Текст книги "Внутри звездопада"

Алла Глебовна Горбунова
Внутри звездопада
Стихи

 
«мы приходим тебе порадоваться,
и ты нам порадуйся», —
говорили звёзды,
падающие на поле
 

Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Правительства Санкт-Петербурга

© А. Горбунова, 2019

© ООО «Издательство К. Тублина», макет, 2019

© А. Веселов, оформление, 2019

I
Голоса из глубин земли

«подружка весёлого серого воробья…»

 
подружка весёлого серого воробья
уличного музыканта, аскающая в метро
и одноногая девушка журавля
ждут жаворонков, грачей, куликов-сорок
 
 
на птичий собор, пламенный птичий костёл
а подо льдом реки
рыбы сложили в огромный яркий костёр
свои колкие руки, разноцветные плавники
 
 
крылья падают ниц, плавники воздымаются ввысь
лепестками, качаясь, плывут, как мальки в невода
и вода ударяет в песчаный мыс
и цветы улетают, как птенцы из гнезда
в никуда, в никогда.
 

Дорожная песенка

 
я буду ходить по одной и той же дороге
от дома до станции от станции до магазина
эй, что нового на дороге? и что вечно
останется тем же самым?
 
 
вот новые люди идут по дороге а вот знакомые люди
вот алкоголик Букаха под грузовик попавший
вот продавщица постаревшая тётя Валя
 
 
я буду смотреть на одни и те же озёра
в лесу на одни и те же деревья
что нового появилось сегодня на закате и на рассвете?
что осталось как было?
 
 
знаю эту полянку эту скамейку
этот клочок болота это грибное место
эту развилку
 
 
я буду останавливаться у одних и тех же предметов
смотреть подолгу любя и запоминая
 
 
я никогда не пресыщусь одним и тем же любимым
буду проснувшись спрашивать каждое утро:
как спалось? что нового и что вечно
останется тем же самым?
 
 
пусть отвечает: люблю тебя новой любовью
наяву и во сне, но вечно
остающейся той же самой
 
 
я буду ходить по одной и той же дороге
от дома до станции от станции до магазина
эй, что нового на дороге? и что вечно
останется тем же самым?
 

Утро

 
перед смертью старики начинают всё время спать
говорят: «и что это я всё сплю?»
от смерти проснувшись говорят: «как долго я спал»
«надо делать дела»
 
 
а я всё ворочаюсь,
сквозь сон думаю:
когда уже утро?
 
 
какая тяжёлая, какая долгая ночь
 
 
с добрым утром,
бабушка, дедушка,
вот и утро пришло
 
 
как я долго спала
надо делать дела
 
 
силы мои со мной
ум мой светел
мне ничего не снилось
 

Песенка о возвращении в Питер

 
я вернусь в Питер снова
скоро
когда мёртвые выйдут из могил
совсем скоро
я вернусь в Питер
когда мы снова станем детьми
когда нас снова полюбят те кто нас разлюбил
и мы снова полюбим всех кого разлюбили
я уже почти в Питере, да
осталось совсем чуть-чуть
я вернусь в Питер снова
когда
вырастет новый лес
через пару поколений
когда
море вновь подойдёт к моим окнам
через пару тысячелетий
когда человечество смоет с лица земли
детка, я вернусь снова
прожить с тобой мои лучшие годы
я вернусь чтобы снова
впервые увидеть маму
всё встанет на свои места
все вещи вернутся на свои места
и я вернусь в Питер
 

«всё родное, любимое, одноразовое не имеет души…»

 
всё родное, любимое, одноразовое не имеет души
 
 
долгим тяжким трудом
ты добыл себе душу
 
 
и уходишь всё дальше
а потом оглянёшься и видишь —
 
 
всё родное, любимое, одноразовое
стоит за твоей спиной
 
 
на тебя смотрит
в своём первозданном, телесном, дремучем Раю
 
 
осуждает или прощает
 
 
он такой же как мы да не такой
наш да не наш
 
 
с ним что-то не так
глубинно знает природа что с ним не так
 
 
понимает и не понимает
 
 
или он спасёт нас
или погубит
 
 
в глазах его стыд и жалость
в глазах его гордость и дерзость
 
 
как ты смотришь на них бессмертный
что ты сделаешь нам бессмертный
 

«Когда-то всё цвело…»

 
Когда-то всё цвело
Мы слушали колёсную лиру
В дубовом лесу
Меж деревьев прятался Волк
 
 
Красная Шапочка шла по лесу
Проведать бабушку
Бабушка не слушается, выплёвывает лекарства,
Вызывали психушку
 
 
Бабушка Красной Шапочки
Запертая внутри Волка
Поёт:
Сколько в Волке людей
Эти люди в крови
Сколько в Волке детей
Проникших сквозь зубы к нам
 
 
Когда-то молоко было глубоким
Каша была густой
Бабушка была молодой
Под окнами бродил Волк
 
 
Провожала в школу Красную Шапочку
Встречала из школы красную варежку
Водила красное платьице к детским врачам
Запрещала красным чулочкам гулять по ночам
 
 
Не узнаёт, собирает тюки
Топчется в коридоре
Открывает духовку, смотрит:
Кто эти дети играющие в коридоре?
Кто эти мёртвые гуляющие в коридоре?
Я не поеду в морг, – говорит, – сегодня.
Не знаю, простится ли вам.
 
 
Когда всё расцветёт
Мы услышим колёсную лиру
В дубовом лесу
Ржавыми ножницами мы распорем Волку живот
Смерти, безумию, старости мы распорем живот
Когда всё расцветёт
Когда в дубовом лесу
Мы услышим колёсную лиру
Колёсную лиру!
 
 
Выйдет бабушка невредимая
Молодая дедушкина жена
Скажет: Чем вас кормить?
Молодая красивая мамина мама
Скажет: Что будете есть?
Что будете пить? Будем есть,
Будем пить и говорить: «Спасибо!»
 
 
Наелись? – Наелись! —
На здоровье! – Спасибо!
Не знаю, простится ли нам.
 

«музыка, голоса из глубин земли…»

 
музыка, голоса из глубин земли
скалы, из расселин которых выходит свет
крепости в горах, путешествия по бурному морю
 
 
чем ближе смерть, тем прекрасней становятся сны
чем глубже болезнь, тем ярче, прозрачней, красочней
новая жизнь
 
 
на другом берегу в новом доме
за стеной, за забором, за туманом
поют монголы у мёртвого тела
 
 
давай засовывать пальцы в рот львице!
у меня вместо глаз пылающие огнём щели
чтобы достичь этой жизни
тело должно погибнуть
 
 
через текущие на юг реки древние мосты
из глаз монгола на меня смотрят дикие звери
 
 
если я выздоровею сны отступят как море
мне будут сниться обрывки дневной суеты
 
 
сны живых переполнены жизнью тела
я слышу монгольское пение
я чувствую новую жизнь
 

«в снах моих до сих пор живут…»

 
в снах моих до сих пор живут
выстрелы, падающие в траву,
ров, как русло мёртвой реки,
поле – поверженные полки
 
 
грусть, которая прежде жила
на вырубках и в урочищах,
на дне радости поселилась и там спала,
как пуля в сердце ворочаясь
 

Старик прививает вишнёвое дерево

 
старик прививает вишнёвое дерево и снимает
с него златогузки зимующее гнездо
снег отряхнув распрямляется поднимает
ветви вишнёвое дерево тянучись за звездой
 
 
мается старик своей старостью дерево прививая
по ветвям вишнёвым бежит молодая кровь
звезда из гнезда вылетает и забывает
что она была златогузкой и будет ей вновь
 
 
на соседней сливе боярышница зимует
смерть на пригорке стоит улыбается старику
зацветает вишня старик узнаёт родную
и вишнёвая кровь струится по черенку
 
 
начинается лето и вылетают над садом
боярышницы и бабочки шелкопряда
и земли не касаясь старик летает по саду
и бабушка-смерть с ним неразлучно рядом
 
 
он летает по пояс в утреннем тёплом тумане
сад сквозь небо растёт и лежат на траве облака
белая бабочка с ним и она снимает
с него старость как кокон ненужный для мотылька
 

Баллада Джеда, Риппа и Тома

 
раскрылись цветы, пробудилась божия кровь,
дурак в реку нассал, леший в дупло дрочил,
в небе на выпас вышло стадо божьих коров,
вышли из-под земли Джед Файер и Рипп Ван Винкль,
 
 
с ними портной Пипинг Том – и три старых козла,
три нарцисса Джед, Рипп и Том, ветрены и нежны,
три зачарованных деда, три цветка зла,
обсуждали друг с другом свои зимние сны,
 
 
и сказал Рипп Ван Винкль: в луковице своей
я спал в Каатскильских горах и жизнь свою пропустил,
и проснулся я старым дедом, как тот еврей,
что семьдесят лет проспал, а после о смерти просил,
 
 
и сказал Пипинг Том: под снежным сугробом зимой
я подглядывал за Годивой, и я ослеп,
но я пробивался наружу, окутанный тьмой,
потому что мне так любопытно – а что на земле?
 
 
и Джед Файер сказал: я была никакой не дед,
а чернокожая Джада, порномодель,
я снималась в порно с двадцати двух лет
там, под землёй, но другим я родился здесь.
 
 
и сказали они: неужели лгут
эти зимние сны, где мы, не рождены,
были кем-то другим, или гномы на горном лугу
нас опоили, и то были воистину мы?
 
 
и сказали они: мы не знаем о том,
родились или нет мы на свет,
или давно погибли Джед, Рипп и Том
Том, Рипп и Джед.
 

II
Пробуждение леса

3омбиапокалипсис в Раю

 
Мы прибыли в Рай, и что мы увидели там?
Зомби, прячущихся по кустам,
котят-упырят на окнах забытых домов,
детей-херувимов, отворачивающих лицо,
потому что с их губ каплет кровь,
когти растут на руках,
и даже братья мои архангелы, которых я знаю в лицо,
превратились в зомби и пожирают плоть
праведников, среди которых Авраам, Исаак и Лот,
и многочисленный, как морской песок,
из райских могил восстаёт
осквернённый прах.
 
 
Радуются и ликуют черти в Аду,
что всё в Раю наконец-то пошло в пи*ду,
как писал Чиннов, добро пожаловать на сковороду,
ку-ку хе-хе,
Зомбиапокалипсис произошёл в Раю!
В осквернённом Раю постоим с тобой помолчим,
глядя, как солнце падает на кирпичи
священных руин, как окровавленный серафим
выглядывает из них, и поднимается дым.
Я хотел быть святым, прожить праведно жизнь свою,
чтобы светлую Вечность пребывать вместе с Богом в Раю,
чтоб когда червь пожрет мою плоть,
мою душу не тронул огонь,
но стал зомби Господь,
и из всех моих планов теперь не получится ничего,
Вечность мою провернули теперь на х*ю.
Зомбиапокалипсис произошёл в Раю,
Зомби в Раю,
В Раю…
 

«Провинция. Апрель…»

 
Провинция. Апрель,
вороньи гнезда на деревьях,
тихое солнце в окнах старых домов.
По разбитой дороге у реки
вдоль ограды заброшенного монастыря
куда-то к окраине города уходят двое парней,
размахивают руками, превращаясь
в двух старых мальчишек из богоспасаемого дворика
между малоэтажных домов,
где развешано на верёвке белье:
белая футболка, чёрный джемпер, голубые трусы,
колготки, полотенце, пододеяльник.
Маленькая собачка бежит к хозяину навстречу
и виляет хвостом.
Дед сидит на лавочке, курит.
Пахнет костром и влажной, свежей землёй,
перегнившими за зиму листьями.
Мальчишки играют на закате в руинах.
У них есть баллончики, они ими пишут на стенах.
Желтыми, как сосновое солнце, досками забиты окна,
и пахнут смолой. В дверных проемах
лежит выброшенное тряпьё. Кучи дров, коты.
Старик, член местного союза писателей,
опираясь на палку, рассказывает:
«У меня была хорошая жизнь»,
и дарит свою маленькую книжечку,
в которой написано:
«Я не пришёл к ней ночью.
У неё было слишком много мужчин.
А в моем понятии такие женщины уже не могут
ничем одарить».
Восьмидесятилетняя женщина, к которой когда-то ночью
не пришёл этот мужчина,
живет на другом берегу реки
в доме со спутниковой тарелкой и вывеской «Ателье».
Вечерами она смотрит на реку
и вспоминает всех своих мужчин:
Виктора, с которым это было просто так,
Николая, которого ей было жалко, потому что он пьяница,
Володю, к которому тянуло неудержимо
и хотелось водить пальцами по бровям
и вцепляться двумя руками в лохматую голову.
Её правнук играет в жидкой грязи на набережной.
В этом городе бомжи носят цветное тряпьё.
Желтые шары фонарей на набережной
светятся в темноте.
 

Мысли во время варки сосисок
(Реальность)

 
Включена плита.
Включена ли плита?
Кажется, что включена, а если все-таки нет?
На плите сосиски кипят.
Кипят ли они?
Сосиски ли они?
Вдруг вообще ничего нет?
Вдруг реальности нет?
 
 
А где айпэд?
В сумке.
Точно ли это айпэд?
Может, это не айпэд, а только его футляр.
Что ж, по всем признакам это айпэд,
А если все-таки нет?
Его ведь могли украсть, а вместо него подсунуть
Нечто, похожее на айпэд.
Совсем как айпэд, и все-таки не айпэд.
Кто бы мог это сделать?
Бог-обманщик.
 
 
Отличается бред от реальности или нет?
Существует этот предмет или нет?
Это событие произошло или нет?
Чем да отличается от нет?
Чем существующее отличается от несуществующего?
Заказывала в церкви одному за упокоение,
трём за здравие,
А вдруг перепутала?
И что?
Живые умрут, умерший воскреснет?
Говорят, небо не канцелярия,
А если все-таки канцелярия?
Как-то непонятно, что существует, а что не существует,
А так только, кажется…
 
 
Говорят «утрачивать контакт с реальностью»,
А что такое реальность?
Я не знаю, что такое реальность.
Я не знаю, что такое предметы.
И как себя вести со всем этим тоже абсолютно непонятно.
Совершенно невозможно завершить ни одно действие.
Делаешь – а, кажется, не сделал.
Перепроверяешь, и снова перепроверяешь,
И всё равно зияет такая дыра.
 
 
Ты говоришь: есть такие вещи,
Они не существуют, а всё равно действуют.
Говоришь, бесов глупо бояться, как Фредди Крюгера.
А я не знаю, что существует, а что не существует.
Где реальность?
 
 
Ещё такую точку зрения высказывали:
Олимпийские боги
Так же реальны для древнего грека,
Как электрон для современного физика.
Я совсем запуталась…
Реальны олимпийские боги или не реальны?
Где реальность?
 
 
Ты говоришь это (то, чего я боюсь)
Существует лишь на словах,
А чем отличаются слова и вещи?
Я плохо различаю слова и вещи.
Я чувствую какой-то архаический страх.
Где реальность?
 
 
Заказывала дедушке летом за здравие,
Три дня боялась – вдруг заказала за упокой.
Дедушка умер. Бабушка…
В общем, все разрушилось.
Теперь никогда не понятно включена плита
или выключена.
 
 
Читала у Фрейда про художника,
Который думал, что продал душу Дьяволу,
После того, как умер его любимый отец.
Я очень сильно над собой работаю,
Это все мои силы съело,
Но я борюсь…
Я так стараюсь отличать бред от реальности.
Поэтому я так плакала, когда вы сказали мне,
Что реальность относительна,
Что нет никакой реальности.
Где реальность?
 
 
Включена плита.
А теперь я её выключу.
Я медленно поворачиваю ручку.
Я проговариваю вслух:
«Я выключаю плиту».
Сосиски сварились, если это они,
А у меня день за днём продолжается эта каторга.
 

«в комнате где уголок…»

 
в комнате где уголок
неба, ветка, фонарь,
переходят друг в друга пол, потолок
комар тащит «ш» в кошмар
 
 
как гроза прибывает и как отбой
по всем пионерлагерям
делает кошка спину дугой
у окошка нагая я
 
 
смотрит таджик на меня и узбек
незнакомый рабочий простой человек
дворничиха грозит метлой
старая ведьма, меня не злословь
мои одиночество и любовь
может видеть любой
 
 
и каждый день за моим окном
куда-то идут великан и гном
ведомы своей судьбой
покуда я рылом как рыба-пила
пилю антикварные зеркала
с резьбой
 
 
я сплю в этой комнате на потолке
с сердцем твоим в руке
жизнь моя на волоске
который растёт на тебе
 
 
словно повешенный в картах Таро
синюшной склонясь головой
сухая роза висит за окном
зацепившись за ветви губой
 
 
роза цветочницы на небесах
(там цветочный есть магазин)
где ангелы при гусарских усах
земным девушкам с неба роняют цветы
и в небесный зовут монплезир
а земные девушки хлопотливы, пусты
и топчут цветы в грязи
 
 
весна и любовь, грязь и цветы
мы живём в этой комнате – я и ты
а когда мы выходим из комнатных тюрем
солнце жарит нас во фритюре
мы жаримся в нём как картофель айдахо
я даже расстегиваю рубаху
 
 
а под самой кожей весной начинается вдруг
щекотка и чешутся люди в метро
это не чесотка а такой приятный испуг
когда из-под кожи вдруг проклёвывается перо
 
 
– это значит близко время лёта
под названием лето
 

«возлюбленный моей юности…»

 
возлюбленный моей юности,
роющийся в помойке,
прекрасен, как возлюбленный моей юности
на престоле
 
 
хрупкие, ничьи
бомжеватые смыслы-птицы
на социальном дне
 
 
дно
птичье пение
запах сырого мха
дедовский ватник, штопаные штаны
 
 
теперь у нас только
весёлые песенки в голове
как у щегла
«плить-пить-пить»,
«пить-попить»
и ничья весна
 
 
светлое у тебя лицо, кто ты
тленная, смертная зелень и нежные
цветы, перворождённые
на краю болота
 

«дикие, ничьи…»

 
дикие, ничьи
бомжеватые смыслы-псы
кусают меня за лодыжки
 
 
бешеная лиса-нежность,
вышедшая к людям,
опустив голову
 
 
жалость
больное животное
раненое, защищающее живот
 
 
где отбросы,
где место кормления
руки, дающие пищу
 
 
то неописуемое, что чувствуешь
глядя на любимых
поцелуи в морду
 
 
не убивай меня
под тварным солнцем
 
 
лосиху образов
мысленного волка
росомаху звука
 
 
всё что остаётся
после заката
под солнцем духов
 
 
под нетварным солнцем
любви
поцелуи в морду
 

Трактат о трёх солнцах

 
у ангелов всегда впереди восток, кромка зари,
солнце нетварной любви: перед правым глазом
оно – как солнце земли, перед левым – луна земли,
а перед обоими – то и другое сразу
 
 
у чертей тоже всегда впереди восток, линия тьмы,
любви к себе и к миру тёмное солнце сóби,
перед правым глазом – солнце земли, перед левым —
луна земли,
и они сливаются, когда открываешь оба
 
 
у людей стóроны света назначает восход и закат
природного солнца, люди смотрят вперёд и назад,
видят линию тьмы и первую кромку зари,
независимо от того, что у кого внутри
 
 
на Небесах и в Аду обращенье лица
отделяет зерно от волчца:
кто попадает в Ад – повернёт к Богу зад,
кто попадает на Небеса – поднимает к Богу глаза
 
 
это истинная разница между западом и востоком,
между линией тьмы и первой кромкой зари,
это две разных любви, и какая из них царит
в душе обернётся итогом её и истоком
 
 
природное солнце кажется ангелам чем-то тёмным,
это солнце растений, солнце людей и животных,
оно зачинает дички, и оно зачинает волчки,
его свет воспринимают природные наши зрачки
 
 
однажды природное солнце погибнет, но солнце
на Небесах
будет сиять в своих радужных поясах,
и тёмное солнце Ада в своих кольцах тьмы,
и кто знает, кто скажет, под которым окажемся мы
 

«исчезнувшая комната…»

 
исчезнувшая комната —
жилище для незабвенного
приют забытых вещей
 
 
секретер в грозу
дачное кресло в горах
мебель, расставленная в реке
бабушкин сундук в тундре
 
 
теченье реки
огибает стулья, столы
в озере кровать и комод
птица свила гнездо на сундуке
 
 
лесной паркет
дедушкина чашка в птичьем гнезде
ванночка для Барби в морской раковине
 
 
и те, кто сидят на стульях в реке
лежат на кровати в озере
ходят по лесному паркету
ставят посуду в сервант под снегом —
 
 
приглашают меня на чаепитие
на забытый день рождения
среди любимых вещей
со старыми знакомцами
 

«части моей души пребывают в вечном блаженстве…»

 
Hide-and-seek we like to play.
Oh, it's fun! Oh, it's fun!
 

(детский стишок)

 
части моей души пребывают в вечном блаженстве
в забытой комнате, где мама работает у настольной лампы,
где дедушка смазывает руки кремом и надевает ночной
колпак перед сном
 
 
в печатной машинке таится моё блаженство
и в швейной машинке таится моё блаженство
как пахнет мамина одежда в шкафу – она пахнет
блаженством
но угадаешь ли ты место, где спрятана тайная тайных
моего сердца?
 
 
откидная полка в ногах маминой кровати
и секретное отделение —
ты знаешь – там не может быть пусто!
там, в тёмных углах
части моей души пребывают в вечном блаженстве
сами в себе
 

«один стенами сумерек защищен…»

 
один стенами сумерек защищён
другой дрожит от страха в неприступной башне
один ветром одетый непобедим
другой трепещет в неуязвимой броне
 
 
столяр подтвердил: мебель в доме твоём
состоит из мыслей; оружейник сказал:
из мыслей твоя броня. голый и в доме пустом
от страха ты многое вообразил, но вера
 
 
твоя защищает тебя и впредь: ты неуязвим,
защищён, или это безумие, но в раковине морской
тебе уютно свернуться и в гнезде малиновки
клюв открывать с птенцами в ямке между корнями,
 
 
у гнилого пня или в пустой норке. также тебя
привлекают беличьи дупла в старых деревьях,
мох, сухие ветви и листья, соломинки, перья, шерсть,
в которых ты уютно сворачиваешься, и твоё тело —
 
 
такое маленькое, круглое, неуязвимое,
ты уже не вернёшься к страху того голого человека,
к его обидной телесности, когда в гнезде
вылупились братья, и вы, чирикая, смотрите на звёзды
 

«сорванный цветок…»

 
сорванный цветок
какое-то время
выглядит прежним
 
 
продолжает стоять
но по паволоке в глазах
понимаешь, что сокрушён
цветок-самурай
 

Адам и Ева плачут о бездне

 
Жили-были
Адам и Ева
справа и слева
рай —
 
 
слева
заснула Ева,
справа
заснул Адам
 
 
И сказаны были
над ними слова
о первой стихии,
матери вещества
 
 
Они плакали вместе
о матери-бездне
которую люди любили
всегда
 

Пробуждение леса

* * *

 
шла бабушка-верба с горбом из снега
наклонялась к земле и вовсе упала
а весна пришла – горб растаял и встала
девушкой, оглянулась:
 
 
у подруги-ивы на ветвях серебряные пуховки
земля – как жираф в проталинах пятен
ждёт пыления орешника
и жениха медвежьего
 

* * *

 
иные спали глухо и крепко
в чешуйчатых робах почек
а кое-кто оставался зелёным
под снегом, как толокнянка
 
 
проснулась от яркого света
берёза – по ней ползёт жук
жаль тех, кто в начале лета
умрёт, как гусиный лук
 

* * *

 
в устье зимы снег состоит из начал
весны: иглы, шишки, ветки с куста
в истоке весны земля – последний причал
последнего снега куска
 
 
уже он ручей – для него началась жара,
а для цветов не кончились холода,
ночью снится посконный мужицкий рай,
старый крест, вечная воля и борода
 

* * *

 
осина на вырубке
ольха на пожарище
берёза на брошенной пашне
 
 
цветут в разноцветных серёжках
передают друг другу привет по ветру
 
 
– хорошо на пожарище?
– привольно на брошенной пашне?
– светло на вырубке?
 
 
на пожарище пахнет скорбью и одиночеством
на брошенной пашне пир сорняков и грачей
на вырубке солнце греет старые чёрные пни
 

* * *

 
в ночной печи горят берёзовые дрова
утром после дождя на крыльце цветные разводы —
золотой пыльцой написанные слова
о первозданной тоске, растворённой в природе
 
 
жреческие слова
в дыме костра
покуда мы закрываем печной заслон и
спим в тепле как звери в логове до утра
и другие слова
пишут звёзды на наших ладонях
 

* * *

 
после зимы
на сосне распустились почки
и там оказались
листья!