Текст книги "Белая Богиня"

Глава 5

От неудобного сидения под деревом у Анны затекли ноги. Рыжий то и дело норовил сбежать, поэтому пришлось сунуть его за пазуху. Под курткой он пригрелся и вроде даже задремал. Анна прислушивалась к его мерному дыханию и вспоминала все, что знает о кошках: им снятся сны, у них больше нейронных связей, чем у собак, они нормализуют сердечный ритм, владельцы кошек в среднем живут на три года дольше владельцев хомячков. Последнее в свете происходящего радовало особенно. Спасибо, Рыжий.

«Когда это я стала владелицей кота? – мимоходом поразилась Анна. – Еще с утра у меня и мыслей таких не было. Надо сходить к ветеринару, купить Рыжему миски, сделать документы и приобрести ошейник с колокольчиком. И сообщить хозяйке квартиры, что у нее появился еще один жилец».

Квартира. Маленькая, очень светлая, с лакированным деревянным полом, французскими окнами и просторной кухней. Анна влюбилась в нее с первого взгляда и решила, что хочет жить только здесь. От огромных помещений с высокими потолками, лепниной и тройными стеклопакетами, которые предлагал Джон, отказалась.

– Посмотри еще, – уговаривал Джон. – Сейчас в Лиссабоне очень много высококлассного жилья, которое можно снять за копейки. Рынок туристической аренды рухнул, люди хотят заработать хоть что-то. Ты можешь выбрать престижный район, современный дом с подземным гаражом и бассейном на крыше. Обычно это стоит тысячи три, но сейчас цены упали вдвое и больше.

– У меня нет машины, и я не умею плавать.

– Машина – не проблема, – возразил Джон. – У меня много машин, дам тебе одну.

Но Анна уперлась: идея остаться в Лиссабоне ей нравилась, а вот сидеть на шее у постороннего человека – нет. Джон сказал, что будет оплачивать ее жилье, медицинскую страховку и расходы на жизнь, а потом, когда она вступит в права наследства и продаст поместье, они рассчитаются.

– Это не благотворительность и не подарок. Считай, инвестиция.

Дина фыркала и негодовала.

– При чем тут поместье? Оно твое по праву, и ты не обязана делиться с этим проходимцем. Дом тебе достался от родни по материнской линии, и уговора делить его не было, речь шла только о том, что оставил твой отец. Половина от стоимости алмазов – уже много, – кипятилась она. – По справедливости ЭТОТ вообще ничего не заслуживает. А он уже и к «Ласточке» лапы тянет. Кровопуй. Кровопит. Как это по-русски сказать?

– Кровосос. Слушай, алмазы еще неизвестно, найдутся или нет. А дом и земля – вот они. ЭТОТ уже и так до фига потратил: привез меня сюда, документы сделал, адвокаты его работают. Я хочу остаться, и мне надо на что-то жить. Почему не взять в долг, тем более, не просто так, а под хорошее обеспечение?

Имелся и еще один аргумент в пользу денег Джона: он ведь не захочет содержать ее бесконечно, значит, заставит своих адвокатов работать быстрее. И дом постарается продать подороже – чем больше за него удастся выручить, тем весомее получатся джоновы пятнадцать процентов от сделки.

– Ты же не хотела его продавать, – напомнила Дина. – Это же твое семейное гнездо.

Подруга затронула больную тему.

«Вот так живешь себе потихоньку, никого не трогаешь, работаешь. Замуж хочешь. Худо-бедно карабкаешься, понимая, что исходные, так сказать, данные, сильно подкачали: сама из деревни, мама пьяница, папа неизвестен, с сестрой не ладишь. Снимаешь квартирку на окраине, учишь чужих детей английскому и смиряешься с тем, что своих, видимо, уже не будет. Думаешь кота заводить…»

– Слышь, Рыжий, – прошептала Анна, – мне по возрасту таких, как ты, штуки три полагается. Господи, я уже ног не чувствую.

Стараясь не шуметь, она сменила позу и оперлась спиной о ствол дуба. Мысленно усмехнулась: «В Алентежу полно пробковых дубов, а мне попался именно тот, с которого никто не снимает кору. Ненужный, получается, дуб, неприбыльный».

Очень хотелось посмотреть, сколько прошло времени с тех пор, как она спряталась в зарослях от приближающейся машины. Но заряда телефона оставалось совсем мало, и каждое включение экрана приближало момент, когда связь прервется.

Машина, кстати, у мегалитов не задержалась: подъехала, остановилась, вышел из нее какой-то мужик, огляделся и уехал. Видно, не понравились ему доисторические камни. А может, просто не туда свернул, заблудился. Ничего, в общем, такого. Может, и стоило попроситься к нему в попутчики до ближайшей деревни. Но Дина велела сидеть тут и ждать.

«Значит, будем сидеть, ждать и думать свои невеселые мысли, да, Рыжий?»

В животе заурчало от голода, начала мучить жажда. Ее слегка подташнивало: видимо, организм реагировал на ту дрянь, с помощью которой ее вырубили утром.

«Стоп. Думать об этом будем потом, когда выберемся. Сейчас нельзя, потому что нельзя слететь в панику и поддаться страху. Кто бы меня ни похитил… Ох, черт, меня похитили, я жертва похищения…»

– Так, все, – вслух произнесла Анна, достала многострадальный леденец от кашля, подумала и спрятала обратно в карман. – Скоро приедет Дина. Привезет еды и воды. А пока сидим, дышим свежим воздухом. Тут тихо, спокойно, никто не найдет. Предупреждали умные люди, что придет время – буду разговаривать с котами, – нервно хихикнула Анна. – А что делать, Рыжий, если больше не с кем. В общем, слушай, Рыжий. Живешь себе, хлеб жуешь, а потом раз – и ты вовсе не ты, и родители твои не родители, и все, что было ДО, – обман и неправда. То есть, вообще все, понимаешь? Родилась ты не там, где думала. Зовут тебя иначе. И прожила ты тридцать лет и три года не своей, а чужой жизнью. Тебе ведь от рождения тоже совсем другое полагалось. Ты когда на ферме в мамкино брюхо лапами упирался, тоже не думал, что будешь сидеть у меня под курткой и ждать Дину. Но что-то пошло не так…

По правде говоря, «не так» пошло не что-то, а вообще все, причем еще до ее рождения. Но разбираться в этом Анна не хотела, хотя с самого начала знала, что однажды все равно придется. Придется прочесть до конца письмо, оставленное матерью. Обдумать каждое слово, каждую букву, и решить, что к ней чувствовать – к женщине, превратившей жизнь своего ребенка в ад. К мужчине, который не смог защитить их обеих. К другому мужчине, который творил зло, зная, что это зло. Что надо будет заново знакомиться с собой, помня, что ты – часть и порождение этого зла.

Делать вид, что кровь ничего не стоит, не выйдет. Можно попробовать принять, но забыть не получится. Тем более, чтобы забыть, сначала надо вспомнить.

Вот и Джон говорит: «Вспоминай. Вспоминай, что там было, на вилле “Ласточка”, когда я привез из Анголы коробку с письмами и камнями. Детство свое в русской деревне вспоминай, может, мать что-то говорила. Любая мелочь важна. Ведь вспомнила же ты земляничный дом и ласточек».

Каждый раз, приезжая в Синтру, Анна пыталась вспомнить. Бродила по дому, по саду, смотрела на подступающие к поместью горы. Но дом помалкивал, горы тоже хранили молчание. И старый мажордом Зе молчал, потому что разум его давно заволокло туманом, а память раскололась на мелкие осколки. Сколько ни спрашивай, он толком ничего не скажет.

Анна, впрочем, и не усердствовала. По правде говоря, она совсем не верила, что можно отыскать пропавшее много лет назад. Да и зачем их искать, проклятые камни, которые никому не принесли счастья?

Больше всего было жалко старого Зе, особенно когда он смотрел на нее слезящимися от старости глазами и спрашивал: «Чего дона хочет?»

Он видел не Анну, а другую женщину, которой служил в молодости. Одну из тех, чьи портреты, почти три века украшавшие парадную столовую, теперь громоздились, повернутые к стене, в бывшем винном погребе. Анна обнаружила их, когда только начала исследовать дом – всех этих женщин из рода Оливейра, и потом много дней изучала в зеркале свое лицо, пытаясь найти в себе что-то от них. Она ведь тоже Оливейра, хоть и наполовину, должно же быть фамильное сходство.

Иногда казалось, оно есть. Чаще – что это совсем чужие женщины, а она – просто самозванка, кукушонок, подброшенный в богатое гнездо и разоривший его.

«С чего начался упадок поместья? Почему захирел род, о котором я знаю мало, но достаточно, чтобы понимать: несколько поколений семьи Оливейра были богаты и влиятельны? Что произошло: сокрушительный удар, например, мое рождение? Или я пришла в этот мир, чтобы увидеть руины, оставшиеся от былого величия?»

Анна не знала этого и не пыталась узнать, приучая себя к мысли, что «Ласточка» – просто старое здание на участке запущенной, давно не знающей заботы земли. Одергивала каждое «мой-моя-мое»: не привыкай, не привязывайся, все равно придется расставаться. Так, наверное, говорили себе рабыни, родившие детей и знающие, что их в любой момент могут отобрать. Но сердцу не прикажешь, и Анну, как магнитом, тянуло в этот странный дом земляничного цвета, где обитали полупомешанный старик, летучие мыши и призраки прошлого.

Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не услышала, как заскрипел под чьими-то шагами гравий. Зато услышал Рыжий. Вздрогнул, высунул голову из-под куртки и выпустил когти.

– Офигел? – тихо прошипела Анна. – Я тебе что, Святой Себастьян?

Кот рвался из рук, и разумно было бы его отпустить. Но Анна вцепилась в него изо всех сил: потерять Рыжего отчего-то стало казаться ей катастрофой, сравнимой с потерей «Ласточки».

– Хорошо, что ты маленький, – пыхтела Анна, сражаясь с котом. – Угомонись, придурок, скоро домой поедем. Сиди, кому говорю.

В пылу битвы она не сразу увидела белую фигуру, плывущую мимо ее убежища по направлению к кромлеху. А когда увидела, горло перехватило от утробного ужаса, и руки разжались сами собой. Рыжий спрыгнул на землю и скрылся в темноте.

Существо, идущее по дороге, несомненно, было женщиной. В скупом свете нарождающейся Луны Анна увидела длинные светлые волосы и тусклый золотой блеск широкого ожерелья. Высокая, стройная, облаченная в белоснежное одеяние до пола, перехваченное в талии широким поясом, женщина шла медленно и совершенно бесшумно. Она не смотрела под ноги, четкий профиль ее был обращен к небу. Дорога явно ей хорошо знакома.

Анна смотрела на нее как завороженная. Из-за белой одежды и гривы светлых волос казалось, женщина излучает сияние и оставляет его шлейф подобно комете. Шлейф действительно присутствовал, или, скорее, свита – несколько фигур, идущих на почтительном удалении от первой. Анна насчитала восемь женщин, и каждая несла в руках что-то вроде горящей лампады. Обычные живые женщины… Под их ногами скрипел гравий, а одна, меньше и толще других, даже тихонько закашлялась.

Процессия прошла мимо Анны и скрылась между менгирами. Спустя несколько секунд оттуда донеслось тихое стройное пение на незнакомом языке.

Анна сидела под дубом, абсолютно опустошенная от увиденного. Обжигающий ужас первых мгновений погасил панику, как лед гасит приливную волну. Она просто сидела на траве и смотрела перед собой. В голове ни единой мысли. Словно странное существо в белых одеждах одним своим присутствием лишило ее способности испытывать хоть что-то.

Сознание Анны следовало за тихим пением покорно, как дитя за дудочкой Гамельнского крысолова. И это пение неудержимо влекло ее туда, где выстроились кругом древние камни. В самый центр этого круга.

Она встала, отряхнула джинсы от налипшей травы, лизнула глубокие царапины на тыльной стороне руки, с усилием раздвинула живую изгородь и вышла на дорогу. Молодой месяц висел над оливами, впереди дышали вечностью мегалиты, и песня, что пели в кромлехе существа в белом, звучала как начало всех начал. Словно прямо сейчас там, между древних камней, зарождалась сама жизнь.

Эта песня была ей странно знакома – не разуму, но инстинктам. И она будто говорила: «Иди к нам, иди, иди, иди…» Все в Анне откликнулось на этот зов, обещающий счастье и покой, и она пошла вперед, туда, где темные камни и белые женщины, словно фигуры на шахматной доске мироздания, играли свою бесконечную партию.

– Остановись!

Анна вздрогнула всем телом и обернулась так резко, что шею пронзила острая боль. Эта боль вернула ее в реальность, как укол иглы возвращает людей в сознание.

Пение внезапно оборвалось. Ночь потемнела еще больше, и какой-то человек протягивал ей руку. Из кустов неторопливо вышел рыжий котенок, подошел к Анне и по-хозяйски уселся у ее ног.

– Анна, ты меня слышишь? Понимаешь, что я говорю?

Она взяла на руки кота, глубоко вздохнула.

– Я понимаю, что ты говоришь. Я не понимаю, какого черта ты здесь делаешь, Леандру.

* * *

– Хотите сказать, она ушла с места встречи? – спокойно уточнила Магистр, и в этом спокойствии он безошибочно уловил предвестие бури.

– Я хочу сказать, она где-то там. Найти ее будет несложно.

– Никто не станет ее искать! Смысл именно в том, что она должна быть в определенном месте в определенный момент времени.

– Вы сказали, временной отрезок – три часа. Я обеспечил ее присутствие рядом с кромлехом на этот временной отрезок. Если вы хотели, чтобы ее привязали к менгиру, вам следовало дать более четкие инструкции.

Магистр молча дала отбой.

«Похоже, это увольнение, – подумал он. – Что ж. Так и было задумано.

Глава 6

– Я приехал за тобой, – тихо сказал Леандру.

Он выглядел собранным и уверенным, но Анна физически чувствовала исходящее от него напряжение. Как в первую встречу, когда он увозил ее из пустого лиссабонского аэропорта в ночь и в будущее, представлявшееся ей прекрасным. Тогда он обманывал. Может, обманывает и сейчас.

– Поехали, Анна, у нас нет времени.

– Звучит знакомо, – недобро усмехнулась она. – От кого убегаем на этот раз?

– Ради бога, Анна! Давай уберемся отсюда! Отношения выясним в машине.

Она и сама не поняла, что ее взбесило. Тон ли, который показался ей покровительственным, или то, что, несмотря на свой маленький рост, он ухитрялся смотреть на нее сверху вниз… Или его прическа, которая, хоть в темноте этого и не видно, наверняка идеальна, волосок к волоску, и вызывает в памяти сцену из «бондианы» – ту, где Пирс Броснан едет по Питеру на танке, и ни одна пылинка не садится на его безупречный костюм. А она стоит перед ним мокрая, испачканная землей, в грязных кроссовках и лохматая. Руки изодраны колючими кустами и диким котом. Да и кот, прямо скажем, не красавец. Тот анекдотический момент, когда встречаешь своего бывшего в шапке до бровей и растянутых трениках.

– Не смей разговаривать со мной как с истеричкой! – шепотом взорвалась Анна. – «Поехали, у нас нет времени»! Я что, похожа на дуру?

– Сейчас похожа, – немного опешил Леандру.

«Он, кажется, улыбается. Гад. Сволочь».

– Слушай, если ты видела то же, что и я, нам лучше убраться отсюда, и поскорее.

Странным образом именно это ее успокоило: существа в белом не были галлюцинацией, они реальны, значит, реальна и опасность.

– Как хочешь, – Леандру круто развернулся и зашагал в темноту. – Но в машине есть еда и вода.

– Пошел к черту, – жалобно ответила Анна и, поудобнее перехватив кота, поплелась за ним.

Машина была все та же, видавший виды «сеат», на котором Леандру приезжал в «Ласточку» для «последнего разговора», что должен был поставить точку, но ни черта не поставил. Вернее, для него-то поставил, а вот Анна все эти месяцы с переменным успехом маялась проклятым многоточием.

Перед тем, как нырнуть в теплый салон, Анна оглянулась на кромлех. В густой темноте ноябрьской ночи его было не разглядеть, оттуда не доносилось ни звука. Даже деревья, кажется, перестали шелестеть листьями.

От этой внезапно наступившей тишины Анну пробрал мороз. Она села в машину, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Рыжий устроился у нее на коленях и замурчал.

– Пристегнись, Анна, – попросил Леандру.

Она завозилась, отыскивая ремень безопасности. Рыжий недовольно вякнул и, цепляясь когтями за обивку, перелез на заднее сиденье.

– Я помогу, – Леандру наклонился к Анне, почти уткнувшись головой в ее колени.

Она уловила запах его шампуня: лайм и манго, резкая свежесть, смягченная сладостью спелого плода. Известная марка, бразильская, фруктовая, две линейки, мужская и женская, – Анна нашла ее в старинной лавке с вывеской Drogaria. Название это показалось ей смешным и странным, ведь drogas по-португальски означает наркотики, и лавки такие, а их по городу сотни, выходит, должны торговать всяким нелегальным товаром, ведь где наркотики, там и оружие. Дина смеялась, но не сильно, потому что слышала такие умозаключения от каждого второго иностранца.

В голову лезли дурацкие мысли, но Анна радовалась и таким. Что угодно, лишь бы не утонуть в обдавшей ее жаркой волне, состоящей из желания и ненависти, не утонуть или, и это много, много хуже, – не позволить ей унести себя на тот берег, откуда она уже не вернется.

– Готово. Можем ехать, – голос Леандру звучал глухо и немного хрипло.

Анна со злорадством подумала: «А ведь и тебя этой волной зацепило. Как бы ты ни пыжился, как бы профиль свой иберийский ни напрягал, а что-то между нами есть, и ты это чувствуешь!»

Машину потряхивало на грунтовке, Леандру крутил руль, объезжая камни и ямы. Молчание затянулось, и Анна не хотела его нарушать. Но кое-какие вопросы следовало все же прояснить.

– Как ты узнал, что я здесь? – откашлявшись, поинтересовалась Анна.

– Сердце подсказало, – хмыкнул Леандру, и ей захотелось дать ему в морду. – Меня прислала твоя подруга.

– Дина? – изумилась Анна.

– А у тебя здесь появились другие подруги?

Желание дать в морду стало еще сильнее.

– Дина скорее руку себе отгрызет, чем заговорит с тобой.

– Себе – возможно. Но, насколько я понимаю, в этом случае речь шла о твоей руке. А это не то же самое.

Анна достала телефон и увидела кучу пропущенных звонков и с десяток сообщений, последнее из которых было набрано большим буквами и содержало две строчки вопросительных знаков: «ЭТА СКОТ ПРИЕХАЛ??»

«Эта скот» еле слышно выругался, наехав на кочку.

«Да, все ок», – настучала Анна, нажала «отправить», и экран погас.

– У тебя есть USB для зарядки?

– Этой машине двадцать лет, – Леандру тоже откашлялся. – Конечно, здесь нет USB. Есть руль, четыре колеса и сиденья. И бензобак, а в нем, похоже, дыра. Судя по расходу топлива.

– Ты говорил, есть вода.

– На заднем сиденье, – ответил Леандру, не отрывая взгляда от дороги. – Там пакет. В пакете сэндвичи. Любишь leitão à Bairrada?

Жареного поросенка Анна не любила да и есть уже не хотелось. Появление Леандру напрочь лишило ее аппетита. Чего нельзя сказать о Рыжем, который, судя по шуршанию и громкому чавканью, уже добрался до гордости португальской гастрономии.

«Этот кот точно не пропадет», – подумала Анна, отстегнула ремень и полезла за водой.

Рыжий действительно ел, сидя на разорванном в клочья пакете и придерживая лапой здоровенный кусок жареной свинины. Глаза его светились оранжевым огнем, шерсть на загривке стояла дыбом, и весь он, жующий и подвывающий от восторга, напоминал сейчас порождение ада – мелкое, но чрезвычайно злобное.

– Этот кот – жулик и вор, – заметил Леандру. – Будешь с жуликом жить.

– Не в первый раз, – огрызнулась Анна. – Этот хотя бы не изображает хорошего.

Она пошарила по сиденью в поисках бутылки и наткнулась на что-то твердое и холодное, прикрытое кучей тряпья.

– Какой бардак, – начала она и осеклась, потому что фары встречного автомобиля осветили то, что лежало под тряпьем. Охотничье ружье.

Стараясь не показать, что запаниковала, Анна взяла бутылку с водой, медленно, очень медленно открутила крышку и стала пить, считая глотки. Досчитав до десяти, вернула бутылку обратно, пристегнулась и уставилась на дорогу.

«Утром меня похитили и увезли за сто километров от дома. А вечером я сижу в машине с вооруженным психопатом. Между этими двумя событиями я с ногами залезла на древний артефакт, чуть не ушла в какую-то секту и завела кота. Какая насыщенная жизнь!»

– Что случилось, Анна? Ты плохо себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Леандру.

«Какая трогательная забота. Как мило».

– Представляешь, – устало отозвалась она, – я даже не знаю, что больнее: то, что ты меня обманул ради денег или…

– Или?..

– Или то, что ты ничего ко мне не чувствуешь.

– Анна…

– Что «Анна»? Если сейчас скажешь: «Мне очень жаль», я тебя пристрелю из этого ружья! Кстати, зачем тебе оружие? Ты что, наемный убийца? Снайпер?

– Это охотничье ружье. Я охотник. Семейная традиция, – Леандру говорил отрывисто, словно разговор был ему неприятен. – Зимой мы ездим на охоту, понятно? Я приехал за тобой так быстро, потому что находился рядом. У моей семьи дом неподалеку от Эворы.

«У какой семьи? Ты же говорил, что сирота, – мысленно взвыла Анна. – Сиротинушка!»

– Дина позвонила мне поэтому. И еще потому что на охотников с лицензиями не распространяется запрет на передвижение по стране.

– У кого ружье, у того и свобода, – пробормотала Анна. – А кстати, откуда Дина знает о тебе такие подробности?

– Об этом лучше спроси у нее.

«Дина. Она была рядом с самого начала. С той самой ночи, когда, не задав ни одного вопроса, привела в свой дом незнакомую иностранку. Опекала, поддерживала, помогала. Хотя можно ведь посмотреть на это иначе. Направляла. Обращала внимание на определенные вещи. Подсказывала. Вела. Манипулировала – так это называется, если без сантиментов. Дина знала все. Может, и об алмазах. И о “Ласточке”. Если так, то все, абсолютно все встает на свои места. Особенно если предположить, что и с Джоном она знакома дольше, чем оба говорят. Да, наверное, и с Леандру. И все эти близость, доверие, дружба – просто затянувшаяся партия в преферанс, где мне отведена роль болвана. Что бы ни пришло мне со сдачи, моими картами распоряжается кто-то другой. Я в игре не участвую, а всего лишь присутствую».

Горло перехватило, из глаз брызнули слезы.

– Как давно ты знаком с Диной? – сдавленно спросила Анна. – Со школы? С детского сада? Может, вы вообще родственники?

Грунтовка закончилась, из темноты выплыл указатель «LISBOA». Леандру остановил машину и повернулся к Анне.

«Все это уже было, – отметила про себя Анна. – Только в другой машине, подороже. И на другой дороге. И теперь повторяется».

– Давай, начинай опять врать. Но лучше бы ты сказал правду. Мне уже все равно. Я просто хочу знать, ради чего это все.

– Заткнись, – неожиданно жестко перебил ее Леандру. – Я знаком с Диной восемь месяцев. Мы никогда не встречались раньше. Она не имеет никакого отношения к нашей с тобой истории. В отличие от меня, она твой друг. Хороший настоящий друг. И если ты думаешь иначе, ты дура.

Анна смотрела на него во все глаза.

– Я ей не нравлюсь, – продолжал Леандру. – Пожалуй, справедливо. Но тебя она любит. Как ни странно. Вспомни об этом, когда опять начнешь думать всякое дерьмо.

Любит «как ни странно». Сказал он это нарочно или просто не заметил, а может, издержки английского, не родного им обоим, но Анна разрыдалась.

«Почему любить меня – странно? Чего тут странного? Других – нормально, а меня странно»?

Она содрогалась в рыданиях, повиснув на ремне безопасности, словно тряпичная кукла, и не успокоилась даже когда Рыжий, еле волоча набитое поросятиной брюхо, забрался ей на плечо и принялся лизать висок колючим, как наждак, языком.

Леандру спокойно курил в открытое окно машины и не делал попыток заговорить.

«Теперь ему еще и противно», – подумала Анна, схватила Рыжего, уткнулась в теплый кошачий живот и зарыдала еще горше. Ей было жалко себя, жалко свою дурацкую жизнь. Если бы сейчас Леандру достал свое ружье и вышиб ей мозги, она бы сказала ему спасибо. Потому что уж лучше так, чем барахтаться в этих зыбучих песках, надеяться на что-то и понимать, что все равно они сомкнутся над твоей головой, и никто, никто тебя не спасет. Рыжий икнул, кашлянул и с громкостью, поразительной для такого маленького существа, исторг Анне на голову краденого порося. Не слишком тщательно пережеванного.

– О, господи, – Леандру выбросил в окно окурок, откинулся на сиденье и захохотал.

Анна мгновенно перестала рыдать и мрачно подсчитала: «Похищение, доисторические ритуальные камни, жуткие бабы в белом, бывший с ружьем. А теперь на меня наблевал кот. Ах да, кот. Между ритуальными камнями и бабами я завела кота».

– Выходи из машины, – велел Леандру.

– Бросишь меня тут? Голодную, без связи, с кошачьей рвотой на башке? Почему-то я не удивлена.

– Воду из бутылки буду лить, – разозлился Леандру. – Попробуем привести тебя в порядок. Ты очень недобрая женщина, Анна. Плохо думаешь о людях. Возможно, у тебя есть причины, но это все равно… некрасиво.

«Возможно? Возможно?! Да ты, например, чем не причина шарахаться от любого двуногого?»

Анна подставила пряди длинных волос под тонкую струйку воды и с изумлением обнаружила, что слова Леандру заставили ее почувствовать стыд.

– Тебе лучше? – спросил он, когда вода в бутылке закончилась.

Ей и правда стало получше, хоть она понимала, что облечение это временное. Длинное беззаботное лето ей не принадлежало, это была жизнь взаймы. Пришло время платить по счетам. Кому, за что и каким образом – непонятно. Но счета это не обнулит и не отменит.

– Не выносишь женских слез, а? – усмехнулась Анна. – Спокойно. Больше рыдать не собираюсь.

Леандру достал очередную сигарету и присел на капот.

– Тебе нужно было поплакать. Иногда это единственный способ сбросить напряжение. Не знаю, что случилось, но в машине я чувствовал себя так, словно везу атомную бомбу, готовую взорваться.

– Я знаю не больше твоего, – Анна в последний раз промокнула волосы и привычным жестом скрутила их в пучок. – Какие-то камни. Какие-то женщины. Бред какой-то.

– Камни очень известные, кромлех Алмендриш самый большой на Полуострове…

– Говоришь прямо как Дина.

– Как все учителя истории в Португалии. Эти «странные камни» знает каждый, кто закончил школу. Обязательная экскурсия. Всем классом, и главное было занять место у окна, а потом уступить его Изабел…

– Какой, на хрен, Изабел? – вырвалось у Анны.

– Изабел была самой красивой девочкой в моем классе, – Леандру говорил рассеянно, словно мыслями витал где-то далеко. – Слушай, а те женщины в белом… Я с детства думал, это городская легенда. Выдумка, чтобы мы не лезли куда не надо.

– Стой-стой-стой, – Анна почувствовала, как вспотели ладони. – Ты слышал об этих… существах… раньше?

– А кто не слышал. Это же mouras encantadas, мне о них няня рассказывала…

– У тебя и няня была?

Леандру швырнул на землю окурок и с силой раздавил его ботинком.

– У меня была няня, да. А еще я учился в частной школе, на совершеннолетие мне подарили автомобиль, и я состою в закрытом мужском клубе, которому больше двухсот лет. Я охочусь, играю в гольф, и моя мать носит зимой шубу и фамильный жемчуг. Я аристократ. И еще я член РСР.

– Это вроде ку-клукс-клана? – осторожно уточнила Анна.

– Это коммунистическая партия Португалии. Что еще ты хочешь узнать? Я расскажу. Я бы и раньше рассказал, но ты не спрашивала.

Анна стояла и слушала, как он почти кричит, и не понимала, как это он все так повернул, словно она в чем-то виновата. Хотя… Он же адвокат, перекладывание ответственности его профессия. А еще он абьюзер, газлайтер и неудачливый мошенник.

– Что еще тебя интересует? У тебя же наверняка огромный список вопросов!

Список у нее и правда имелся. Она держала его в голове рядом со списком «В каком порядке я оторву Леандру все выступающие части тела».

– Ну ладно, – она сделала глубокий вдох. – Вот тебе вопрос, и попробуй не врать. У тебя сейчас есть кто-нибудь?

* * *

Дверь поддалась легко и почти бесшумно, словно с тех пор, как ее в последний раз открывали, не прошло три десятка лет. Из темноты пахнуло влагой и подгнившим деревом.

Он осторожно шагнул вперед, но тут же вернулся и сунул между проржавевшими петлями деревянный клин.

«Если дверь запрут, мне не выйти».

Он не сомневался, что найдет выход в любом случае – любой тоннель когда-нибудь да заканчивается, куда-нибудь да ведет. Но это могло занять время, а со временем у него туговато.

«Это, пожалуй, то немногое, что у нас общего с Магистром», – мысленно усмехнулся он и, включив тусклый фонарь, двинулся вперед по извилистому подземному ходу.