Текст книги "Пилюля на палочке. Записки высокой девочки"

Эта длинная мохнатая гусеница

То, что на сегодняшнем уроке не будет ни коня, ни козла, ни брусьев, ни перекладины – всего, что заставляет нервничать Павла Фёдоровича при моём к ним приближении (а уж что говорить обо мне!), я поняла сразу. Физрук был спокоен как никогда. И даже несколько раз улыбнулся мне. Впрочем, возможно, мне это показалось.

Потом он сказал:

– Сегодня будем учиться лазать по канату.

Канат казался похожим на длинную мохнатую гусеницу (ну прямо как я представляю своё имя Зинаида).

Павел Фёдорович подошёл к этой гусенице, обхватил её руками и пополз вверх.

Я поняла, что канат – это то, что мне нужно. Он безопасен. И я сразу в него влюбилась. Ведь ясно же, что мы друг другу не принесём никаких неприятностей.

И влюбилась вдвойне, глядя, как легко Павел Фёдорович достиг потолка. Я поняла, что научиться этому – раз плюнуть. Это тебе не прыжки через ужасных козлов или коней.

Павел Фёдорович спустился на пол и сказал:

– Техника такая: плотно обхватываем канат руками и ногами, отталкиваемся, захватываем руками канат чуть выше, отталкиваемся ногами и подтягиваемся руками. Вот так.

И он ещё раз, только медленнее, показал, как это делается.

Можно было и не показывать – ведь это на самом деле так просто!

– Так, с кого начнём? – спросил Павел Фёдорович, быстро пробежав глазами по всем нам. – Сыромятникова, вперёд!

Сыромятникова уцепилась руками в канат и замерла.

– Ну-ну, подтягивайся, теперь отталкивайся ногами, – приказал Павел Фёдорович, – ну, ну, давай!

И Сыромятникова стала медленно двигаться вверх.

– Вот-вот, молодец! – подбадривал её Павел Фёдорович. – Осталось совсем немного!

Мне даже немного обидно стало за то, что физрук вызвал Сыромятникову. А та ползёт по этому канату еле-еле, да ещё и останавливается. Вот если бы сейчас на её месте была я… Ну правда, что тут сложного: подтянулся, оттолкнулся, ещё раз подтянулся… И никакой особой координации не надо.

– Молодец, Сыромятникова! Теперь… так…

Павел Фёдорович ещё раз обвёл глазами класс. Я замерла – мне просто не терпелось показать всем, на что я способна!

Но физрук вызвал Жеребцову. Потом Дондокова. Потом Стрельцова-Удальцова…

Я уже потеряла всякую надежду, когда Павел Фёдорович сказал:

– Смирнова, вперёд!

Я поняла: мой звёздный час настал!

– Давай-ка, Смирнова, покажи супер-класс! – продолжал физрук, как будто читая мои мысли.

Раздался короткий смешок – разумеется, Стрельцова-Удальцова. Я вскочила со скамейки, бросила в его сторону презрительный взгляд, уверенно подошла к канату, ухватилась за него руками и…

Ничего ты не можешь, Смирнова!

И беспомощно повисла на нём. Почему?

В голове проигрывались все такие простые движения, которые только что показал Павел Фёдорович: ухватиться руками, оттолкнуться ногами, подтянуться, снова ухватиться руками, оттолкнуться ногами…

Но у меня не получалось даже подтянуться!

Я не могла понять почему? Ведь все, кроме Сыромятниковой – кто быстрее, кто медленнее, но легко взобрались по этой гусенице до потолка с первого раза. Но почему не получается у меня?

– Сосиска недоваренная! – крикнул Стрельцов-Удальцов.

– Прекратить обзывательства! – приказал Павел Фёдорович и подошёл ко мне. – Подтягивайся, Смирнова, – скомандовал он и подтолкнул меня вверх. – Давай-давай! Ну что ты даже подтянуться не можешь! В тебе что, сто килограммов веса?

– Сто двадцать! – прокричал Стрельцов-Удальцов.

– Да хватит тебе! – это голос Дондокова. – Что ты к ней прицепился?

– Ногами упирайся сильнее!

В зале раздался смешок. Потом – ещё и ещё, и, наконец, отдельные смешки превратились в громкий хохот.

Павел Фёдорович бегал вокруг каната и безуспешно подталкивал меня вверх, у него уже заблестел лоб от пота, а у меня футболка прилипла к спине.

– Ну, ещё немного и… Теперь руками подтягивайся, ну!

Прозвенел звонок на перемену.

– Вставай в строй, Смирнова, – сердито сказал Павел Фёдорович. Но я продолжала висеть на этой длинной гусенице – руки как будто свело судорогой. Физрук разжал мои пальцы и повторил:

– В строй, Смирнова!

Я с трудом отошла от каната. Ноги дрожали. Ладони горели. Одно радовало: самый жуткий в мире урок подошёл к концу.

Но меня ждал очередной удар.

Звезда конькобежная

– А теперь внимательно слушаем! – продолжал Павел Фёдорович, когда весь класс вытянулся перед ним в линейку. – Завтра, в воскресенье, будет внеплановое занятие… – При этом он остановил взгляд на мне, и я почувствовала, как холодеют руки. – Мы будем заниматься на катке. В два часа дня собираемся на стадионе «Труд»…

– Ура! – закричали все.

Все, кроме меня.

Оказывается, есть вещи куда страшнее всяких там гимнастических козлов, коней и канатов.

А Павел Фёдорович продолжал:

– Поднимите руки, у кого коньков нет.

Руку подняла я одна.

– Неудивительно, – сказал Павел Фёдорович. – Тогда, Смирнова, возьмёшь коньки напрокат. На катке. Всем переодеваться, Смирнова – ко мне.

Я подошла к физруку.

– Кататься ты, разумеется, не умеешь…

Я кивнула.

– Ну что ж, Смирнова, – сказал Павел Фёдорович. – Тогда сделаем так. Ты приходишь домой, включаешь ютуб и находишь ролики на тему: «Как научиться держаться на льду». И делаешь все упражнения, которые можно сделать в домашних условиях перед первым выходом на каток. Всё ясно?

Я только кивнула в ответ. При одном воспоминании о гладкой, блестящей на солнце ледовой поверхности у меня так пересохло во рту, что я даже говорить не могла. Но в следующий момент в голове родилась спасительная мысль: купить по дороге капусту, пожарить её с огромным количеством подсолнечного масла, слопать всю без хлеба и запить тремя стаканами холодной воды. Тогда бессонная ночь обеспечена, а значит, обеспечено и оправдание, почему я не пришла на каток.

– Всё, свободна, Смирнова, до завтра.

Но не успела я сделать и шагу, как Павел Фёдорович сказал:

– Стой, Смирнова! Я вот тут подумал… Дело не в каком-то несовершенстве твоего тела, дело в другом. Руки-ноги у тебя что надо. Но есть психологические проблемы, понимаешь? Ты боишься. Как только пройдёт страх, ты легко освоишь и коня, и козла, и коньки. Поразмышляй над этим. А теперь – свободна.

На негнущихся ногах я двинулась к раздевалке и чуть было не столкнулась лоб в лоб с вылетевшим откуда-то Стрельцовым-Удальцовым.

– Как только ты справишься с психологическими проблемами… – передразнил он физрука и засмеялся демоническим смехом.

– Придурок! – крикнула я вслед и пошла переодеваться.

В помещении никого не было – пока я разговаривала с Павлом Фёдоровичем, все разошлись.

Снимая мокрую футболку, я мысленно перенеслась в завтрашний день. Звучит весёлая громкая музыка. По периметру катка мчатся мужчины и женщины, мальчишки и девчонки. Я же в самом центре выделываю сложнейшие пируэты. Конечно, этого не заметить нельзя. И вот в моём воображении какой-то человек, остановившись в сторонке, не сводит с меня восхищённого взгляда. К нему присоединяется второй. Потом третий. Потом – четвёртый. И вот – вокруг меня образовывается целая толпа восхищённых зрителей.

– Просто потрясающе! – доносится до меня.

– Какая чёткая координация движений!

– Очень талантливая девчонка!

– Не то слово! Говорят, она впервые встала на коньки…

– А как же так быстро научилась кататься?

– Представьте себе, по ютубу. Причём, за один вечер!

Как бы мне хотелось, чтобы всё это было на самом деле! Но теперь, после того как я мысленно покорила каток и всех катающихся, страх прошёл. Теперь сверкающий на солнце лёд манил меня. Я чувствовала себя лёгкой, стремительно летящей по нему навстречу ветру!

Какая жареная капуста, какие три стакана воды, ютуб, только ютуб, который поможет мне за один вечер освоить технику катания на коньках!

Я вылетела из спортзала и опять столкнулась со Стрельцовым-Удальцовым.

– Куда так мчишься, звезда конькобежная?

Но я не слушала его – я бежала домой, к ютубу, чтобы за один вечер в совершенстве овладеть всеми секретами катания на коньках. И я уже влюбилась в каток с его музыкой, льдом, праздничной атмосферой так же, как час назад влюбилась в эту длинную гусеницу под названием канат. Почему-то я была уверена в том, что на этот раз это чувство будет взаимным.

Конечно, я знала: чтобы чему-то научиться, нужно время, но ведь бывают же случаи, когда кому-то удаётся овладеть навыком гораздо быстрее, чем всем остальным, думала я. И была уверена, что я как раз и есть этот кто-то.

Правило 72 часов

Значит, дело не только в координации движений, думала я, вспоминая слова Павла Фёдоровича и включая компьютер. Дело в психологических проблемах. Выходит, стоит только решить мне эти проблемы, как я стану легко перепрыгивать и через коня, и через козла, и быстро научусь кататься на коньках. И наконец-то сделаюсь гармоничным человеком, как говорит папа, – не буду ударяться, спотыкаться и падать. Я стану такой же, как все нормальные люди!

На экране монитора появилось всплывающее окно «Правило 72 часов». Так, любопытно… Я навела на него курсор. «Психологи советуют…» Так ведь это как раз то, что мне нужно! А ну-ка, что там они советуют? «Существует специфическое правило «72 часов». Его суть в том, чтобы реализовать любыми способами свою идею в течение 72 часов с момента её появления. Согласно исследованиям учёных, человек в пределах 72 часов имеет 99 % шанса на успех и всего лишь 1 % остаётся на провал».

В воображении снова возникли картинки моего триумфа. Я опять как наяву увидела стоящих вокруг меня людей, услышала голоса:

– Какая координация движений!

– Очень талантливая девчонка!

– Не то слово! Говорят, она впервые встала на коньки…

– А как же так быстро научилась кататься?

– Представьте себе, по ютубу. Причём, за один вечер!

И я приступила к тренировке.

Но освоить упражнения оказалось не так-то просто даже дома. Даже без коньков.

Чего стоила одна только «Ласточка», при которой нужно было наклониться вперёд, отвести одну ногу назад так, чтобы она образовала с туловищем прямую линию, и простоять так… о ужас! – сорок секунд! Ирка Ильина такое упражнение наверняка бы выполнила на раз – у неё с мозжечком всё нормально, но для меня оно оказалось настоящей мукой. Спустя час я научилась приподнимать ногу сантиметров, наверное, на пять и всего три секунды находиться в этой позе.

Время шло, а я всё тренировалась, тренировалась и тренировалась.

Порой у меня появлялось жуткое желание прекратить издевательство над собой, но я вспоминала правило 72 часов и продолжала тренировки.

Наступил вечер. А я всё училась стоять ласточкой и правильно падать.

Несколько раз в комнату заглядывал папа и с радостным видом закрывал дверь. Наверное, он решил, что я всё-таки записалась в баскетбольную секцию и теперь выполняю рекомендации тренера.

Ночью мне снился сверкающий лёд, по которому я скользила легко и плавно. Я крутилась вокруг своей оси, делала ласточку и подпрыгивала на одной ноге. Вокруг меня собралась целая толпа. Я ловила восхищённые взгляды и слышала обрывки фраз:

– …какая координация движений!

– ..нтливая девчонка!

– Не то слово!

– …впервые встала на коньки…

– ..по ютубу.

– …за один вечер!

Потом я неслась вместе со всеми по блестящему льду, в лицо дул ветер, и время от времени я ловила изумлённый взгляд Стрельцова-Удальцова, который почему-то двигался в обратном направлении. Его взгляд говорил: «Ну ты, Смирнова, даёшь!» И я поняла: он мчался против общего движения, рискуя каждую минуту быть сбитым, только для того, чтобы выразить мне своё восхищение.

Я проснулась в превосходном настроении. Только ради того, чтобы Стрельцов-Удальцов, рискуя жизнью, мчался против общего движения, стоило идти на каток. И именно сегодня. Пока с момента принятия решения (говоря словами автора статьи) не прошло 72 часов.

Одумайся, пока не поздно!

За завтраком я опять опрокинула чашку с кофе. Родители, как обычно, сделали вид, что ничего не случилось. А я подумала о том, что, возможно, катание на коньках гармонизирует работу мозжечка и что очень скоро мои движения будут чёткими и точными. Как у Ирки Ильиной. Мне очень хотелось сказать об этом родителям, но я сдержалась: пусть это будет для них сюрпризом. А ещё я не хотела, чтобы они знали, что я пойду на каток. Но скрыть это не удалось: по дороге в гараж папа встретил Павла Фёдоровича, и тот ему всё рассказал.

– Я просто счастлив, Зинаида, что вы туда идёте, – радовался папа. – Свежий воздух, движения, музыка! Уверен, это поможет тебе стать гармоничным ребёнком. – Он так расчувствовался, что, как мне показалось, незаметно всхлипнул. Почти незаметно, иначе я бы ничего не заметила. Я поняла: родители очень и очень переживают из-за моей негармоничности.

– Хочешь, подвезу тебя на машине? – предложил папа.

Конечно же нет! Не хочу, потому что по дороге мне нужно ещё раз мысленно прокрутить в голове все движения.

И вот я иду по морозу в превосходном настроении, и вот уже слышу, как со стороны катка доносится громкая весёлая музыка, под которую очень скоро я начну рассекать коньками лёд!

– А вот и Смирнова! – сказал Павел Фёдорович, и по выражению лица я поняла, что он не очень рад моему появлению. Ну да, он же не знает, что я максимально подготовилась к сегодняшнему занятию. И что на этот раз никаких сложностей со мной у него не будет.

– Ладно, пошли. – Он подвёл меня к окну, над которым было написано: «Прокат коньков». Я встала так, чтобы меня оттуда не было видно.

– Какой размер? – донёсся из окна визгливый женский голос.

– Какой размер? – переспросил Павел Фёдорович.

– Сорок первый, – прошептала я, оглядываясь, чтобы убедиться, что рядом нет никого из наших. Особенно – Стрельцова-Удальцова.

– Какой-какой? Говори громче! – опять послышалось из-за окна.

– Сорок первый! – прошептала я.

– Каши мало ела? – спросил Павел Фёдорович и прокричал в окно: – Сорок первый у неё размер!

– Ни фига себе! Сорок первый! – раздался голос Стрельцова-Удальцова, который, как всегда, откуда-то вынырнул в самый неподходящий момент. – Ой, мамочки, не могу!

– Дурак! – сказала я и ударила его по спине.

Физрук оглядел меня с ног до головы и сказал:

– Хм… Впрочем, неудивительно. Сорок первый, пожалуйста, – повторил он.

– Сорок первого нет, – сказал женский голос.

– А сороковой? – спросил Павел Фёдорович.

– Только сорок третий! Берёте?

Павел Фёдорович посмотрел на меня.

– Не советую, – решительно произнёс он. – Коньки должны плотно сидеть на ноге. Может, в следующий раз?

В следующий раз! Да до следующего раза пройдёт гораздо больше, чем 72 часа, исчезнет весь пыл, и я опять начну вздрагивать от одного слова «каток». Сейчас же… Сейчас я была так воодушевлена, что готова была кататься даже на коньках сорок пятого размера!

Я уже мысленно выделывала пируэты, вокруг меня уже толпился восхищённый народ… Как я могла отказаться?

– Берём! – твёрдо сказала я.

– Не стоит, Смирнова, – убеждал меня Павел Фёдорович. – Ты даже стоять в них не сможешь.

– Терпенье и труд – всё перетрут, – ответила я, в очередной раз прокручивая в воображении картину своего предстоящего триумфа.

Он молча взял коньки из окна проката и сунул их мне.

– Переобувайся!

С соседней скамейки уже встали Стрельцов-Удальцов, Сыромятникова, Жеребцова и Дондоков и резво устремились к выходу, ведущему на ледовое поле. Я даже не предполагала, что на коньках можно так быстро ходить. Я начала торопливо шнуровать ботинки.

Тем временем Павел Фёдорович сдал в гардероб мои сапоги и протянул номерок.

– На! Не потеряй только. Ну, готова? Дай-ка проверю, что у тебя получилось. Слабовато, туже надо.

Он присел на корточки и стал изо всей силы затягивать шнурки. Потом внимательно посмотрел на меня.

– Не представляю, как кататься на коньках, которые на два размера больше. Может в следующий раз, а, Смирнова?

Нет, физрук определённо не знает о правиле 72 часов. Ведь если б знал, то не говорил бы такой ерунды. Сегодня, прямо сейчас я должна выйти на лёд!

Правда, в какой-то момент во мне шевельнулась мысль перенести тренировку на следующее воскресенье, но я тут же отбросила её как провокационную и покачала головой.

Павел Фёдорович громко вздохнул.

– Ты меня до инфаркта доведёшь, Смирнова, – сказал он. – Ну если так уж хочешь кататься, то вставай!

Он потянул меня за руку, и я встала. И оказалась чуть ли не на голову выше учителя. И тут же почувствовала, что моим ногам как-то чересчур свободно, что ботинки болтаются, даже несмотря на тугую шнуровку, а лезвия как будто бы вообще живут своей жизнью и наклоняются то вправо, то влево. Я покачнулась.

– Не падать! – приказал физрук, крепко обхватив мой локоть. – Куда валишься? Может, опомнишься, Смирнова? – с надеждой в голосе добавил он. – Не надо испытывать судьбу!

Я почти опомнилась и готова была его послушаться, но в этот момент Павел Фёдорович переменился в лице и ещё сильнее сжал мой локоть, потом обернулся, увидел идущего мимо Стрельцова-Удальцова:

– Ко мне, Стрельцов! Живо! – приказал он и взволнованно зашептал, когда тот подбежал к нам: – Держи Смирнову. Крепче держи, ещё не хватало, чтобы она сейчас завалилась…

– В чём дело? – спросила я, почувствовав уверенность в ногах – ведь теперь с двух сторон меня держали сильные мужские руки.

– Не шевелись, Смирнова. Не нарушай шаткое равновесие. Вот, в дверях длинного дядьку видишь? – Я кивнула. – Это замминистра спорта области. Опозоримся, если он увидит, что ты не можешь даже стоять на коньках… Остаётся надеяться, что он на нас внимания-то не обратит…

Однако же всё произошло ровно наоборот.

Неужели это я?

Длинный дядька, ну, то есть, замминистра спорта, обернулся, встретился со мной глазами, и… остолбенел. В следующий момент лицо его просияло. Не отрывая от меня восторженного взгляда, он двинулся в нашу сторону.

Или мне это показалось?

Я уже решила, что на самом деле показалось, но, судя по нервозности Павла Фёдоровича, так оно и было.

– Что происходит? – дрогнувшим голосом произнёс физрук и даже как будто бы стал ниже ростом. – Почему он идёт именно к нам?

Внутри меня зашевелилось чувство вины: ведь и так понятно, что если б не я, Павел Фёдорович бы точно не нервничал. Подумаешь, замминистра приближается! Если б не я, то он, скорее всего, был бы этому только рад. Но ведь, с другой стороны, что такого в том, что я пока ещё не умею кататься на коньках? Ведь для того люди сюда и приходят – чтобы научиться.

– Стой смирно, Смирнова! – зашипел физрук. – Стрельцов, держи её как можно крепче. И… улыбаемся, улыбаемся!

Я опустила глаза и увидела, что лицо Павла Фёдоровича перекосила кривая улыбка. Стрельцов-Удальцов улыбался во весь рот. Но больше всех улыбался приближающийся спортивный чиновник. Он не обращал внимания на приветствия в свой адрес, которые доносились со всех сторон. Его взгляд по-прежнему был прикован ко мне. Я бы добавила: восторженный взгляд.

– Что такого ты ему сделала? – прошептал Павел Фёдорович.

Откуда я знала? Я могла лишь предполагать, что за минувшие сутки я так похорошела, что моя красота потрясла даже замминистра.

В таком случае почему этого не замечают другие?

Между тем спортивный чиновник уже подбежал ко мне, схватил меня за руку с такой силой, что я чуть не потеряла равновесие, и воскликнул:

– Неужели сама Смирнова? Правда, мне казалось, ты ниже…

– Ну да… – промямлила я чуть слышно.

– Ещё раз, огромная тебе благодарность! – он начал снова трясти мою руку. Павел Фёдорович и Стрельцов-Удальцов больно сжали то место, где у меня находятся рёбра. – Прибежала, чтобы показать мастер-класс одноклассникам?

– Ну да… – промямлила я.

– Скромница, каких мало! – восхитился спортивный чиновник. – Другая бы на твоём месте… – И обратился к Павлу Фёдоровичу. – Наверное, ваша ученица?

– Представьте себе, да! – с напускной гордостью ответил физрук. Но я-то уловила в его голосе нотки растерянности. – Гордость школы!

– И не только! Города! – воскликнул замминистра и теперь уже пожимал руку Павлу Фёдоровичу.

Я пошатнулась. Ведь вместо четырёх рук меня теперь держали три! Если бы не бдительность Стрельцова-Удальцова, который вцепился в меня мёртвой хваткой, я бы точно потеряла равновесие.

– Пожалуй, ещё успею посмотреть на мастерство этой девочки. Это же фантастика!

У меня задрожали ноги. От охватившей меня слабости я едва стояла.

Замминистра не отрывал от меня взгляда. Если бы я была писателем, я бы, наверное, выразилась так: его глаза горели восхищённым огнём и прожигали меня насквозь. Так, что я почувствовала, как моя чёлка прилипает ко лбу!

– До чего же упорная девчонка! – продолжал он. – Знаю, знаю твою спортивную биографию! Ну что, пойдём на лёд, покажешь своё мастерство всему миру?

У меня пересохло во рту. Перед глазами появилась пелена, сквозь которую я с трудом различила уплывающего куда-то замминистра и всех, кто находился в поле моего зрения.

– Э-э-э… – послышался голос Павла Фёдоровича. – Знаете ли… э-э-э… – я первый раз слышала, чтобы голос физрука дрожал.

– Виктор Евгеньевич! – к замминистру подбежал запыхавшийся маленький человечек. – Вот вы где! А я вас ищу, ищу! Мы же опаздываем! Уже десять минут как должны быть в пути!

Замминистра взглянул на часы.

– Тьфу ты, вот досада! Время летит! Как жаль, что не смогу в очередной раз получить удовольствие! – разочарованно произнёс он и похлопал меня по плечу. – Берегите её! – сказал он Павлу Фёдоровичу, двинулся к выходу, потом обернулся и добавил: – Талантище неимоверное!

Физрук облегчённо вздохнул.

– Что это было? – растерянно спросил Стрельцов-Удальцов.

– Не знаю… – тихо сказал Павел Фёдорович, вытирая со лба пот. – Но то, что это талантище когда-нибудь доведёт меня до инфаркта, – это точно.