Текст книги "Шлюз"

– Да, конечно.

– В преступном мире это нормально. Мы привыкли к подобной несправедливости, не правда ли полковник? Но ничего с тобой не случится. Ты будешь под наблюдением каждую секунду. Верный лейтенант ван Эффен, должным образом замаскированный, разумеется, не в том наряде, в котором я был в «Охотничьем роге», и, конечно, со своим обычным арсеналом. Кстати сказать, полковник, как вы думаете, может, мне стоит взять третий пистолет на встречу с Ангелли? Они уже знают, что…

– Они уже знают, что ты носишь два пистолета, поэтому они, конечно, не подумают, что у тебя может. быть третий! Это, должно быть, отражено в твоей книге… – сказал полковник.

– Конечно, нет. Зачем же вкладывать подобные мысли в голову преступников? Да, конечно, именно это я и хочу сделать. Так что, Аннемари, никаких проблем у тебя не будет. В любой момент времени я буду не далее пяти метров от тебя.

– Это хорошо. Но ты наговорил столько неприятных вещей! Такое впечатление, что на меня могут напасть в любую минуту, пока я буду добираться отсюда к дому Жюли.

– Вовсе нет. Не беспокойся. Я доставлю тебя туда в полном порядке и с комфортом в моем собственном лимузине.

– В лимузине! С комфортом! Бог мой! – Полковник заботливо взглянул на девушку. – Надеюсь, вы не забыли свою надувную подушку?

– Не поняла, сэр?

– Скоро поймете.

Они вышли из ресторана и пошли по улице к машине полковника, которая, как всегда, была припаркована в неположенном месте. Полковник поцеловал девушку с видом любящего дядюшки, пожелал ей спокойной ночи и забрался в свой сверкающий «мерседес». На заднее сиденье. У полковника, конечно же, был личный шофер.

Аннемари сказала:

– Теперь я понимаю, что имел в виду полковник, когда говорил о надувной подушке.

– Пустяковое неудобство! – сказал ван Эффен. – Я велю отремонтировать сиденье. Таков приказ. Полковник жалуется.

– Но полковник и в самом деле любит комфорт, не правда ли?

– Ты могла заметить, что он создан для комфорта.

– Он очень добр, не правда ли? Добр, галантен и заботлив.

– Нетрудно проявлять подобные достоинства, когда объект твоей заботы красив, как ты!

– У тебя очень милая манера выражать свои мысли, лейтенант!

– Да, очень.

Девушка некоторое время молчала, потом сказала:

– Но ведь он сноб, не правда ли? Жуткий сноб!

– Для поддержания дисциплины я должен сурово поговорить с тобой. Не думай, что прощу тебе, а тем более не рассчитывай, что я соглашусь с твоими клеветническими заявлениями в адрес шефа полиции.

– Это вовсе не клевета. Я просто наблюдательна. Не могу же я контролировать каждое сказанное слово. У нас все же открытое общество. Или нет?

– Ну-ну!

– Ну же, продолжай! Скажи мне что-нибудь вроде «это сказано сгоряча» или что-нибудь в том же духе.

– И не собираюсь. Ты так же не права, обвиняя его в снобизме, как и восхваляя добросердечие Артура.

– Артура?

– Это имя нашего шефа. Он им никогда не пользуется. Я никогда не мог понять почему. У меня оно вызывает ассоциации с королем Артуром. Конечно, полковник добр и заботлив. А также крут, жесток и проницателен. Именно поэтому он то, что он есть. Он ни в коем случае не сноб. Снобы делают вид, что они то, чем они не являются. Он происходит из очень древнего аристократического и очень богатого рода. Поэтому я никогда не пытаюсь отобрать у него счет в ресторане и заплатить по нему. Наш полковник родился с сознанием, что он не такой, как все. На все сто процентов. Ему никогда не приходит в голову усомниться в этом. При этом де Грааф считает себя чуть ли не олицетворением демократии.

– Крут он или сноб, но мне он нравится, – решительно заявила девушка.

– Как ты могла заметить, у Артура есть подход к дамам. Особенно, когда он не на службе, как сегодня.

– А ты всегда на службе? И я тоже?

– Никогда не думал об этом. Но подумаю.

– Ты очень любезен.

Девушка замолчала и не возобновляла разговор до конца пути. Говорил один ван Эффен. Он позвонил в управление и вызвал вооруженного охранника в дом своей сестры.

Было нетрудно понять, почему де Грааф сказал, что Аннемари и Жюли – его две самые любимые женщины во всем Амстердаме. Жюли ван Эффен была непросто хорошенькой – она обладала умом и обаянием. У этой девушки были тонкие черты лица, блестящие черные волосы и лукавые глаза. Но больше всего привлекал внимание ее смеющийся рот. Казалось, она всегда была в хорошем настроении и очень доброжелательно относилась к людям. И только сталкиваясь с несправедливостью и жестокостью, Жюли приходила в ярость. За привлекательной внешностью девушки скрывался недюжинный интеллект, довольно неожиданный в таком прелестном создании. Кабинет министров обычно не нанимает глуповатых секретарей, а Жюли как раз была секретарем кабинета министров. Она была доверенным лицом, человеком, который умеет хранить тайны и на которого можно положиться.

Жюли была очень гостеприимна. Как только гости вошли, ей тут же захотелось чем-нибудь их угостить. Было нетрудно поверить, что при всех своих многочисленных талантах она является, к тому же, первоклассным поваром. Жюли тут же предложила гостям сэндвичи и перестала их уговаривать, только когда они сказали, что недавно ели.

– Так вы были в «Диккере и Тиджсе»? Ну, полиция всегда умела о себе позаботиться! Работающей девушке приходится обходиться селедкой, брюссельской капустой и колбасой.

– У конкретной работающей девушки есть министерская столовая. Как мне говорили, это просто рай для гурманов. Полицейских, конечно же, туда не пускают. У Жюли, увы, совсем нет силы воли, вы только посмотрите!

На самом деле у Жюли была просто прекрасная фигура. Она с высокомерным презрением отнеслась к этому подтруниванию и удалилась на кухню, чтобы приготовить кофе со шнапсом, мимоходом взъерошив брату волосы.

Аннемари посмотрела ей вслед, потом повернулась к ван Эффену и улыбнулась.

– Кажется, она легко может обвести тебя вокруг пальца!

– В любой момент! – весело ответил ван Эффен. – И, увы, она это знает. Озорница! Однако я должен кое-что тебе показать, на случай, если ты останешься дома одна.

Он подвел девушку к картине на стене и немного сдвинул картину в сторону. В стену, на одном уровне с обоями, была вмонтирована красная кнопка.

– Эту кнопку называют кнопкой нападения. Если тебе кажется, что ты в опасности, или ты об этом только догадываешься, или просто чувствуешь опасность, нажми эту кнопку. Патрульная машина прибудет через пять минут.

Аннемари хотелось обратить все в шутку.

– Каждой домохозяйке в Амстердаме нужно иметь такую кнопку.

– В Амстердаме сотня тысяч домохозяек, так что это будет дороговато.

– Конечно! – Она посмотрела на него, и ей расхотелось улыбаться. – Я всего несколько раз была вместе с тобой и Жюли, но надо быть слепым, чтобы не видеть, что ты обожаешь свою младшую сестричку.

– Тсс! Мне ничего не остается, как только вздыхать. Неужели это так очевидно?

– Я не закончила. Ты ведь установил эту кнопку не только потому, что ты ее любишь? Она в опасности, да?

– В опасности? – Он так крепко схватил девушку за плечи, что Анна поморщилась. – Извини! – Он ослабил хватку. – Откуда ты знаешь?

– Ну, так в опасности, да?

– Кто тебе сказал? Жюли?

– Нет.

– Полковник?

– Да. Сегодня вечером.

Она внимательно посмотрела на него.

– Ты ведь не сердишься?

– Нет. Я не сержусь. Просто я встревожен.

– Жюли знает об опасности?

– Конечно.

– А об открытках?

Лейтенант задумчиво посмотрел на нее. Выражение его лица не изменилось, когда Аннемари положила руки ему на плечи, словно собираясь его потрясти, чтобы добиться ответа. Что было довольно глупо, потому что ван Эффен был очень крепок.

– Ну, так знает она или нет?

– Да. Ей было бы трудно не знать об этом. Открытки приходят на этот адрес. Так братья Аннеси пытаются меня достать.

– Господи! Но это ужасно! Как же Жюли может быть такой счастливой? – Аннемари прижалась лбом к его плечу, словно неожиданно почувствовала усталость. – Как ей это удается?

– Ну, как в старой пословице: «Лучше смеяться, чем плакать». Ты ведь не собираешься плакать, правда?

– Нет.

– Старая пословица не совсем применима к этому случаю. Сестра всегда была счастливым ребенком. Только теперь это требует от нее некоторых усилий.

Вошла Жюли с подносом. Она резко остановилась и прочистила горло.

– Уже не слишком рано… – Она поставила поднос. – Я надеюсь, что глухота – явление временное. – Девушка замолчала, и на ее лице появилось озабоченное выражение.

Жюли быстро подошла к Аннемари и ласково повернула к себе ее голову.

– Ну конечно, слезы. Полные глаза слез. – Она достала из-за манжеты кружевной платочек.

– Что же этот грубиян тут натворил?

– Этот грубиян ничего не натворил, – мягко заметил ван Эффен, – Аннемари все знает, Жюли. О Марианне, детях, о тебе и обо мне, об Аннеси.

– Я знаю, Аннемари, это шок. Тем более, все разом. Я узнавала об этом постепенно. Пойдем, у меня есть верное средство. Двойной шнапс в кофе, – сказала Жюли.

– Ты очень добра. Извините меня! – сказала Аннемари и вышла из комнаты.

– Ну! – требовательно произнесла Жюли. – Разве ты не видишь, что ты наделал?

– Я? – искренне удивился ван Эффен. – Что, по-твоему, я должен теперь делать? Это все полковник…

– Дело не в том, что ты сделал. А в том, чего ты не сделал. – Она положила руки на плечи брата. Голос ее стал совсем тихим. – Ты не видишь.

– Я не вижу? Чего я не вижу? – осторожно спросил ван Эффен.

– Ты просто клоун! – покачала головой Жюли. – В глазах, в лице Аннемари отражается ее сердце. Эта девушка влюблена в тебя.

– Что? Ты с ума сошла! Это чушь!

– Мой любимый, мой умный братец! Можешь мне не верить. Просто предложи ей выйти за тебя. Тебе ничего не стоит получить специальное разрешение – ты его получишь в мгновение ока и к полуночи будешь женат.

Ван Эффен озадаченно посмотрел на сестру.

– Как всегда, почти уверена в своей правоте!

– Нет. Я не почти, я абсолютно уверена.

– Но она меня едва знает.

– Я знаю. Действительно, ты встречался с ней всего лишь… сколько? Двадцать, тридцать раз… – Она покачала головой. – Опытный следователь, автор книг по психологии, человек, которому достаточно одного взгляда, чтобы проникнуть в самые потаенные секреты… Сто процентов теории, нуль практики.

– Тебе хорошо говорить. Ты у нас специалист, даешь советы по поводу семьи и брака! Или по поводу сватовства? Ха! Не меньше шести предложений руки и сердца – а могло бы быть и все двадцать, как я понимаю, – и всем отказ. Да, ты человек опытный.

– Не пытайся сменить тему, – мило улыбнулась ему сестра. – Да, конечно, у меня есть опыт. Но я их не любила. А она тебя очень любит. Хотя я не совсем понимаю почему.

– Выпью-ка я шнапса. – Ван Эффен открыл стоявший рядом буфет.

– Я только что принесла кофе со шнапсом.

– Сначала мне нужен шнапс, потом кофе со шнапсом.

– Может, тебе нужен психиатр? Из-за чего, по-твоему, она расстроилась?

– Просто Аннемари мягкосердечная, вот и все.

– Из вас получится идеальная пара. У нее мягкое сердце. У тебя размягчение мозгов. – Жюли взяла голову брата обеими руками и посмотрела ему в глаза. – Лейтенант-детектив с глазами ястреба. Что тебе нужно, так это очки. Ведь ты не уловил намек? И не раз!

– Какой намек?

– О Господи!

– У тебя усталый взгляд человека, за которым гонятся. Ты сейчас больше похож на преступника, чем на полицейского. Какой намек? Женись на ней! «Я бы не женился на ней, даже если бы она была последней женщиной на земле» – таков должен быть ответ на этот намек. Стандартная реакция, я полагаю, – она снова улыбнулась. – Но ты, конечно, не стандартный!

– Заткнись, а?

– Хорошо мотивированный ответ. – Жюли села и взяла чашку с кофе. – Умственная близорукость. Думаю, это неизлечимо.

– Ну, я не знаю. Я уверен, что ты найдешь ответ. – Теперь ван Эффен был самим собой – спокойным, уверенным, слегка расслабившимся. – Я не очень верю докторам из клиник – очень уж они самоуверенны, всегда кажется, что наши проблемы их забавляют, но должен признать, что ты нашла верное средство. Ты излечила меня от малейшего интереса, который я мог бы проявить к этой юной леди. Возможно, ты именно этого и хотела, я не знаю.

Она смотрела на брата, слегка приоткрыв рот. В глазах ее было непонимание.

– И мне вовсе не нужны ни помощь, ни совет, ни сочувствие. И не потому, что они непрошеные и ненужные, а потому что я вполне в состоянии позаботиться о себе без помощи младшей сестрички, которая вмешивается не в свое дело. Пойду проверю, пришел ли охранник.

Он вышел. Жюли молча смотрела ему вслед, не веря своим ушам. Почти тотчас же в комнату вошла Аннемари. Она обратила внимание на обиженное и озадаченное выражение лица подруги. Несколько мгновений Анне-мари внимательно всматривалась в огорченное лицо Жюли, потом поспешила к ней, опустилась на колени у ее стула и спросила:

– Что случилось, Жюли?

Жюли медленно повернула голову.

– Ничего. Ничего не случилось.

– Ничего не случилось? О Господи! Ничего! Сначала я, потом ты. Слезы. И твой взгляд – у тебя в глазах такое горе. – Аннемари обняла ее. – Ничего не случилось! Жюли, ты принимаешь меня за идиотку!

– Это я идиотка. Я совершила ошибку.

– Ты? Я не верю. Ошибку? Какую ошибку?

– Я забыла, что Питер не просто мой брат. Он полицейский и, к тому же, преемник полковника. Ты этого не знала, да? – Жюли шмыгнула носом. – Это все знают/ В этом году де Грааф должен выйти на пенсию, но он не спешит, потому что Питер и так уже делает большую часть его работы.

– Бог с ним, с полковником! Где этот грубиян? Жюли попыталась улыбнуться.

– Второй раз за сегодняшний вечер его называют грубияном, причем разные девушки. Могу поспорить, что прежде с ним этого не случалось. Он ушел.

– Ушел? Насовсем?

– Нет. Пошел проверить охрану. – Жюли улыбнулась, на этот раз ей это удалось. – У него, должно быть, талант – доводить людей до слез. Хотя я уверена, что мы ему не безразличны.

– У него занятный способ это демонстрировать. А тебе что он сделал, а, Жюли? Что он сказал?

– Ничего не сделал. Ничего не сказал. Это я повела себя бесцеремонно, и брат призвал меня к порядку. Это все.

– Ты же не думаешь, что меня устроит такой ответ?

– Нет, не думаю, моя дорогая. Но не могли бы мы ненадолго оставить эту тему? Пожалуйста!

К тому времени, когда вернулся ван Эффен, девушки допили кофе. Если лейтенант и заметил, что что-то не так, он не подал виду.

– Охранник здесь, – сказал ван Эффен. – Вооружен до зубов. А теперь мне нужно идти.

– Но твой кофе…

– В другой раз. Дела зовут. Жюли, ты должна кое-что для меня сделать. Не могла бы ты…

– Должна? Это приказание или просьба?

– Какая разница! – раздраженно ответил ван Эффен, что случалось с ним довольно редко. – Пожалуйста, сделай то, что я тебя попрошу, – обрати внимание на «пожалуйста» – или я заберу Аннемари с собой.

– Господи! Какие угрозы! А если она захочет остаться или я попрошу ее остаться?

– Отправляйся в Роттердам. Завтра утром. Ты бывшая сотрудница полиции, ты не можешь ослушаться приказа. Извини, Аннемари, к тебе это не относится. Жюли сегодня что-то плохо соображает. И не делай вид, что ты шокирована, моя сестричка. Если ты не понимаешь, что я серьезен, то, значит, ты сегодня необычайно поглупела. Сделай вид, что у тебя грипп. Дня на два. Аннемари в такой же опасности, как а ты. Я хочу, чтобы вы были вместе. Аннемари, девять пятнадцать.

Он подошел к двери, открыл ее, оглянулся на двух мрачных девушек, покачал головой.

– Выход галантного лейтенанта в глухую темную ночь.

Ван Эффен тихонько закрыл за собой дверь.

Глава 4

Высокий худой молодой человек в темном плаще, с которого стекали капли дождя, выглядел не слишком привлекательно, и прохожие удостаивали его лишь мимолетным взглядом, да и то изредка. Неприятное впечатление усиливалось мокрыми, прилипшими к голове черными волосами и неухоженными черными усиками. Усики и в самом деле выглядели неважно – утром он очень торопился и приклеил их немного косо.

Молодой человек стоял почти посредине площади, когда из-за угла показалась Аннемари. На ней снова был грим, и она выглядела так же непривлекательно, как и молодой человек, решительно загородивший ей дорогу.

– Вы Аннемари, не так ли?

Девушка удивленно посмотрела на него, затем быстро огляделась. Несмотря на сильный дождь, вокруг было немало народу. Совсем неподалеку располагались лотки цветочниц и продавцов овощей. Она снова посмотрела на незнакомца. Несмотря на непривлекательную внешность, улыбка у него была приятная.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, мисс. Это неподходящее место для похищения. Вы, должно быть, Аннемари, так как вы вполне отвечаете данному мне описанию. Я детектив Рудольф Энгел. – Он достал из кармана значок и показал ей. – Конечно, значок может быть украден. Лейтенант ван Эффен хочет вас видеть. Он в машине.

– Почему я должна вам верить? Почему лейтенант вас послал? Он знает, где я. Он мог сам прийти повидать меня. Какая у него машина?

– Черный «пежо».

– Вы знаете эту машину?

– Да, – терпеливо ответил молодой человек, – когда работаешь с человеком в течение пяти лет, невольно кое-что о нем узнаешь. Лейтенант сказал мне: «Мисс Мейджер очень недоверчива. Упомяните Амазонку, ее отца, полковника и „недостаток храбрости“ у какого-то лица». Я понятия не имею, что он имел в виду.

– Зато я понимаю. – Аннемари взяла молодого человека за руку. – Извините.

Ван Эффен, расслабившись, сидел за рулем своей машины. Сегодня на нем были фетровая шляпа и черная квадратная бородка в еврейском стиле. Он оглядывался по сторонам, когда Аннемари открыла дверцу и заглянула внутрь.

– Доброе утро, дорогой!

– Доброе утро, – ответил он.

– Что ты здесь делаешь?

– Пережидаю дождь. Льет как из ведра. Ты, должно быть, и сама это заметила. Садись в машину.

Аннемари села и укоризненно посмотрела на него.

– Ты обещая мне, что будешь не далее пяти метров от меня. Никак не более. Ни на секунду не будешь спускать с меня глаз. Ты так сказал. Так где же ты был? Ты же обещал присмотреть за мной! Хорошенькое обещание!

– Человек предполагает, а Бог располагает! – Если ван Эффена и мучили угрызения совести, он не подал виду. – Кроме того, за тобой присматривали. Я делегировал свои полномочия. Не говори, что ты не видела болтавшегося неподалеку почтенного джентльмена. Сутуловатого, с седой бородкой, в сером пальто и с белой палкой.

– Я его видела. Этот божий одуванчик! Он же не в состоянии присмотреть за котенком!

– Этот божий одуванчик – молодой человек спортивного склада, великолепно владеет дзюдо и очень метко стреляет.

– Борода, – пробормотала Аннемари. – Борода, усы – вот о чем они думают в первую очередь. Маскарад! Что ж, спасибо, что кто-то был поблизости, но все равно ты нарушил свое обещание.

– Это было необходимо. Я был позади тебя, когда тебе оставалось не больше ста метров до места встречи. Неожиданно я увидел не кого иного, как самого мистера Падеревского, который следовал за тобой. Он был ближе к тебе, чем я. Мистер Падеревский умен, наблюдателен и очень меня недолюбливает, что является довольно неудачной комбинацией. Он мог меня узнать, особенно когда я был так близко от тебя. Из предосторожности я взял с собой двух моих детективов – это лишний раз подтверждает, что мы заботимся о тебе. Итак, я решил, что осторожность лучше безрассудной храбрости. Поэтому за тобой присматривал мой сотрудник.

Через открытое окно Энгел спросил:

– Будут еще приказания, сэр?

– Нет. Не здесь. Не упускай из виду нашего друга.

– Хорошо, сэр. Я уже его видел. Другого такого лысеющего типа с седенькой бородкой и косоглазием и быть не может.

– Это Юлий Цезарь? – спросила Аннемари.

– Он самый. Я не сказал Рудольфу, как его зовут. Он бы мне все равно не поверил. Рудольф, ты, пожалуйста, следи за ним с близкого расстояния, но все же не слишком близко. Я предпочту скорее потерять его, чем тебя. И смотри, чтобы поблизости всегда были люди. Не забывай о том, что случилось вчера с твоими коллегами.

– Не забуду, сэр. – По выражению лица Энгела было ясно, что он действительно не забудет. Рудольф повернулся и ушел в дождь.

– Успокоилась? – Ван Эффен завел двигатель, и машина тронулась.

– Немножко. – Аннемари слегка улыбнулась. – Тебе пришлось сказать ему, что я струсила?

– Нет. Я сказал, что кто-то струсил.

– Это неважно, потому что я действительно трусиха. Мне, например, не нравится разъезжать в этой машине.

– Чтобы починить сиденье, потребуется время. Так что ничего не остается…

– Я имею в виду, что эту машину знают преступники.

– Фи! Да таких машин в городе сотни две.

– И обе сотни с теми же номерами? – нарочито любезно сказала Аннемари.

– А что, ты знаешь номер этой машины?

– Более или менее. Роттердам. Три девятки. Нас же учили быть наблюдательными, правда?

– Боюсь, что плохо учили. Ты видела, что номер у меня вставляется, а не привинчивается? Сегодня у этой машины парижский номер. И в подтверждение этого номерной знак имеет большую букву F. У меня неограниченный запас номеров.

Девушка поморщилась, но ничего не сказала.

– Тебя должны интересовать более важные вещи. Например, последние проделки FFF.

– Да?

– Никаких проделок не было. Они не взорвали плотину на канале Нордхолландс. Десять минут назад они позвонили в две газеты и в полицию. Эти террористы были очень довольны собой. Сказали, что не обещали взорвать эту плотину, – и это чистая правда: они обещали только повышенную активность в этом районе в девять утра. Злоумышленники сообщили, что, действительно, в девять утра на канале наблюдалась повышенная активность. И это тоже правда. Там были спасательные и ремонтные бригады, армия и полиция, не говоря уже о вертолетах военно-воздушных сил. FFF утверждает, что они сделали немало снимков с воздуха. Просто так, на память.

– И ты этому веришь?

– Конечно. У меня нет оснований сомневаться в этом.

– Но фотографии с воздуха? Как же это возможно?

– Боюсь, что это было довольно просто. В той суете лишний вертолет был незаметен. Тем более, он наверняка имел официальные опознавательные знаки.

– Каков же смысл этой идиотской выходки?

– Выходка далеко не идиотская. Преступники преследуют все ту же цель. На случай, если мы чего-нибудь не поняли, нам объяснили это довольно ясно. Они сказали, что за сутки им удалось убедить страну, и особенно правительство, в полном бессилии лиц, облеченных властью. Эти так называемые власти, а они сделали ряд крайне неприятных замечаний в адрес правительства, полиции, армии и тех, чей долг обеспечивать безопасность и благополучие дамб, шлюзов, плотин и Бог знает чего еще, – были абсолютно не в состоянии помешать FFF. Как утверждают злоумышленники, властям оставалось только сидеть по домам, втыкать флажки в карту, звонить в газеты и обеспечивать работу спасательных и ремонтных бригад. FFF утверждает, что ситуация создалась очень забавная и очень благоприятная для них. Можно себе представить, как они довольны.

– И ни слова о целях? Никакого намека на то, что за всем этим кроется?

– Ни малейшего намека. Просто обещание, что мы скоро узнаем, каковы их требования. Слово «требования» злоумышленники не употребили, но на деле это будут именно требования. Террористы также сказали, что завтра они собираются затопить значительную часть страны, после чего начнут переговоры с правительством. Ты можешь себе это представить? Какая наглость, какое высокомерие! Они так говорят, словно являются независимым государством. Можно предположить, что дальше FFF начнет дебаты в ООН. – Ван Эффен посмотрел на часы. – У меня еще куча времени. Чтобы сменить костюм, понадобится всего две минуты – ни мытья, ни отмокания не потребуется. Пять минут на то, чтобы надеть костюм для посещения «Охотничьего рога». Так что я предлагаю выпить кофе.

Аннемари дотронулась до его руки.

– Ты и в самом деле собираешься туда идти, да, Питер?

– Конечно. Я же говорил тебе. Кто-то же должен это сделать, а я единственный человек, с которым эти люди контактировали, значит, мне и идти. Как же иначе обеспечить исполнение закона, если не упреждать злодейства, проявляя инициативу?

– Мне бы хотелось, чтобы ты не ходил. У меня такое чувство, что что-то должно случиться. Что-то ужасное. Ты можешь быть ранен, даже убит или, что еще хуже, покалечен на всю жизнь. Ты же знаешь, что сделали с двумя твоими людьми. Ох, Питер! – Она некоторое время помолчала, потом добавила: – Если бы я была твоей женой, я бы тебя остановила.

– Как?

– Я не знаю как, – огорченно призналась девушка. – Взывала бы к лучшим сторонам твоей натуры, напоминала о твоей любви ко мне, говорила бы что-нибудь вроде: «Ради меня, если ты меня любишь, пожалуйста, не ходи». Что-нибудь вроде этого, – горько сказала она.

– Ну, ты не моя жена. И даже если бы ты ею была, я бы все равно пошел. Мне жаль, что это звучит так резко, эгоистично и жестоко, но это моя работа и я должен пойти. – Ван Эффен дотронулся до ее руки. – Ты добрая девушка и я ценю твою заботу.

– Добрая? Заботу? – Аннемари ласково взяла его за запястье и убрала его руку со своей руки. – Заботу?

– Аннемари! Ради Бога, что происходит? – Удивление лейтенанта было искренним.

– Ничего. Абсолютно ничего.

Некоторое время ван Эффен смотрел вперед, потом со вздохом заметил:

– Мне кажется, я никогда не смогу понять женщин.

– Мне тоже так кажется. – Она некоторое время колебалась, потом сказала:– Мне что-то не хочется идти пить кофе.

– ЕСЛИ ты не хочешь, мы не пойдем. Но почему?

– Мне не очень хочется появляться с такой физиономией на публике. Здесь вокруг приличные люди. Там, у кракеров, это неважно. И я не думаю, что тебе очень хочется появляться на публике с таким чудовищем, как я.

– Я знаю, что скрывается за твоим гримом, так что для меня это неважно, – Лейтенант помолчал, потом добавил. – Может быть, я ничего не понимаю в женщинах, но я всегда знаю, когда они врут.

– Это я вру?

– Ну конечно.

– Ладно, пусть я вру. Не могли бы мы выпить кофе дома у Жюли? Это всего лишних пять минут.

– Конечно. У меня есть время. Я знаю, что ты любишь Жюли. Ты хочешь зайти к ней, потому что беспокоишься за нее?

– Мне кажется, это она беспокоится обо мне. Твоя сестра знала, что ты будешь меня охранять, и всё равно ей не нравилось, что я должна буду пойти к Васко.

– Ты не ответила на мой вопрос. Разве ты не беспокоишься о ней?

Аннемари не ответила.

– Уж эти мне братья Аннеси! Поверишь ли, я в жизни не видел ни одного из них. Я рассматриваю их как некую отдаленную угрозу.

– Угроза, о которой я думаю, гораздо ближе к дому. Точнее, не угроза. Скорее, проблема.

– Это что-то новое для меня. Наверняка ерунда, что бы это ни было. Скажи мне, как зовут этого человека, или изложи суть проблемы и я обо всем позабочусь.

– В самом деле, лейтенант? – В голосе Аннемари было нечто такое, что заставило ван Эффена внимательно посмотреть на девушку. – Как же ты собираешься справиться с этой пустяковой проблемой, когда она в тебе самом?

– О Господи! Снова я! Какой смысл повторять прежние жалобы?

– То есть?

– Что, черт возьми, я должен сделать на этот раз?

– По твоим понятиям, ничего. Абсолютно ничего.

– Это что, сарказм? Или ирония? Последнее время ты много иронизируешь. Это тебе не идет, Аннемари. Тебе следует подумать об этом. Ну так что я такого сделал?

– Ты довел до слез прелестную девушку. И не раз, а три раза. А когда я сказала «прелестную», я имела в виду не просто красивую. Я имела в виду, что более милой, доброй, сердечной девушки я в жизни не встречала. Как я уже сказала, ты довел ее до слез три раза. Но, по твоим понятиям, это пустяк.

– Жюли?

– Жюли! Кого еще я могла иметь в виду? Или у нас тут множество дам, которых ты доводишь до слез?

– Из-за чего она плакала?

– Не знаю, как тебе объяснить. Я не могу поверить, что ты такой жестокий. Но ведь тебе не безразлично, что она расстроена?

– Конечно, не безразлично. Но хотелось бы знать, из-за чего именно она расстроилась.

– Боюсь, тебе это может показаться смешным. Во-первых, вчера ты ушел, не обняв и не поцеловав сестру на прощанье. Она говорит, что ты никогда так не поступал.

– Это поразительно! Мои люди в госпитале, банда лунатиков угрожает затопить страну, другая банда лунатиков наняла меня взорвать королевский дворец и Бог знает что еще. Возможна национальная катастрофа, а я должен думать о каких-то нежностях. Разумеется, это пустяк. Я скоро все улажу!

– Конечно, ты все уладишь. Выдашь двойную порцию сердечных прощаний. Возможно, это все ерунда. Какое тебе дело до того, что говорит Жюли? Ну и что, если твоя сестра утверждает, что своим вмешательством обидела двоих людей, которых она любит? Мне кажется, что Жюли имела в виду нас с тобой. Ей очень хотелось нам помочь, но вышло наоборот, и она расстроилась.

– Это ее проблемы. Немножко самоанализа никогда никому не вредило.

– Ты заявил ей, что она вмешивается не в свое дело и что она умна во вред себе.

– Это ты от Жюли узнала?

– Разумеется, не от нее. Твоя сестра слишком лояльно к тебе относится. Жюли никогда бы не стала на тебя жаловаться. Она слишком неэгоистична, чтобы думать о себе. Но мне кажется, что ты чем-то ее обидел. Это на тебя похоже.

– Я уже говорил, что сожалею. Очень, очень сожалею.

– И ты, конечно же, расскажешь Жюли то, что я вступилась за нее?

– Нет. Печально сознавать, что я так низко пал в глазах двух моих любимых женщин.

– Лейтенанту угодно поболтать? – холодно спросила Аннемари.

– Поболтать? Вовсе нет. Ты мне не веришь?

– Да, я тебе не верю.

– Ты мне не безразлична. Но в интересах дисциплины я должен соблюдать дистанцию. Это совершенно необходимо между младшим и старшим по званию.

– Да заткнись же! – раздраженно сказала девушка.

– Боюсь, что мы недостаточно соблюдаем субординацию. Совершенно не выдерживаем дистанцию. Не говоря уже о дисциплине.

Аннемари сделала вид, что не слышит.

Жюли, вежливая, но сдержанная, пошла варить кофе. Аннемари отправилась в ванну. Ван Эффен вышел поговорить с охранником, которого звали Тиссен. Охранник заверил лейтенанта, что все спокойно, ночь прошла без происшествий. Жюли вошла в гостиную одновременно с Питером. Она молчала и не улыбалась.

– Жюли!

– Да?

– Прости меня!

– За что?

– Я обидел мою Жюли.

– Ты? Обидел? Как?

– Это ты правильно. Так мне будет легче покаяться. Я знаю, что ты огорчёна. Скорее всего, ты все еще обижаешься на меня. Во всяком случае, Аннемари так показалось.

– Она сказала тебе, почему я расстроена?

– Нет. Такому мощному интеллекту, как у меня, не требуется посторонняя помощь. Ты меня просто недооцениваешь. Я и сам все понял. Аннемари так за тебя переживает, что и сама расстраивается. Признаю, я виноват. В будущем постараюсь быть более тактичным. И все же, попробуй поставить себя на мое место: У меня сложная и опасная работа. Я просто не могу себе позволить дать волю чувствам – тогда я начну делать ошибки. Чтобы быть ловким, хитрым, расчетливым и наблюдательным, я должен быть бесстрастным. Порой мне просто необходимо быть безжалостным. Если я спокоен и сосредоточен, я добьюсь своей цели и останусь жив. Подумай только, дорогая сестричка – если из-за домашних неурядиц я не смогу сосредоточиться на работе, то начну делать ошибки. В результате меня застрелят, сбросят с крыши или утопят в канале. Ты же себе никогда этого не простишь. Ну что, все еще расстраиваешься?