Текст книги "Тайна генерала Багратиона"

При прощании в вестибюле дворца «Амалиенбург» чета Багратион получила от графа и графини Бельгард официальное приглашение на ужин в четверг, в шесть часов вечера, в особняке президента Гофкригсрата, расположенном в историческом центре Вены на Ринг-штрассе, 15.

Потом, заняв места в своей карете, супруги Багратион обсуждали будущую встречу. Если приложить усилия, ужин с фельдмаршалом может стать прологом к более длительным отношениям. Надо умело провести беседу и понравиться этим добрым старым саксонцам. Судя по первым впечатлениям, люди они бесхитростные. Не дураки, конечно, но особыми свойствами ума и характера не блещут.

Карета с княжеским гербом остановилась к гостиницы «Der Ahorn Blatt». Генерал намеревался отдыхать до пятницы от того водоворота светской жизни, куда вовлекла его неугомонная Екатерина Павловна. Он уже поцеловал ей руку и открыл дверцу экипажа, как вдруг красавица напомнила мужу, что завтра – среда, день традиционного приема гостей у графа Разумовского, куда они приглашены.

– Ангел мой, желаю приятного времяпрепровождения! – весело сказал ей князь Петр.

– А вы не поедете?

– Нет.

Дверца кареты захлопнулась. Кучер счел это сигналом и хлестнул кнутом лошадей. Золотисто-желтая четверка скакунов с места рванула в галоп. За окном мелькнуло двухэтажное здание гостиницы, вход в нее, освещенный фонарями, швейцар, открывающий двери потомку грузинских царей.

Екатерина Павловна в досаде кусала губы. Она не выполнит просьбы Разумовского, и генерала от инфантерии завтра на его приеме не будет. А ведь казалось, будто Петр Иванович готов идти ей навстречу буквально во всем…

Опять не получился у Багратиона отъезд в курортный город Баден, к лечебному источнику сернисто-кислых вод. Несмотря на позднее время, он собрал своих людей и объявил им, что эта поездка, уже назначенная на утро четверга, теперь переносится на пятницу.

Между тем никто не огорчился. Поручик Древич получил возможность снова увидеть обворожительную княгиню, камердинер князя Иосиф Гави – повстречаться с земляками, поскольку в Вене обитало множество итальянских семей. Денщикам и прислуге тоже было хорошо: при визитах генерала к генеральше, которые становились раз от раза длиннее, они бездельничали, гуляли по городу, пили пиво в дешевом трактире довольно далеко от гостиницы.

Денщик Кузьма, переодев его превосходительство в домашний халат, подал барину раскуренный чубук, набитый турецким табаком. Петр Иванович взял трубку, утроился в кресле поудобнее, вдохнул ароматный дым и задумался. Бесспорно, он попал в плен, потому как исполняет все желания его любезной супруги. Впрочем, окажись генерал на ее месте, он, вероятно, повел бы себя точно так же: любым способом добивался исполнения конфиденциальных поручений.

Однако ему совершенно очевидно, что эти поручения неравноценны. Например, граф Разумовский, великосветский жуир и, возможно, резидент российской разведки в Австрии, подождет. Багратион ему ничего не должен. Более того, Андрей Кириллович вмешался в его семейную жизнь. Он приобщил к тайной службе государевой беззаботную Катиш, и нрав у нее сильно переменился. Зачем сын пастуха поступил так с милой барышней?..

Хофбург, символ мощи и богатства династии Габсбургов, был велик и неповторим. Но он задавал тон облику столицы. Этому архитектурному стилю, несколько вычурному, даже избыточному, перенасыщенному художественными деталями, старались в меру своих возможностей следовать венские аристократы.

Особняк графа Бельгарда исключением не являлся. Как водится, герой многих сражений и известный военачальник крупными капиталами не располагал. Потому его дом напоминал скромный «палаццо», выстроенный в венецианском вкусе, с лестницей, балконами, галереей, большими окнами, через которые виднелся шпиль главной столичной достопримечательности – огромного собора Святого Стефана.

Собор начали возводить в XIII веке, но полностью не завершили до сих пор. Он находился рядом со средневековой крепостью. Вокруг нее постепенно выросли улицы, переулки и площади Старого города. С трех сторон его кольцом охватывала Ринг-штрассе. Начало и конец ее выходили к Дунаю и соединялись вместе длинной набережной, одетой в гранит.

На Ринг-штрассе располагались не только дома придворной знати и очень богатых коммерсантов, но и театры, в том числе – Венская опера, университет, основанный в 1365 году, городская ратуша. Благоустроенный, красивый парк примыкал к ней с восточной стороны.

В последний день мая парк производил самое приятное впечатление, особенно при взгляде сверху. Газоны и цветники его зеленели. На деревьях шумела первая листва. Фонтан с овальным бассейном уже работал. Тихое журчание струй не долетало до галереи на втором этаже дома графа Бельгарда, где был сервирован ужин. Но дорожки, отсыпанные желтым речным песком и причудливо петляющие по территории, как и гуляющие по ним парочки, просматривались с галереи очень хорошо.

Труднее всего теперь приходилось ее сиятельству. Разговор шел на французском, ибо прислуживали за столом лакеи-австрийцы. То и дело Екатерина Павловна, отложив в сторону вилку и нож, задумывалась над переводом речи фельдмаршала. Тот прибегал к почти ненормативной солдатской лексике, употребляя ее весьма запальчиво. Его супруга пыталась сгладить эффект, обратить все в шутку, а князь Багратион старался сохранить дипломатичный тон.

Генрих-Иосиф-Иоганн свое мнение в доверительной беседе со старым боевым товарищем не считал нужным скрывать. Династия Бурбонов, ныне свергнутая с трона во Франции, была извечным противником Габсбургов в борьбе за влияние в Европе. Наполеон, хотел он того или нет, унаследовал результаты данного противостояния. Геополитика – ничего не поделаешь! Европа, колыбель христианской цивилизации, оказалась слишком мала для амбиций этого негодяя. А потому он пойдет на восток, к границам России. Они все шли на восток: и Александр Македонский, и шведский король Карл XII… Искали несметные сокровища, а находили свою могилу. Тогда встает вопрос: кого же Корсиканец вскоре утащит за собой на тот свет?

– Друг мой, – сказал Петр Иванович, – право, не знаю, как он станет формировать армию вторжения.

– Не сомневайся, – граф снова налил водки себе и ему, опрокинул содержимое бокала в рот и закусил маринованным патиссоном из салата. – Первыми за ним пойдут поганцы-поляки, затем – покорные идиоты из германских княжеств, глупые итальяшки, голландцы, испанцы и, конечно, мы, несчастные подданные императора Франца Первого.

– Несчастные? – удивился Багратион.

– Ну да. Воевать с корсиканским чудовищем почти десять лет на Рейне, в Северной Италии и Швейцарии, понести тяжелые потери, а потом отдать ему шесть провинций, впустить в Вену, подписать унизительный мирный договор и завершить дело свадьбой! Это ли не издевательство над великой державой?

– Может быть, не было другого выхода? – осторожно задал вопрос генерал от инфантерии.

– Не было другого министра иностранных дел! – отрезал граф.

– Вы сейчас про Меттерниха? – уточнила для себя Екатерина Павловна.

– Конечно. Настоящая сволочь.

– Но он – в Париже.

– А что он там делает? – фельдмаршал поднял на нее абсолютно трезвые глаза. – Договаривается с дьяволом? Торгуется с ним насчет поставок австрийского «пушечного мяса» для новой войны?

– Ты считаешь, война не за горами? – Багратион тоже выпил немного водки.

– Она – на пороге нашего дома, мой любезный друг! – ответил Бельгард.

– Похоже, так и есть… – Петр Иванович посмотрел через дорогу на парк.

Солнце заходило. Вдоль аллей легли серые тени, посетители торопились домой.

– Скажу тебе одно, – Генрих-Иосиф-Иоганн тяжело вздохнул. – Я, как и ты, являюсь шефом пехотного полка. Он называется «Hoch und Deutschmeister». Мои офицеры готовы выйти в отставку, только бы не сражаться против русских…

Незаметно пролетело полтора часа. Разговор складывался чрезвычайно интересно. Никаких наводящих вопросов не требовалось. Президент Гофкригсрата сам рассказывал о ситуации в австрийских вооруженных силах, приводя множество подробностей, называя фамилии командиров, места базирования воинских частей, описывая их материально-техническое состояние.

Армия императора Франца Первого с трудом, но восстанавливала свою прежнюю боеспособность после удара, нанесенного ей французами в прошлом, 1809 году. В умонастроениях значительной части генералитета и офицерства, естественно, преобладала идея реванша, и граф Бельгард ее поддерживал. Правительству приходилось с этим считаться. Однако франкофилы, возглавляемые графом Меттернихом, не дремали. Им всемерно содействовало посольство Франции. Сколько времени потребуется на то, чтобы превратить австрийцев из ярых противников Наполеона в его союзников на будущей войне, – никому не известно.

В конце концов, Фредерика-Доротея не выдержала. Она предложила княгине Багратион оставить мужчин с их невыносимо скучными рассуждениями о пушках, солдатах, строевых и упряжных лошадях здесь, на галерее. Им подадут кофе и сигары. Дамы же спустятся в оранжерею: графиня хочет показать гостье свой маленький садик.

Это был отличный ход. Ведь Екатерине Павловне для разработки такого ценного знакомства следовало искать контакта не столько с фельдмаршалом, сколько с его супругой. Князь Петр уедет в Россию, это неизбежно. Она скорее всего останется в Вене и должна теперь регулярно получать приглашения от графа и графини Бельгард в их «палаццо» на Ринг-штрассе.

Изящная оранжерея примыкала к дому со стороны двора. От галереи к ней вела довольно крутая лестница, и Фредерика-Доротея советовала спускаться медленно, держась за перила. По пути она рассказывала молодой гостье об устройстве теплицы: калорифер, подогревающий воздух зимой, дорожки, выложенные мраморными плитами, большие глиняные горшки, круглые и квадратные, наполненные черноземом.

Когда они очутились на месте, Екатерина Павловна удивилась. Оранжерея походила на карликовый тропический сад. Этот вид ей придавали пальмы «юкка» с длинными узкими листьями и «драцена», украшенная пучком изгибающихся желто-зеленых листьев на вершине суставчатого ствола. Декоративные банановые деревья высотой чуть более метра красовались пышными желтыми цветами. Но истинным сокровищем графини Бельгард являлись миниатюрные орхидеи – в горшках на подносе с галькой у восточной стены, защищенные от прямых лучей солнца тюлевыми занавесями.

– Какая прелесть! – воскликнула княгиня Багратион, рассматривая необычные белые, розовые, желтые, красные, коричневато-зеленые соцветия на невысоких стеблях с широкими, крупными листьями. – Никогда не думала, что орхидеи можно выращивать дома!

– Да, это непросто, – скромно призналась Фредерика-Доротея. – Нужен опыт и знания.

– А вы могли бы научить меня, дорогая? – обратила к ней умоляющий взор Екатерина Павловна и от полноты чувств даже коснулась руки собеседницы, ведь, по правде говоря, лучшего повода для новых встреч и не придумаешь.

– Начать можно легких в уходе сортов, – ответила графиня, польщенная столь искренним восторгом перед ее ботаническими достижениями. – Вот, например, «Cymbidium». У него короткий период покоя зимой. Или «Coelogyne crista» и «Odontoyglossum grande». Они обычно тоже хорошо удаются молодым цветоводам.

– Я буду стараться! – пылко заверила ее княгиня. – Орхидеи – моя давняя, но неосуществленная мечта!

Благожелательность Фредерики-Доротеи распространилась так далеко, что она подарила гостье для начала ее коллекции один из трех своих «Cymbidium», хотя орхидеи – цветы совсем недешевые, ибо на выращивание каждого куста уходит около пяти лет.

Прижимая к боку горшочек с желтыми лепестками на толстой зеленой ножке, радостная Екатерина Павловна вихрем взлетела вверх по лестнице на галерею.

Тому, кто пятый месяц жил и развивался в ее чреве, столь резкие движения не понравились. Он напомнил о своем существовании и отозвался на них внезапным поворотом. От острой мгновенной боли лицо красавицы побелело. Едва не выпустив горшочек из рук, княгиня Багратион прислонилась к стене.

Встревоженный генерал от инфантерии поспешил к супруге. Взяв себя в руки, она улыбнулась ему и сказала, что, кажется, подвернула ногу на высокой ступеньке.

Глава пятая
На водах

Князь Багратион ехал из Вены на юг, в город Баден.

Во время военных походов Петр Иванович побывал в разных странах и повидал множество европейских городков, население которых не превышало семи-восьми тысяч человек. Обычно они имели одну главную улицу, вымощенную камнем и ведущую к площади с ратушей и церковью. Дома на ней стояли небольшие, простой архитектуры, одно – и двухэтажные, с красно-коричневыми черепичными крышами и длинными дымовыми трубами на них. За домами располагались сады и огороды.

Когда в такой город входили войска, его сонная, замедленная жизнь словно бы взрывалась. По мостовой начинали разгуливать толпы мужчин в одинаковой одежде, разъезжать конные патрули с саблями, стучать колесами обозные фуры и артиллерийские запряжки. Это сильно пугало обывателей. Они закрывали окна ставнями не только ночью, но и днем, запирали ворота и старались не выходить на улицы, особенно – женщины. Часто их опасения бывали не напрасны.

Вот и сейчас воображение рисовало ему картину среднеевропейского захолустья, удручающую своим однообразием и скукой. Конечно, днем можно проводить время в водной лечебнице. Но что делать вечером? Посещение трактиров и ресторанов его не привлекало, хотя там под влиянием винных паров легко завязывались знакомства и начинались беседы. А он знал примерно полтысячи немецких слов, причем из военного лексикона.

Князь мог все объяснить про атаку на фланг неприятеля, но описать закат солнца – нет. Герр Хюбнер немало потрудился над его произношением, объясняя правила грамматики. Однако слишком мало для изучения языка – год в военном училище. По молодости лет князь не думал об этом. Зато потом, бывая в разных странах, он вспоминал детское свое времяпрепровождение в Кизляре как потерянное. Но кто тогда мог бы предсказать бедному грузинскому дворянину столь блестящую будущность? Кто разгадал бы его выдающиеся способности к военному делу?

Генералу от инфантерии следовало пока забыть о принадлежности к Российской императорской армии. Они с Древичем, спрятав мундиры в сундук, переоделись в батистовые рубахи с белыми шейными платками, шелковые цветные жилеты и суконные фраки. Вместо форменных треуголок взяли с собой черные фетровые цилиндры. Следуя общеевропейской моде, Багратион надеялся стать незаметным среди людей, отдыхающих на водах.

Это оказалось нетрудно. В начале XIX века Баден уже слыл международным курортом. На летний сезон, длившийся с мая по октябрь, сюда приезжали страждущие из ближайших стран: Франции, Швейцарии, Италии, Бельгии. В июне обычно прибывала многочисленная семья императора Франца Первого с придворными, и светская жизнь в городке становилась очень насыщенной: постоянные концерты, балы, приемы, выставки.

Баден открылся русским путешественникам не сразу. Его окружали холмы, поросшие густым лесом, который почему-то назывался «Венским». С юго-восточной, более пологой, стороны тянулись шпалеры обширных виноградников. Здесь возделывали сорт Gutedel, белый и красный. Но не для производства вина, а исключительно для получения виноградного сока. Сок считался целебным, способствующим омоложению организма и восстановлению сил.

Первая остановка случилась у городских ворот с башней. Поскольку русские путешественники приехали в субботу во второй половине дня, то стража остановила экипаж и повозку генерала для досмотра. Император Фридрих Третий в 1480 году даровал Бадену право проводить воскресные ярмарки и взимать таможенную пошлину в пользу городской казны с тех, кто ввозит товары и собирается ими торговать.

Пока поручик Древич объяснялся с таможенниками и показывал им багаж, в коем никаких товаров не имелось, Петр Иванович рассматривал башню. Там, прямо над воротами, находился герб Бадена, искусно вырезанный на каменной стене. Изображение позабавило князя. В большой купальной кадушке, схваченной тремя обручами, сидели на корточках друг против друга обнаженные мужчина и женщина, а вокруг, доходя им до пояса, плескалась вода. Очевидно, та самая, из теплого серного источника, глубина которого, судя по рекламному буклету, достигала ста метров.

Этот буклет также сообщал о существовании в городке трех гостиниц и большого количества частных квартир и домов, сдаваемых в аренду на различные сроки и по разной цене. Багратион выбрал двухэтажный особнячок в центре, на улочке Фрауенгассе. Владельцы его как бы между прочим упоминали, что почти сто лет назад здесь останавливался русский царь Петр. Он провел в Бадене пять дней и принимал теплые серные ванны, желая излечиться от ревматизма.

Генерал не очень-то доверял таковым сведениям из рекламных буклетов, но от Фрауенгассе было совсем недалеко до Терезиенгартена, который ему рекомендовал фельдмаршал граф Бельгард. Этот сад разбили в 1792 году в память о великой императрице. Мария-Терезия действительно любила Баден и часто лечилась здесь живительными водами, прожив 63 года и родив 16 детей. Правда, трое из них умерли в младенчестве, двое – в подростковом возрасте, две дочери ушли в монастырь. Остальные же отпрыски заняли места среди монархов Западной Европы, заключив выгодные для династии Габсбургов браки.

Государыня предпочитала купальню, расположенную на месте, известном исстари. Самая древняя, самая большая, самая лучшая водолечебница с источником «Рёмерквелле»[9]9
  «Римский».


[Закрыть] располагалась на его территории. Согласно преданиям это место предназначалось для лечения солдат двух римских легионов «Carnuntum» и «Vindobona».

Вероятно, исцеление проходило успешно. Доблестные воины в благодарность возвели недалеко от «Рёмерквелле» алтарь в честь богини здоровья «Salus». Он отлично сохранился и доселе украшал Терезиенгартен своими точеными мраморными камнями.

Сражения древнего мира, где главным оружием выступали мечи, копья и стрелы, мало имели сходства с огнем пехоты и артиллерии нынешней эпохи. Однако основные труды воина не изменились: долгие дневные переходы с полной выкладкой, ночевки в парусиновых палатках или прямо на земле, застеленной сеном; скудное питание, плохая вода из природных водоемов, что нередко приводило к эпидемиям в войсках.

При осаде турецкой крепости Очаков подпоручик Багратион стал свидетелем повальной болезни – кровавого поноса, выбившего из строя около семисот человек по той причине, что служивые ленились кипятить на кострах воду, взятую в реке Буг и в Днепровско-Бугском лимане.

На память о баталии возле итальянского городка Лекко в апреле 1799 года князю досталось ранение. Он, как и положено военачальнику, сидел тогда верхом на лошади. Случайная пуля угодила ему в правую ногу повыше колена, как часто случается со всадниками. Точно горячая струя коснулась кожи, однако в глубь бедра не проникла, и Петр Иванович только после сражения дал полковому лекарю обработать рану.

Спустя пять месяцев суворовский корпус, перейдя через Альпы, очутился в Швейцарии. Ожесточенная схватка разыгралась у деревни Гларус. Вражеская артиллерия громила боевые порядки Седьмого егерского полка, которым начальствовал Багратион. Ударившись о землю, картечный снаряд разорвался буквально в двух метрах от Петра Ивановича. Свинцовые шарики, со свистом прорезая воздух, полетели в стороны. Ни один из них не задел генерал-майора, но сильный динамический удар свалил его с лошади и отозвался болью во всем теле. «Контузия от картечи» – потом указал в формулярном списке князя полковой писарь.

Лечил его тот же младший штаб-лекарь Василий Любарский. Ноющая боль в мышцах была нестерпима, особенно при движении. Она унималась лишь после обертываний влажной простыней. Предварительно врач замачивал простыню в настое корней валерианы. Специфический запах этого растения Багратион не переносил, но Любарский применял редкий сорт – «Валериану каменную», с не столь резким ароматом.

Если бы мог, Петр Иванович, покидая Седьмой егерский полк, взял бы с собой на новое место службы и Любарского, поставившего его на ноги после злополучной контузии. Молод – всего-то 28 лет, – но зело талантлив оказался этот дворянин из Малороссии, крепостных крестьян не имеющий.

Сперва Василий окончил Черниговскую духовную семинарию, затем – с отличием – Императорскую Медико-хирургическую академию. Зачисленный кандидатом хирургии и помощником оператора-хирурга в Санкт-Петербургский военный госпиталь, он через год уже получил чин медика второго класса и был переведен в армию.

Итало-швейцарский поход Суворова предоставил полковому лекарю обильную практику, и не только хирургическую. Сострадая героям, лечил он не столько болезнь, сколько больного. Генерал-майору же на прощание Любарский дал несколько полезных советов. Багратион старался им следовать, хотя далеко не всегда обстоятельства к тому располагали.

После изнурительной кампании в Восточной Пруссии, летом 1808 года князь поехал в Тверскую губернию, в село Высокое. Новый источник целебных вод там многие хвалили, и Петр Иванович тоже понадеялся на него. Но те воды ему не помогли: может, оказались слишком горячими для него, может – слишком холодными, а может, потому, что не было уже рядом Любарского – настоящего знатока медицины, доброго человека, веселого собеседника.

Теперь, в Бадене, находясь в кабинете врача водолечебницы при источнике «Рёмерквелле», генерал с некоторым недоверием слушал пояснения рыжего австрийца с очками на длинном толстом носу. Речь Михаэля Штурмайера, специалиста в области курортологии, переводил поручик Древич, то и дело запинаясь на медицинских терминах. Врач брал в руки карандаш, писал слова на бумаге латиницей и даже пытался показывать действие химических реактивов на пальцах.

Рассказав пациенту то, чего тот понять не в силах, Штурмайер перешел к медицинскому осмотру. Петру Ивановичу пришлось раздеться. Прикладывая к его груди холодный металлический стетоскоп, доктор слушал биение сердца и задавал обыкновенные в таких случаях вопросы. Он хотел составить курс лечения, наиболее подходящий для русского пациента, определить стоимость процедур и выписать чек для предварительной оплаты.

– Состояние вашего здоровья представляется мне вполне удовлетворительным, – сказал австриец. – Потому я назначаю обычный курс водолечения. Две ванны за два дня, затем – день отдыха.

– Хорошо, – кивнул князь.

– За лечением своих пациентов я наблюдаю сам. Таким образом мы будем теперь встречаться часто, господин генерал, – Штурмайер впервые улыбнулся.

– Откуда вы знаете, что я – генерал? – хмуро спросил Багратион.

– О, все очень просто. Я выписываю ежедневную газету «Венское время». Там недавно сообщили о Терезианском бале во дворце Хофбург и перечислили кавалеров ордена Марии-Терезии, посетивших его. Ваша фамилия находилась в списке.

– Да, я присутствовал на балу.

– Не беспокойтесь, ваше превосходительство. Никаких вопросов о войне или о политике. Они меня не интересуют, – Михаэль Штурмайер, наклонил голову, выписывая чек, и круглые стекла его очков блеснули. – Я лишь желаю применить свои познания для пользы людей, в них нуждающихся.

– Благое намерение, – ответил Петр Иванович и взял чек в руки.

Сумма там значилась немаленькая. Оставалось выяснить, соответствует ли ей квалификация доктора и условия пребывания в «Рёмерквелле», считающейся в Бадене лучшей водолечебницей.

С первого взгляда процедурный, или как его называли австрийцы, купальный зал понравился Багратиону чистотой, воздухом какой-то особой свежести, оформлением интерьера, претендующим на роскошь. Возможно, это впечатление возникало из-за сияния белого мрамора, плиты которого покрывали пол и стены каждой из семи секций купальни. Мраморными были ванны, крышки столов для врачей, раковины умывальников. Фигурные, литые из бронзы краны, задвижки, ручки на дверях, начищенные до блеска, казались произведениями искусства. Им не уступали в совершенстве кушетки и шкафчики красного дерева, раздвижные ширмы в китайском стиле.

Вода из теплого серного источника поступала в ванну по трубе. Уровень наполнения ванны, содержание в ней сероводорода и температуру врач регулировал простым способом: добавляя обычной, неподогретой воды, если у пациента возникали неприятные ощущения в области сердца, затруднялось дыхание или краснела кожа.

Генерал от инфантерии, погрузившись в ванну, сначала почувствовал легкое покалывание во всем теле, потом – усиление кровообращения. Доктор, стоявший рядом, спросил, не горячо ли ему, не болит ли сердце. Князь, отдавшись новым ощущениям, отвечал, что ему хорошо. Австриец не спускал с Петра Ивановича глаз, иногда брал его за руку, сжимал запястье и считал пульс. Ничего страшного не происходило, но мера ответственности держала Михаэля Штурмайера в напряжении. Пользуясь присутствием поручика Древича, он принялся рассказывать русскому военачальнику о процессах, происходящих сейчас в его организме:

– Научные исследования, проведенные мной в последние годы, свидетельствуют о проникновении через кожу сероводорода. Он даже проникает через гематоэнцефалический барьер …

– Не может быть, – отозвался князь.

Австриец не почувствовал его иронии.

– Да-да, ваше превосходительство, – настойчиво повторил он. – Существенное значение в снижении токсичности сероводорода имеют белки крови. Сероводород окисляется …

Василий Любарский, проводя свое лечение, никогда не рассказывал шефу Седьмого егерского полка этакую тарабарщину. Он избирал для беседы какие-нибудь простые, житейские темы. Не будь в австрийце научной занудливости, Петр Иванович наедине поинтересовался бы у него об активности, но совсем в другой сфере. Например, поможет ли ему «Рёмерквелле» хоть немного помолодеть, набраться сил и удивить чем-то интересным дражайшую его половину, очаровательную Екатерину Павловну. Да так, чтоб она позабыла и графа Разумовского, и графа Меттерниха, и других венских вертопрахов, а поехала бы с ним на север, в родные края.

Прошло ровно двенадцать минут, и Штурмайер вместе с Древичем подняли генерала на ноги, помогли выбраться из ванны, уложили на кушетку. Укутанный в шерстяной плед, с подушкой под головой, Багратион не заметил, как заснул.

Сон этот был легким, приятным, но недлительным. Между тем тревоги сегодняшнего дня как будто отступили прочь. Привиделся Петру Ивановичу город его детства Кизляр. Кавказское солнце слепило глаза, река Терек шумела у стен крепости, и отец, одетый в зеленый кафтан пехотного штаб-офицера, что-то разъяснял, показывая рукой на заснеженные вершины гор.

Оказалось, совсем не князь Иван Александрович Багратион обращается к сыну, а доктор Штурмайер хочет разбудить задремавшего пациента, чтобы провести первый сеанс массажа. Потомок грузинских царей оглянулся в поисках массажиста, но австриец, закатывая рукава, объяснил: делать массаж будет он сам. Это входит в круг его обязанностей, уже оплаченных князем…

По вечерам люди из высшего венского общества, приехавшие в Баден для летнего отдыха и лечения, собирались в двух фешенебельных ресторанах «Rauhenstein» и «Espanade». В первом подавали блюда классической австрийской кухни, во втором – итальянской.

Кроме того, оба заведения привлекали клиентов и другими услугами. При «Rauhenstein» существовало казино с рулеткой и зелеными ломберными столами для карточной игры, при «Esplanade» – бильярдный зал. Об этом Древич узнал от доктора, пока его шеф отдыхал после ванны. Теперь поручик предлагал Багратиону сперва побывать в австрийском ресторане, затем в итальянском, и ради любопытства – взглянуть на бильярд.

Обычным вечерним времяпрепровождением офицеров Российской Императорской армии являлась игра в карты. Порой это приводило к последствиям, поистине печальным. Поддавшись азарту, командиры проигрывали не только свои, но и казенные деньги. За крупную растрату можно было или лишиться всех чинов и орденов, продолжив службу рядовым, или на каторгу в Сибирь угодить.

Бильярд не получил такого распространения. Он требовал особых условий: массивного прямоугольного стола с шестью лузами, набора из шестнадцати шаров, выточенных из слоновой кости, два-три длинных кия – в поход с собой подобное хозяйство не возьмешь, в парусиновой палатке не установишь. Лишь в некоторых гвардейских частях, расквартированных в столице постоянно и имеющих собственные здания для офицерских собраний, могли позволить себе этакую европейскую забаву.

Багратион согласился начать с ресторана «Rauhenstein». Ужин там ему понравился. Готовили по-настоящему вкусно, вина подали отменные. Вышколенные официанты, в одинаковых темно-вишневых жилетках и длинных белых фартуках, неслышно передвигались по залу. Счет они принесли по первому требованию – он был точен и вполне соответствовал генеральскому жалованью.

Однако казино при ресторане Петру Ивановичу совершенно не понравилось. Вместе с адъютантом он сел играть партию в вист и, конечно, проиграл. По его наблюдениям, немало тому способствовал тучный седовласый господин, сидевший напротив. Глаза у того бегали, пальцы с перстнями пребывали в вечном движении, ловко перебрасывая атласные карты. Багратиону показалось, будто он обменивается с напарником какими-то знаками. Например, перед тем как сбросить карты масти «пики», потирает мизинцем щеку.

– Уходим, – тихо сказал генерал своему адъютанту, аккуратно расплачиваясь за проигрыш.

– Почему, ваше превосходительство? – жалобным голосом спросил молодой офицер. – Ведь игра едва началась. По-моему, я понял их секрет. Сейчас отыграемся!

– Да, секрет прост, – уверенно произнес Петр Иванович. – Они опытные шулеры. Выиграть тут невозможно. Объясните, очень вежливо, что второй партии не будет…

Поручику не оставалось ничего другого, как выполнить приказ, хотя в душе он протестовал, ругая «этого старого хрыча», и утешал себя надеждой как-нибудь вечером снова появиться здесь без князя, сыграв самому. Ставки в «Rauhenstein» были крупными, вероятность вмиг разбогатеть заглушала доводы рассудка…

На четвертый день они выбрались в ресторан «Esplanade». Князь сохранил наилучшие воспоминания о походе в Италию и теперь с удовольствием рассматривал пейзажи на стенах заведения.

Вот на холме посреди долины – старинная крепость с башнями и зубчатыми стенами, похожая одновременно и на крепость Брешия, и на крепость Саравалли, взятые союзниками в апреле и в июне 1799 года. А вот типично итальянская улочка. Желтовато-серые, в два этажа, каменные дома с балкончиками, залитыми ослепительным южным солнцем, трактир с распахнутыми настежь дверями и понурый ослик на привязи рядом. Сколько таких улиц прошел он со своим Седьмым егерским полком! Итальянцы весело и радушно встречали русских, а к австрийцам относились настороженно, даже враждебно.