Текст книги "Мисс Страна. Чудовище и красавица"

Но все же – что?

Может, если заснуть, приснится продолжение?

Если бы она только могла их как-то предупредить! Тех, кого видит во сне…

Но во сне Сандугаш никогда не была собой. Она была жертвами. Ими всеми.

И бесполезно, наверняка бесполезно искать в Интернете эту рыжую Анну. В рыжий она выкрасилась в день смерти. Какого цвета волосы у нее были до того – Сандугаш не знает. А главное – о пропавших взрослых редко пишут. Вот про детей – да. А про взрослых – только если родственники поднимают переполох. Но чтобы искать, надо хотя бы знать, какой это город… Где знаменитый кремль? Кроме Москвы?

Впрочем, какая разница? Зачем искать? Анна мертва. Андрей убил ее. Если бы не убил, она бы не приснилась Сандугаш.

Ведь Сандугаш видит только смерть. Только смерть…

Девушка расплакалась, закусив край одеяла, чтобы никто не услышал.

Погрузившись в изучение предпочтений Зла, Сандугаш чуть не утонула в черноте. Интернет открывал перед ней истории маньяков и извращенцев всех мастей: душителей, потрошителей, расчленителей. Один коллекционировал волосы жертв, другой шил платье из женской кожи. Маньяки, действующие в паре. Маньяки-любовники. Маньяки-супруги. И их жертвы – женщины. Иногда мальчики, но, как правило, женщины…

Вот только маньяки – еще не самое ужасное. Маньяки – отбросы человечества, выбраковка, как больной скот. Было кое-что пострашнее.

То, что творили мужчины с женщинами во время войн.

То, что творили мужчины с женщинами во время погромов.

Мужчины убивали других мужчин, но женщин раздевали, истязали, гоняли голыми по городу, насиловали, избивали, мучили до смерти, даже совсем еще девочек, даже очень пожилых, годящихся своим мучителям в бабушки… В разных странах, в разные времена мужчины объединялись в толпу и убивали других мужчин, а потом терзали их женщин.

Почему? Почему женщину нельзя просто убить? Почему обязательно такие страдания?

Сандугаш почти перестала есть, старалась не спать и сидела в школьной библиотеке до вечера, истово выискивая в Интернете отчеты о деяниях Зла.

Первой забеспокоилась бабушка, в итоге Сандугаш пришлось съездить к врачу. Прошла флюорографию, сдала анализы. Все было в порядке. Врач предположил, что она худеет, потому что так модно. Рассказал о вреде анорексии. Сандугаш вежливо его слушала; в ушах у нее шумело от недосыпа.

Потом мама начала каждое утро спрашивать, что бы ей хотелось съесть, что приготовить на обед, на ужин.

Но решил проблему, как всегда, отец. Когда Сандугаш в очередной раз вернулась из школы под вечер, после длительного сидения в библиотеке, он позвал ее к себе, в свою комнату, где принимал посетителей.

– Встань вот здесь, – указал он на середину комнаты.

Сандугаш встала.

– Закрой глаза, не шевелись, не говори ничего. Молчи.

Она закрыла глаза. Перечить отцу ей не приходило в голову.

По звуку поняла, что он снимает со стены бубен. Потом отец начал ходить вокруг Сандугаш, слабо постукивая в бубен пальцами и тихо напевая что-то неразборчивое. Много кругов сделал.

– Встань на колени. И не двигайся.

Сандугаш, не открывая глаза, опустилась на колени.

И бубен вдруг зазвенел, загремел, зарычал у нее над головой, громко, оглушающе, так, что ей показалось – этот звук заполняет череп, взрывает его изнутри, невозможно терпеть, сейчас лопнут барабанные перепонки, напряжение в глазах, кажется, кровь из носу хлынула и, горячая, потекла по губам, по подбородку, закапала на пол…

Сандугаш вскинула руки к лицу.

– Не смей! Опусти руки. Не шевелись!

Бубен продолжал рычать и грохотать грозовыми громами, и Сандугаш стояла на коленях, не двигаясь, пока не почувствовала, что в горле у нее бьется птичка, живая птичка, которую непременно надо выпустить на волю. Сандугаш открыла рот… И потеряла сознание.

Пришла в себя она, лежа на полу. Отец сидел на табурете и смотрел на нее. Бубен уже висел на стене.

Сандугаш застонала и приподнялась, опираясь на руки. Пол вокруг нее был закапан чем-то черным, и на руках у нее было это черное. Сандугаш сначала подумала – кровь, просто она пролежала без чувств так долго, что кровь потемнела, свернулась. Но кровь такой черной не бывает. Это черное было – как нефть.

– Папа…

– Я сделал, что мог. Выдавил из тебя то, что ты добровольно впустила. Оно бы выжгло тебя, обессилило. Может быть, даже убило.

– Я не понимаю.

– Ты каждый день сидела в библиотеке и читала про убийства. Каждый день. Ты пропускала через себя знания про зло. Ты сопереживала жертвам. Ты ненавидела убийц. И тем самым ты впустила в себя вот это, черное. И оно начало есть твою силу.

Свитер и брюки Сандугаш были испачканы в черном. И ладони.

– Я не понимаю. Я просто читала… Многие интересуются. С ними со всеми – так?

– Нет. С единицами. С теми, в ком есть сила, но нет умения защититься. Информация содержит в себе… Как бы это тебе объяснить? Силу содержит. В любой книге, в любой статье, в любом источнике знания есть сила, потому что знание – это сила. Знание – в прямом смысле сила, Сандугаш. Надо уметь обращаться с этой силой и уметь ее дозировать. Особенно тем, в ком есть собственная сила. Или энергия. Как тебе больше нравится. Что-то, чем другая сила, злая, темная, может полакомиться. Тебя она почти сожрала.

– А почему ты так долго ничего не предпринимал? – вяло спросила Сандугаш.

– Моя ошибка. Я смотрел и ждал. Думал, не придет ли на помощь тебе один из духов-зверей нашего рода, не встанет ли на защиту. Но новый дух так и не появился. Только тот, слабый…

– Соловей, – прошептала Сандугаш.

Отец кивнул.

– Больше не читай про зло. Не надо. Ты слишком слаба. И эти знания тебе не нужны. Ты ничего не можешь изменить.

– Я бы хотела.

– Я знаю. Но ты слишком слаба.

– Если бы ты научил меня защищаться…

– Нет. Сильным шаманом тебе не быть. А просто шаманкой, целительницей, я не хочу, чтобы ты была. Это не жизнь для бабы – без мужа, без детей… Не жизнь. А полушаманкой, обманщицей, женщина из рода Доржиевых не будет. Живи свою женскую жизнь, Сандугаш. Ты красавица. Наберешься силы – буду знакомить тебя с достойными мужчинами. Дочь Баты Доржиева любой захочет в жены взять. А я же их насквозь вижу. Будет у тебя муж сильный, добрый, станет защищать, любить, дети у вас появятся. Все будет, как у нас с твоей мамой, даже лучше. Обещаю.

Отец ладонью коснулся головы Сандугаш. Он так редко проявлял нежность, что от этой скупой ласки она сначала замерла, а потом разрыдалась.

Но стоя под горячим душем, смывая с лица и рук липкую черную жижу, она подумала, что, пожалуй, не хочет такого счастья, как у отца с мамой. Она хочет чего-то другого. Чего-то более… настоящего?

Даня Семенычев, одноклассник Сандугаш, жил в поселке Артемышево. Родители у него были из обеспеченных, по местным меркам, а он – единственным и обожаемым сыном. Так что ему покупалось все, что захочется, но, конечно, в пределах, которые родители переступить не могли… Однако хороший цифровой фотоаппарат Дане купили. Он очень любил фотографировать и мечтал стать профессиональным фотографом, все время посылал свои работы на разные конкурсы. В общем, Сандугаш даже не особенно удивилась, когда Даня подошел на перемене и рассказал ей, что попал в десятку лидеров в двух турах конкурса: натюрморт и пейзаж. Теперь третий тур предстоит: портрет. Сандугаш слушала из вежливости, не хотелось обижать резкостью этого в общем-то хорошего парнишку. В конце концов ей стало скучно, и она решила уточнить:

– Это все очень здорово, но зачем ты мне рассказываешь? Я фотографировать не люблю.

– Я хочу, чтобы ты мне позировала, – сказал Даня и покраснел.

Сандугаш вздрогнула. Вспомнила ту рыжую девушку, которую заманил якобы фотограф… Но Даня-то – знакомый, свой. Вряд ли он сделает что-то плохое дочке шамана. Хотя… кто их, глупых мальчишек, знает? Вспомнилась стриженая девочка с колечками в брови и ее случайный убийца… Он ведь не хотел, вроде бы.

Видя ее замешательство и предчувствуя отказ, Даня заметно скис и, поправ мучительную юношескую гордость, сказал уже откровенно просительно:

– Пожалуйста, Сандугаш! Ну, пожалуйста, мне больше некого позвать! У тебя это… фактура, в общем.

– А куда ты меня собрался звать? У тебя дома студия оборудована? – с подозрением спросила Сандугаш.

Даня рассмеялся от облегчения, обрадованный тем, что она хотя бы не отказала.

– Нет, я пока только мечтаю нормальный осветитель и отражатель купить. Если конкурс выиграю – смогу… Я все на улице снимаю. Нахожу ракурс и снимаю. Даже соты для натюрморта на улице снимал. Хочу тебя снять на лавочке. Возле дома Сократовых, знаешь, такая лавочка-развалюшка, на ней только ты и усидишь, под другим подломится. Они ее не меняют, потому что бабушка ихняя очень любила на этой лавочке отдыхать, мемориальная скамья прямо. Вот сядешь на фоне забора деревенского, на старой лавке, и будешь смотреть перед собой с тоской во взгляде.

– Может, тебе какую-нибудь бабушку попросить? Будет органичнее.

– Нет, у меня замысел. Должна быть девушка. Красивая. Ты самая красивая. И еще у тебя лицо, ну, нерусское. Сидишь на старой лавочке, а вся такая красивая, и как бы нет будущего, потому что в глуши, хоть и с такой красотой… Понимаешь идею?

– Понимаю, – вздохнула Сандугаш.

Нет будущего.

Надо же…

Нет будущего…

Сандугаш все же позировала Дане. Но получилось плохо.

Вышли глазеть Сократовы, и другие односельчане, кто на работе не был, подтянулись. Стояли, лузгали семечки, вполголоса обсуждали. Ничего гадкого не говорили, но от взглядов Сандугаш было не по себе. Да и Дане тоже.

Даня изображал киношного фотографа, излишне много дергался, прыгал и больше думал о том, как самому с камерой наперевес встать в красивую позу, чем о том, что у него в кадре творится.

Сандугаш стеснялась, зажималась, и вместо тоски во взоре получились злость и затравленность. Ничего романтичного.

Не удивительно, что Даня в этом туре конкурса в десятку не вышел…

Фотографии он ей отдал на диске. Несмотря на напряженную позу и странное выражение лица, Сандугаш получилась красивой. Едва ли не красивее, чем в жизни! Кожа ее, казалось, светилась, волосы шелковисто переливались, глаза были прозрачными.

– Тебя камера любит. Обычно люди получаются не такими красивыми, как в жизни. А ты – такая же. Ты могла бы моделью стать, если бы захотела. Хотя, наверное, уже поздно. Тебе же сколько, семнадцать?

– Через месяц.

– Ну, поздно. Модели, они лет в четырнадцать начинают в наше время. В девятнадцать у них старость.

– Да я и не хочу быть моделью.

– А кем ты хочешь быть?

«Я хочу ловить и карать убийц», – подумала Сандугаш.

– Не знаю, – произнесла она вслух. – Наверное, замуж выйду. Как мама.

– Ты ж учишься хорошо… Могла бы в институт поступить.

– Не хочу. В город не хочу.

– Зря.

Сандугаш пожала плечами. Она все равно не смогла бы объяснить Дане, почему большой город не подходит ей для жизни. Да и не хотелось ей ни в какой институт, снова учиться. А хотелось…

Она даже не знала чего.

Чего-то необыкновенного.

Любви ей хотелось. Причем такой, чтобы все ради этой любви отдать.

Чтобы, как в фильме «Сумерки. Сага. Новолуние», бежать через людную площадь, через фонтан, рассекая воду, к любимому и обнять его, закрыть, заслонить – всею собой. Пожертвовать ради любви всем! И чтобы в самом финале с полным правом сказать своему любимому: «Никто никогда не любил так, как я!» А он бы ответил: «За одним только исключением…» – имея в виду себя и свою безграничную любовь к ней, Сандугаш.

Она еще и не влюблялась ни разу, по крайней мере в реальных людей. Киношные персонажи не в счет. В детстве она была влюблена в Карлайла Каллена из «Сумерек» и в Сириуса Блэка из «Гарри Поттера» – Сандугаш и в детстве была странной, выбирала не тех персонажей, которые нравились другим девочкам. Юные Эдвард Каллен или Гарри Поттер ее не интересовали, а в зрелых, трагических Карлайле и Сириусе она видела свой идеал… Еще ей нравился Майкрофт Холмс из сериала «Шерлок». Все девчонки сходили с ума от Шерлока, а Сандугаш нравился его старший брат, таинственный и одинокий. «Он же лысый!» – изумилась Ритка, когда Сандугаш ей призналась. Но какая разница, лысый или нет? Главное – он такой… загадочный. Интересный.

Жаль, их всех не существовало в реальном мире, и от осознания этого становилось особенно тоскливо.

Сандугаш еще никогда не влюблялась в реальных людей, но уже готова была ради настоящей любви пойти на любое страдание, на любой риск. Она чувствовала в себе огромные нереализованные запасы любви, будущей любви, словно внутри у нее было засеянное поле, и семена уже набухли, выпустили бледные корешки, а стоит появиться солнцу – ее возлюбленному, которого Сандугаш еще не знала, – семена выстрелят зелеными ростками, распустятся яркими, пышными, благоуханными цветами!

Любить, любить, любить… Только этого Сандугаш и хотелось.

И еще – карать убийц. Использовать свой дар. Но, похоже, в этом ей было отказано.

Зато любовь рано или поздно должна была прийти. В этом Сандугаш не сомневалась. И не потому, что все когда-то влюбляются. Просто внутри у нее было целое море любви, оно волновалось, словно в такт шагам человека, которого она еще не видела, не знала, но уже предчувствовала.

Влюбленного взгляда Дани Семенычева она так и не заметила.

Глава 4

Наташа сыто потянулась и ногой отпихнула одеяло. Полюбовалась своими точеными ножками с идеальным вишневым педикюром и тонким золотым браслетом вокруг левой щиколотки. Потом нащупала на прикроватной тумбочке зеркало. Это была ее традиция, ее секрет и маленький порок – проснувшись, первым делом она рассматривала свое лицо, словно желая в очередной раз убедиться в безусловной истине: она по-прежнему самая красивая девушка на свете.

Подмигнув своему отражению, Наташа рассмеялась.

Вскочила с кровати, залпом выпила заранее приготовленный обязательный стакан воды с имбирем и медом, потом включила музыку и сделала три круга «сурья намаскар» – «приветствия солнцу». Она не занималась спортом, тело и так оставалось идеальным, но утренняя йога была для нее чем-то вроде витаминного укола. Хотя на этом стакане воды и десятке бесхитростных упражнений, пожалуй, и заканчивался весь ее здоровый образ жизни.

Бессонные ночи, море шампанского, сигареты, вереница мужчин – все это изматывает и отпечатком остается на лице. Хорошо, что Наташе всего восемнадцать лет – блаженный возраст, прощающий приключения.

До очень недавнего времени Наташину жизнь нельзя было назвать легкой. Она родилась в маленьком городке на юге России, в семье алкоголиков в третьем поколении. У нее были старшая сестра с психиатрическим диагнозом и младший брат с задержкой развития. Оба выглядели как дети подземелья. То же можно было сказать и о Наташиных родителях – типичные маргиналы, давно пропившие человеческий облик. Даже странно, что она уродилась такой – здоровой и красивой. И что ей хватило ума рано понять, что единственный шанс выжить – как можно скорее свалить из родительского дома, где никому не было до нее дела.

Отец с младенчества ее поколачивал, Наташа старалась никогда не попадаться ему на глаза, а если не получалось – хотя бы не смотреть в лицо. Как и многие пьющие, он жил в своем мире, вел диалоги с внутренними голосами, и никогда нельзя было предсказать его настроение в следующий момент. Вроде бы сидит за столом и улыбается, а потом вдруг может подскочить, бросить в стену стакан и с ревом наброситься на кого-нибудь из домашних.

Мать же была больше похожа на тень, а не на живого человека. Ей было все равно – ее давно не интересовало вообще ничего, кроме недлительного удовольствия, которое давала дешевая водка. Возможно, в глубине души она понимала, что жизнь ее пошла под откос, из пике ей не вырулить, так что остается два выхода: сойти с ума или пребывать в забытьи. Детей она не била, но и внимания на них не обращала. Росли сами по себе, как придется. Часто их забывали покормить.

Наташа прекрасно помнила, как в шесть лет она просила милостыню у прохожих. Иногда ее подкармливали соседи, из жалости. Летом было проще – можно было рвать во дворе ревень, обдирать городские яблони, ходить в лес за малиной, приставать к рыбакам на берегу Дона, чтобы те угостили копченой рыбкой. Училась Наташа плохо, даже один раз оставалась на второй год. И часто слышала от классной руководительницы угрозы отправить ее в коррекционный интернат.

Все изменилось, когда ей исполнилось тринадцать лет. В то лето, как по мановению волшебной палочки, Наташа вдруг из угловатого подростка превратилась в девушку, чья внешность притягивала взгляд. Она и сама этого не заметила. Не обратила внимания. Тогда она еще не задумывалась о том, что некоторые люди красивы, а некоторые – нет. Оценивала всех детским взглядом, смотрела внутрь. Дети ведь по-другому красоту воспринимают.

У Наташи появилась грудь, ее скулы заострились, а ноги, казалось, стали еще длиннее, хотя и так все детство ее дразнили «саранчой».

Это прозвище останется с ней на всю жизнь. Даже когда она переедет в Москву и станет появляться на страничках журналов мод, все равно окружающие будут называть ее Наташасаранча. Но уже по другой причине.

…Тот мужчина подошел к ней на пляже, куда Наташа с подружками ходила каждую субботу.

Девчонки устраивались на старых выцветших полотенцах, ели мороженое, бросали в воду камушки, плавали, болтали.

Незнакомый мужчина показался Наташе старым, хотя ему было слегка за сорок. Спустя много лет она почти ничего о нем не помнила. В памяти осталось только, что на нем были красные плавки – так необычно и вызывающе. Сразу было понятно, что мужчина в их краях чужак: он по-другому говорил, на нем были странные грубые сандалии, и курил он через мундштук, как капитан из кино.

– Девочка!.. Нет, не ты, а вон та, в синем купальнике! – позвал он Наташу. – Можно тебя на минуточку?

Наташа удивилась, но подошла. Незнакомец не стал ходить вокруг да около – сразу сделал ей предложение. Деловое. Если она вечером придет к нему в гостиницу, разденется, позволит себя погладить, поцелует его вот тут и вон там, он даст ей деньги. Много денег.

– С ума сошли? – сначала оторопела она. – Разве можно мне такое предлагать? Я еще ребенок!

– Ничего себе ребенок! – рассмеялся он. – Сколько тебе? Пятнадцать?

– Тринадцать, – буркнула Наташа.

– Ого! – присвистнул он. – Выглядишь старше.

Наташа приосанилась, ибо в тринадцать лет кажется, что выглядеть старше – круто.

– Что ж… Дело твое. Ничего страшного я с тобой делать не буду. Ну, ты понимаешь. Просто поцелуешь меня, и все. Если придешь, дам тебе столько денег, что на половину машины хватит.

– Машины? – округлила глаза Наташа. – И вы меня не обманете?

– Конечно, нет. Главное, ты не говори никому. Ни подружкам, ни тем более родителям.

– Подруги спросят, что вы от меня хотели.

– А скажи им, что ты на родственницу мою похожа. Обознался. Я живу в гостинице «Старый Дон». Двенадцатый номер. Буду ждать тебя с восьми вечера. А в восемь тридцать уйду. Смотри сама.

То ли скука, то ли детский авантюризм, то ли желание получить личные деньги сделали свое дело – вечером Наташа отправилась по указанному адресу. Она не готовилась специально, даже волосы не расчесала. Пошла в том же сарафане, в котором ходила на пляж, и в стоптанных резиновых вьетнамках. Она еще не умела (и не считала нужным) оправлять свою красоту. И не знала о том, насколько она красива.

Наташа долго препиралась с администратором, не хотевшим ее пускать. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что не стоит говорить правду. «У меня родственник тут живет. Просто навестить пришла. Он сам меня позвал», – бубнила она. Наконец ей повезло – зазвонил телефон на стойке регистрации, администратор отвлеклась, и девочка юркнула в коридор, к лестнице. Взлетела на второй этаж и постучала в дверь двенадцатого номера. Если она и волновалась, то совсем чуть-чуть. Скорее ей было любопытно.

– Ты все-таки пришла! – Он отступил в сторону, пропуская Наташу в номер. – Хоть и опоздала.

– Меня в гостиницу пускать не хотели.

– Ну еще бы! – рассмеялся он. – Ты себя в зеркало видела? Вся чумазая какая-то, ноги грязные.

Наташа поджала пыльные пальцы ног.

– Не нравится – могу вообще уйти!

– Но-но, какие мы обидчивые. Никуда не надо уходить. Будешь шампанское?

– Я никогда еще не пила. Хотя у меня родители алкаши.

– Тогда не надо… Я тебе сок лучше налью. Ты голодная?.. Что я спрашиваю, конечно, голодная. Давай, не стесняйся. Сейчас в номер ужин закажем. Ты ведь не спешишь? Мамка паниковать не будет?

– Да ей пофиг.

Честно говоря, ужин вечно голодную Наташу интересовал больше, чем этот странный мужчина. И какой это был ужин – превзошедший все ее ожидания! Нежнейший жареный цыпленок – хотелось целиком его проглотить, вместе с сахарными косточками. Картофельное пюре на жирных сливках с ломтиками лука в карамели.

Пирожные. Наташа так объелась, что ей даже спать захотелось, и все остальное запомнилось как в тумане.

Она позволила мужчине отвести себя в душ, снять сарафан и трусики. Так чудно – он сам ее помыл, как маленькую. Намыливал ее тело, тщательно и аккуратно, будто бы она фарфоровая была. При этом его лицо изменилось – он перестал улыбаться, покраснел, его рот приоткрылся, и вообще он стал похож на ее соседа по лестничной клетке, старого инфарктника.

«Сейчас еще окочурится, и денег обещанных не получу!» – мелькнуло у нее в голове.

О том, что она делает что-то неприличное и запретное, Наташа даже не задумывалась. Естественно, в тринадцать лет у нее не было иллюзий о том, что мужчинам нужно от женщин: Наташу воспитывал двор, она рано узнала об отношениях между полами. Мужчина на руках отнес ее в постель. Он не обманул – ничего, кроме поцелуев не было. Надо сказать, довольно противных поцелуев – от мужчины пахло жареным луком, у него был слюнявый мягкий рот, руки его возбужденно дрожали. А когда он сказал: «Ну а теперь ты меня поцелуй, как на пляже обещала!» – Наташа заволновалась, что ее вообще может наизнанку вывернуть. Но как-то сдержалась.

Она совсем не старалась, не делала вид, что ей приятно. А ему было всё равно.

И с деньгами он не обманул – от силы час мучений, и вот уже он протягивает ей пачку купюр и хлопает по плечу: «А теперь иди, девочка! И помни, что об этом никому нельзя говорить!»

Наташа и не собиралась. Дурочка она, что ли?

О деньгах она тоже никому не рассказала, надежно припрятала. Не дома, конечно, – бессмысленно что-то прятать в доме алкоголиков. Устроила тайник на пустынном берегу реки. Тратила потихонечку – в основном на еду. Сама ела и брата младшего подкармливала.

Тогда Наташа со своей будущей судьбой и определилась. А до того думала, что окончит девять классов и пойдет учиться на парикмахера. Но теперь перед ней открывались иные перспективы. Зачем копошиться в чужой перхоти и получать за это копейки, если деньги можно заработать вот так легко? Потерпела час-другой – и вот они.

Наташа стала проституткой в четырнадцать лет.

Сначала работала в родном городе – предлагала себя осторожно, потихонечку. Только приезжим, чтобы избежать сплетен. Она была очень красива, ей не составляло труда себя продать. Красота и свежесть – что еще нужно? Но все равно не прошло и года, как все стало всем известно.

И тогда Наташа впервые увидела эмоции на лице матери. До того ей казалось, что мать вообще не умеет чувствовать, отвыкла, и что лицо ее навсегда превратилось в застывшую маску. Но тут словно бес в нее вселился – мать орала, дала ей пощечину, рыдала, грозилась сдать в интернат.

Наташа молча собрала вещи и покинула родительский дом – для того, чтобы никогда не вернуться.

На прощание швырнула матери в лицо немного денег: «Если ты такая совестливая, покорми хотя бы своих детей, не пропивай всё!»

И ушла.

Сначала перебралась в ближайший большой город. А в семнадцать лет уехала в Москву.

Наташе везло – с ней ни разу не случилось ничего страшного. Она была одиночкой, работала на свой страх и риск, и все равно – как будто ангел, странный порочный ангел ее охранял. Ни одного опасного клиента, ни одного «мальчишника», да что там – ее даже ни разу не арестовывали.

В Москве она сначала работала одна, но это оказалось трудно – слишком дорогой город. В гостиницах все места заняты, квартиру приличную не снять, а в Кукуево клиенты поедут только за копейки. И она устроилась в один из так называемых массажных салонов.

Это была четырехкомнатная квартира на Садовом кольце, там постоянно работали десять девушек и администратор – бывшая проститутка со шрамом во все лицо. Девушки получали тридцать процентов, остальное доставалось салону. Но это все равно было выгодно – цены высокие, клиентов много.

В салоне была девушка из Наташиного города, звали ее Анжела. Они сразу подружились, несмотря на разницу в возрасте: Анжеле уже исполнилось двадцать семь, но ограниченность жизненного опыта делала ее инфантильной. Конкурентками они не были – совершенно разные типажи. Те клиенты, которым нравилась Анжела, не смотрели в сторону Наташи, и наоборот. Наташа – высокая, смуглая, худенькая, с каштановыми волосами до талии. Анжела – крошечного роста, коротко стриженная блондинка с формами. Вздернутый нос, веснушки, широко распахнутые синие глаза, по-детски восторженная улыбка, и такое выражение лица, словно к ней грязь не липнет. Обе девушки оказались самыми популярными в салоне, отбоя от клиентов не было.

Анжела и познакомила Наташу с банкиром, Леопольдом Вертинским. Случилось это совсем недавно, несколько месяцев назад.

– Один мой старый клиент устраивает вечеринку, нужно много девушек. Пойдешь?

– Что за клиент? Я его видела? – лениво поинтересовалась Наташа, в тот момент и не подозревавшая, что речь идет о человеке, который изменит ее судьбу.

– Нет, он из старых. Когда я еще на другой салон работала. Вообще случайно к нам забрел, важная шишка. Такие не ходят к проституткам, такие могут выписать себе звезду эстрады или вообще кого угодно.

– Да ну! – рассмеялась Наташа. – Кого угодно?

– А что ты думаешь! Я слышала, даже у голливудских есть тариф. Нет, там все мягче, конечно, не так очевидно. Типа бескорыстный секс и бескорыстный подарок. Но факт остается фактом.

– И что за вечеринка? Зачем ему я, если там будешь ты? Он что, секс-гигант?

– Ха, я не знаю! – рассмеялась Анжела. – У меня с ним ничего и не было. Так, потискал немного, а потом трындели всю ночь. Веселый дядька. Но он сказал, что я не в его вкусе, а выбрал он меня за глаза веселые. Он любит таких, как ты, высоких, чтобы на моделей были похожи.

– А я что, похожа на модель? – приосанилась Наташа.

– Ой, Саранча, как будто бы сама не знаешь! Короче, на той вечеринке будет человек двадцать девчонок. Ему так нравится. Он уж там сам кого-нибудь выберет в постель, если вообще захочет.

– И другие мужики тоже будут?

– Не-а. Да что ты так смотришь на меня, дура подозрительная? – Анжела щелкнула ее по носу. – Я же сразу сказала, что клиент странный. Посидим, омаров поедим, икры черной. Он на широкую ногу живет. Каждой девушке тысячу долларов обещали. А той, с которой спать будет, еще нальет. Ничего не теряем, сплошные удовольствия! Идешь?

– Ну еще бы! – оживилась Наташа. – Деньги мне не лишние.

– Только ты каблуки надень! Ему чем выше, тем лучше. И юбку покороче, он от ног худых тащится!

Для вечеринки был специально арендован загородный дом. Наташа все удивлялась – столько пафоса, столько роскоши, и все для того, чтобы удовлетворить одного-единственного мужчину! Официанты в смокингах, охрана, подсвеченный бассейн. Шампанское «Вдова Клико», икра, огромные креветки.

Почти все девушки, кроме Анжелы, были похожи на топ-моделей. Наташа даже стушевалась в первый момент – не привыкла к соседству такой ослепительной красоты. Обычно она оказывалась самой яркой и красивой в компании, а тут – все как на подбор. Конкурс красоты мирового масштаба, а не вечеринка. И одеты девушки были как богатые светские дамы: дизайнерские шелковые платья, накидки из соболя, бриллианты.

И все-таки тот, ради кого все это было устроено, выбрал ее, Наташу. Сразу на нее глаз положил, как только вошел в комнату. Весь вечер провел возле нее, почти не обращая внимания на других девушек, тайком испепелявших Наташу завистливыми взглядами. Одна Анжела радовалась за подругу – за спиной Вертинского показывала ей устремленные вверх большие пальцы.

Вертинский был не в Наташином вкусе. Небольшого роста, пухлый, с залысинами. Но от него хорошо пахло сандалом и ветивером, у него было отменное чувство юмора и приятный низкий голос. Ну и деньги. Незримое очарование больших денег. Это подкупало.

Ту ночь они провели вместе. Секс, кстати, был неплохим.

Разговаривали до утра – Наташа даже рассказала ему о том пляжном незнакомце, который когда-то невольно затянул ее в профессию. Она рассказывала историю как анекдот, но Вертинскому отчего-то не было смешно – он сокрушенно причмокивал и качал головой.

– Бедная девочка. Этого не должно было с тобой случиться.

– Да брось ты. Я не жалею. Если бы не тот случай, я бы никогда не оказалась в Москве. И вот с тобой бы точно не встретилась.

– Кто знает… С такими ногами, как у тебя, может, и оказалась бы. А то и не тут, а где-то получше.

– Разве мне может быть где-то и с кем-то лучше? – промурлыкала Наташа, которая, как профессиональная проститутка, точно знала, что и в какой момент сказать мужчине, чтобы тот расцвел и пришел к ней еще раз.

– Ты никогда не пробовала стать моделью? – Вертинский без улыбки рассматривал ее лицо.

– Нет… Модели зарабатывают копейки. Я девушка одинокая, мне всегда деньги нужны. Не могу позволить себе такой роскоши – рисковать.

– Не все модели зарабатывают копейки. Знаешь, сколько дают победительнице конкурса «Мисс Страна»?

– Миллион долларов? – рассмеялась девушка.

– Ну, почти. И правда, миллион. Но все-таки рублей. Плюс несколько жирных контрактов. Если девушка будет умницей, то контракты продлят, она заработает имя и будет лет пять, а то и десять как сыр в масле кататься.

– Ну и что? При чем тут я-то?

– А при том! – торжествующе воскликнул Вертинский. – Догадайся, кто главный спонсор «Мисс Страны»?

Наташа недоверчиво вытаращилась на него.

– Совершенно верно. – Мужчина снял воображаемую шляпу, манерно, как мушкетер из советского кино. Он и правда чем-то напоминал Портоса. Большой и добрый.

– Ты предлагаешь мне принять участие? И думаешь, что я выиграю?

– Какая цепкая девочка, – то ли возмутился, то ли восхитился он. – Пока предлагаю принять участие. А там посмотрим. Но я правда считаю, что у тебя есть все шансы на победу. Ты очень красивая и необычная. Только вот…

– Что?

– Скажи мне, только честно. Потому что если соврешь, у тебя будут большие проблемы. Твое лицо сильно засвечено на сайтах вроде «досуг.ру», где рекламируют себя… м-м-м… легкомысленные девчонки?