек, который может не узнать комиссара полиции, то он либо слепой, либо никогда не читает ни газет, ни журналов. Питер, с этой минуты мне можно не волноваться за мою репутацию, – Он посмотрел на де Граафа и сказал уже тише: – При условии, конечно, что это неофициальный визит.

– Совершенно неофициальный, – подтвердил де Грааф. – Считайте меня гостем лейтенанта.

– Буду рад отметить это знаменательное событие, – сказал Джордж. – Что желаете: джин, виски, вино, пиво? В «Ла Караче» отличный винный погреб. Лучшего нет во всем Амстердаме. Но я бы рекомендовал вам «бессенженевер», джентльмены. Он только начал покрываться корочкой льда, – Джордж облизал губы. – Бесподобно!

Так оно и оказалось. Хозяин принес гостям громадные порции этого замечательного клюквенно-красного джина. Несколько минут хозяин побыл с ними, охотно беседуя на разные темы, но разговор неизбежно возвращался к бреши в дамбе, которая воскресила некогда существовавшее и давно забытое озеро Харлем.

– Не нужно искать этих злоумышленников среди профессиональных преступников Голландии, – решительно заявил Джордж. – Я употребил слово «профессиональные», потому что жалких любителей вроде кракеров нужно исключить. Эти горячие головы способны на любые зверства, независимо от того, сколько невинных людей при этом пострадает. Это совершенно аморальные лунатики, безмозглые идиоты, которые любят сам процесс разрушения. Но они не голландцы, хотя, возможно, родились в этой стране. Просто кракеры принадлежат к гнилой субкультуре, которая есть во многих странах.

– Но я не думаю, что они ответственны за затопление Схипхола. Однако, как бы мы ни осуждали террористов, вы должны признать, что в их действиях чувствуется интеллект, ясная голова. А человек с интеллектом не станет связываться со слабоумными, из которых состоит банда кракеров, хотя нельзя утверждать, что кракеров не могли нанять на какие-нибудь второстепенные роли, при условии, что они ничего не будут знать и не смогут навредить. Но ни один голландец, каким бы преступником он ни был, не мог совершить подобное преступление. Каждый голландец рождается с сознание того, что наши дамбы неприкосновенны. Можно сказать, что это вопрос веры. Я сам не страдаю, как это? да, ксенофобией, но идея этого преступления могла родиться только у иностранцев, иностранцы же ее осуществили. И это только начало. Будут и другие злодеяния. Вот увидите.

– Долго ждать нам не придется, – сказал де Грааф… – Они собираются пробить морскую плотину в Текселе сегодня в четыре тридцать.

Джордж кивнул, словно эта новость его не удивила.

– Скоро, очень скоро. А потом следующая дамба, за ней еще и еще. Когда поступят требования, а они должны поступить потому что за этим не может быть ничего, кроме шантажа, то эти требования будут ужасными. – Он взглянул в сторону бара, где группа мужчин нетерпеливо Сигналила ему, словно они умирали от жажды. – Извините меня, джентльмены.

– Необыкновенный парень, – заметил де Грааф. – Из него получился бы блестящий политик. Его даже не стали бы обвинять в том, что он не всегда может подыскать нужное слово. Очень странная личность для преступника, связанного с насилием. Этот человек умен и явно хорошо образован. С другой стороны, есть ряд печально знаменитых преступников, преуспевших в своей деятельности, которые также умны и образованны.

Но он меня очень заинтриговал. Такое впечатление, что Джордж прекрасно понимает, как работает ум криминального склада, и в то же время он думает и говорит, как полицейский. Джордж полагает, что преступники – выходцы из другой страны. Только, в отличие от нас, у него не было информации, которая могла бы навести его на эту мысль. Может быть, мы с тобой не так умны, как нам кажется.

– Может, вам стоит нанять Джорджа, пусть даже временно? Дать ему звание сержанта-исследователя Дамб. Неплохо звучит, а?

– Звучит-то хорошо, чего нельзя сказать о самой идее. Поставить вора ловить другого вора -.из этого никогда ничего путного не выходило. Так что не шути с начальством в столь трудный час. Кстати, есть-то мы будем?

– Давайте попросим.

Джордж вернулся к их столику с новыми порциями джина.

– Джордж, нам бы хотелось пообедать.

– Полковник собирается здесь есть? Это двойная честь для меня. Этот столик вас устроит?

– Я жду еще Васко и Аннемари.

– Конечно.

Джордж взял поднос с напитками и сделал четыре шага к обеденному залу. Комната была ярко освещенной, веселенькой и такой крошечной, что в ней было всего два столика. Джордж достал меню.

– Вся еда превосходна. Фирменным блюдом является мясо с яблоками.

– Возьмем фирменное, Питер? – спросил де Грааф.

– Хорошо. Джордж, раз уж сегодня с нами шеф полиции, то мы можем позволить себе бутылку приличного вина.

– Приличного? Я не ослышался? В «Ла Караче» к фирменному блюду подают только превосходное вино. Может быть, хотите «Шато Латур»? Я уже говорил, что у меня лучший погреб в городе. А также нет никаких сомнений, что у меня лучшее бордо в городе. – Джордж передал им аперитивы. – Дайте вашему аппетиту разыграться, джентльмены. Я обещаю, что Аннелизе превзойдет саму себя.

Когда Джордж ушел, де Грааф спросил:

– Кто такая Аннелизе?

– Его жена. Раза в два меньше его самого. Он ее боится. Замечательная повариха.

– А она знает о его, скажем так, дополнительной деятельности?

– Она ничего не знает.

– Ты упомянул Васко и Аннемари. Как я понимаю, это твои информаторы. Джордж, по-видимому, знает их.

– Он их знает достаточно хорошо. Они друзья.

– А знает ли Джордж, что эти люди работают на тебя?

Ван Эффен кивнул, и де Грааф нахмурился.

– Разумно ли это? Или это твоя политика? Разве это профессионально, черт побери?

– Я доверяю Джорджу.

– Может, ты и доверяешь. А я нет. Утверждать, что у тебя самое лучшее бордо во всем Амстердаме – значит, много на себя брать. Это ведь стоит денег, и немалых. Он что, занимается захватом заложников или контрабандой ракет? Неужели этот человек достаточно зарабатывает своей преступной деятельностью, чтобы честно покупать вино на рынке?

– Послушайте, сэр, я никогда не утверждал, что Джордж вор, негодяй, обманщик, гангстер или что-то тому подобное. Я только процитировал вам мнение его соседей. Я хотел, чтобы вы составили о нем собственное мнение. Я уверен, что оно у вас уже есть, только вы его придерживаете. Потому что у вас самый изобретательный и самый подозрительный ум из всех, какие я знаю. Поэтому вы и шеф полиции. Аннелизе не знает о второй деятельности мужа, потому что таковой вообще нет. Джордж за всю жизнь не заработал незаконным путем ни одного гульдена. И если бы каждый человек в Амстердаме был так же честен, как он, вы к ночи были бы безработным. Я думал, что вы все поняли, когда вы сказали, что этот человек думает и говорит, как полицейский. Он и есть полицейский, или был им. Причем Джордж был на редкость хорошим полицейским. Он был сержантом и должен был уже скоро получить должность инспектора, но в прошлом году решил выйти на пенсию. Можете позвонить шефу полиции в Гронингене; и спросить, кому он дал денег, чтобы поддержать на первое время.

– Я потрясен, – заявил де Грааф, хотя потрясенным он не выглядел.

Полковник преспокойно попыхивал своей манильской сигарой и потягивал джин с таким видом, словно ван Эффен обсуждал погоду или виды на урожай.

– Это другое дело. Да, это все меняет. – Он не сказал, что именно меняет. – Хотя ты мог бы меня предупредить.

– Я думал, что вы догадались, сэр. То, что Джордж полицейский, написано на нем большими буквами. По крайней мере, так было, пока он не отрастил усы.

– У него была какая-нибудь специализация?

– Наркотики и террористы. В первую очередь наркотики, потом террористы.

– Наркотики? Единственный наркотик в провинции Гронинген – это джин из бутылки. Это как раз по нему. Или, если я тебя правильно понял, было по нему. Почему он ушел? Или кто-то помог ему уйти?

– Никто.

– Никто? Значит, природа. Чтобы заниматься наркотиками, полицейский должен быть в состоянии незаметно слиться с этой средой. При его комплекции невозможно ни с чем слиться. К тому же, там, на севере никогда не было террористов.

– Они и здесь не слишком густо растут, сэр. Может быть, поэтому Джордж и ушел – ему было нечего делать.

– Жаль. Тратить такой интеллект на то, чтобы повышать упитанность и без того тучных амстердамцев. Он может быть нам полезен. Можно, как ты уже говорил, нанять его временно. Можно привлечь его при чрезвычайных обстоятельствах.

– Да, сэр. Я подумал, что нам нужно кого-нибудь привлечь в комитет, для кворума.

– В амстердамской полиции только один комитет, и кворум там есть, потому что в него вхожу я. Если ты считаешь, что он может быть нам полезен, просто спроси меня. Нет, не трудись спрашивать сейчас. Я голоден.

– Джордж обычно подает закуски. Возможно, он решил, что это не срочно, – Ван Эффен оглядел плотную фигуру де Граафа. – Да… Избыточные калории. Но все же… – Он встал, открыл деревянную дверцу буфета, за которой оказался холодильник, и сообщил:

– Полукопченый лосось. Копченая форель. Ветчина с гор. Сыры гауда, эдам, немного того и сего.

– Нет предела весу, который можно набрать, мой мальчик.

Чуть позже, слегка утолив голод, полковник поинтересовался:

– Если ты слишком занят или просто боишься сопровождать меня в Тексел, то позволь спросить, чем ты намерен заняться?

– Это зависит от того, что мне удастся узнать от Аннемари и от Васко. Если вообще удастся что-то узнать. В противном случае я поеду в Тексел и постараюсь заняться тем, что не удалось бедному Джорджу, – постараюсь смешаться с кракерами в пригородном парке.

– Ты! Да ты сошел с ума! Это же кракеры! Через две минуты после твоего появления там все умолкнут навсегда.

– Я там не раз бывал, и немых там никогда не было. Я же не одеваю туда полосатый в елочку костюм, в котором вы меня видели. Форму тоже не одеваю. Там У меня другая форма – форма кракеров. Мне кажется, мы с вами прежде не обсуждали мой гардероб. – Ван Эффен отпил еще немного джину. – У меня есть куртка из моржовой кожи с многочисленными кисточками и

шляпа из енота, с волчьими хвостами сзади. Выглядит потрясающе, ей Богу!

Де Грааф закрыл глаза, крепко зажмурил их и снова открыл.

– Брюки у меня тоже из кожи, только не знаю, из какой. На них по бокам сделана такая же кожаная бахрома. И мокасины, конечно. Тут у меня промашка вышла. Я имею в виду мокасины. Они текут. Потом волосы и усы я перекрашиваю. Они становятся светлыми" хотя и не платиновыми, потому что это привлекало бы слишком много внимания.

– А твой костюм его не привлекает?

– Краска такая, что любую грозу выдержит. Приходится использовать специальный растворитель, чтобы ее смыть. Очень болезненная процедура. К тому же на правой руке я ношу полдюжины колец из чистой меди.

– На той, которой ты дерешься?

– Для кракеров я гринписовец, выступаю против атомных станций, борюсь за окружающую cpeду. Кроме того, у меня еще есть многоцветные бусы, две нитки, и серьга. Только одна. Две – это уже не модно.

– Я должен когда-нибудь это увидеть.

– Я могу достать вам такой костюм, если хотите.

Де Грааф снова закрыл глаза. Появление Джорджа избавило его от ответа. Великан подал гостям обед. Фирменное блюдо и открытая бутылка «Шато Латур» были поданы очень торжественно. Джордж удалился. Еда была простой. Брюссельская капуста, свернутое рулетиками мясо со специями, яблоки, нарезанные дольками. Но, как и обещал Джордж, все это было великолепно приготовлено. Как всегда в Амстердаме, еды было достаточно на четверых. Как и обещал хозяин, вино было превосходным.

Едва они закончили, как Джордж принес кофе.

– Аннемари в баре.

– Приведи ее, пожалуйста.

Аннемари была молодой леди с очень броской внешностью. На ней был свитер неопределенного цвета, который, вероятно, когда-то был белым. Он был, вероятно, размеров на шесть больше, чем нужно. Этот недостаток девушка постаралась поправить, нацепив трехдюймовый пояс с заклепками. Талия у нее была довольно тонкой, в результате усилия дамы создавали очень странный эффект: она больше всего напоминала перевязанный посредине мешок с картошкой. Линялые и залатанные синие джинсы имели модную бахрому по нижнему краю штанин. Эта леди скорее раскачивалась, чем ходила, в грязных коротких кожаных сапожках с удивительно высокими и тонкими каблуками. По состоянию ее светлых волос с отдельными подкрашенными прядками можно было понять, что она считает расческу ненужной роскошью. Черная краска на лице молодой женщины была нанесена щедрой рукою, равно как и бирюзовые тени. Призрачная бледность лица, достигаемая неумеренным употреблением дешевой пудры, удивительно контрастировала с двумя круглыми красными пятнами на щеках, также не имеющими никакого отношения к природе. Губная помада у нее была лиловой, лак на ногтях – кроваво-красным. Следы помады остались на мундштуке сигареты, который она держала в испачканных помадой зубах. Когда Аннемари вынула мундштук, он оказался жеваным и отслаивающимся. От дешевых духов, в которых, она, вероятно, купалась, хотелось отвернуть нос. Медные серьги позвякивали при ходьбе.

Ван Эффен посмотрел на де Граафа, но де Грааф не смотрел на него. Он был загипнотизирован появлением Дамы. Ван Эффен громко прочистил горло.

– Это Аннемари, сэр.

– Да, да, Аннемари. – Де Грааф все еще смотрел на девушку и отвернулся, только сделав явное усилие воли. – Конечно, конечно. Аннемари. Но я хотел еще кое-что обсудить с тобой…

– Я понял, сэр. Аннемари, дорогая, ты не могла бы несколько минут… Джордж тебе что-нибудь приготовит…

Молодая женщина выдула большое облако дыма, улыбнулась и, покачиваясь, вышла из комнаты.

– "Аннемари, дорогая!" – передразнил он. Девушка явно произвела на полковника де Граафа отталкивающее впечатление. – «Аннемари, дорогая…» Ты в своей кракеровской форме рядом с этой дамой – это, должно быть, потрясающее зрелище. Ты мне всегда казался разумным человеком. Это, должно быть, какая-то шутка! Где, черт возьми, ты мог подобрать подобное существо? Она же просто шлюха! Что за жуткое зрелище! Господи, этот грим, эти духи, как в борделе!

– Это на вас не похоже, сэр, вы обычно не судите о человеке по одежке. Поспешные суждения…

– Поспешные суждения! Эта дикая обувь! Этот грязный свитер, он же горилле впору!

– Очень практичный свитер, сэр. Никому и в голову не придет, что под этим свитером она носит автоматическую «беретту», которая укреплена на поясе.

– Это существо носит «беретту»? Автоматическую «беретту»? Как, эта пародия на человека носит оружие? Ты сошел с ума! – Полковник глубоко затянулся сигарой. – Нет, ты не сошел с ума. Я не жалуюсь, Питер, но ты меня просто потряс.

– Полагаю, мне следовало бы вас предупредить. Аннемари действительно производит довольно странное впечатление на людей, которые впервые ее видят. На самом деле эта жуткая ведьма – совершенно прелестная молодая леди, или будет таковой, если ее часок

отмочить в ванне. Она милая, можно сказать, просто очаровательная девушка. Говорит на четырех языках, имеет ученую степень и работает в полиции Роттердама. Вы понимаете, сэр, к чему я веду. Если уж Аннемари сумела провести шефа полиции, то есть человека, которого в состоянии обмануть лишь немногие, в таком случае она может обмануть кого угодно.

– Где же ты достал такое сокровище?

– Получил по обмену. Сказать по правде, для Роттердама обмен был не очень справедливый. Я знаю, что она у них провела шесть месяцев на подпольной работе. У нас нет никого, кто мог бы с нею сравниться. Мне было нелегко ее получить, но у меня есть друг в полиции Роттердама.

– Почему меня об этом не проинформировали?

– Насколько я помню, вы мне предоставили свободу действий. Я бы вам доложил, если бы было о чем докладывать. Мне просто не хотелось беспокоить вас по пустякам.

Де Грааф улыбнулся.

– Я сомневаюсь, что эту молодую леди можно отнести к пустякам. – Ты ее не пригласишь?

Девушка вошла, и де Грааф любезно махнул рукой, предлагая ей сесть.

– Извините, что заставил вас ждать. Вы знаете, кто я?

– Да, конечно. Вы полковник де Грааф, мой шеф, – чуть хрипловатый Голос девушки был низким и приятным – полная противоположность ее внешности.

– Это что, лейтенант ван Эффен вам сказал?

– Ему незачем было говорить мне об этом, сэр. Я работаю на него, и я знаю, что он работает на вас. Кроме того, я много раз видела ваши фотографии.

– Этот костюм, который вы носите, Аннемари. Вам не кажется, что в нем вы выглядите подозрительно?

– Что? Там, где я должна вести разведку? Уверяю вас, сэр, что по сравнению с тем, что там носят, мой костюм еще довольно скромный и к тому же хорошо воспринимается в той среде. Не так ли, Питер?

– Что? Питер? Младший по званию зовет старшего по званию просто по имени?

– Я выполняю приказ, сэр. Мы пару раз работали вместе.

– Так вы друзья?

– Да, сэр.

– Хотел бы я посмотреть на вас вместе!

– Мы и в самом деле прелестная пара. Я сказал Аннемари, что было бы неразумно называть меня лейтенантом в подобной компании. Я просил ее называть меня Питером и всегда думать обо мне как о Питере. В таком случае она не сделает случайной ошибки. Много лет назад один человек все уши прожужжал мне об этом.

– Это был я. Насколько я понимаю, вы носите оружие, молодая леди? Вы умеете им пользоваться?

– Меня учили этому в полиции.

– Вам приходилось им пользоваться?

– Должна вам признаться, я очень надеюсь, что мне не придется пустить его в дело.

– А вы бы смогли им воспользоваться?

– Я не знаю. Если мне бы пришлось спасать чью-то жизнь, то возможно. Но я не могу убить человека. Я не люблю оружие и, боюсь, я не очень смелая, сэр.

– Это чушь! Но ваши чувства делают вам честь. Я и сам испытываю то же. А для того, чтобы решиться пойти к кракерам, нужно быть смелой.

Девушка слегка улыбнулась.

– У кракеров свитер с таким большим воротником оказывается очень полезным. Под ним не видно, как бьется пульс у меня на шее.

– Чушь! А как дела у ваших друзей-кракеров? Готовят что-нибудь интересное?

– Они не слишком интересные люди, сэр. Можно сказать, даже довольно скучные. Большинство из них только делают вид, что, участвуя в маршах, выступают против властей. Конечно, среди них есть и наркоманы, и продавцы наркотиков. Есть и довольно крепкая группа, которая занимается торговлей оружием. Они продают малогабаритное русское оружие Ирландской республиканской Армии или другим подрывным элементам. Но Питер велел мне не беспокоиться по этому поводу.

– Значит, молодая леди не должна беспокоиться по поводу продажи оружия, да, Питер? Почему?

– Вы спрашиваете об этом меня, сэр? Америка, Россия, Британия и Франция торгуют оружием совершенно легально, да еще с оборотом в миллиарды долларов ежегодно. Тем же занимаются и Израиль, Ливия и Бог знает кто еще. И все это с благословения своих правительств. А что же мы вдруг такие богобоязненные, такие моралисты? Почему мы должны прикидываться более святыми, чем все остальные? И это в то время, когда наши частные предприятия имеют просто крошечный годовой оборот! Так или иначе, но я знаю, что по-настоящему вас это не интересует. Единственное, что вас по-настоящему интересует, – это наркотики и все возрастающие угрозы королевской семье и членам правительства.

– Да, да, конечно. Есть что-нибудь интересное в этой области?

Аннемари покачала головой.

– Васко… Вы знаете Васко?

– Да, слышал, хотя и никогда его не видел. Мы должны были сегодня здесь встретиться. Я думал, что он придет вместе с вами.

– Я тоже так думала. Мы собирались встретиться в кафе неподалеку почти час назад. Я там была, но не обнаружила никаких признаков Васко, что совершенно на него не похоже.

– Этот ваш друг, он что, настоящий кракер?

– Ну, он похож на кракера, но может им и не быть, не правда ли? У кракеров есть свои лидеры – люди не лишенные характера и обаяния. Есть у них и свой совет. Васко является членом такого совета или близок с одним из его членов. Сам Васко говорит, что он против кракеров, и я ему верю. В конце концов, он ведь работает на вас, не так ли?

– Ну, а что вы оба думаете о нем? – спросил полковник.

– У меня двойственное отношение к нему, во всяком случае, так подсказывает мне мой ум. Мои инстинкты велят мне доверять ему, – ответила девушка.

– А что думаешь ты, Питер?

– Ее инстинкты подсказывают правильно. Васко полицейский. Сержант-детектив.

– Полицейский? – Аннемари поджала губки, глаза ее сердито вспыхнули. – Ну спасибо! Большое

спасибо!

– Нечего обижаться, ты не дитя! Разве ты сказала ему о том, что ты работаешь в полиции?

Девушка не ответила, и де Грааф поспешно объяснил:

– Моя дорогая, здесь действует принцип – «знать только то, что нужно для дела». Он ведь и мне не сказал. Лейтенант говорит мне только то, что мне нужно знать. И я воспринимаю это как должное. Вы собирались сказать что-то по поводу Васко?

– Кто знает, может быть, это важно: вчера ночью он сообщил мне, что у него, похоже, появилась какая-то зацепка. Его приблизил к себе один из членов совета.

Этот человек знает, что Васко много ездит, а для этих людей все, что лежит дальше пригородов Амстердама, это край света. Васко сказал, что его пригласили на встречу с какой-то важной персоной и что эта встреча должна была состояться в полночь. Я не знаю, что это за важная персона. Ван Эффен спросил:

– А кто же этот человек, который приблизил к себе Васко? Ты можешь его описать?

– Конечно, могу. Невысокий, лысеющий, бородка с проседью, очень сильно косит на правый глаз. Де Грааф посмотрел на ван Эффена.

– Еще один преступник, у которого есть проблемы с глазами. Как его зовут?

– Юлий.

– Юлий как?

– Просто… Юлий Цезарь. Я знаю, это звучит ужасно, но они там все сумасшедшие. Там никто не пользуется настоящим именем. Сейчас у них пошла мода на историю. Все берут пример с лидеров. Поэтому там у нас есть Александр Великий, Чингисхан, лорд Нельсон, Елена Троянская, Клеопатра… Этот список можно продолжить. Люди берут себе имена великих людей, то есть тех, кем они не являются. Так или иначе, но его зовут Юлий Цезарь.

Ван Эффен спросил:

– Это все, что ты знаешь? И никаких намеков на то, что за зацепку Васко имел в виду? Девушка поджала губы.

– Но это не значит, что этого не знает Васко.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего. Мне просто неизвестно, что именно он знает.

– Моя дорогая. – Де Грааф удивленно посмотрел на нее. – Вы что же, не доверяете своему товарищу-офицеру?

Но оп же мне не доверяет!

– Ну вот, все сначала! Это не способствует хорошим отношениям на службе.

– Нельзя сказать, чтобы сержант Вестенбринк ей не доверял. Просто он три года работал в подполье, и от этого стал очень скрытным.

– Значит, Вестенбринк. А я-то думал, что знаю всех своих сержантов!

– Он из Утрехта, сэр.

– Ты забросил широкую сеть. Аннемари, лейтенант в своей работе основывается на тех же принципах, что и Васко, чье имя, скорее всего, не Васко. Принцип простой: знать только то, что нужно. Кстати сказать, вас не задевает, что ко мне тут относятся, как к турецкому султану?

В это время вошел Джордж, извинился, взял со столика у стены телефонный аппарат и поставил его перед Аннемари. Девушка подняла трубку и некоторое время слушала хриплый голос, потом сказала:

– Спасибо. Пять минут. – И повесила трубку. Ван Эффен спросил:

– "Охотничий рог", я полагаю. Это сообщение от Васко?

– "Охотничий рог", – нахмурился де Грааф. – Я полагаю, что это не тот «Охотничий рог», который…

– В Амстердаме только одно заведение с таким названием. Нищие не выбирают. Кроме «Ла Карачи» это единственное безопасное место в городе. Личные связи, полковник. Светлое имя амстердамской полиции останется незапятнанным.

– Не знаю, – пробормотал де Грааф, – не знаю.

– Ты почти угадал. Это действительно «Охотничий Рог», но звонил не Васко.

– Я этого и не утверждал. Я только спросил, не от Васко ли это сообщение. Сэр, это звонил Генри, владелец заведения. Это значит, что Васко находится под наблюдением, но тот, кто за ним следит, не знает, что невозможно следить за Васко так, чтобы он этого не заметил. Значит, наш друг сюда не придет. Люди, которые за ним следят, очень удивились бы, если бы увидели здесь вас. Их бы шокировало и мое присутствие, и это было бы не так страшно, но Васко стал бы для нас бесполезен. Поэтому у Васко оставался только «Охотничий рог». Но даже там он не мог позвонить, потому что за ним следили. Поэтому он написал записочку Генри, который нам позвонил. Ты должна задать мне вопрос и через пять минут передать Генри мой ответ.

Аннемари вздохнула.

– Но ты ведь все узнал, не правда ли?

– Мне не трудно сделать очевидные выводы, но я не ясновидящий. То, чего я еще не узнал, может подождать, пока Васко сам не сможет позвонить.

– Я ведь, кажется, этого не сказала?

– Генри сказал. В сообщении.

Девушка поморщилась. В сообщении было сказано следующее:

«Дело такое. Два хвоста. Не могу отделаться. Встретить двоих…»

Де Грааф прервал ее.

– Что все это значит?

– Думаю, это у Вестенбринка своя стенография, – сказал ван Эффен. – У него было две возможности избавиться от слежки. Он мог сбросить преследователей в канал либо потерять их. Васко вполне мог сделать и то, и другое. Но тогда были бьг нарушены связи, которые ему только что удалось установить. Аннемари продолжила:

– Встретить двоих мужчин в четыре тридцать, в «Охотничьем роге». – Она передала через стол клочок бумаги.

– Стефан Данилов, – прочитал ван Эффен. – Поляк. Радом. Эксперт по взрывам. Пожары на нефтяных буровых. Техас, – вполне понятно, не правда ли?

– Вполне. Как тебе нравится взрывать банки?

– Должно быть, интересно посмотреть на закон с обратной стороны. Друзья Васко, конечно, приведут с собой человека, который умеет говорить по-польски.

Аннемари спросила:

– Ты думаешь, что это польская преступная группа?

– Нет. Это они просто меня проверяют,

– Но если эти люди заговорят с тобой по-польски?

– Бели они заговорят с ним по-польски, – заметил де Грааф, – то он им по-польски и ответит. Лейтенант бегло говорит на этом языке. Питер, твой друг из Утрехта, конечно, это знает.

Аннемари сказала:

– Но… но тебя же узнают. В этом гетто тебя все знают. Я хочу сказать, что все знают, кто ты такой.

– Вовсе нет. Конечно, если бы я явился туда как лейтенант ван Эффен, то чувствовал бы себя не очень хорошо. Я буду действовать в лучших традициях сыска – я буду переодет и загримирован. Я надену на себя килограммов двадцать – у меня есть костюм и рубашка, которые прекрасно скроют лишний вес. Я сделаю свои щеки более плоскими, немного подкрашу волосы и усы. У меня будет зловещий шрам и чёрная перчатка на левой руке. Перчатка призвана скрыть жуткие шрамы от ожогов, которые я получил, когда гасил пожар на буровой в Саудовской Аравии или где-то еще. Просто удивительно, как много дает простая черная перчатка. Она служит людям для идентификации личности. Если вы без перчатки – это уже не вы. И не зовите район обитания кракеров «гетто» – вы обижаете порядочных евреев.