Текст книги "Любовный бред"

Алла Боссарт
Любовный бред

Никаких оснований считать Сергея Львовича женихом у Киры не было. Начать с того, что вообще женат и двое детей, шесть и девять. Но не это, конечно, главное. А главное, что Сергей Львович просто никогда о Кире не думал и не вспоминал, и даже, увидев ее второй раз в жизни у общей знакомой Лены, с трудом узнал, хотя вежливо улыбнулся и поцеловал руку. Скорее всего, он ее совсем не узнал, но сделал вид, что да, как же, помню-помню. Помните? В прошлом году на дне рождения у Леночки на даче? А, ну да, сказал Сергей Львович как воспитанный человек, а как он мог ее помнить, будучи в компании новичком, а там было двадцать восемь человек с детьми и два дня пили как заведенные? Жена Сергея Львовича запомнилась многим, это да. Очень яркая женщина, пела романсы и в шутку танцевала стриптиз. Раз в году гримерша Ленка собирала весь театр на даче, и там отрывались (а у некоторых уже взрослые дети) по полной. Кира-то как раз все больше курила и щурилась сквозь дым. Незаметная девушка.

А тут пришла к Ленке просто так. Дома уже который год лежала при смерти бабушка, Кира отбарабанила левый концерт с дуэтом и одним артистом, песни из кинофильмов, в Доме медика, получила свои небольшие рублишки, и захотелось вдруг выпить винца. Не в том смысле, что она выпивала. Так, раз в неделю, не чаще. Просто потянуло размяться душой, отогреться в неформальном человеческом тепле. А у Ленки дом нараспашку, проходной двор. И завалилась, прямо без звонка, привет, незваный гость хуже Таранина. (Шутка местного значения, их директор, неуч и вор.) А, Кирка! Знакомьтесь, Сережа, Алла – это наша Кирочка, работник рояля, скромности нечеловеческой.

И вот тогда Сергей Львович ее якобы узнал и поцеловал ручку. А в конце вечера, о чем-то пошептавшись со своей Аллой, спросил, не согласится ли Кирочка взять ученицу. Дочка их друзей, обожает музыку, но учителя почему-то не держатся. Так что на ваших условиях: люди небедные, имейте в виду.

На удивление бездарная девочка оказалась эта так называемая Дуня. Родители носились с ней как с писаной торбой и платили Кире бешеные деньги – пятьдесят долларов за два академических часа, два раза в неделю, это четыреста в месяц. А когда и четыреста пятьдесят. В театре Кирина зарплата концертмейстера целиком и полностью, с левым аккомпаниаторством редко дотягивала до десяти тысяч (рублей), потолок. Упираясь в этот потолок, Кира не могла, конечно, жить и дышать полной грудью. Слава богу, бабушку вскоре после второй встречи с Сергеем Львовичем (роковой) она схоронила, теперь хотя бы площадь была изолированная от всех, две комнаты с лоджией на Автозаводской. А так практически нищета. И Дуня со своей феноменальной глухотой и топорными ручонками играла, конечно, в этих обстоятельствах немаловажную роль МЧС.

Сергей Львович, он же Сережа, естественным образом связался в голове Киры с этой судьбоносной Дуней. Сложные чувства к ученице все навязчивей приводили Киру к мыслям о Сереже. Без натяжки можно сказать, что она думала о нем теперь постоянно и непрерывно. Причем так прихотливо в хрупком сознании пианистки исказился мир, что Сережа стал существовать в нем совершенно автономно от своей семьи и вообще реальности. И его не слишком выдающаяся фигура метр семьдесят четыре выросла в Кириных грезах до каких-то, я не знаю, культовых масштабов.

Надо заметить, что все это время они не только не виделись, но и вовсе не общались – ни виртуально, никак. Кира даже телефона его не знала. Поэтому трудно объяснить, не прибегая к хитроумным построениям психиатрии, почему прекрасным солнечным утром, когда весна, наконец, прорвалась и засияла, ослепительно отражаясь в белом оцинкованном железе крыш, – Кира проснулась с твердым и счастливым убеждением, что Сережа – ее жених. И свадьба назначена на пятое июня – Всемирный День охраны окружающей среды от экологического бандитизма.

В театр она прилетела как ласточка, раскрыв объятия всему коллективу. «Что веселимся, Малярова? Водки треснула? – поинтересовался Таранин, глядя на часы. Каждое утро уже с половины десятого он стоял, как швейцар, у дверей и встречал опоздавших. – Пиши объяснительную по факту опоздания на семнадцать минут». Но Кира, ничего не слыша и вряд ли заметив паразита, промчалась в репетиционную, упала на табурет перед роялем и разразилась каким-то Штраусом.

Перемену в концертмейстере заметили все. То была вся такая линялая, ни грамма макияжа, юбки какие-то перелицованные, единственные сапоги (бордовые на искусственном меху), и те из магазина «Ж». А тут вдруг – глаза сияют, волосы чистые, блестящие, сама румяная, укороченные брючки в клеточку… Маникюр! Ленка – та сразу прищурилась: любовника завела? Кто, чего, сколько лет, колись, подруга! Но Кира временно решила помалкивать: из соображений не сглазить.

Ленка же, сходя с ума от любопытства, установила за Кирой слежку. И вот раз, пристроившись у нее в кильватере, с изумлением запеленговала, как та совершенно по-деловому и целенаправленно, отнюдь не как некоторая зевака без определенной жизненной задачи, заруливает в свадебный салон. Ленка – по-тихому следом. Наблюдает, прячась за пышными манекенами, как Кира ходит, щупает, интересуется ценами. Потом показывает раскрашенной, подобно индейцу, продавщице на одно платье, Ленка чуть не закричала, такое дикое: атласный лиф, весь в розочках, юбка парашютом и безумный бант на заднице. И идет с ним в примерочную! Ну вообще… Выходит – чистое чучело, руки растопырила и плечами голыми поводит: ну как? Продавщица, дрянь такая, прямо в ладошки захлопала: супер, просто супер! Берите, не думайте! И эта снова переодевается и гребет в кассу. Ленка навела на резкость, глянула ценник: три тысячи девятьсот! Мама дорогая, вся зарплата!

Назавтра театр знал, что работник рояля выходит замуж, и небезуспешно. На Киру посматривали с хитринкой, хлопали по плечу, иные целовали. Таранин ухватил за рукав: а ну в глаза смотри! Беременная?

Ленка подступила прямо и без обиняков: кто таков, адреса, явки? Кира уж рот открыла, так ее распирало, но в последнюю секунду все же передумала. Один, мол, старый знакомый.

Родителей Дуни Кира оповестила, что скоро, вероятно, уроки придется прекратить, потому что она выходит замуж (о, поздравляем), и муж против.

И во все это сама Кира свято верила и ходила всецело счастливая в преддверии семейного очага. Сережу она любила спокойной большой любовью, вела с ним нескончаемые внутренние диалоги и каждый день покупала себе от его имени цветы. И все бы, может, и прошло с окончанием весны как стихийное лавинообразное заболевание, если бы рядом оказался опытный специалист психиатрического профиля и заставил Киру лечь недельки на четыре в Ганнушкина под капельницу, ибо ее случай медицине хорошо известен как любовный бред и нуждается в медикаментозном лечении. Но рядом оказалась все та же чумовая Ленка, которая на общую беду проявила любопытство обывательского характера: где жить-то будете?

И вот тут любовный бред Киры принял катастрофическое направление квартирного вопроса. Постепенно она утвердилась в мысли, что между нею и Сережей решено продать обе их квартиры и купить одну большую, четырехкомнатную, где-нибудь в районе Юго-Западной. И она, о господи, нашла какую-то риэлторшу, и та в два счета приискала ей покупателей. Цифра, придуманная риэлторшей, буквально сразила малоискушенную Киру своим величием. За двухкомнатную квартиру на Автозаводской общей площадью сорок два квадратных метра, включая лоджию, ей предлагали восемьдесят тысяч долларов минус услуги. Между нами, абсолютный разбой, учитывая неумолимый рост цен на жилплощадь. Пиратка положила в карман никак не меньше десяти штук (по договоренности с контрагентами, которые охотно пошли на эту аферу, прельстившись дешевизной). И вот, честь по чести, операция проведена через банк, и Кира в одночасье из владельца полноценной недвижимости превращается в обладателя иллюзорных цифр и чисел, а также, будем говорить откровенно, бомжа. И принимается ждать. Она бегом бежит с работы в уже не принадлежащую ей квартиру и садится у окна. Новая хозяйка площади звонит ей по шесть раз в день, с понятным нетерпением интересуясь, когда невеста съедет. А невеста не только не съезжает, она даже пакуется как-то спустя рукава. Так, по ящику в день. То книжки рассует. То посуду. То вдруг все вынет и переложит, а то над фотографиями сидит полночи. При этом она не отходит от окна, потому что с минуты на минуту ждет Сережу, который якобы должен за ней заехать.

Но вот уже все сложено. В обеих комнатах и даже на лоджии до потолка громоздятся коробки, это просто ужас, сколько у человека накапливается барахла за жизнь, даже и не слишком длинную. А Кире все-таки тридцать четыре года, плюс бабушкина рухлядь, проходящая по разряду антиквариата. Спит Кира на голом диване, потому что вся постель увязана в мешки, укрывается колючим пледом. Май уже кончился, и планета отметила День защиты детей, и надвигается пятое июня, и зеленые уже на марше типа возродим Арал и не позволим превращать страну в радиоактивную помойку.

Наконец новая хозяйка потеряла терпение и приехала лично, оскалив золотые зубы, с сыном в «адидасе». Ну? – спросили они Киру с угрозой. – Выкатишься ты уже или с милицией выселять? И толстая тетка, с ног до головы облитая французскими духами с целью забить хищный запах пота, поддевает длинным грязным алым ногтем край обоев и срывает полосу за полосой, приговаривая: нахуь наху… А страшный сын стоит в дверях неподвижно, как каслинское литье, и смотрит в одну точку пустыми глазами, и ясно, что он не уйдет отсюда никогда.

Кира, впрочем, ничего не слышит и не видит, кроме пустой Велозаводской улицы за окном. И тетка говорит сыну, чего стоишь, мудак, и они в четыре руки начинают выкидывать прямо с лоджии второго этажа коробки с посудой, фотографиями и прочим. Лоджия выходит во двор, и там, внизу, полное безлюдье, исключая кусты и обрубок старого тополя, который спилили, несмотря на протесты жильцов, по жалобе других жильцов на аллергенный пух, забивающий квартиру, и бороться с ним больше нет сил.

А Сережа, милый и добрый человек, всегда готовый откликнуться на чужую нужду, пристроив бездарную дочку своих – отнюдь не друзей, это он приврал, а довольно косвенных знакомых по горным лыжам (где, кстати, их с Аллой и подцепила общительная Ленка), – о Кире забыл и думать. И жил со своей Аллой и двумя пацанами, шесть и девять, обожая всех троих, о чем честно предупредил одну там из командировки в город будущего Ханты-Мансийск, что о жениться не может быть и речи, а так – почему бы и нет.