Текст книги "Строка и жизнь. Стихи"

Пустыня

 
Горячий ветер бьёт в окно автобуса,
Мы едем из Ургенча в Бухару.
Пустыня к нам шагнула, будто с глобуса,
Нас обступил вплотную саксаул.
 
 
Вокруг дороги жёлтые барханы.
Песок горяч – не наступить ногой.
И, кажется, земли восточной раны
Нам обнажает этот жгучий зной.
 
 
Здесь раньше шли верблюдов караваны,
Везли купцы шелка, шафран, имбирь.
И, может быть, под тем большим барханом
Их погребли горячие пески.
 
 
Пески – как встарь, но среди них дорога.
Но, что это такое? О, аллах!
Как изменилась женщина Востока:
Узбечка мчит на красных «Жигулях».
 
 
Восточная бесправная красавица,
Не смевшая лицо своё открыть,
Теперь трудом своим, делами славится,
Сама решает, как ей надо жить.
 
 
Она везде – на тракторе и в поле,
Во всех делах с мужчиной наравне.
Большой комбайн её послушен воле,
Она – герой на «хлопковой войне».
 
 
Теперь пустыня не угрозой смерти
Для путника случайного встаёт.
Трудом и волей усмирили смерчи,
Пустыню покорил Батыр-народ.
 
 
Велик народ, который Авиценну
Дал миру! Аль-Хорезми, Бируни.
Их подвигу в веках мы знаем цену,
Мы чтим Хамзу и мужество Айни.
 

1986 Самарканд

Сон

 
А мне опять приснилось после боя,
Хоть мне оно знакомо по кино.
И надо мною небо голубое.
Гроза войны закончилась давно.
 
 
Уж сорок лет, как замолчали пушки,
И мирная над нами тишина.
Спит девочка, и рядом спят игрушки.
Пусть никогда не снится ей война.
 
 
Пускай все дети на большой планете
От воя бомбы в страхе не замрут.
А в мирном небе россверком расцвечен
Победным громом праздничный салют.
 

1986

В сорок первом

 
В сорок первом туча грозовая
Заслонила синий небосклон,
И Отчизну сердцем закрывая,
Уходили воины на фронт.
 
 
Воины, солдаты уходили
Те, кто мог оружие держать.
И тогда в цеху их заменили
Младший брат, сестра, невеста, мать.
 
 
Хлеб растили, сеяли и жали.
И, забыв про отдых и про дом,
У станков победу вы ковали,
И крепили мощь страны трудом.
 
 
И покуда шла войны лавина,
Тыл работал – это тот же бой.
Так слились в победе воедино
Ратный подвиг, подвиг трудовой.
 

1986

Лабиринт

 
Словно в сказке, Ариадны нить
Лабиринтом жизни нас проводит.
Всё пытаясь что-то изменить,
Время быстротечное проходит.
 
 
Мы спешим за временем вослед.
Но нередко годы мы теряем.
И возврата тем потерям нет.
Всё об этом мы прекрасно знаем.
 
 
Этих лет назад не возвратить,
Не вернуть расцвет весенней рани.
Всё длиннее Ариадны нить,
Всё короче жизни расстоянье.
 
 
Будет пройден жизни лабиринт,
Как бы он нам ни казался сложен.
Человек – природы властелин,
Стать бессмертным всё-таки не может.
 
 
Пусть ведёт нас Ариадны нить
К тем делам, чтоб время наше славить.
Жизнь свою должны мы так прожить,
Чтобы на земле свой след оставить.
 

30 июля 1986 Оха

К глубокой древности восходит

 
К глубокой древности восходит
Святое ваше мастерство.
И, по преданью, происходит
Оно на свете от того,
Кто Эскулапом назывался,
И кто, не требуя наград,
Чужую боль понять пытался,
И ближнему помочь был рад.
 
 
С тех пор века прошли над миром.
Но был в любой текущий век
Для жителей Земли кумиром
В халате белом человек.
Мы жизнь свою ему вручали,
Жизнь наших близких и детей.
Он наши понимал печали,
Болея болью всех людей.
 
 
Больной у смерти на пороге,
В халате белом человек
Вдруг появлялся на дороге
И прекращало время бег.
И отступала боль куда-то.
И смерть с клюкой спешила прочь.
Брела с рассвета до заката.
И снова уходила в ночь.
 
 
А врач, который жизнь у смерти
Своим стараньем отстоял,
Улыбку этой жизни, верьте,
Дороже ценит всех похвал.
Наш мир столь яростно-прекрасный!
Простой народ планеты всей
Благодарит за полдень ясный
Когорту славную врачей.
 

1986

Как я шила в ателье платье типа «Кокилье»

 
Красиво модно быть одетой,
Желанье – просто выше сил!
Нас в ателье исполнить это
Плакат любезно пригласил.
 
 
И вот, поверив в ту рекламу:
Все ж ателье, и первый класс,
В шитье пока не видя драму,
Даём мы одурачить нас.
 
 
Потом стою я на примерке.
Закройщик строг и деловит.
Какие-то снимает мерки
И что-то тихо говорит.
 
 
Ну, наконец! Готово платье!
Я в ателье за ним спешу.
Но не спешу его забрать я,
Я очень в нём людей смешу.
 
 
«Должны мы с качеством бороться!» —
Зав. ателье мне говорит.
Ну, что ж, борьба им удаётся:
У платья просто жуткий вид.
 
 
Четыре шва в один зашили:
«Так технология велит».
На шее вырез искривили,
А «кокилье», как кочка, сбит.
 
 
«А где же вытачки? Ведь вроде
Должны на платье быть они?»
«Не понимаете вы в моде!
Их на живот перенесли».
 
 
Услышав про дела такие,
Не знаю, как себя вести.
Скажите, милые портные,
Куда мне грудь перенести?
 
 
А заодно, скажите прямо,
Чтоб в заблужденье не вводить:
«Реклама – это лишь реклама,
Но лучше Вам у нас не шить!»
 

31 июля 1986 Оха

Мужчинам

 
Всё переменчиво: и мода, и погода,
Мы все привыкли к изменениям таким.
А в феврале, в метельный самый месяц года
Тот день, что праздником считается мужским.
 
 
«Мужчин так мало», – говорит статистика.
И так беречь их женщины должны,
Что просто в Книгу Красную до листика,
Их всех необходимо занести.
 
 
А виновата всё эмансипация,
Что женщин высоко так вознесла,
Куда мужчинам вовсе не взобраться.
И меркнут все их славные дела.
 
 
Открыли космос – вышла в космос женщина.
Подвластны ей корабль и самолёт.
Престиж мужчин, почти совсем развенчанный:
Жена – шофёр, механик и пилот.
 
 
А женщины, что славою увенчаны,
Так социальных много в том причин:
Двадцатый век – век мужественных женщин.
И, ах, как жаль! Век женственных мужчин!
 
 
А ведь «мужчина» – слово-то какое!
В нём сила, воля, мужество и честь,
Гарантия в нём женского покоя,
Достоинство – всё в этом слове есть.
 
 
Так пусть всегда мужчины помнят это.
И званием своим пусть дорожат.
И отблески победного рассвета
На лицах юных воинов лежат.
 
 
Они отцовской славы не забудут.
Им волн стихию, космос побеждать.
А женщины за них спокойны будут.
И будут верно их любить и ждать.
 

1986 Оха

Поры военной юные солдаты

 
Вам девятнадцать было в сорок пятом,
А в сорок первом – лишь пятнадцать лет,
Поры военной юные солдаты,
Война навек оставила в вас след
 
 
Орды фашистской «тигры» и «пантеры»
Швыряли в вас огонь и шквал свинца,
Но грозный вой коричневой химеры
Не устрашил советского бойца.
 
 
Вы долг сыновний выполнили свято
Вы, жизни не щадя, шагнули в бой,
Поры военной юные солдаты,
Отчизну-мать прикрывшие собой.
 
 
И пол-Европы за четыре года
Прошли. Не все вернулись вы назад.
Вы – сыновья великого народа,
Что отстояли Прагу и Белград.
 
 
Друзей на плащ-палатках выносили,
Теряли самых близких, дорогих,
Кого в могиле братской хоронили,
Кого же… только в памяти живых.
 
 
Врага добили в логове зверином,
Над куполом Рейхстага – красный стяг
Он взвился над поверженным Берлином,
И больше нет разведок и атак.
 
 
Но ноют к непогоде ваши раны.
И памяти, как боли, нет конца,
Войну забыть не могут ветераны —
Она у них прошла через сердца.
 
 
И потому не могут быть спокойны
Сердца солдат в тот час, когда опять
Гремят над миром, не смолкая, войны.
И где-то снова плачет чья-то мать…
 
 
Не покидают ветераны строя,
Чтоб не руины – города цвели.
За то, что небо мирно голубое,
Поклон от нас вам низкий до земли!
 
 
И пусть не знают грохота снарядов
Ни сыновья, ни внуки тех бойцов,
Но помнят пусть чеканный строй парадов,
Победный залп во славу их отцов.
 

08 мая 1986 Южно-Сахалинск

Пурга

 
Пушистый снег всё падает и падает.
И, кажется, других не будет дней,
И солнышко нас больше не порадует
Теплом и ласкою своих лучей.
 
 
Пушистый снег ковром укутал землю.
Пурга сегодня уже пятый день.
Деревья в одеялах снежных дремлют.
И где-то в чаще прячется олень.
 
 
А вот опять: «Примите штормовое»…
Нет видимости. Ветер валит с ног.
Ну, что за наказание такое,
За что на нас так рассердился Бог?
 
 
Наверное, за то, что мы – безбожники,
Что вера в Бога вызывает смех.
И вот теперь безбожники-дорожники,
Ругая Бога, убирают снег.
 
 
А вьюга злится. Вихрем снег кружится.
Свирепый ветер воет и гудит.
И сколько это всё еще продлится,
И сколько суток почта пролежит?
 
 
Но ничего, мы всё же оптимисты!
На острове другие не живут.
Мы верим: небо снова будет чистым,
И снова в нём моторы запоют.
 
 
Тайфун, циклон – не устрашит нас это.
Не первый раз встречаем это мы.
Знакомо нам и островное лето,
Причуды знаем северной зимы.
 
 
И верим мы: согласно расписанью
К нам транспортный прибудет самолёт.
Своё он тоже выполнит заданье:
С большой земли привет нам привезёт.
 

1987 Оха

Мы – автомобилисты

 
В космическом кто-то полёте,
А кто-то спустился в забой.
И каждый из них на работе:
Кто в космосе, кто под землёй.
 
 
А нам все земные дороги
И встречные ветры поют:
«Машинами правят не боги,
Не боги их в рейсы ведут».
 
 
Надёжны моторы и шины,
И выверен точный маршрут.
Машины, машины, машины
На юг и на север идут.
 
 
Не боги, а парни простые
В КАМАЗах и Татрах сидят.
Их площади ждут буровые.
И стройки встречают ребят.
 
 
Водители – парни простые.
Лишь были б соляр, да бензин.
Им стелет дороги Россия,
И трассы свои Сахалин.
 
 
Надёжны моторы и шины,
И выверен точный маршрут.
Машины, машины, машины
На юг и на север идут.
 
 
Тайфуны, пургу, бездорожье
Машины встречают в пути.
Тяжёлые трассы – так что же?
Ведь кто-то их должен пройти.
 
 
Как будто бы доброго друга
Повсюду встречают меня
Машины с эмблемой: по кругу
На дверцах кабин шестерня.
 
 
Надёжны моторы и шины,
И выверен точный маршрут.
Машины, машины, машины
На юг и на север идут.
 

1987

Черёмуха

 
Нет, ничего не исчезает.
Былое в памяти живёт.
И по весне снег серый тает,
Потом черёмуха цветёт.
 
 
Как будто снегом запорошена,
Черёмуха в цвету стоит.
И грусть, негаданно-непрошенно,
Вдруг болью сердца защемит.
 
 
И станет холодно и жутко
Июньским ярким жарким днём.
И на какую-то минутку
Нам сдавит горло горький ком.
 
 
То не обида, не досада,
То отзвук отлетевших снов.
И слёзы сдерживать не надо
При виде чистых лепестков.
 
 
И гроздья белые черёмухи
Нас возвращают к жизни вновь.
И снова радости и промахи,
Весны кипенье и любовь.
 

Июнь 1987

Море

 
Не признавая власти плена,
Шумит рассерженный прибой.
Вскипает море белой пеной,
И в берег бьёт крутой волной.
 
 
Какая мощь! Какая сила
В стихии волн заключена!
Вот снова ввысь громадой взмыла
Волны отвесная стена.
 
 
Уйдёт волна, придёт другая,
Швырнёт корабль, как утлый челн.
И морю нет конца и края,
И рокот моря – песня волн.
 

1987

Ностальгия

 
За много тысяч миль от берега
Уходят наши моряки.
Встречает их страна Америка.
Чужие светят маяки.
 
 
Чужое солнце их не радует.
Чужая речь, чужой язык.
А звёзды с неба также падают,
Как в детстве видеть ты привык.
 
 
Чужие пристани и гавани,
И белый пенистый прибой.
И ностальгия в дальнем плаваньи —
Болезнь профессии морской.
 
 
Гитара нежным перебором
Вдруг растревожит моряка,
И ностальгия, ностальгия —
По милой Родине тоска.
 
 
Корабль – от киля и до клотика —
Для моряка его страна.
Есть много стран, где сплошь экзотика,
Но Родина у всех одна.
 
 
И ни Клондайк, ни Эльдорадо
Не тронут душу моряка.
Она бывает только рада
Родные видеть берега,
 
 
Где на причале ждёт подруга,
Где маяка знакомый свет.
Пусть там снега, иль солнце юга,
Земли родней на свете нет.
 
 
И страны ближние и дальние —
Все меркнут перед ней одной.
Прощай Италия, Австралия.
Идём домой! Идём домой!
 

1987

Пушкин

 
Всё: пистолеты, шпаги, слово —
Всё для дуэли подойдёт.
Всё правду защищать готово,
Но рок вершит свинца полёт.
 
 
И у Дантеса на прицеле
России слава, совесть, честь,
Служенье долгу в правом деле,
Всё, что в горячем сердце есть.
 
 
Ужель никто не остановит?
Ужели выстрел прогремит?
Прервётся яркой жизни повесть,
Позор убийцу заклеймит.
 
 
Не видя сквозь слезу земли,
Поэта нёс Козлов Никита.
Застыла в горе Натали,
Как будто б и она убита.
 
 
Но тлен не властен над певцом.
Певец – он вечен, как дубрава.
Смеясь на жалящим свинцом,
Его не умирает слава.
 
 
Почти от самой колыбели
По жизни с нами он идёт.
Нет, не убит он на дуэли.
Он в сердце каждого живёт.
 
 
Мы с Пушкиным вступаем в детство,
И в юность, в зрелость – сквозь года.
Его богатое наследство
Не оскудеет никогда.
 
 
Любой из нас на Чёрной речке
В тот день январский роковой
Свинцу своё б подставил сердце,
Что б заслонить его собой.
 
 
«У нас у каждого свой Пушкин», —
Вслед за поэтом повторим.
У нас у каждого свой Пушкин,
Которого в душе храним.
 
 
Свой у Багрицкого и Блока,
И у Цветаевой он свой.
Не подчиняясь силе рока,
Всегда родной, всегда живой.
 
 
В какое злое лихолетье
Дантеса выстрел прозвучал?!
Через века, через столетья
Свинец тот к нам в сердца попал.
 
 
Ту боль мы ощущаем снова.
Но Пушкин будет вечно жить.
Ведь Пушкин – это наше слово.
А слово пулей не сразить.
 

1987 Оха. Сахалин

Всё в прошлом

 
Всё в прошлом, в прошлом всё,
Что связано с тобою,
Что было радостью и волновало кровь.
Теперь то прошлое – за каменной стеною,
За той стеною похоронена любовь.
 
 
Нам верить хочется: любовь не умирает.
Она рождается затем, чтоб вечно жить.
Однако в жизни редко так бывает,
Чтоб вновь связать оборванную нить.
 
 
Идут года, но мы не стали ближе,
Хоть чувства и стараемся сберечь.
Я знаю, скоро вновь тебя увижу.
Я помню радость от коротких встреч.
 
 
Но этих встреч летящие мгновенья
Нельзя же вечно в памяти хранить.
Они растают, словно сновиденья.
И больше нам любовь не воскресить.
 
 
Любовь большая – редкая награда.
Она для тех, кто это заслужил.
Мне ж от судьбы совсем немного надо:
Лишь только то, чтоб ты на свете жил.
 
 
С тобой в разлуке я забыла гордость,
Обиду, боль, всю ненависть мою.
И снова я люблю тебя и помню,
Люблю и помню, помню и люблю.
 

1987 Оха. Сахалин

Часы

 
Часы стучат, отсчитывая даты
Моих побед и горестных утрат.
Часы стучат, они не виноваты,
Что не вернётся прошлое назад.
 
 
Часы стучат, секунды и минуты
Слагая в час и в день, и в год, и в век.
Часы спешат, но медлит почему-то
В такой короткой жизни человек.
 
 
Часы стучат. Проходят юность, зрелость,
Сменяет мудрость пылкость юных дней.
И уж не петь нам, как когда-то пелось.
Короче дни, и ночи холодней.
 
 
Часы идут вперёд, преград не зная.
Неумолимо время, словно рок.
Мы так о многом в юности мечтаем.
И вдруг пора уж подводить итог.
 
 
Ну, что ж, пусть не всегда ковром пушистым
Под ноги нам стелился жизни путь,
Но только совесть сохраняя чистой,
Теперь спокойно можно отдохнуть.
 
 
Но нет, покой… покой нам только снится.
С рассветом сон растает, словно дым.
И вскачь несется жизни колесница.
И мы опять догнать её спешим.
 

23 июня 1987 Оха. Сахалин

Май

 
Идут года упрямо чередою,
Становимся мы старше и мудрей,
Вчерашний снег становится водою
В сияньи майских солнечных лучей.
 
 
Весна и май! Сиянье и улыбки!
Природа оживает каждый год.
Пусть вновь не повторяются ошибки,
Пусть жизнь лишь только радость нам несёт.
 

1987

Мой город северный – моя Оха

 
На русский с нивхского «вода плохая».
Да вправду ли «водичка» та плоха?
Нет, вовсе не «плохая» – нефтяная,
Мой город северный – моя Оха.
 
 
Лачуги, в землю вросшие бараки.
Вокруг посёлка тундра да тайга,
Течёт река Нефтянка сквозь овраги…
Когда-то начиналась так Оха.
 
 
Но люди здесь особенного склада:
Не внешностью – душой богатыри.
Не надо славы, почестей не надо,
Но надо нефть добыть из-под земли.
 
 
И на заботу людям отвечая,
Была щедра земля, и нефть текла,
Текла, того не ведая, не зная,
Что статус города Охе дала.
 
 
Но вскоре нефть ещё дороже стал,
Ещё ценнее стала, чем была,
Подняв цену и нефти, и металла,
Через три года началась война.
 
 
Нет, пятьдесят – и для людей немного,
Но пятьдесят таких нелегких лет…
Так тяжела войны была дорога,
Тернист был путь до будущих побед.
 
 
Когда война над Родиной гремела,
Оха не оставалась в стороне.
Рванулась ввысь стремительная стела
В честь сыновей, погибших на войне.
 
 
Оха не только нефть стране давала —
Она детей Победе отдала.
И так свежи цветы у пьедестала,
И ярок факел вечного огня.
 
 
Над городом строительные краны,
Как стаи птиц, взметнулись в небеса.
Встают, как в сказке братья-великаны,
Домов пятиэтажных корпуса.
 
 
Нет, в пятьдесят – и люди не стареют,
А города – они совсем юны.
Растёт Оха, цветёт и хорошеет
Мой город в нежном возрасте весны.
 

сентябрь 1988 Оха. Сахалин

Над первозданной тишиной тайги

 
Над первозданной тишиной тайги
Рокочет винтокрылый вертолёт.
Здесь буровые будни нелегки,
Ведь буровая вышка – не завод.
 
 
Тайга и тундра – северный ландшафт,
Украшен вышками то там, то тут…
И, трудовую вахту отстояв,
Буровики усталые идут.
 
 
Под сапогами хлюпает вода.
И хмурится туманом небосвод.
Земля так много требует труда,
Когда богатства щедро отдаёт.
 
 
Но кто-то ж должен жертвовать собой,
Презрев невзгоды трудного пути,
Чтоб нефть и газ разведав под землёй,
Богатства недр к нам, людям, донести.
 
 
И вот он – чёрный масляный фонтан!
Ликующие крики: «Нефть идёт!»
Над площадью Гиляко-Абунан
Рокочет винтокрылый вертолёт.
 

1988 Оха. Сахалин

И тем отмечен на земле наш след

 
Нам жизнь свои дарила километры.
Нам улыбался синий небосвод.
А с боем отвоёванные метры
Обильно поливал солёный пот.
 
 
Буренье требует от нас терпенья.
Трудна работа – всё равно держись!
В работе той не только на уменье,
Нас на закалку проверяет жизнь.
 
 
Бывает всё: победы, неудачи,
Вдруг закрывает солнце чёрный дым.
От неудач не гнемся и не плачем,
А, стиснув зубы, у станков стоим.
 
 
Разведка недр… Тут люди деловые.
Здесь разгильдяям просто места нет.
За нами вслед шагают буровые,
И тем отмечен на земле наш след.
 
 
И нам не надо никакой награды,
Коль знаем мы, что «чёрная река»
Течёт, минуя все в пути преграды,
В наш нефтепровод «Комсомольск-Оха».
 

1988 Оха. Сахалин

Берегите леса!

 
Давайте будем бережливы,
Чтоб не пришлось тушить леса.
Ведь это в огненных разливах
Пылает русская краса.
 
 
Ведь это «лёгкие планеты»,
Сейчас объятые огнём.
Что мы оставим нашим детям?
И с чем же к внукам мы придём?
 
 
Ведь дерево растёт годами,
Десятилетьями растёт.
Но в миг его сжирает пламя.
Всё гибнет, что в лесу живёт.
 
 
Богатство наше – лес зелёный,
Он превратится в сизый дым
От комля до верхушек кроны,
Коль мы его не защитим.
 
 
Стоят обугленные ели,
Как на погосте мертвецы.
Ну, как же мы не досмотрели,
Не отвели от них беды?
 
 
Один окурок, или спичка —
И дым застелет небеса.
Пусть станет бдительность привычкой,
Чтоб не пришлось тушить леса.
 

10 августа 1988 Оха. Сахалин

Анонимки, анонимки

 
Анонимки, анонимки…
Что в них правда, что в них ложь?
Их рождают невидимки.
С невидимки что возьмёшь?
 
 
Только эти невидимки
Очень просто в пять минут
Выстрелом из анонимки
До инфаркта доведут.
 
 
Он трудяга – невидимка.
Цель труда его видна:
Он из мухи анонимной
Ловко сделает слона.
 
 
И пойдёт гулять по свету
Тот, пером рождённый слон.
И по чёрному навету
Будет кто-то уязвлён.
 
 
И тогда для невидимки
Настаёт желанный миг:
Значит, ранят анонимки,
Значит, цели он достиг.
 
 
Кто пигмеи, кто атланты —
Нет пощады никому.
Анонимщиков таланты
Мы растим в своём дому.
 
 
Только склочникам речистым
Уж давно пора понять:
Разве могут реалисты
«Дух бесплотный» уважать?
 
 
Невидимка – он не воин,
С мелкой подленькой душой.
Уважения достоин,
Кто идёт в открытый бой!
 

1989 Оха. Сахалин

Мне друзья говорят

 
Мне друзья говорят: «Слушай, Алка.
Без таланта стихи – это ложь.
Хоть порою, бывает, ты, Алка,
Залихватски стихи «выдаёшь».
 
 
Я друзьям отвечаю на это:
«Я ж, ребята, пишу для души.
И себя не считаю поэтом,
Если даже стихи хороши.
 
 
Ну, а что залихватские, право,
Мне всегда бесшабашность – родня».
Для кого-то стихи – это слава.
Ну, а что же стихи для меня?
 
 
Ну, а я – я другого покрою.
Я по жизни иду напрямик.
И не раз слышу я за спиною:
«У неё, словно бритва, язык».
 
 
Бритва? Значит порезался кто-то.
Значит кто-то задет? Ну, так что ж?
Ни пред кем не держать мне отчёта.
Без таланта стихи – это ложь…
 

1990 Оха. Сахалин

День нефтяника

 
Мы не стоим на вахте у качалок.
И у станков бурильных не стоим,
Но транспорт – это главное начало,
И мы его традиции храним.
 
 
Без нас нет ни добычи, ни буренья,
И не придёт в дома попутный газ.
Вот потому считаем днём рожденья
Мы праздник День нефтяника для нас.
 

1990 Оха. Сахалин

Перестройка

 
Самолёт пробежался
Полоскою взлётной.
И опять нас от дома
Уносит мотор.
Если жизни погода
Даже будет нелётной,
Сердце всё-таки рвётся
На бескрайний простор.
 
 
Сердцу хочется в дали,
Где ещё не ступали
Ни нога человека,
Ни лесное зверьё.
Будет трудной победа,
Это точно мы знали.
Только мы непременно
Добьёмся её.
 
 
Мы добьёмся победы,
Но над кем, мы не знаем.
Знаем только победа
Непременно придёт.
Ну, конечно, бывает:
Назад мы шагаем.
Но ведь мы-то считаем,
Что шагаем вперёд.
 
 
Эксперимент перестройки,
Кооператорам бойким
В руки дал миллионы —
Ни за что, ни про что.
Мы с тобой, перестройка.
Мы упрямы и стойки,
Даже пусть и на полках
Вовсе нет ничего.
 
 
Будем жить мы отлично,
Если б только нам лично
Где-то взять бы побольше
Инвалютных рублей.
Очень много проектов.
Ещё больше – прожектов.
И чего мы достигли —
Не поймём, хоть убей.
 
 
Перестройка шагает
Сквозь леса и овраги.
Но леса всё редеют,
Вырубают леса.
Чтоб стерпела бумага,
А у нас в изобильи
Лишь одни небеса.
 

90-е

Вокруг Курил

 
Вокруг Курил бушуют страсти,
Но есть вопрос и не один:
Сдадут Курилы в одночасье
Иль вместе с ними Сахалин?
 
 
И кто решил, что сахалинцам
Безвинно каторгу отбыть?
Кто знает, как живут охинцы,
И долго ль им позволят жить?
 
 
В каком живём мы государстве?
Россия мать нам или нет?
Кто нам ответит за мытарства,
И кто нас защитит от бед?
 
 
На острове родном – изгои.
Коль некуда бежать – изгой.
Вот только небо голубое,
Такое ж, как над всей страной.
 
 
В восторге юности когда-то
Мы обживали этот край.
Была забота и зарплата,
Ведь Сахалин – совсем не рай.
 
 
Но лидеры сменили лица
И изменили времена.
Кому нужны мы, сахалинцы?
Нам стала мачехой страна.
 
 
Сегодня ж, чем не каторжане?
Россия нас не хочет знать.
Мы брошены «на выживанье»,
Ну, а точнее, умирать.
 
 
Но верю: беспредел не вечен.
Со сменой лидера уйдёт.
К народу став почеловечней,
Россия крылья обретёт.
 

90-е