Текст книги "Олег Борисов. Отзвучья земного"
Автор книги: Алла Борисова
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Я уполномочен пригласить вас во МХАТ. Работать… От лица Ефремова. Понимаю, вы должны это взвесить… У вас такое положение в Ленинграде, новая квартира… Мы это знаем. При встрече с Ефремовым все бытовые вопросы…
– И творческие!
– И творческие, разумеется. Уверен, будет интересно. Собирается сильная труппа.
– Мне нечего взвешивать. Да и начинать все сначала не привыкать…
– Ну, почему же сначала?
– Передайте Ефремову, что буду ждать встречи.
На радостях купил черешневую «Палинку», мы с Аллой в номере ее выпили. Почему-то есть уверенность, предчувствие, что будет так, как обещал Смелянский. Что не обманет. Возможно, «лозунг момента» меняется: вместо «Вон из Москвы!» – снова «В Москву!». Если Бог даст…
Январь, 17
«Смоленский базар»
Для нашей встречи с Ефремовым выбрали конспиративную квартиру – жилплощадь моей тещи на Смоленском бульваре. Пришел он вовремя – признак хороший. Демократичный, в чем-то наподобие толстовки. Начали с довольно общих фраз: «Как ты?..» или «Я все это время следил за твоим творчеством». И я в этом преуспел, и он. Теща подала чай.
– Что там у тебя с «Тарелкиным» было? – поинтересовался Е. – Я так понимаю, опера какая-то?
– Да, Колкер хотел, чтобы я пел.
– Кто хотел?
– Колкер, композитор… Год за мной ходил. И Гога вроде был согласен. Пока не захотел петь Лебедев.
– Но это не дело драматического артиста, тем более «художественника» – петь. Эти мюзиклы поперек…
– До «Тарелкина» «Дядя Ваня» был, «Волки и овцы»… И все без меня. У них мнение, что я не артист Чехова, не артист Островского…
– Не артист Чехова, говоришь? Если не против, с «Дяди Вани» и начнем.
– Не против…
– Ты как-то неуверенно… В перспективе еще «Борис Годунов».
– Жаль вот «Кроткую»…
– Я слышал… это ведь Додин? Так мы можем у нас, в Филиале… Не скрою, очень хочется Товстоногову досадить…
Он увидел мое удивленное лицо и спокойно все объяснил:
– Понимаешь, все лучшие артисты, центр театральной мысли, – все должно быть во МХАТе. Идея такая… В 87-м девяностолетие их встречи в «Славянском базаре». «Борисом» откроем здание в Камергерском…
Мы еще долго беседовали. В частности, о силе реалистического искусства и о том, что все должны его бояться. Договорились, что квартирные вопросы, прописка – все через Эдельмана[62]62
В.Л. Эдельман – в то время заместитель директора МХАТ.
[Закрыть]. Уже на пороге я вспомнил, что «Кроткую» буду играть летом в Москве.
– Последняя гастроль? Но я не приду. Я ее во МХАТе хочу увидеть! Кстати, помнишь день, когда они встретились?
– Кто?
– Они… В «Славянском базаре».
– Кажется, летом.
– Правильно. А сейчас зима. И у них Славянский, а у нас Смоленский. Тут же Смоленский гастроном рядом…
И он ушел. А я начал планы строить. Но как подумал, что переезд предстоит…
Февраль, 20
Отменили спектакль «Три мешка» – болеет Стржельчик. Появилась возможность посмотреть про себя передачу (делало Ленинградское ТВ). Непритязательное название «О. Борисов». Выводы самые неутешительные: нет периода в восемнадцать лет. Ничего нормально не зафиксировано. Два кусочка из «Генриха» (не самых интересных), кусочек из «Трех мешков», кусочек из «Дачников». Да и то снимали в студии, на скорую руку. Халтура. Выручает, как всегда, кино. Беседа с Г.К.[63]63
Г.В. Капитанская – режиссер Ленинградского телевидения.
[Закрыть] происходила на даче в Комарове. За окном красивые березы. Вроде говорю правильно, а ничем не подкреплено. Не то чтобы других много снимали и лучше, – просто не Москва. Областной центр.
Февраль, 25
Детские плечики
Готовлюсь перед отъездом из этого города записать четыре сказки Андерсена и «Метель» Пушкина. «Девочка, наступившая на хлеб» – сказка особенная, трудная. Совсем не из тех, на которых мы вырастали.
Одна спесивая девочка поступает в услужение к богатым господам и забывает о своих родителях. Вообще по жизни позволяет себе много «блох» – как сказала бы княгиня Волконская, имея в виду шалости. Госпожа просит Инге (так звали эту девочку) навестить брошенных родителей и отнести им в подарок белого хлеба. Инге нарядилась в лучшее платье и лучшие туфельки, забыв, что тропинка проходит через болото. Когда ей нужно было ступать по слякоти, она бросила под ноги хлеб – чтобы не запачкаться. И только наступила на него башмачком, как провалилась под землю. Оказалась у Болотницы в пивоварне. Когда над болотом поднимается туман, все должны знать, что Болотница пиво варит. Или готовит детские плечики под острым соусом, моченые мышиные мордочки и всякого рода деликатесы. На десерт – битые церковные стекла. Кому что нравится. Стряпуха она отменная. В бутылки закупоривает сказки. В них они бродят, доходят до кондиции. Вообще Болотница жалуется, что стареет, а новых сказок пишут все меньше. Это ее беспокоит.
Готовлюсь к записи, а думаю о будущих гастролях. Театр собирается с отчетом в столицу. Не взять «Кроткую» они не могут – слишком много шуму вокруг нее. Зато засунуть в Филиал Малого театра, на Ордынку – постараются. Ничего… «Молчание, молчание», – как говорил гоголевский сумасшедший. Когда окажемся у Болотницы на исповеди, она решит, кого куда. Кого в чистилище, кого… истуканом в ее переднюю. Незавидная у Инге доля! Передняя, в которую она попала, заставлена грешниками. Хорошие места давно заняты. И души их «…терзаются вечной мучительной тревогой. Скупой, например, терзается тем, что оставил ключ в замке своего денежного ящика, другие…» Что говорить о других, когда свою душу спасать надо. Увидим перед собой Болотницу, нальет она пивка по старой дружбе и спросит: «Ты все сделал, что наметил?..» А тебе и крыть нечем: разве твоя только вина, что не успел… почти ничего? Оправданий слушать не будет, начнет чихвостить – и поминай как звали!
Но сказка есть сказка, все должно кончиться хорошо. Так и у Андерсена. Кто-то вспомнит на земле о пропавшей твоей душе и начнет за нее молиться. Божий ангел услышит эту молитву и прольет несколько слезинок на землю. Слезинки проникнут в подземелье и растворят своим теплом твой истукан. Ты и сам не заметишь, как превратишься в птичку и молнией взлетишь из глубины к небу.
Март, 10
Съездили с Эдельманом и в Моссовет, и в обменное бюро. Нет желающих с хорошими квартирами. Есть трехкомнатные в Чертаново, а на черта мне это Чертаново? Дали объявления в «Вечерку». Опубликуют четыре раза в апреле. Если и после этого стоящих предложений не будет, то труба. Е. обещал, что поможет, выпросит. Пока что есть приказ о моем въезде в Москву. И то – радость.
Март, 20–25
Второе искушение
Настала пора коснуться второго искушения – наиболее запутанного. Я не претендую на роль его толкователя, все это применительно к моей жизни – и только.
«Потом берет Его диавол в святый город и поставляет Его на крыле храма. И говорит Ему: „Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею“. Это – данность. Давайте представим себе эти „потом берет его“ или „опять берет его“. Как некий фантом в плаще, хромая, подбирается к тебе… и, выпустив пар от сухого льда, поднимает на кровлю храма. Если и не фантом, то все равно реальное лицо или маска, которые вместе с тобой должны оказаться в пустыне. Для меня очевидно, что дьявол внешнего образа не принимал и все „правила игры“ – пустыня, возведение на вершину храма – мнимы. Уловка своего рода. Дьявол – образ собирательный: состоит из миллиона крошечных цинноберов, расставленных на нашем пути. Готовых подставить копыта. Если, споткнувшись, начнешь лебезить – значит, пропустишь его в себя. И он незаметно в тебе отложится, сконструируется. Вопрос о пропорциях. Если перед тобой поставлено зеркальце, а ты успел от отражения отвернуться, значит, оставит тебя дьявол в покое и „ангелы приступят и будут служить тебе“. Бывает, что он становится твоей половиной. Это еще полбеды. Значит, душа твоя мечется. Между ангелом и бесом, что ли». Как Гришка Мелехов. А бывает, что и вся душа черная. Значит, вовремя не разобрался в искушениях… и пустился во все тяжкие.
«Умей ждать. Если катится все легко и ты имеешь быстрый успех, то путь твой, скорее всего, короток. Бери лучше другой сценарий: постепенный, через ошибки и ожидания. Просперо можно хорошо сыграть только при таком раскладе», – это меня Б.И. Вершилов утешал, что во МХАТ не взяли. Обещали, возьмут, но предпочли сына моего педагога. Свои дела. Может, в другой ситуации надо было размахивать руками, дескать – несправедливо, но я на удивление легко пережил распределение в Киев.
Теперь на секундочку представлю: в моей жизни не было бы Театра Леси Украинки. Этих тринадцати лет. Не было бы Романова, Некрасова, киевского «Динамо» и, главное, Аллы и такого Юры… Нет, даже на секундочку не представлю. Значит, правильно сказано: «…не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем; довольно для каждого дня своей заботы». Попросту говоря: не суйся вперед батьки в пекло. Я никуда и не совался: ни в коалиции, ни в партию. И к журналистам не лип. Все шло своим чередом.
А с уходом из Леси Украинки все получилось как-то само – с крыла храма я не бросался.
Теперь по порядку. После «За двумя зайцами!» успех был бурный. Наверное, более, чем картина того стоила. Афиши по городу: Голохвостый с тросточкой, без тросточки… Песня «Моя мама сэрдцэ добрэ маэ…» исполнялась «на замовлення радиослухачив» (По просьбам радиослушателей (укр.). В театре были «розовские мальчики», «Комедия ошибок», звание заслуженного и как следствие… косые поглядывания в мою сторону. Для театра зависть – вещь обыкновенная, но ведь все надо умножить на Киев, то есть – на провинцию. Не взяли меня на Декаду Украины в Москве – из принципа. А когда персонально меня пригласили на такую же «декаду» в Польшу (с «Зайцами»), директор театра Мягкий отрезал: «Ты занят в репертуаре и ни о какой Польше не мечтай!» Надо сказать, я с этим приговором тут же смирился. А судьба встала на пуант. Ко мне в грим-уборную пожаловал чиновник из Министерства культуры и вручил билет: «Вы направляетесь в составе делегации в дружественную страну. По распоряжению товарища Куропатенко. Завтра в 9 машина». Ну, я и поехал. На следующий день всех сотрудников театра созвали на митинг. Выступал Мягкий: «Член коллектива самовольно покинул… интересы проигнорировал», а за то, что зазнался, предлагаю уволить. И еще письмо в «Советскую культуру» послать. Кто подпишет, товарищи?» Ну, каков царь, такова и орда. Подписали и молодые, и старожилы – даже Лавров-старший и Опалова (им-то зачем было нужно?). Кто-то из туговатых на ухо переспросил: «Куда, куда уехал? В Польшу? Ну, это уж совсем свинство!»
А я тем временем колесил вместе со Смоктуновским (он представлял «Девять дней одного года») по Речи Посполитой. Колесил, ни о чем не подозревая. Успех у фильма и исполнителя был ни в сказке сказать: знакомства, рецензии. Фуршеты, наконец… А когда на украинскую землю вернулся, то сразу… (Это чувство многим знакомо: после успешных зарубежных гастролей вступаешь в кучу родного…) «Ты больше в Театре Леси Украинки работать не будешь! – встречая, констатирует жена и рассказывает про то собрание. В Министерстве, конечно, уже знают… будут извиняться и просить тебя вернуться. Но давай для себя решим: отсюда надо уезжать, это был знак». Когда меня вызвали к министру, я в качестве компенсации за причиненный ущерб потребовал творческий отпуск на год. Для того времени – дерзость! Вместе с А. Войтецким мы собирались снимать «Стежки-дорожки», и за год, – так я думал, – само все утрясется. Утряслось так, что я снял картину (дебютировал как режиссер) и уехал работать в Москву. К режиссеру Борису Равенских.
Конечно, желание уйти из Леси Украинки бродило давно, подогревалось коллегами с украинскими именами. Рано или поздно это бы случилось, но нужен был толчок, и я дождался его.
Киевскую историю можно считать завершенной, если добавить, что Мягкого вскоре выгнали (не только за меня, но и за Луспекаева и другие дела), а Лавров Юрий Сергеевич вскорости приехал в Ленинград – кажется, его назначили уже худруком Леси Украинки. Он не мыслил без меня репертуар театра. Как всегда, Алла накрыла стол. Он предлагал мне Хлестакова. Но бросаться с колокольни «кверху дыбом», как говорил Голохвостый, было уже поздно. А в 75-м, когда привезли «Генриха» в Киев, мне в гостиницу позвонила Евгения Эммануиловна Опалова: «Олег, я сейчас в больнице… Счастлива, что узнала ваш номер. Я бы хотела, чтобы вы простили меня за то письмо – больше ничего в этой жизни мне не нужно». Как не простить? Я пожелал ей здоровья, не зная, что жить ей недолго…
Ленинградская история и сложнее, и проще. Проще оттого, что длилась даже не тринадцать, а восемнадцать лет. Целую вечность. И за эти восемнадцать переиграл мальчиков – только уже не розовских. И в один момент (точнее – в 71-м году) это надоело – я решил уходить. Товстоногов удержал тогда Хлестаковым. (Надо еще поразмыслить, почему во все переломные моменты… появляется этот оборотень Хлестаков. Но это отдельная история.) Я пошел на аккомодацию, как сказала бы княгиня Волконская. Решил ждать… и дождался своих «Мешков», «Дона», «Кроткой». Хотя «Ревизора» уже быть не могло. Тогда, в 71-м, решение было эмоциональным. Сейчас оно как будто спокойней, взвешенней. Как, впрочем, и реакция на него Товстоногова. Он даже просветлел, когда я сказал, что ухожу. «Куда?» – поинтересовался из вежливости. «Пока не знаю, – соврал я. – В Москву…» «Вы потеряете как артист, Олег. Посмотрите, Доронина там кончилась… Да разве только Доронина?» – И вздохнул с облегчением.
На этом мы разошлись – как в море корабли. Тут же в назначениях против фамилии Тарелкин появилась – Лебедев. Композитор Колкер год учил ансамбли, арии – без главного героя. Теперь этот герой есть.
Конечно, ухожу не из-за Тарелкина. Я даже не представляю, как смог бы петь. (Что, яйца сырые перед спектаклем глотать?) В моем уходе – совокупность причин. Главное, что не интересно творчески. Уже давно не интересно. Не будем же Иссу Сулеймановича[64]64
Роль Айзатуллина – начальника планового отдела – сыграна Борисовым в пьесе «Протокол одного заседания» А.И. Гельмана.
[Закрыть] за роль считать?
Надеюсь, это последний переход. И что «не преткнусь в Москве о камень ногою своею». Ведь не преткнулся же до сих пор.
Апрель, 10
Товстоногов предложил такой вариант: мы оставляем квартиру на Бородинской театру, а он похлопочет за меня у Гришина[65]65
В.В. Гришин – в то время первый секретарь Московского городского комитета КПСС.
[Закрыть]. Кажется, наша квартира предназначается Басику…
Принц Гарри обзывает Фальстафа «запоздалой весной». Я и на такую весну согласен. Только б скорее…
Апрель, 28
Взял первую смотровую – на Тверской, над «Спорттоварами». Второй этаж. Шум неимоверный. Есть еще вариант на Тишинке. Там дом новый, моссоветовский – только заселяется. Но Алла хочет в старом фонде. Ее понять можно: наша горка и пушкинская люстра не сочетаются с низкими потолками. Все-таки придется соглашаться на «Тишинский» вариант – выбора особого нет.
До нового сезона рукой подать. Живем пока в общежитии МХАТа в Гнездниковском. Из окон виден особняк Госкино. Каждое утро в девять «членовоз» привозит министра…
Июль, 21
Начали снимать «Парад планет». Уже успел втянуться в ритм военной жизни. Подъем рано, непременно бег, завтрак, выезд… Из-за ночных съемок все время хочется спать.
Вчера сходил в местную книжную лавку и накупил «литпамятников» – в Москве не найдешь[66]66
Фильм «Парад планет» снимался в г. Пущине.
[Закрыть]. И Кэрролла, и Анненского, и Овидия. Всего книг пятнадцать. Но главная добыча – Монтень. Тут копать и копать. Открыл наугад: «Занятость для известного сорта людей – доказательство их собственных дарований и их достоинств. Их дух успокаивает встряхивание, подобно тому как младенцев люлька». Как я понимаю, вариация на извечную тему суеты сует.
Оттого, что съемки и здесь, и в Киеве, что записи на радио в Ленинграде, что переход из одного театра в другой, что обмен жилплощади и что все это разом, в одно время, – можно считать, встряхнулся я основательно. Сознание, что со всем можешь справиться и что сил хватает – возвышает даже в собственных глазах. Хотя давно ли было по-другому? Большую часть жизни мог успокаивать себя сходством своих мыслей с монтеневскими: «… бывает столько ложных шагов, что для большей безопасности следовало бы ступать по этому миру полегче и едва касаясь его поверхности. Следовало бы скользить по нему, а не углубляться в него». Монтень – мудрый человек. В идеале – все так. Лучше было не сниматься в сорока сереньких фильмах, оставить после себя три-пять: «Проверку на дорогах», «Рабочий поселок», «Остановился поезд»… А в театре сыграть «Комедию ошибок», «Генриха», «Три мешка», «Кроткую»… И – стоп! Остальное время «касаться поверхности». Например, передавать опыт молодым. (Хотя, с другой стороны, где взять опыт, если не будет стольких ошибок? если не будет этой «комедии ошибок»?) Или путешествовать. (Но это затруднительно в нашей действительности.) Или копать грядки. (Но где гарантии, что не раскулачат?)
Вопросов много, если жить по Монтеню. Например, что делать с ролями, которые все равно уже сыграны? Отречься от всего, как Гоголь? Но за каждую из них – даже в «Черноморочке» – я готов ответить. В каждой есть частица себя. И если фильм остался однодневкой, то просчет не во мне. Просчет где-то раньше – на уровне сценария. На уровне той жизни, которая его породила.
Вот – Костин[67]67
Роль, сыгранная Борисовым в фильме «Парад планет».
[Закрыть]. Как угадать, что это будет за шаг?
Июль, 30
Близится к концу огромный объект в «Выстреле» – учебном центре. Ужасно много работы, но если мы закончим – это практически четверть фильма. Я не видел ни одного метра, но Вадим и все, кто видел, говорят – интересно. Не для полки ли… исходя из знания материала и как Вадим это делает?
Август, 1
Сегодня идем в ночь. Уже в пятый раз. После ужина окружили офицеры. Поголовно пьяные. Хотел от них ускользнуть, но один сразу впился как клещ: «Ты мой Рафферти!» – говорит с ударением на «и». Другой – наглее и образованнее. Цитирует Уайльда: «Актер – или жрец, или паяц!» Подтекст такой: ты никогда от этого комплекса не избавишься. Можешь снимать свое глубокомысленное кино (между ними уже такой слух пошел), а народу «Зайцы» твои нужны. Я поинтересовался, откуда такие знания Уайльда. Он с гордостью рассказал, что когда-то во дворцах культуры рисовал плакаты. А цитаты запоминал. На прощание взял автограф и попросил не обижаться: «Понимаешь, в тебе есть что-то наше… земное, но в фильмах снимаешься подозрительных!» Меня задело: «Каких именно?» – «Всех не упомню, но вот этот… про зеркало – поганый…»
Правильная у Пушкина мысль: любое искусство, имеющее у народа успех, завоевавшее признание, – по сути пошло. Пошлость быстрее всего проникает в этот слой. Правильная, но страшная мысль. Лучше это осознать сразу, не тешить себя надеждой, что своим «подозрительным» кино ты обратишь кого-то в свою веру.
И если уж цитировать Уайльда, нужно вспомнить и это: «Всякое искусство совершенно бессмысленно». Я хоть и не рисовал плакаты во дворцах культуры, но лекции В.Л. Виленкина тщательно конспектировал и считаю, что это совершенно верно.
Август, 8
Трудно и долго снимали пляж. Главное – холод. Когда вошел в воду, губы стали синими. Отошел часа через три. Это был ужас. Наверняка заболею.
Август, 24
Вот уже и сентябрь. Как я его боюсь. Повторится ли то, что было у Г.А., в Москве? Теперь это мой город. В нем я буду жить вместе с моими. Мне хочется плакать, что в том городе я прожил так долго – дольше, чем надо. Можно было короче… В Москве меня ждет мой Скорпион. Моя любимая. И почему так получается, что я всегда, когда тяжело, когда нужна моя помощь, оказываюсь в стороне? Конечно, не в стороне – я снимаюсь в кино. Черт возьми!.. Не думайте, что я пишу это, чтобы кто-то прочитал. Чушь. Просто хочется с кем-то поговорить. Пусть это будет бумага.
Сентябрь, 10
Читал, как похитили тело умершего Чаплина. Выкопали из могилы и начали шантажировать жену. Требовали выкупа. Жена отвечала хладнокровно, почти безразлично: «Вы выкопали неизвестно что. Мой муж только в двух местах: на небе и в моем сердце».
Так и мы – неизвестно где. Сначала этот ирреальный «город женщин», что-то похожее на наше Иваново. Но, если феллиниевский город буйствует, наши девочки как будто томятся. Цитата навыворот. Бросаемся в воду, чтобы плыть на «остров мертвых». Увязавшаяся за мной девочка – милая, и не хочется от нее уплывать. Появляется Харон с лодкой, почти в рубище. У артиста внешность говорит сама за себя. По сценарию он химик-органик. Не помню, кто написал эту известную картину, на которой Харон как гондольер работает в Аиде. Там его лицо отдалено. Но у нас, когда Шевцик[68]68
В.К. Шевцик – оператор, снимавший два фильма с участием Борисова: «Парад планет» и «Мне скучно, бес» и фильм «Пришельцам новым» режиссера Ю. Борисова по дневникам О. Борисова.
[Закрыть] укрупняет, сомнений никаких: это он!!! Сейчас он возьмет нас… Кажется, Харон брал только тех, чьи кости обрели покой. Значит, он добрый, справедливый. Будем себя этим тешить.
Когда играем словесную драму, «бытовуху» – не хватает обобщений, символов. Когда ими картина переполнена… не хватает нормального общения.
Ноябрь, 8
В Москве
Все возвращается на круги своя – у меня теперь постоянное место жительства в Москве на улице Б. Грузинской, 39. Минуло тридцать с небольшим, как я отсюда уехал. Раньше жил в сарайчике в районе Тушина, теперь в большущем доме со знаменитостями. Он похож на аккордеон с шикарным мехом, растянутым на всю Тишинку. А из знаменитостей: Раймонда – Семеняка (Юркина подруга, так что, может, и познакомимся), Тихонов – хоккей с шайбой, тетя Валя – «от всей души»[69]69
Диктор Центрального телевидения В.М. Леонтьева долгое время вела передачу «От всей души».
[Закрыть]. Чуть выше нас – Володя Наумов. Из окон виден гигантский ракетоноситель в форме памятника грузинской письменности. Внизу почтовые ящики, хоть и не деревянные, как в Ленинграде, но такие же пролетарские по сути. Дети моссоветовских начальников над ними уже поработали. Видать, отдельного, фундаментального ящика – наподобие того, что в «Принце и нищем» назывался «ящиком для доносов», – у меня не будет. Зато комнаты просторные, светлые – на половине сына не будет слышно «храпа неслыханной густоты».
Лифта два – тоже преимущество. Грузовой и обыкновенный. Публика – в отличие от питерской – раскованная, без комплексов. Поднимаюсь в узком лифте на свой девятый этаж вместе с дамой… примерно бальзаковского возраста. Она в легкой накидке, смахивающей на пудремантель. В кабине еще мальчик, скорее всего, отличник. Естественно, он на нее ноль внимания, а она сверлит своими глазищами. Едва заметно на него облокачивается. Я им, конечно, мешаю. Вот нравы московские, думаю я и поскорее выхожу на своем этаже. Лифт отправляется дальше… Когда-то мы хотели разыграть такой этюд с Брянцевым. Как у Чехова: «Ялта. Молодой ч-к, интересный, нравится 40-летней даме. Он равнодушен к ней… она мучается и с досады устраивает ему скандал». Брянцев непременно настаивал, чтобы «40-летнюю даму» играл я. Но у меня и тогда не шло, и позже. Могу сказать, что все в жизни переиграл… кроме дам. Манежиться так и не научился. Вот Гертруду бы хотел…
Брянцев думал еще об одном этюде, тоже из Чехова. Как один господин в отпуске сошелся с девочкой – бедной, со впалыми щеками. Он пожалел ее и оставил сверх платы еще 25 р. – из великодушия. Брянцеву хотелось показать, что выходит из ее квартиры с чувством человека, совершившего благодеяние. И еще хотелось – лежать на ее кровати в сапогах и с сигарой. Кончаться должно было так: он снова приходит. А она на эти 25 р. пепельницу ему купила и папаху. Сидит над пустой тарелкой с трясущимися руками. Плачет… Почему-то этот этюд посчитали невыигрышным. Или не договорились о девочке… И стали делать нашу знаменитую «козу».
Это навеяла на меня Школа-Студия, которую сегодня проехал. На повороте с Горького на Грузинскую нарушил правила. Оштрафовали. В Москве надо все маршруты переучивать.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?