Текст книги "Четыре жезла Паолы"

– Мы уже старшие ученицы, – добавила Вера, – скоро тоже жезлоносицами станем. Мы должны помогать.

– Ладно, – отрывисто бросил Ольрик. – Но кто плакать начнет – выгоню.

Девушки торопливо выбрались из-за стола.

Странное дело, подумала Паола, оглядываясь на взволнованно загудевший стол, сколько нас здесь, и магов, и учеников, а лечить почти никто и не может. Редкий дар. Хотя нет, возразила сама себе, не такой и редкий. Просто с ним чаще в храм идут учиться, а не в гильдию магов. Из храма Класька хорошую помощь приведет. Все будет хорошо. Все будет хорошо, твердила себе Паола, спеша за Ольриком в тесной группке подруг, обязательно хорошо, был бой, наши вернулись, значит, они победили и войне конец. В крайнем случае придется прочесать страну, выловить всяких там разбежавшихся, чужие жезлы поубирать, в общем, навести порядок…

«Хорошо» разбилось вдребезги с первого же шага в казармы. Не бывает у победителей таких лиц. Победители не отводят виновато глаза, встретив взгляд девушки. И не молчат настолько тяжело.

– Ольрик, твоих девиц по легким, – командовал Гэриэл, – а я своих лентяев на тяжелых беру и на мертвяков. Пусть учатся, дармоеды. Как храмовые подползут, всех ко мне.

«Легких» было мало – как раз под небольшую силу неопытных жезлоносиц. К ужасу Паолы, среди них не оказалось ни Гидеона, ни Фабиана. Вообще рыцарей не было. Лучники, маги, несколько конюхов и оруженосцев – те, кто в сражении позади. Ольрик мгновенно распределил их по девушкам, велел:

– По взмаху на каждого, дальше долечат.

И умчался.

Белобрысый Кай, оруженосец Гидеона, подошел к Паоле последним. Улыбнулся криво:

– Господин тебя всю дорогу вспоминал.

– Он… жив?

– Жив, оба живы. Последние эликсиры по глотку делили… до дому добраться.

Кай говорил медленно, хрипло. Паола понять не могла – то ли голос мальчишка сорвал, то ли грудь помята и дышать трудно, а может, просто устал сверх меры.

– Погоди, подлечу – расскажешь. – Паола глубоко вздохнула, собирая остатки сил. «Волей Неба, именем Всевышнего…» Ей показалось, крох целительной силы, сорвавшихся с кончиков ее крыльев, не хватило бы и на сопливого ребенка. Но Кай задышал ровнее.

– Устала? – спросил, совсем как Гидеон тогда, кольнуло Паолу.

– Обидно, когда сил мало, – честно ответила она. – Ты подожди немного, сейчас отдышусь, еще тебе махну.

– Не надо, легче уже…

Соврал, поняла Паола. Тут подошел Ольрик, глянул хмуро, сунул мальчишке початый флакон восстановительного зелья:

– Пей.

Тот отхлебнул осторожно, словно боясь израсходовать лишнего.

– Все пей, – сердито буркнул маг. Мазнул взглядом по Паоле: – А ты ступай домой. Ступай-ступай, нечего тут. Я и остальным велел.

– Но, учитель…

– Кому сказал! Целители подошли, теперь управимся. И не спорь, будет еще вам работа. Не в последний раз.

Возвращались в подавленном молчании. Только у самых ворот гильдии Джатта сказала:

– Учитель велел рты на замке держать.

– Ой, да ладно уж, – Ойка зло пнула подвернувшийся под ногу камушек, – сами толком ничего не знаем. Только и ясно, что дела плохи. Всех погибших не смогли принести даже, позорище.

Предупреждение Джатты пришлось вовремя: девушек ждали. От «ну что?» да «ну как?» со всех сторон у Паолы аж голова закружилась.

– Учитель придет, все расскажет, – выпалила Джатта.

– Нам бы отдохнуть, – тихо сказала Линуаль, – выдохлись.

Паола молча проскользнула к себе.

Села, завернувшись в одеяло, прикусила губу – больно, до крови. Бил озноб. Тупо, глухо болело в груди, как будто кто-то невидимый медленно и упрямо тянул оттуда жилы. Хотелось выть. И назойливо, нудно, на самом краю сознания бился странный, неправильный, непривычный звук. Будто щенок скулит – да откуда б ему здесь взяться?

И вдруг внезапно Паола поняла: это за стеной, в соседней келье, плачет Иза. Паола упала на кровать, уткнулась лицом в подушку. Если бы слезы могли помочь…

Линуаль ушла на следующий вечер. Вскоре после обеда ее вызвали к Ольрику, а когда вернулась из храма Паола, подруга встретила ее во дворе гильдии, закутанная в темный дорожный плащ и с небольшой котомкой через плечо. Обняла, шепнула:

– С Джаретом идем.

– Вдвоем?! – ахнула Паола.

– Так проще. – Линуаль отстранилась, обхватила себя руками, будто мерзла. – Большой отряд не спрячешь, а мы тихо пойдем. Сама будто не понимаешь, у демонов силы – что двоих убьют, что два десятка. Зря людей терять.

Паола передернула плечами. Эти слова были не Линуаль – чужие. Но… наверное, подумала Паола, так и в самом деле правильно. А что не нравится – ну, война вряд ли может нравиться.

– Далеко хоть?

– Туда… где Хетта погибла. А потом – дальше, в мои края. Золото нужно. Ольрик сказал, горные за эликсиры цены втрое подняли. А у нас там есть… недалеко совсем.

– Погоди, ты о чем. – Паола даже не сразу поняла, что за «у нас там» имеет в виду подруга. – У эльфов, что ли? В лесу?! Сохрани Всевышний, убьют ведь!

– Да ну, – отмахнулась Линуаль. – Зачем эльфам золото? Главное, сделать все тихо, не нарушить покой леса, и все будет хорошо. А я лес знаю. Только вот не увидимся долго теперь. Удачи, Паола.

– Тебе удачи! – Подруги обнялись снова, крепко, силясь продлить последний миг вместе. Но вот Линуаль отстранилась, отвернулась резко и вышла за ворота – почти выбежала. Свернула к казармам. Паола стояла, глядя вслед, стояла долго, хотя Линуаль почти сразу скрылась за поворотом узкой улочки. Шептала благословения, сглатывала слезы и все никак не могла заставить себя отвернуться, уйти, пойти на ужин, а после – спать, а завтра – снова в храм, лечить, словно ничего не случилось, словно их тихая, мечтающая о доме и муже Линуаль не ушла туда, где уже погибла Хетта, и дальше – в золотые леса, где гибнет любой неосторожный путник.

В себя ее привел развязным тоном заданный вопрос:

– Эй, дева, где тут ваши главные?

У ворот толпилась стайка подростков, возглавляемая долговязым худым юнцом. Долговязый разглядывал Паолу с пристальным, каким-то жадным интересом.

– Зачем тебе главные? Вы вообще кто такие?

– Подмастерья. Лучшие подмастерья, – долговязый приосанился, – гильдии переписчиков и рисовальщиков.

– Что-то непохожи на лучших, – буркнула Паола. Наглый взгляд гостя вызывал почти позабытое с детских времен желание заехать по морде, а откровенное вранье побуждало выпроводить. Лучшие, как же! – Думаешь, я не знаю, по сколько лет в вашей гильдии в учениках ходят? Кисточки моют да перышки чинят за мастерами?

– А, мазилки пришли, – возник рядом вездесущий Класька. – Паол, все верно, учитель их чуть не с утра ждет. Явились, не запылились. Пошли, отведу.

Паола пожала плечами и побрела на ужин.

О «мазилках» снова вспомнила поутру, вернее, они сами о себе напомнили. Сидели всей компанией за столом младших учеников, уминали завтрак, зыркали по сторонам.

– Что они вообще здесь делают? – спросила Паола у Джатты. Та сейчас помогала учителям и первой узнавала все новости.

– Заклинания рисовать будут, – тихо объяснила Джатта.

– Что-о?

– Ну что-что, свитки. Нарисуют заклинания, а наши мастера потом зачаруют. Так быстрей выйдет, чем полностью самим. Хотя и послабее.

– А-а, поняла, – медленно кивнула Паола. Запустить готовое заклинание со свитка любому ученику по силам. Ну и пусть оно слабей, чем у опытного мага. Боевых магов мало, целителей того меньше, эликсиры тратятся быстро, а новые поди купи. В храме служек едва пришедших, ничего толком не умеющих, лечить ставят. Сколько раз она слышала, что война – это люди, люди, люди… Всегда считала – про войско говорят, про отряды, которым идти в бой. А оказалось, не только. Монахини, которые лечат, кормят и устраивают беженцев, маги, готовящие заклятия для походов, целители, встречающие вернувшихся из боя… Даже переписчики-рисовальщики…

В тот день на площадях столицы появились вербовщики. Они стояли, важные, под флагами Империи, и зычные голоса герольдов звали мужчин в ополчение и отряды стрелков, а женщин, девиц и подростков – помогать, смотря по способностям, при храме, монастыре или гильдии магов. Обещали семьям записавшихся в славное императорское войско полновесное золото, а идущие мимо хозяйки вздыхали: вон, на рынке что ни день, то хлеб дорожает, как жить? Демоны Проклятого жгут деревни, горит урожай, горит огнем сама земля, если так и дальше пойдет, не за горами голод, и что тогда толку в золоте? Сладко жить будет тот, у кого амбары полнее.

А еще – Паола узнала об этом вечером – в тот день обвинили в шпионаже торговца, что держал магическую лавку у городских ворот. Амулетов, эликсиров и свитков с заклинаниями выгребли из его кладовой столько – вдесятером дня не хватит разобрать; и были вроде бы среди тех свитков и амулетов не только разрешенные гномьи, но и самые что ни на есть черные. Почему-то это известие взбудоражило прежде всего гильдейских учеников: за ужином в трапезной не умолкал гул возбужденных разговоров, и учителя не спешили, как обычно, пресекать ненужный шум. Ольрик сидел мрачный, едва ковыряясь в миске, Тефас и Гоар яростно о чем-то спорили. «Горожане», – донеслось до Паолы, а после: «горцы» и «не простят». Девушка потерла лоб, поморщилась. Она устала, очень устала. Хотелось спать. Хотелось, как раньше, засыпать, улыбаясь, а просыпаться не на мокрой от слез подушке. Скорей бы кончилась война!

Этой ночью ей снилась Линуаль, и Паола шептала во сне: «Выживи, прошу тебя, только не умирай, живи! Пригласи меня в гости, когда у тебя будут дом и муж, ладно?»

Линуаль молчала. Между нею и Паолой скользили, кружась на ветру, золотые листья эльфийского леса.

* * *

Наутро по непривычно безлюдным городским улицам стелился, прижимаясь к камням и опадая пушистым пеплом, черный дым. От неправильной, нарушаемой лишь далеким песьим воем тишины веяло кладбищенской жутью. Шаги спешащей в храм Паолы отдавались гулким эхом, и ей казалось – кто-то бежит следом, догоняет, готовится ударить в спину. Паола сорвалась на бег. Потом начала помогать себе крыльями и во двор храма влетела, вся дрожа, с маху врезавшись в караулившего ворота служку. Спросила, всхлипнув:

– Что стряслось, не знаешь?

– Тебе бы, дева, лучше знать, – со странной смесью почтительности и презрения ответил паренек. – Ваши же, гильдейские, всю ночь работали.

– Гильдейские? Всю ночь? Ты о чем?

– Лавки жгли. Ну, заклинательские. – Глаза служки метнулись Паоле за спину, он торопливо шагнул назад: – Входи себе, дева, а мне тут языком чесать не положено.

Паола обернулась. Улица была пуста, только бежал к воротам храма мальчишка в темной ученической мантии. Замахал рукой:

– Пао-ола! Погоди! Тебя… – Окончание фразы снесло ветром.

Девушка прищурилась, прикрыв глаза ладонью:

– Эдька?

Шагнула навстречу.

– Что стряслось, Эд?

Мальчишка согнулся, опираясь ладонями в колени. Выдохнул:

– Тебя учитель Ольрик зовет.

В рыжеватых волосах запутались хлопья сизого пепла. Паола вздрогнула, спросила:

– Эд, скажи, а ты тоже?

– Что?

– Что ночью было, Эд?

Мальчишка распрямился, длинно выдохнул.

– А-а… нет, меня не взяли. Сказали, там черная магия будет, опасно. Старшие ходили. Говорят, много всякого приволокли.

– Чего всякого?

– Ну, чего? Свитков, склянок… Товара.

Товара… Паолу передернуло. Оглянулась на храмового служку: слышал ли? Похоже, нет…

– А люди?

– Не знаю. – Эд уже отдышался, ускорил шаг. – Говорю ж, младших отшили. И сейчас тоже рассовали по урокам, чтоб под ногами не путались. Учителя разбирают сидят, и старшие с ними. А меня Ольрик за тобой послал, сказал: не надо бы ей нынче за ворота выходить. Велел тебе передать, чтоб ни с кем на улицах не говорила и никуда не сворачивала. Опасно, сказал.

– С кем говорить, – хмыкнула Паола. Улицы все еще казались вымершими; правда, теперь девушка всей кожей ощущала бросаемые из-за закрытых ставней опасливые взгляды. Эд, конечно, не ответит, зачем это все… Вопрос, захочет ли отвечать Ольрик? И стоит ли спрашивать? Война…

Да, учитель так и скажет: «Это война, девочка. Так надо». И, в конце концов, им лучше знать. Ведь в этих лавках, и верно, чего только не бывает. А темная магия сейчас столице уж точно не нужна.

Простучали позади чьи-то торопливые шаги, Паола обернулась, но заметила только край серого плаща, исчезнувший за углом дома. Снова повеяло жутью.

– Пошли скорей, Эд.

Мелькнуло серое впереди.

– Свернем, – предложил Эдька.

– Там тупики, все улицы к нашей стене выходят. Поторопимся лучше.

Теперь почти бежали. Эхо позади двоилось, подгоняло, то утихало, то оборачивалось чужим громовым шагом. Мальчишка оглядывался, вертел головой сторожко. Буркнул раз:

– Дома эти, как слепой между ними.

– К городу привыкнуть надо, – кивнула Паола. Деревенские в столице все поначалу терялись, да что в столице, даже в ее родном городишке – и то…

– Бежим, – взвизгнул Эд, дернул за руку так сильно, что крылатая дева едва не потеряла равновесие. Макушку обдало ветром. Паола обернулась на бегу: в деревянном ставне окна торчала короткая стальная стрела.

До самых ворот гильдии они неслись что было духу. И – надо же такому случиться! – снова Паола врезалась, едва не сбив с ног, в выходившего со двора долговязого подмастерья-рисовальщика. Парень выругался, нагибаясь собрать рассыпавшиеся свитки, Паола всхлипнула, от накатившего ощущения безопасности ослабли сразу и ноги, и крылья, пришлось опереться на Эдьку, хотя мальчишка сам едва стоял…

В глаза бросился слегка развернувшийся пергамент – уверенный росчерк синей тушью, дуга и завиток, край защитного заклятия.

– Что это у тебя? – враз охрипнув, словно чужим голосом спросила Паола.

– А, черновики, – отмахнулся подмастерье. Медленно выпрямился, прижимая к себе ворох свитков.

– Никогда, – зло сказала Паола, – никакие черновики отсюда не выносятся. Вор!

Парень оскалился:

– Лучше пропусти.

Паола раскинула крылья, загораживая проход к воротам.

– Эд, зови учителей. Бегом.

Мальчишка шуганулся к башне. Вор мягко шагнул к Паоле. В полускрытой свитками руке блеснул нож.

– Пропусти, крылатая. Обидно ж будет за какие-то глупые пергаменты помирать.

– Это не пергаменты, – отрезала Паола, – это чьи-то жизни ты украл, шваль, крыса проклятая.

Крылом – вор, очевидно, этого не знал – можно ударить куда сильней, чем рукой. Нож соскользнул, не причинив вреда, и отлетел в сторону. Звякнул, подпрыгнув на камнях. Взгляд Паолы невольно метнулся на звук…

Она не почувствовала удара. Просто отшвырнуло, приложило боком о стену, в глазах потемнело, и только потом грудь полоснуло жгучей, острой болью. Рядом возился кто-то, шумно пыхтя и ругаясь, где-то кричали, отдавался прямо в голову чей-то топот – конечно, в голову, ведь она лежит этой самой головой на камнях… Паола шевельнулась, пытаясь встать… Воздуха, дайте воздуха!

– Лежи, – приказал встревоженный голос. Ольрик? Кажется, да… К губам притиснули горлышко склянки: – Пей.

Рот обжег мятный холод. Паола глотнула, льдистый огонь скатился к животу и почти мгновенно растекся по телу. В голове прояснилось, наконец-то получилось вдохнуть – жадно, полной грудью. Девушка села, неловко придерживаясь за Ольрика. Платье липло к груди: на светлой ткани расплылось кровавое пятно. Подошел Эдька, сказал:

– Эх ты! Даже я знаю, что воры никогда не носят только один нож.

– Я тоже знаю. – Паола поморщилась: рана, заживая, щипала и зудела так, что хотелось, позабыв все приличия, драть ее ногтями. – Просто не уследила.

– Счастье, что Эдвин быстро шум поднял. И быстро к тебе вернулся. – Ольрик встал, и Паола увидела: вор, оказывается, уйти не успел. Сидел, крепко связанный, у стены, зыркал недобро. – Держи, Эд. – Старый маг подобрал с земли воровской кривой нож. – Твой боевой трофей. Как еще сам цел остался, обормот…

– А это вы успели вовремя. – Мальчишка нахально улыбнулся.

Вора уволокла подоспевшая стража, Эд, поглядывая на Паолу, рассказал Ольрику, с какими приключениями они добирались от храма домой и как так вышло, что наглый ворюга умудрился рассыпать свою добычу прямо под ноги крылатой деве. Ольрик хмурился, качал головой, пару раз даже ругнулся сквозь зубы. Послал людей принести стрелу, но ее уже не нашли. Видно, успели вернуться те, кого она могла бы выдать. Паола описала как смогла: длиной, наверное, с ладонь, целиком стальная, у основания толстая… «Гномья, похоже», – буркнул маг. И принялся расспрашивать по второму кругу, пытаясь уяснить, как выглядел стрелок. Да видели бы как, злилась Паола, сами бы прекрасно описали! Тень мелькнула – и все! Паола стискивала кулаки, мечтая влезть в бадью с горячей водой и надраить порез жесткой мочалкой: зудело все нестерпимей. Как рыцари это терпят?! На счастье, подоспела Джатта, и Ольрик сдал Паолу подруге.

Остаток дня она проспала.

Не такое, оказалось, легкое дело эти эликсиры. Чудо быстрого исцеления брало у тела сил не меньше, чем тяжелая работа. И отдыха требовало потом так же настойчиво.

Вечером пришел Ольрик. Сел, огладил бороду. Сказал, вздохнув:

– Отдыхай, пока можно. Скоро в путь вам, девочка, всем. Война золота жрет немерено, а мы половину рудников потеряли.

Наверное, ей бы и следующий день дали отдохнуть, но стыдно было валяться, когда другие работают. Паола подсела к ученикам, режущим пергамент на свитки. Здесь, на самом простом деле, рук не хватало: тем, кто хоть чему-то уже научился, поручали работу посложней. Так что у огромного, заваленного пергаментными кусками стола компанию Паоле составляли только Ильда и Эдька. Заглянул Ольрик, кивнул довольно, попросил:

– Расскажи им что-нибудь, Паола. Спаси Всевышний, что за позор – учить времени нет!

– Что ж рассказать. – Девушка задумалась.

– Откуда эти клятые демоны взялись, – буркнул Эд.

– Нет, – мотнула головой Паола, – об этом пусть учителя. Легенду о Бетрезене небось и в вашей деревне все знают. А о том, чего в легенде нет, я говорить не хочу и не могу. Где там правда, где ложь – кто разберет.

– Про великанов, – попросила Ильда. – Я всегда думала, что это сказка. Они правда безмозглые?

– Конечно, – хмыкнул Эд, – они ж каменные! Ты у камня мозги видала хоть раз?

– Но Кай сказал, тот великан двигался! Дрался! Камни, знаешь ли, не дерутся. А рыцари не врут.

– Кай не рыцарь.

– Будет.

– И вообще трепло. Его там не было, он в обозе сидел.

Ясно, поняла Паола, рассказами о дорожной стычке деревенских детишек попотчевали вволю. Кай, значит? Белобрысый оруженосец развлекает будущую жезлоносицу, а будущему магу это не нравится? Ну-ну.

– Они глупы по нашим меркам, по человеческим. Может, и по гномьим тоже, ведь сами гномы – великие мастера. – Паола отложила к готовым стопку пергаментов, глянула на детей: – Вам болтовня точно не помешает?

– Не. – Ильда мотнула головой. – Молча скучно.

Девочка работала ловко, быстро. А вот бывшему подпаску тонкий ножичек явно был не по руке, Эд сопел, высовывал кончик языка от усердия, и все равно получалось хуже, чем у Ильды.

– Некоторые считают, – продолжала Паола, – что гномы пользуются тупостью великанов, используя их на тяжелых работах. Но если было бы так, они не брали бы великанов в войско, верно?

– А берут?! – изумился Эд.

– Еще как. Знаешь, я думаю, они очень даже умны, но как-то по-своему. Так, что нам не понять. Может, им просто неинтересно то, о чем привыкли заботиться люди.

Зато магия дается им чуть ли не от рождения. Правда, не такая магия, какой пользуются люди. Силу им дает не Небо, а Земля.

– Ну, понятно, – кивнула Ильда, – камень – это ведь земля и есть.

Сообразительная девочка, отметила Паола, надо будет Ольрику похвалить. Подумав об учителе, вспомнила, как он рассказывал о магии разных народов им, только пришедшим в гильдию девчонкам. Улыбнулась: наверное, что-то такое Ольрик и имел в виду.

– У гномов вообще с магией свои отношения. Совсем не как у нас. Мы верим в чудо как благостный дар Небесного Отца, а их магия основана на мудрости рун. Что им Небесный Отец, у них и боги-то другие. Там, где для нас важна вера, они ценят знания. Но самое интересное, – Паола помедлила, совсем как медлил перед самыми важными словами урока Ольрик, – самое интересное, что оно работает.

– Без веры? – ухватил противоречие Эд. Тоже неглупый малый, отметила Паола. Поддразнила:

– С верой в знания.

Разговор оживился, пошел скакать и петлять, как заяц: вера, знания, Небесный Отец людей и боги гномов, магия Неба, Земли и Воды, а заодно уж – и Смерти, а тут уж как было не припомнить темную странницу, сманивавшую Ильду… Так и не заметили, как вечер настал. И только засыпая, Паола вдруг подумала: пожалуй, после начала войны это был самый хороший день.

А утром провожали Джатту. Проводили наспех, чуть ли не на бегу: обнялись, пожелали удачи, прошептали благословение вслед… Куда пойдет, она не сказала даже подругам. Ее спутник прятал лицо за шарфом, а глаза – за низко падающими прядями белых волос, и стоило лишь на миг отвести от него взгляд, как казалось – его тут и нет вовсе. «Ассасин», – шепнула Паола Ойке. Та сжала ладонь подруги: «Значит, опасно».

– Будет еще опасней, если станете о том болтать, – прошелестело над ухом.

– Благослови тебя Всевышний, – чуть слышно ответила Паола.

– Спасибо, дева, – усмехнулся опустевший воздух. Плащ ассасина мелькнул за воротами, Джатта обернулась, махнула подругам рукой…

И ушла.

Ойка уткнулась Паоле в плечо. Она не плакала, они обе не плакали, просто стояли, обнявшись, молча, предчувствуя скорое расставание. Полчища Проклятого разбойничали далеко от столицы, но ветер не пах больше травами, медом и созревающим хлебом. Ветер отдавал гарью.

Здесь и нашел их Ольрик. Сказал усталым, севшим голосом:

– Пойдемте, девочки, со мной. Пора и вам собираться. Расскажу что к чему, спутников представлю… впрочем, Паола своего знает. Дорогу по карте посмотрите. Пойдемте, милые.

– Что ж, – сказала Паола, когда Ойка, отстранившись, торопливо вытерла глаза, – островам придется подождать.