Текст книги "Зерна огня, или Свидетель деяния"

– Срочных – нет. Я жду вас вечером, отец Ипполит.

– Мне понадобится несколько гонцов.

– Возьмите Готфри и его приятелей, все равно бездельничают. Кстати о Готфри, что-то долго нет лорд-адмирала.

– Ты слишком нетерпелив, сын мой. – Аббат поднялся, шагнул к двери, но остановился и добавил: – И слишком упорно меряешь всех по себе.

– Так что в этом плохого?

– Ты молод, сын мой, и горяч. Старики не так легки на подъем. Будь снисходителен к возрасту, сын мой.

– Попробую. – Луи вздохнул. Его тянуло сказать, что тот же герцог Эймери никогда не просит скидок на возраст и, пожалуй, обиделся бы, вздумай король напомнить ему о его годах. А ведь первому министру далеко за пятьдесят.

Отец Ипполит осенил короля благословением и вышел. Луи хмыкнул, откинулся на спинку кресла и задумался. Впрочем, ненадолго: через несколько минут в кабинет вломился Готфри:

– Мой король, пришли сэр Джонатан и лорд-адмирал. Кого впускать?

– Обоих. Кстати, разве тебя не забрал отец Ипполит?

– Он взял Херби, Ожье и Ника. А мне велел передать сэру Джонатану, чтобы он после вас зашел к нему.

Вот как… Значит, господина аббата интересуют подробности разговора? Похоже, он обеспокоен охраной посольства больше, чем хотел показать своему королю. Ах, отец Ипполит, отец Ипполит…

– Передал?

– Конечно! – Чересчур исполнительный паж вроде как даже обиделся. Как жаль, подумал король, что у меня нет второго Бони!

– Ладно, проси господ военных сюда. И, если придет граф Унгери, впусти сразу же.

Готфри распахнул дверь, пафосно возгласил:

– Входите, господа, король ждет вас.

Луи поднялся.

Лорд-адмирал, маленький, кругленький, поразительно подвижный для своих пятидесяти двух лет, полутора десятка боевых ранений и застарелого ревматизма, вошел первым. Поклонился:

– Приветствую, ваше величество! Уж не грозит ли нам война, что вы вдруг вспомнили о старом морском волке? С мелочью вроде пиратов и браконьеров наш молодняк управляется и без меня, а я, признаться, изрядно заржавел на берегу.

Сэр Джонатан молча отдал честь, остановился у дверей.

– Граф Орби, сэр Джонатан, рад вас видеть. Прошу, садитесь. Вы напрасно мечтаете о войне, граф, ведь тогда вы станете на берегу еще нужнее. Придется не только учить молодых, но и согласовывать действия трех наших флотов, а кто справится с этим лучше вас?

– Эх, ваше величество, – адмирал покачал головой. – Сразу видно, что вы никогда не болели морем.

– Только морской болезнью, – согласился король. – А еще я ром не люблю, так что моряком мне категорически не быть.

Старик ухмыльнулся: рома король не то чтобы не любил, а просто слишком много употребил в самый первый раз. Как, впрочем, и качки, болтанки, шквала с грозой и мертвой зыби. Лорд-адмирал тогда еще не сидел на берегу, а водил эскадру и знакомство юного принца с моряцкой жизнью наблюдал воочию. Мальчишке не повезло с первым выходом в море, и бедолага навсегда остался сухопутным зайцем.

– Однако к делу, господа, – продолжил король. – Я буду краток. Завтра утром отправляется посольство к кнезу Хальву. Вы в курсе, что там у него творится?

– Слыхал, – буркнул лорд-адмирал. – Как по мне, давно пора что-то делать с этим змеюшником. Вот помочь бы Хальвову братцу – сам-то кнез чересчур много о себе воображает! – да и потребовать взамен вассальную клятву.

Сэр Джонатан молча кивнул. Как аббат собирается развязывать ему язык, подумал король, вот бы глянуть! Прелюбопытный, должно быть, разговор получится.

– Ваша прекрасная мысль опоздала, – сообщил адмиралу Луи. Сам он, правда, считал эту мысль скорее дурацкой, чем прекрасной, но что за беда? – Рунальфу уже обещана помощь империи. Разумеется, в обмен на вассальную клятву. Так что мы, господа, будем помогать Хальву, нравится нам это или нет.

– И как далеко зайдет наша помощь? – осторожно поинтересовался адмирал.

– Официально посольство всего лишь выразит обеспокоенность ситуацией на островах и желание вникнуть в подробности происходящего. Учитывая, что граф Агри узнал об этой самой ситуации полтора часа назад от меня, я думаю, и обеспокоенность, и интерес к подробностям у него получатся вполне искренние. Истинная же задача – именно помочь Хальву. Негласно и по возможности незаметно. Граф, мне нужны два или три человека из ваших учеников. Самых толковых.

– Понимаю, ваше величество. Будут. Кстати, молодняку полезно поглядеть, как воюют в шхерах и проливах. Да… а что, ваше величество, троих точно хватит? Я бы пятерых дал, пусть учатся ребята.

– Хорошо, граф, – улыбнулся король, – давайте пятерых.

– Эх, – вздохнул лорд-адмирал, – я бы и сам поехал. Да не сверкайте глазами, ваше величество, понимаю. Поставили старика на якорь…

– Сэр Джонатан, я прошу вас возглавить охрану посольства. Вы бывали на островах, знаете северную речь и обычаи; у меня есть еще несколько человек, способных более-менее толково объясниться с северянами, но у них нет вашего опыта. Я соберу из них десяток вам в подчинение.

– Слушаюсь, мой король, – рыцарь отвечал неторопливо и основательно. – Охрана из ваших гвардейцев, значит? Сработаемся. Когда можно будет познакомиться?

– Думаю, прямо сейчас: я дал приказ капитану отобрать подходящих.

– Тогда я готов.

– Отлично. Я благодарю вас, господа.

Король встал; рыцарь и адмирал поднялись тоже. Всех троих ждали дела.

4. Граф Готье Унгери, капитан тайной службы Таргалы

Капитан тайной службы поймал короля на выходе из трапезной.

– Ваше величество…

– А, вот и мой капитан прибыл, – обрадовался Луи, – а я уж думал… постой, или Эймери тебя не нашел?

– Почему не нашел, работаем. – Граф Унгери понизил голос: – Или ты решил, что мы преподнесем тебе казначейскую голову уже к обеду? На парадном блюде, под острым соусом?

– А как было бы хорошо, – буркнул король. – Ты обедал, кстати?

– Более-менее. Пойдем лучше в кабинет.

Король заглянул в трапезную, крикнул:

– Вина и закуски в кабинет!

Взял графа Унгери под руку:

– Пойдем, Готье. А то знаю я твое «более-менее».

В окно кабинета било солнце. Король задернул шторы, убрал со стола бумаги:

– Ну что, мой капитан, рассказывай.

– Нет, это ты рассказывай. – Готье рухнул в кресло, потянулся. – Что с графом Агри? Отправляешь болезного к людоедам?

– Не съедят.

– Правда, что ли?…

– Я думал, ты знаешь. Вся Корварена, кажется, уже в курсе.

– Мне некогда было заниматься сплетнями. – Капитан тайной службы подавил зевок. – И после обеда тоже некогда будет, так что лучше расскажи сам.

Вошел слуга с подносом.

– Ваше вели…

– На стол, – скомандовал король. – И можешь быть свободен.

Готье придвинулся к столу, отправил в рот ломтик гусиного паштета. Пробормотал:

– Ты рассказывай.

– Отправляю посольство к Хальву. Но если ты не знал, почему спросил про графа? Догадался, что куда-нибудь да ушлю?

– Бедняга составляет завещание, – с нескрываемым удовольствием сообщил Готье. – Между нами, я его понимаю.

– Зато ему будет не до писем, – усмехнулся король. – Кстати, отца Ипполита я тоже занял. Думаю, на весь день: он собрал Капитул.

Капитан тайной службы оторвался от угощения:

– По вопросу?

– Не отправить ли с моим послом своего.

– А, это ладно. Это ничего. – Граф Унгери грустно посмотрел на вино. – Нет, пить я не буду, а то засну. Кстати, ты хоть кого-нибудь дельного нашему болезному даешь?

– Лорд-адмирал выберет пятерых самых толковых из своего молодняка. Охрану отдаю сэру Джонатану. И граф кого-то там берет себе в помощь.

Граф Унгери вперил в молодого короля изучающий взгляд:

– Мне показалось, или тебе и в самом деле безразлично, чего добьется твое посольство?

– Мне достаточно того, чтобы их там увидели. А уж если они еще и глупостей каких наворотят, – король мечтательно улыбнулся, – что ж, это станет приятным сюрпризом.

– Смотри не пожалей. Это сегодня тебе нет дела до Хальва, а что будет завтра?

– Готье, ты не понял. – Луи налил себе «Полуденного солнца», посмотрел на собеседника сквозь драгоценный стеклянный бокал, полный светлого золота. – Мне есть дело до Хальва. И наше несчастное посольство – прямое тому доказательство. Именно так его поймут император, сам Хальв, его мятежный братец и прочие заинтересованные стороны.

– А смысл?

– Если я лезу на север, мне нет резона ссориться с югом. Мы ведь знать не знаем, что империя успела повязать Рунальфа, верно? – Луи пригубил вина, одобрительно поднял брови. – И тогда отказ от руки Элайи – не разрыв отношений, а всего лишь досадный просчет, результат медлительности почты. А обручение с Радой – не более чем дань уважения памяти матери, при жизни часто выражавшей желание видеть невесткой землячку.

– Что ж, план хорош, – хмыкнул граф Унгери. – Осталось посмотреть, как он сработает.

Открылась дверь.

– Ваше величество, – проорал дежурный паж, – к вам лорд-адмирал с офицерами!

– Зови, – вздохнул король. После дежурств Херби у него постоянно болела голова. Место мальцу не в королевской приемной, а на флоте юнгой… или как там называются мальчики на побегушках? – Проходите, господа, мы тут как раз… впрочем, предлагать морякам вино больше похоже на оскорбление, чем на любезность. Херби, пусть принесут ром.

Готье встал:

– Граф Орби, господа офицеры, рад приветствовать.

– Ваше величество, граф Унгери, – лорд-адмирал поклонился, – я счел возможным представить королю своих лучших учеников. Возможно, на севере их ждет бой, но тем ценнее возможность пополнить знания и опыт знакомством с полуночными водами. Судовождение в шхерах само по себе искусство, а тот, кто способен вести там бой, будет…

– Граф, проходите, – Луи счел уместным прервать восторги старого адмирала, тем более что его «молодняк» наверняка сыт по горло описанием пресловутых шхер и прочих северных прелестей. – Садитесь и вы, господа. Я нахожу мысль адмирала весьма дельной.

Пока адмирал представлял пятерых лейтенантов, подоспел ром. На этот раз король позволил слуге разливать.

– Первый тост ваш, адмирал.

– По обычаю, – старый моряк встал, – добрых ветров и семь футов под килем.

Выпили стоя. Король опрокинул кубок вместе со всеми, заслужив пять одобрительных взглядов и два сочувственных.

– По кругу, – скомандовал адмирал. – По старому морскому обычаю. Лейтенант Цвильский, ваша очередь.

– Пусть любимые дождутся! – Цвильский зарделся, традиционный второй тост наверняка в тему, такого красавца ждать будут, как же иначе.

За молодым северянином снова выпили по полному кубку. Очередь пошла дальше. Окосею, думал король, с истинно моряцкой лихостью опустошая очередной кубок. Окосею как пьяный боров… еще тост, еще кубок, прах его забери, осталось четыре, если свалюсь, позор на всю жизнь… четыре или три? За якоря, паруса и шпангоуты – пятый, кажется. Ну же, пей… и не забывай улыбаться, дубина!

– За удачу!

Ну что ж, давай – за удачу надо, удача нужна, ой как нужна! И в море и на суше…

– Я не моряк, так что позволю себе отклониться от традиции. – Уже Готье? Это хорошо, это значит, совсем чуть-чуть осталось продержаться. – Господа офицеры, я пью за успех вашей миссии.

За успех… да, за успех!

– Ваша очередь, мой король. – Адмирал разрумянился, глаза молодо заблестели.

Очередь? Соберись, болван! Ты король или колода с ромом?!

– Господа… – Ну, последняя… держись, прах тебя забери! – Я замыкаю круг, значит – дорожная. За добрый путь и счастливое возвращение!

Последняя… Свет Господень, а если б их тут было полтора десятка? Нет, господа, ваши морские обычаи, уж извините, не для королей, у королей ворье в казначействе, одно посольство провожать, другое встречать, а в промежутке успеть сменить холостяцкий статус на жениховский – куда уж тут ромом накачиваться!

– Адмирал, я благодарю вас. Я рад был узнать будущих капитанов флота Таргалы. – И это чистая правда, быть им капитанами, рекомендация старикана стоит десятка других. – Господа офицеры, я желаю вам победы.

Прощание получилось торжественным и даже где-то в чем-то трогательным, но лучше бы оно было покороче.

Закрылась дверь за бравыми моряками, Луи дернул на себя ящик стола. Слишком сильно. По полу рассыпались письма, доклады, доносы, любовные записочки, два или три кольца, какие-то амулеты…

– Луи, ради Света Господня, сядь и не майся. – Готье достал из кармана крохотную темную склянку. – Держи.

– Спаситель ты мой! – В дым окосевший король из последних трезвых сил выдернул притертую пробку и влил содержимое склянки в рот. Глотнул, зажал рот взмокшими ладонями.

– Ох, ну и гадость… мой капитан, а скажи-ка мне, за каким прахом ты таскаешь это с собой?

– Если я скажу, что на случай твоих пьянок с моряками, это не будет всей правдой. – Готье сочувственно улыбнулся: угораздило же короля первый раз в жизни напиться до похмелья именно ромом! – Видишь ли, Луи, я никогда не знаю, где, с кем и что придется пить. Кстати, как и ты, так что советую не в стол бросать эту, как ты выразился, гадость, а носить при себе.

Граф Унгери присел на корточки, начал собирать с пола бумаги. Склянка с «тверезкой» обнаружилась под креслом.

– На, положи в карман.

– Слушаюсь, мой капитан… Свет Господень, и кто только придумал эту гадость?!

– Ром или «тверезку»? – Ящик был тесен для горы бумаг, даже странно, как они все там умещались.

– Обе. – Луи закрыл глаза, медленно выдохнул. – Нет, все-таки ром. «Тверезка» – это, пожалуй, просто счастье.

Граф Унгери насмешливо покосился на короля; взгляд его упал на закатившееся под стол кольцо: крупный черный опал в окружении серебряных дубовых листьев.

– А это еще откуда?

– Что? – Король повертел в пальцах находку своего капитана. – Кажется, от Эстеллы памятка. Или от Юлианы? Да какая к Нечистому разница, что я, должен их всех помнить?

– Луи, – укоризненно вздохнул граф Унгери, – я понимаю, что даже король не может знать всего. Но посмотри на этот камень. – Готье повернул руку короля к падающему из-за шторы лучу света; в черной глубине дрогнул красноватый мерцающий отблеск, словно пламя под углями. – Черные опалы – редкость невероятная. Их добывают только в одном месте, на самом юге Диарталы. И уж поверь, на продажу к нам они не идут – своих желающих выше крыши. А уж такого размера камень достоин разве что императора. А дубовые листья… мне продолжать?

– Не надо. Нечистый бы их всех побрал, кто же мне его дал… кто?!

– Хотя бы – когда?

– Давно. Точно помню, весной он валялся между бумагами, в самой глубине… Я искал одно письмо и вот так же выворотил ящик.

– Вспомни, Луи. Очень тебя прошу… обидно упустить такой след, пойми!

– Понимаю… – Молодой король вздохнул и безнадежно махнул рукой.

5. Князь Виталий, посланник короля Егория в Корварене

Луи потянулся, тряхнул головой: не заснуть бы! Денек выдался тяжелый, да еще и после бессонной ночи. Но теперь можно и отдохнуть. Подорожные и верительные грамоты подписаны, охрана собрана, отец Ипполит наставляет посланца Церкви – Тагральский Капитул, как и ожидал Луи, в возможность пополнить посольство на острова своим человеком вцепился клещом. Дождаться Готье здесь или пойти вздремнуть?… Капитан тайной службы обещал проверить сегодняшнюю почту графа Агри. Если письмо о посольстве империи уже пришло, придется «терять», искать «виноватых», показательно наказывать, тайно награждать… и не в том беда, что бесчестно, власть требует и худшего, но как же хлопотно!

– Ваше величество, к вам курьер князя Виталия!

Прах бы побрал этого Херби! Может, правда в юнги сплавить?…

– Зови.

Готье вошел вместе с курьером. Поймал взгляд короля, покачал головой.

Курьер, белобрысый парнишка лет шестнадцати, по-военному вытянулся, отчеканил:

– Ваше величество, великий князь Гориславский, посланник Двенадцати Земель в Таргале, приглашает вас и графа Унгери разделить с ним ужин.

Ввести, что ли, обязательную воинскую службу, как у Егория? Вон какие парни, не чета горлодеру Херби.

– Передайте господину посланнику нашу благодарность. Мы будем.

Луи с удовольствием проводил взглядом курьера, встал, потянулся. Подавил зевок.

– Наших бы пажей ему на выучку. Ну что ж, едем. И быстро, мой капитан, у Виталия ужинают рано. Херби!

– Да, мой король!

– Коня мне и графу Унгери, живо.

Паж исчез, Готье усмехнулся:

– Ты и сам бы их вышколил, если б захотел. Переоденься, Луи. Приглашение официальное, мало ли.

– Сам-то…

– Мне можно, а ты жених.

Луи помянул Нечистого и от души хлопнул дверью. Зато через каких-то десять минут перед графом Унгери стоял совсем другой человек. Ладный, подтянутый парень в парадном мундире королевской гвардии подмигнул Готье, нахлобучил на голову лиловый берет с белым пером, поправил белую перевязь.

– Ну, чего стал, идем.

– Красив, прах тебя побери.

– Точно. Через час вся Корварена будет гадать, ради какого случая король так вырядился. И что самое смешное, кто-нибудь наверняка догадается.

Коней пустили легкой рысью, и через четверть часа дворецкий князя Виталия открыл дверь гостям.

– Ваше величество Луи, господин посланник ожидает вас и графа Унгери в кабинете.

– Благодарю, – Луи кивнул. – Идемте, граф.

Виталий поднялся навстречу гостям. Он тоже оделся парадно, и это, вкупе с официальностью приема, могло означать только одно: посланник государя Двенадцати Земель готов передать его ответ государю Таргалы.

Отчего-то все рассуждения о выгоде предполагаемого брака для Егория вдруг показались Луи не стоящими выеденного яйца. Ему ли не знать, как король соседней страны любит единственную дочь! И, по правде говоря, Рада стоит любви.

– Ваше величество Луи, – Виталий торжественно поклонился, – я доложил своему королю о вашем предложении, и он поручил мне передать вам его слова. Мой король знает вас как благородного человека и был бы счастлив видеть вас мужем Радиславы и своим зятем. Однако, как любящий отец, он не считает себя вправе самочинно распоряжаться судьбой дочери. Поэтому решать будет принцесса. Мой король предлагает вам лично встретиться с его дочерью, дабы повторить Радиславе те слова, которые вы прислали ему. Он же, со своей стороны, попросит дочь уделить вам должное время и выслушать до конца.

Встретиться лично… Свет Господень, да это почти отказ! Ответ нужен до прибытия посольства императора, а до Славышти ехать…

– Ваше величество Луи, – продолжал между тем Виталий, – мой король понимает, насколько важно для вас получить ответ, каким бы он ни был, быстро. И, хотя его величество Егорий не одобряет спешки в делах подобного рода, ради вас он готов сделать исключение. Мой государь имеет счастье пригласить вас в гости теперь же и предоставляет наговор переноса. Он ждет вас, ваше величество Луи, и буде Радислава согласится стать вашей женой, обручение пред лицом Господа состоится немедленно.

Луи перевел дух. Внятного намека, практически приказа выложить Радиславе всю правду о том, почему вдруг он просит ее руки, Луи не испугался. Он в любом случае не собирался врать: Рада заслуживает правды, она поймет. Но перенос… ничем Егорий не смог бы лучше показать свое отношение к сватовству соседа.

– Князь, вы совершили чудо, – от души сказал Готье.

– Признаться, нет. – Виталий вздохнул. – Егорий не хуже вас понимает, на ком нужно жениться королю Таргалы, чтобы наши страны остались друзьями. Чудо придется совершить тебе, Луи. Если помнишь, на свое тринадцатилетие Рада заявила, что и думать не хочет о замужестве. Конечно, прошел почти год, но…

– Егорий с ней говорил?

– Нет. Это было бы давлением. Объясняйся сам, мой мальчик, так будет честней.

КОРВАРЕНСКИЙ ТРАКТ

1. Сэр Бартоломью, королевский рыцарь

Выехали на рассвете.

Ночью прошел дождь, короткий, но сильный. Небо еще хмурилось, редкие оконца яркой утренней синевы лишь подчеркивали густоту туч. Свежий запах мокрой земли и зелени взбодрил сэра Барти куда лучше горячего завтрака. Сегодня не придется глотать пыль! Но Мариана ежилась от холода и казалась такой хмурой, что Барти долго не решался с нею заговорить. Подстегивала рыцаря мысль, что еще немного, и девчонка окончательно запишет его в высокомерные гордецы – заодно с товарищами по отряду.

Себастийский тракт – впрочем, как все себастийцы, Барти привык называть его корваренским, – в этот час пустовал. И вряд ли можно было найти лучшее время для разговора. Барти подогнал Храпа, спросил:

– Это кажется мне, или ты и впрямь обижена?

Мариана ответила запальчиво:

– А ты ждал иного, сэр рыцарь?

– Признаться, да.

– Зря!

– Я ждал, – Барти словно не услышал гневного словца, – что ты остынешь за ночь хотя бы настолько, чтобы спросить, зачем тебе нужен свидетель.

– Я и сама поняла. Трудно было бы не понять!

– Ты именно что не поняла. Ты сочла это недоверием.

– А разве…

– Свет Господень, конечно нет! Такова традиция, вот и всё. Свидетель – глаза и уши, но вовсе не тех, с кем ты спорила. Он обязан, если ты погибнешь, стать защитником твоей чести. Свидетельствовать, что клятва хоть и не исполнена, но давший ее не свернул с пути, не струсил и не отступил.

Мариана искоса взглянула на рыцаря, заправила за ухо выбившуюся из косы прядку. Спросила подозрительно:

– И ты не станешь меня отговаривать?

– А ты послушаешь, если стану?

– Нет!

– Вот и я думаю, что нет. – Барти чуть заметно пожал плечами. – А раз так, зачем тратить слова?

Кажется, в этом Мариана с ним соглашалась: во всяком случае, отвечать она не спешила.

– И еще, Мариана. Я не ошибусь, сказав, что тебе не приходилось странствовать?

– Добралась же я до Себасты.

– Прости, а откуда? Ты вчера не сказала.

– Навряд ли ты слыхал о Белых Холмах, сэр Бартоломью. – Мариана откликнулась хмуро и… опасливо? Боялась, что спутник попытается вернуть ее домой? Глупо, если так.

– Не слышал. Где это? – Барти кривил душой: бывать он в Белых Холмах не бывал, но слышать приходилось. Мало, правда, но достаточно, чтобы понять, не врет ли девица, не назвала ли домом первое место, что пришло в голову.

– Если от Себасты, – неохотно объяснила Мариана, – в трех днях пути за Южной Миссией, но не на самом побережье, а вглубь, к предгорьям.

– Не там ли, – изобразил пробуждение памяти Барти, – где пару десятков лет назад нашли святой источник и поставили монастырь?

– Монастырь там давно, – дрогнувшим голосом ответила Мариана. – А о святом источнике я не слыхивала. Ты спутал, сэр рыцарь.

Все верно, подумал Барти, девчонка и впрямь оттуда. И, видно, скучает по дому. Но тогда какие псы понесли ее в рыцари?! Или прав был капитан, и девица сбежала от немилого жениха? Узнать бы, кто таков, да поговорить по-мужски.

– Странно, – вновь нарушил молчание Барти. – Почему ты не пошла в отряд Южной Миссии?

– Была причина, – Мариана выпрямилась в седле, развернула плечи – хотя, казалось бы, куда уж дальше. В голосе зазвенели слезы. – И по той же самой причине я не вернусь в те края.

– Мариана, – мягко, как ребенку, сказал Барти, – тебе и только тебе выбирать, куда мы едем. Тебе совсем не нужно ничего доказывать. Твоя клятва, твой и путь.

Мариана не ответила, и некоторое время путники ехали молча. Но Барти все-таки произнес то, что с вечера, с самого отъезда просилось на язык.

– Однако, Мариана, я рад был бы помочь тебе, чем смогу. Я все же поопытней тебя и дорогой этой ездил не одну сотню раз.

– Не держи меня за неженку, сэр рыцарь! – неожиданно зло перебила его Мариана. – Ты сам сказал – моя клятва. Мне и позаботиться о надлежащем ее исполнении.

– Но ты можешь хотя бы говорить, куда мы едем? Думаю, я получше тебя знаю эти места и мог бы…

Девица вновь не дала рыцарю довести речь до конца:

– Куда едем? А куда дорога ведет! Разве подвиги не сами находят достойных, сэр Бартоломью?

– Вот с этим я бы поспорил, – пробормотал себе под нос Барти. – А впрочем, ладно. Твой путь, тебе и решать.

Сам же подумал: не следует ждать слишком многого от первого разговора. Довольно и того, что сейчас они едут рядом, и Мариана перестала дуться.

Тучи ползли на север. Потемневшая от дождя полоса тракта стелилась под копыта, первые солнечные лучи гладили лицо, и к Барти пришло то самое настроение, с которым он любил отправляться в дорогу: не радостное и не печальное, а какое-то звонкое, немного тревожное, но в целом – бесшабашное. «Всё путём», – шептал тракт. «Всё будет», – обещал ветер. И четкий дуплет галопа соглашался: «Ну да! Ну да!»

Счастливый настрой продержался до остановки на обед. Мариана не разговаривала со спутником, похоже, таким нехитрым способом утверждая свое главенство, но впереди ждал долгий путь, и рыцарь знал – неизбежные трудности рано или поздно расставят всё по местам. Пока же лучше не спорить, не командовать – и присмотреться, умеет ли девица пользоваться свободой.

И если она будет распоряжаться волей так, как сейчас, думал Барти, мрачно глядя на трактир, выбранный Марианой для обеда, лучшее, что можно сделать с дурной девицей, – подыскать ей мужа построже. Специально, что ли, выискивала самый убогий?! Покосившийся забор, хлипкая коновязь… внутри, впрочем, оказалось чисто, и тушеной с овощами уткой, как и элем, сэр Барти остался доволен. Но, глядя, как Мариана выскребает миску из-под похлебки, как расплачивается, морща лоб и что-то прикидывая в уме, он понял выбор девушки. Где убогий вид, там не слишком высокие цены. Денег у Марианы явно и так негусто, достаточно на снаряжение посмотреть – и вряд ли она рассчитывала на долгое путешествие, открывая дверь казармы «Волков». Мы подставили ее куда круче, чем кажется на первый взгляд, зло подумал сэр Бартоломью. Конечно, она молода и с дурью в голове, но все-таки по ней не скажешь, что с жиру бесится. Не от хорошей жизни пришла она проситься в отряд. Что-то у нее стряслось, не иначе. Надо было выспросить. Глядишь, смогли бы помочь… так нет, зацепились за наглую просьбу, довели девчонку до глупой клятвы, а ей, вон, через неделю или две поесть будет не на что!

Конечно, рыцарь ничем не показал, что оценил финансовое положение спутницы. Но положил себе добиться дружбы с Марианой как можно скорей – хотя бы ради того, чтоб гордячка позволила ему платить за еду и выбирать трактиры.

Обед привел сэра Барти в настроение более-менее благодушное, однако, глядя на хмурую спутницу, рыцарь счел за благо не затевать новых разговоров. Хочет ехать молча – пусть. Может, ей подумать надо. Может, еще и до чего дельного додумается, бывают ведь чудеса на свете.

Постоялый двор, куда свернула Мариана вечером, надежду на чудеса разрушил. Не понравился он рыцарю с первого взгляда. Прежде всего – тем, что стоял на отшибе, шагах в ста от огородившего деревеньку частокола. Конечно, такое вольное расположение можно было бы оправдать благой целью удобства постоянных гостей – если бы в таковых числились крепкие купцы, путешествующие большими караванами, или, скажем, воинские отряды; говоря короче, постояльцы шумные и не привыкшие соразмерять свой распорядок с деревенской жизнью. Но гости такого рода вряд ли остановятся без крайней нужды в настолько запущенном, неухоженном, да и попросту тесном заведении. Даже забора толкового нет: покосившийся плетень разве что курицу остановит, но уж никак не человека или волка. Задворки бурьяном поросли, разве добрый хозяин такое безобразие потерпит?! Да и гостевых комнат тут навряд ли много: второй этаж, хоть и ведет туда обычная для этих краёв наружная лесенка, явно переделан из чердака. Нет, не дотягивает заведение до пристойного постоялого двора – так, забулдыжный трактир с кроватями для случайных постояльцев. С подобного заведения честным трудом не прокормиться.

Барти остро пожалел, что, выезжая обычно из Себасты рано утром, оставлял этот странный трактир без внимания. Выходит, не так хорошо знает он путь до Корварены, как думал до сих пор! В досаде Барти даже отступил от принятого решения – хотя бы несколько дней молча соглашаться со спутницей – и сказал:

– Выбери другое место для ночлега, я тебя прошу.

Но Мариана в ответ лишь пожала плечами – и, поручив Пенку дурковатого вида конюху, решительно вошла внутрь подозрительного заведения.

Коротко помянув Нечистого, Барти повел Храпа вслед за Пенкой. Маленькая, всего на шесть денников, больше пропахшая застарелой пылью, чем лошадьми, конюшня глянулась рыцарю не больше трактира.

Конюх, мыча что-то себе под нос, неторопливо расседлывал Пенку.

– Эй, парень, – окликнул его рыцарь, – скажи, хозяина как звать?

Обернувшись, конюх ткнул себе пальцем в рот и развел руками.

– Немой? – перевел пантомиму Барт. Махнул рукой в ответ на быстрые кивки и повел Храпа в соседний денник. Доверять доброго коня невесть кому рыцарь не собирался. Сам расседлал и разнуздал, принес сена – сено, кстати, оказалось на удивление пристойным: мягкое, вкусно пахнущее, богатое люцерной и донником. Выходя, бросил конюху: – Моего не трожь, сам всё сделаю. Поем, приду. Слышал?

Парень закивал, и Барти, снова махнув рукой, пошел искать Мариану.

Общий зал, темный, пропахший горелым мясом, прогорклым жиром и перекисшей бражкой, оказался больше, чем можно было предположить снаружи, и, вопреки ожиданиям рыцаря, не пустовал. Вернее, не совсем пустовал. Кроме Марианы, занявшей ближний к выходу стол, здесь наливались элем трое деревенских сопляков, явно сбежавших от отцовского надзора. Этим на руку, что на отшибе, усмехнулся Барти. Верней, это им сейчас кажется, что на руку. Отцы, небось, тоже не дураки. А вот в дальнем от входа – и ближнем к кухонной двери – сумрачном и чадном углу расположилась куда более загадочная компания. Сам Барти сел бы за тот стол лишь при крайней необходимости, поэтому вроде бы мирно ужинающих мужиков он оглядел весьма внимательно. Но, кроме того, что их там пятеро здоровых лбов и у ближнего на поясе открыто висит широкий охотничий нож, ничего разглядеть не удалось. Зато осталось ощущение, что ему ответили полной взаимностью, промерив острыми взглядами от и до, прикинув толщину кошелька и длину шпаги, а заодно оценив красоту спутницы.

Руки коротки, зло усмехнулся Барти. Поищите добычи в другом месте.

Мариана с отвращением на лице прихлебывала суп. Взглянув исподлобья на подсевшего к ней рыцаря, сморщила носик:

– Возьмите что-нибудь другое, сэр Барти, мой вам совет. Хотя сомневаюсь, что оно окажется хоть малость приличнее этой бурды.

– Нам лучше уйти отсюда, – почти не разжимая губ, сказал Барти. – И поскорее.

– Это еще почему?

– Не внушает доверия. Ни сам трактир, ни посетители.

Мариана подняла голову от наполовину опустевшей миски, насмешливо прищурилась:

– Это, наверное, от голода.

– Поверь моему чутью, Мариана…

– Закажите себе ужин, благородный сэр Бартоломью, и не лезьте в мои дела, – едко отозвалась девица.

Рыцарь ограничился неодобрительным взглядом. Какого пса девица собиралась делать в рыцарском отряде, когда она не умеет даже видеть, что происходит вокруг?!

Тем временем подбежал хозяин заведения, просипел, согнувшись в кривобоком поклоне: