Текст книги "Демографическая повестка современной России: структура и воспроизводство населения"

2. Рождаемость и репродуктивное поведение населения России

2.1. Рождаемость и ее измерение

Под рождаемостью в демографии понимается процесс деторождения в некоторой совокупности людей, составляющих поколение или группу поколений, на определенной территории (в стране или регионе). Когда говорят о повышении или понижении рождаемости, фактически речь идет о динамике одного или нескольких ее показателей. Все они имеют свои преимущества и недостатки, и выбор показателя рождаемости должен определяться аналитическими целями. Например, для оценки численности поколения детей, которые будут претендовать на места в детских дошкольных учреждениях, стоит использовать показатель общего числа рождений. Он же подходит для прогнозирования возрастной структуры населения, но не годится для оценки интенсивности деторождения.

Чаще прочего для измерения уровня рождаемости используется коэффициент суммарной рождаемости (КСР) условного поколения. В отличие от общего коэффициента рождаемости (числа родившихся в расчете на 1000 человек населения), он не подвержен влиянию численности поколения матерей, однако имеет ряд недостатков. Они связаны с самой концепцией условного поколения, под которым понимается совокупность людей, на протяжении жизни которой интенсивность демографических процессов в каждом возрасте соответствует существующей в данный календарный период (определение по Г.А. Бондарской). Очевидно, что как только календарь событий в жизни нового поколения меняется по сравнению с предыдущим, этот показатель теряет свою достоверность. Именно эти процессы происходят последние десятилетия во многих странах мира, и оттого КСР значительно и систематически расходится с когортным показателем итоговой рождаемости [Соботка, Лутц, 2011]. В одни периоды он может занижать уровень рождаемости (при массовом повышении возраста материнства), в другие – завышать. Последнее возможно при сокращении интервалов между рождениями, например, вследствие краткосрочных стимулирующих мер.

Широко применяемым способом коррекции КСР является так называемая поправка Бонгаартса-Фини («tempo-adjusted TFR»), которая учитывает погодовые изменения среднего возраста матери при рождении ребенка каждой очередности. Однако она не учитывает ни распределение женщин по числу рожденных детей, ни длину периода после последнего рождения, которые являются определяющими характеристиками репродуктивного поведения населения. Тем не менее, в силу того что большинство стран предоставляют достаточно данных для расчета КСР с поправкой Бонгаартса-Фини, к этому показателю прибегают наиболее часто. Для России расчет этого показателя затруднен в связи с отсутствием официальных публикаций статистики рождаемости в разрезе порядка рождения[5]5
  Как известно, с 1998 г. и вплоть до 2013 г. запись о том, каким по порядку ребенок родился у матери, была исключена из перечня обязательных сведений, собирающихся при регистрации рождения, однако часть регионов Российской Федерации продолжали ее вносить в добровольном порядке. В 2013 г. в связи с необходимостью вести мониторинг эффективности майских указов Президента РФ Постановлением Правительства РФ (Постановление № 1049 от 21.11.2013 г.) были утверждены Правила предоставления органами записи актов гражданского состояния сведений о государственной регистрации рождения, смерти, заключения и расторжения брака в Федеральную службу государственной статистики, в соответствии с которыми информация о порядке рождения возвращена в перечень собираемых сведений. К этому времени все регионы восстановили сбор информации. Более того, в рамках того же Постановления в перечень сведений, передаваемых органами ЗАГСа в Росстат, внесены данные об образовании и занятости матери.


[Закрыть].

Наиболее достоверный показатель рождаемости – итоговое число рождений в когорте женщин. Однако он не подходит для оценки текущих тенденций. Существует немало «профессиональных» показателей, позволяющих оценить актуальные изменения в разрезе реальных, а не условных поколений. Однако ввиду сложности их практически не используют при принятии управленческих решений. Рождаемость изучается преимущественно статистическими методами, а репродуктивное поведение – социологическими. Массовые опросы позволяют получить представление о дифференциации числа детей в семьях из разных социальных групп. Они также дают информацию об установках детности, отражающих предпочтения населения в отношении размера семьи. Последние широко используются в контексте обоснования мер демографической политики.

Российские изменения уровня рождаемости проходили в общем европейском русле, при этом в 1990-х гг. Россия ненадолго вошла в число стран со сверхнизкой рождаемостью (КСР менее 1,3 ребенка на одну женщину). К 2013 г. он восстановился до уровня в 1,7 ребенка. Нельзя отрицать, что частично это восстановление стало возможным благодаря усилению поддержки семей с детьми в период после 2006 г. Однако, как говорилось ранее, рост коэффициента суммарной рождаемости не обязательно означает увеличение итогового числа детей у женщин. Последнее все это время менялось слабо. На рис. 6 показано соотношение уровней рождаемости условных и реальных поколений в разрезе календарных лет (данные по реальным поколениям традиционно сдвинуты на 25 лет вперед – на приблизительный средний возраст деторождения; маркер обозначает точку, после которой вместо фактического итогового числа рождений используется ожидаемое число рождений, рассчитанное по числу рождений к конкретному возрасту и возрастным коэффициентам рождаемости за 2012 г.).

Рис. 6. Итоговая рождаемость условных и реальных поколений

Источник: Расчеты по данным The human Fertility Database Росстата.

Одним из наиболее существенных демографических достижений России за последние десятилетия можно считать более чем четырехкратное сокращение числа абортов (с 227 до 56 абортов на 100 рождений в период с пикового 1988 по 2012 г., см.: [Денисов, Сакевич, 2014]). При этом суммарный коэффициент абортов снизился с 3,4 аборта в среднем на одну женщину репродуктивного возраста в 1991 г. до 0,97 в 2012 г. Несмотря на благоприятную динамику, уровень абортов в России по-прежнему высок как по сравнению с европейскими странами, так и по сравнению с некоторыми странами СНГ (например с Белоруссией). Тем не менее по уровню подростковых абортов Россия уже находится ниже многих западных стран. Проблемой в этой сфере может стать ужесточение законодательства в отношении аборта, предложения которого появляются довольно часто. Оно способно вызвать резкий всплеск числа криминальных абортов и нарушить позитивную динамику уровней материнской и младенческой смертности.

В России рождаемость стареет, но по сравнению с европейскими странами она остается относительно молодой. Этот процесс значительным образом влияет на социальное и демографическое развитие, поэтому мы остановимся на нем отдельно.

2.2. Откладывание деторождения в России и мире

Показатели возрастной интенсивности наиболее точно характеризуют рождаемость условного поколения женщин. При стандартном представлении возрастного профиля применяется укрупнение до пятилетних интервалов. Разбивка на однолетние группы позволяет увидеть небольшую выемку на возрастах 22–23 года кривой первых рождений (рис. 7, 8).

Рис. 7. Возрастные коэффициенты рождаемости, Россия, 2013 г.

Источник: Расчеты на основе неопубликованных данных Росстата[6]6
  Здесь и далее распределение неполных записей о рождениях произведено в соответствии с методикой Е. М. Андреева [Андреев, 2012].


[Закрыть].

Рис. 8. Возрастные коэффициенты рождаемости, г. Москва, 2013 г.

Источник: Расчеты на основе неопубликованных данных Росстата.

Она наблюдается не впервые и отражает влияние окончания женщинами высшего образования, их выхода на рынок труда. Пик первых рождений приходится на 24 года, вторых – на 30 лет.

Город Москва представляет отдельный интерес для изучения тенденций в сфере рождаемости и уже не раз обращал на себя наше внимание [Малева, Тындик, 2014; Малева, Тындик, 2013; Tyndik, Biryukova, 2014]. Возрастной профиль рождаемости в столице значимо отличается от общероссийского. На кривой первых рождений углубление на 22–23 годах еще более заметно, пик приходится на 26 лет, и уже проявляется вторая точка роста – на 29 годах. Распределение по вторым рождениям ниже по уровню по сравнению с общероссийским, но лишь немного смещено вправо. Пик вторых рождений (выраженный ярче) также концентрируется на 30 годах.

Повышение среднего возраста рождения первого ребенка является одной из ключевых демографических тенденций в России. В настоящий момент возраст матери при рождении первого ребенка составляет в среднем 25,3 года, и ему предстоит еще подняться. В связи со спецификой сбора российской статистики оценки динамики календаря рождений отличаются особым приближением. Как отмечалось выше, полных данных текущего учета о рождениях в разрезе их порядка долгое время не было. Часть субъектов Российской Федерации (в разные годы разное число, в среднем около 70 % регионов) продолжала собирать эти сведения. На их основе показатели дооценивались, они, в частности, используются в базе данных The Human Fertility Database (методику и оценку смещений в связи с неполнотой данных см. в: [Андреев, 2012]).

Вплоть до 1970-х гг. рождаемость в СССР сдвигалась к молодым возрастам, и только затем – позже, чем в западных странах, – началось движение в противоположную сторону. Оно было ненадолго прервано во второй половине 1980-х гг. и возобновилось в 1994 г. (рис. 9). Можно сказать, что феномен откладывания деторождения стал заметен только с середины 1990-х гг. и коснулся всех поколений женщин, родившихся после 1965 г. Несмотря на то что текущие данные не позволяют в полной мере оценить темпы откладывания деторождения у тех, кто еще не завершил свой репродуктивный период, говорить об их замедлении пока не приходится. Этот процесс, охвативший поначалу население крупнейших городов, получает повсеместное распространение.

Рис. 9. Средний возраст матери при рождении первенца, лет

Источник: Расчеты на основе данных Росстата и ВПН-2010.

Рис. 10. Доля бездетных к 25, 30, 35 и 40 годам, %

Источник: Расчеты на основе данных ВПН-2010.

Оценить масштабы отсрочки деторождения среди молодых женщин можно с помощью показателя доли бездетных к конкретному возрасту (рис. 10). Если среди женщин, рожденных в 1966 г., к 25 годам только 23 % не имели детей, то среди рожденных в 1985 г. – почти половина. Более того, в когорте 1980 года рождения (последней, по которой есть соответствующие данные) уже четверть российских женщин отложила рождение первенца за тридцатилетний рубеж.

Процесс постарения рождаемости касается всех развитых стран, и многие из них продвинулись по этому пути гораздо дальше России (рис. 11). В некоторых странах (Швейцария, Италия и др.) средний возраст женщины при перворождении вплотную приблизился к 30 годам, в Греции он достиг 31 года, и нет гарантии того, что он не продолжит расти.

Рис. 11. Средний возраст матери при рождении первенца в разных странах, лет

Источник: UNECE database.

Откладывание деторождения – ключевой маркер модернизации демографического поведения населения, которая в свою очередь является частью модернизации всего общества. Какие глубинные процессы лежат в основе этого феномена? На теоретическом уровне постарение рождаемости связывается со многими факторами. Первый из них – это переход к регулируемой рождаемости и распространение высокоэффективных средств контрацепции. Если ранее вопрос состоял в том, применять контрацепцию или нет, то в современном обществе он заключается в том, когда прекратить это делать [Lesthaeghe, 2010]. Другими словами, деторождение перешло из плоскости событий, «происходящих с индивидом», в плоскость принятия решений. И как видно из материалов качественного социологического обследования, необходимость принимать решение нередко вызывает дискомфорт у женщин. Он в свою очередь приводит к проблеме «перманентного откладывания», и в итоге – к бездетности.

Второй фактор заключается в многочисленных трансформациях в сфере семьи и брака [Sobotka, Toulemon, 2008]. Первые партнерские союзы стали носить пробный (и нерегистрируемый) характер, а поиск партнера, «подходящего» для формирования семьи и рождения детей, затягивается. По мере того как семейный союз утрачивал свою социально-экономическую роль, к нему возрастали требования психологического характера. Они усугубились так называемым гендерным неравенством на уровне семьи – когда отказ от традиционного распределения ролей уже произошел, а эгалитарные отношения еще не приняты. Распад партнерства почти перестал нести социальные штрафы, что привело к росту числа разводов.

Третий фактор – это растягивание периода взросления, и прежде всего речь идет об удлинении периода образования от поколения к поколению. Получение образования и накопление человеческого капитала можно отнести к фундаментальным ценностям современного общества. Его роль сложно переоценить как на уровне отдельного человека, так и для экономического развития государства в целом. Однако длительный процесс обучения приводит к более позднему выходу на рынок труда [Jacob, Weiss, 2010]. В связке с возросшей экономической неопределенностью в молодых возрастах (отсутствие гарантий трудоустройства, низкая отдача от образования в первые годы, характерные для России структурные проблемы связки «образование – рынок труда») это затягивает период обретения экономической независимости. Идеальным жизненным путем многих женщин становится модель «образование – выход на рынок труда и закрепление на нем – замужество или партнерство – рождение ребенка». Нельзя исключать влияния образования и на трансформацию личных ценностей в сторону самореализации вне дома и семьи, построения карьеры. Таким образом, норма в отношении возраста первого рождения сдвигается как минимум к 25 годам, а зачастую и в более поздние возраста. В современном обществе рождение ребенка выступает лишь одним из элементов самореализации его родителей.

Время рождения первого ребенка зависит от дохода, образования, опыта и стажа. Современные женщины все чаще откладывают материнство в целях профессионального становления и развития, а также закрепления на рынке труда, пытаясь таким образом снизить карьерные риски и потери, связанные с материнством. Данные по Германии показывают, что женщины с более высоким уровнем образования и большим стажем работы чаще откладывают рождение первого ребенка [Romeu Gordo, 2009]. В ряде исследований утверждается, что женщины, поздно рожающие первого ребенка, больше инвестируют в человеческий капитал, чем те, кто рожает рано. Также наблюдается прямая связь с высоким уровнем дохода и откладыванием материнства [Blackburn et al., 1993; Caucutt et al., 2002].

И, наконец, четвертый фактор, который на самом деле стоит за спиной всех предыдущих, – снижение давления со стороны общества как значимого регулятора индивидуального поведения. Несмотря на то что это давление сохраняется в словесной форме, реальные рычаги воздействия оно утратило.

Таким образом, с одной стороны, находится ряд макрофакторов, действующих в сторону повышения возраста вступления в материнство и отцовство; с другой стороны, существуют объективные биологические ограничения репродуктивного возраста женщины. Интервал потенциально возможного деторождения фактически сузился с 30 лет (15–45) до 20–15 лет, причем рождаемость переместилась в менее продуктивные возраста. Помимо этого позднее деторождение более остро ставит вопрос о том, успеет ли женщина воспитать и «поднять на ноги» своего ребенка.

Из материалов количественных исследований (в частности, опроса «Человек, семья, общество», проведенного Институтом социального анализа и прогнозирования РАНХиГС в 2013 г.) мы видим, что нормы репродуктивного возраста в России остаются довольно низкими. Средний идеальный возраст рождения первенца для женщины составляет всего 23,5 года, для мужчины – 26,5 года. При этом различий между ответами респондентов старших и младших возрастов не прослеживается, несмотря на то что фактический возраст деторождения менялся от поколения к поколению. Однако среднее значение нормативного показателя слабо информативно. Вопросы о предпочтениях в отношении возраста рождения первенца неоднократно задавались в выборочных обследованиях. По данным «Национального исследования рождаемости» 1970 г., они тесно связаны с рубежами в 25 и 30 лет [Rindfuss, Bumpass, 1976]. Эти две точки в жизненном пути человека несут большой социальный смысл, нередко разделяя его на «до» и «после».

Летом 2014 г. лабораторией федеративных исследований Института социального анализа и прогнозирования была проведена серия полуструктурированных интервью, сфокусированных на теме позднего материнства или отказа от него[7]7
  Более подробно результаты данного исследования будут представлены в готовящихся публикациях А. А. Ипатовой и А. О. Тындик.


[Закрыть]. Респондентками выступали женщины от 27 лет, не имеющие детей или родившие первенца после 30 лет. Разговор об оптимальном для рождения детей возрасте отражает как минимум три его уровня – биологический, социальный (связь с другими событиями жизненного пути) и внутренний (психологический). В высказываниях респонденток они могли быть тесно связаны, а могли противоречить друг другу: «Я считаю, что я родила детей прямо вовремя: не рано, не поздно. Считаю, вот в самый раз» (Ася, 42, Саратов; родила в 41 первого), и далее в интервью: «Мои дети получат хорошее образование только после того, как заведут мне внуков… Я не дам своим детям повторить свои ошибки».

Рождение ребенка в относительно раннем возрасте – около 20 лет – многие респондентки, несмотря на собственный опыт, считают правильным. В их восприятии тесно переплетен биологический и психологический аспекты: они сожалеют о том, что не родили ребенка тогда, когда это было «легко»: «По молодости это все делается проще, даже ощущаешь себя проще»; «Не обязательно выходить замуж и рожать ребенка в 40, 30 лет, это можно сделать и по молодости, по глупости, по любви»; «Чтобы родители еще были здоровы, чтобы у них были силы, здоровье, эмоции положительные на ребенка». Одновременно с этим уже звучит социальный мотив – потребность успеть что-то до рождения ребенка, которое «связывает»: «Все равно какая-то должна быть юность, молодость… развлечения, которые именно для молодежи. Потому что младенцы, они связывают по рукам, свободу они ограничивают. Нагуляться, наразвлекаться нужно». Наконец, нет еще и необходимой внутренней зрелости: «В 20 лет мы не готовы быть мамами, быть женами».

Двадцатилетний возраст ассоциируется с такими конкурентными воспитанию детей сферами жизни, как развлечения, общение с друзьями и обучение: «24, 25, 26 лет – это самый оптимальный вариант… Девчонкам все равно хочется поездить по миру, образование еще дополнительное, заняться какими-то экстремальными видами спорта». Первая граница, вокруг которой строится представление об оптимальном возрасте деторождения, – 25 лет. К этому моменту женщина успела получить образование и закрепиться на рынке труда: «Желательно женщине рожать, когда она получила образование и нашла работу»; «… но не такую, где, скажем, временно что-то, а постоянную, нормальную работу»; «Надо поработать немного времени… [иначе] у нее не будет возможности вырасти в профессиональном плане, ну просто потому что надо домой бежать… Поэтому сразу после института тоже нельзя». Три последних высказывания (разных респонденток) демонстрируют, как варьируют карьерные устремления и, соответственно, требуемый промежуток времени для их достижения.

Большинство проводит некую черту для материнства на уровне 30 лет: «До 30 рожать одно дело, а второе дело, когда уже после 30». Однако для одних – это верхняя граница оптимального возраста, а для других – нижняя. В рассуждениях о преимуществе рождения первого ребенка после 30 лет на первый план выходит психологическая готовность женщины. Социально-экономические аспекты материнства теряют свою значимость. В стереотипах в отношении молодых и более зрелых матерей проявляется противопоставление их друг другу. Молодая мама «сама еще ребенок», «[бабушке] кинула его, а сама на дискотеку ушла», при этом она «проще общается с ребенком в дружеском стиле». Зрелая мама «осмысленно думает о ребенке», «больше может дать своему ребенку»; с другой стороны, «появляется эгоистичность, которая мешает». В западных исследованиях мы также находили подтверждение этого концепта. В частности, в работе Д. Кёхнера показано, что молодые матери чаще описывают своих детей как «продолжение самих себя», а более зрелые идентифицируют себя и как мать и как работающую женщину – по отдельности [Kuchner, 1993]. Таким образом, идеальный возраст рождения первенца предполагает и психологическую, и экономическую зрелость матери, но в то же время – здоровье, энергию и присущую молодости легкость.

2.3. Феномен бездетности

До недавнего времени Россия характеризовалась низкой долей окончательно бездетных женщин и высокой долей однодетных. В настоящий момент структура детности начинает меняться. Несмотря на то что повышение среднего возраста материнства и рост доли окончательно бездетных во многих странах происходят одновременно, говорить об их однозначной связи нельзя. Существуют примеры стран, в которых число бездетных остается очень низким несмотря на позднее формирование семей. К таким странам относится Португалия, в ней средний возраст перворождения вплотную приблизился к 30 годам, а доля окончательно бездетных держится на очень низком уровне (5–7%). То же самое можно сказать и о связи между бездетностью и итоговой рождаемостью – высокая доля бездетных не обязательно означает низкое число детей в среднем на одну женщину в стране. Многое зависит от структуры детности, другими словами, от того, сколько детей родят женщины, вступившие на путь материнства. В некоторых странах бездетные «уравновешиваются» большим числом семей с двумя-тремя детьми. Например, в Англии и Уэльсе в поколении женщин 1960 года рождения доля бездетных составила 19 %, а среднее число рождений в когорте – 1,9 ребенка. На рис. 12 наглядно продемонстрировано, как может различаться итоговое распределение по числу рождений. Высокая доля бездетных среди ингушского населения (18,3 %) компенсируется значительной долей женщин с несколькими детьми. В результате среднее итоговое число рождений оказывается выше по сравнению с русским населением, у которого в том же поколении женщин уровень бездетности составляет всего 8 %. Для России риски роста доли бездетных подкрепляются крайне высокой долей семей с одним ребенком. Несмотря на то что репродуктивные установки населения по-прежнему говорят о привлекательности двухдетности, массовой давно стала однодетность.

Рис. 12. Распределение по числу рожденных детей женщин в возрасте 40–44 лет (и среднее число детей)

Источник: Данные ВПН-2010.

Данные последней Всероссийской переписи населения показали, что доля окончательно бездетных женщин начала расти. По России в целом в группе 35-39-летних женщин доля бездетных составляет 11,5 %, аналогичная оценка по переписи в г. Москве равна уже 17,1 %. К концу их репродуктивного периода эта доля вряд ли опустится ниже 10 % рубежа (и 15 % для Москвы), оставшись более высокой по сравнению с предыдущими поколениями. Данные табл. 1, пересчитанные с учетом численности населения России в 2010 г., говорят о том, что сегодня в стране живет почти миллион бездетных женщин на границе репродуктивного периода (35–44 года)[8]8
  Точнее, 599 тыс. в группе 35–39 лет и 396 тыс. в группе 40–44 года.


[Закрыть].

Таблица 1. Доля бездетных женщин в разрезе возраста, %

Источник: Данные ВПН-2002 и ВПН-2010.

Москва давно отличается самой старой рождаемостью в стране. Теперь можно утверждать, что среди московского населения бездетность если не норма, но уже социально допустимая жизненная позиция. Однако вопрос о том, в какой степени эта позиция ближе к вынужденной (снижение репродуктивных установок под влиянием жизненных обстоятельств) или к действительно добровольной, остается открытым. Имеющиеся в нашем распоряжении выборочные обследования по России и отдельно по Москве дают возможность проанализировать портрет бездетных. При рассмотрении Москвы на фоне России наблюдается значимое превышение доли тех, кто в качестве желаемого числа детей называет «ноль». Московское обследование 2013 г.[9]9
  Обследование «Москва и москвичи» проведено Институтом гуманитарного развития мегаполиса, выборка около 3000 человек, репрезентативно на уровне города.


[Закрыть] дает оценку на уровне 17 % среди респондентов репродуктивного возраста, не имеющих детей (для сравнения – в 2012 г. оно давало оценку на уровне 13 %). При этом общероссийское обследование 2013 г.[10]10
  Обследование «Человек, семья, общество» проведено Институтом социального анализа и прогнозирования РАНХиГС, выборка около 9S00 человек.


[Закрыть] аналогичный показатель оценивает в 6 %, а схожее обследование 2011 г. (РиДМиЖ[11]11
  Проведено Независимым институтом социальной политики, выборка около 11 тыс. человек.


[Закрыть]) – в 8 %. Таким образом, несмотря на некоторые колебания, данные оценки можно считать устойчивыми.

Регрессионный анализ показал, что при контроле прочих факторов вероятность высказывать бездетные предпочтения выше в следующих группах (более подробно в: [Tyndik, Biryukova, 2014]):

● мужчины;

● родившиеся в Москве;

● не имеющие братьев или сестер;

● получившие высшее образование;

● располагающие высоким уровнем дохода;

● придерживающиеся точек зрения «человек может быть по-настоящему счастливым, даже если у него нет детей» и «брак регистрировать необязательно».

Данные черты портрета добровольно бездетного респондента достаточно хорошо согласованы между собой, однако нельзя не отметить, что возраст старше 40 лет также повышает указанную вероятность. Это заставляет учитывать эффект снижения репродуктивных установок – если жизненные обстоятельства респондента сложились таким образом, что он (а) «не успел (а)» завести детей, в дальнейшем это будет объясняться собственными предпочтениями. Таким образом и происходит распространение бездетных установок на более молодые поколения через социальное окружение.

Еще один важный вывод состоит в том, что подтверждается действие так называемой «ловушки низкой рождаемости»: среди респондентов с нулевым желаемым числом детей значимо выше доля выходцев из однодетных семей. По московскому обследованию 2013 г. она составляет 62,1 % против 36,7 % среди остальных респондентов. Это еще раз свидетельствует в пользу того, что при нынешней структуре детности в России доля бездетных в последующих поколениях будет расти.

Общероссийское обследование ИнСАП РАНХиГС «Человек, семья, общество» 2013 г. содержит вопросы о физической неспособности иметь детей – как по самооценке (для обоих полов), так и по критерию «Случалось ли так, что имея постоянного партнера и не предохраняясь в течение года, у вас не наступала беременность?» (для женщин). Среди женщин, не имеющих детей, положительно ответили на эти вопросы 23,7 %. Эта доля, очевидно, завышена в связи с тем, что часть респонденток к «предохранению» относит только современные средства контрацепции. Однако этот показатель можно считать верхней границей доли бездетных женщин с пониженной фертильностью. Общероссийский портрет бездетных отличается от московского. По России в целом значительно меньший эффект оказывают социально-экономические характеристики (число детей в родительской семье, уровень образования и дохода), но более сильный – эффект возраста. Низкие оценки собственных возможностей иметь детей и предпочтения в отношении нулевого желаемого числа детей также сильно взаимосвязаны. Возможно, для России растущая бездетность в большей степени остается вынужденной под влиянием обстоятельств, нежели полностью добровольной.

Однако и по общероссийским данным среди респондентов с нулевым желаемым числом детей значительно выше доля тех женщин, кому близко суждение «человек может быть по-настоящему счастливым, даже если у него нет детей» (рис. 13). Примерно 45 % не согласны с этим – именно эти женщины более всего нуждаются в современных репродуктивных технологиях. От всех бездетных женщин репродуктивного возраста они составляют 13,9 %, и это достаточно высокая доля.

Рис. 13. Распределение суждений в отношении бездетности среди женщин, %

Источник: Данные обследования «Человек, семья, общество».

Массовые опросы населения не позволяют изучить мотивации отказа от деторождения достаточно детально. Анализ серии качественных интервью, проведенных лабораторией федеративных исследований ИнСАП РАНХиГС, позволил, прежде всего, дифференцировать группы бездетных.

В массовом сознании бездетные лица, не планирующие в ближайшем будущем рождение детей, очень часто отождествляются с так называемыми чайлдфри. В действительности это не так, чайлдфри составляют лишь незначительную часть в общем числе бездетных женщин. Движение чайлдфри основано на ряде идеологических принципов, которые значимо отличают их от остальных бездетных. В нашей серии интервью только три относятся к подобным кейсам, и мы предлагаем рассмотреть их подробнее.

Каждый из этих кейсов несет в себе множество типичных черт для представителей чайлдфри, однако между собой они имеют немало различий. Все респондентки проживают в городах (среднем, крупном и «миллионнике») и имеют постоянных партнеров. Их объединяет то, что сомнений в нежелании иметь детей у них не было никогда. Они отмечают, что с детства этот вопрос просто не стоял для них: «Я, во-первых, еще в детском саду сказала, что я рожать не буду. Тогда это выглядело как шутка, конечно. Ну а потом…», «А я всегда себя знала. У меня никогда не было вообще ни малейшего желания» (Ася, 42[12]12
  С целью сохранения анонимности имена собственные, даты и возраста изменены.


[Закрыть]); «Переломного ничего такого не было. Я как-то всегда… Не было ощущения, что мне нужно это, не было тяги к детям… Настолько это естественно, что не приходилось особо так садиться и всерьез над этим думать»; «Я смотрела на это как на кошмар, т. е. с самого раннего возраста. Да я даже в “дочки-матери“ не играла никогда» (Татьяна, 43); «Дети, они у меня никогда таких эмоций не вызывали и они мне не нравились»; «Я все детство этих кукол, которые пупсы, как они там правильно называются, я их вообще терпеть не могла» (Алена, 28).

Все женщины ведут насыщенный образ жизни. У одной это «интеллектуальные занятия»: «искусство, наука, путешествия… из доступных, конечно, – культура, театр, выставки. Что есть здесь. Если что-то интересное в Москве, я могу спокойно приехать на выходные или в любой день посмотреть то, что меня интересует» — и путешествия: «У меня всегда есть планы везде ездить» (Ася). У другой – это бесчисленные хобби: она художник по дереву, каскадер с холодным оружием, писатель, ранее психоаналитик, занимается восточными танцами и – «мне хватает, но еще йогу для поддержания, для здоровья, а так могу на велосипеде покататься, могу на горных лыжах, могу на беговых лыжах, когда время есть» (Татьяна). Алена говорит: «Мне нужно, чтобы время было для общения, для развлечений. В общем, для жизни»; свободное время она проводит довольно активно, отдавая предпочтение развлекательным занятиям: «…в этом году… осваивала сноуборд, в отпуск я езжу катаюсь, летом, допустим, когда тепло… в кафе, за город с друзьями, в кинотеатр сходить, в театр».

Респондентки признаются, что плохо контактируют с чужими детьми: «15 минут – это мой максимум» (Ася); «Мне их не подсовывают, потому что знают, что зачем. Я не умею с ними общаться, они у меня интереса не вызывают. Ну, а когда они орут, то лучше, когда они подальше где-нибудь орут» (Татьяна); «У меня не возникает желания брать его на руки, играть с ним, сюсюкаться. Интереса какого-то нет» (Алена). При этом в их речи часто встречаются характерные лексические маркеры: «[Вообще часто приходится с детьми сталкиваться?] Как выйду из квартиры, буквально каждый день. Куда ни глянь – кишат. Особенно по весне» (Ася).

Для всех респонденток рождение или нерождение ребенка – это результат свободного выбора: «…тысячелетиями выбора не было… рожать или не рожать… Это было неизбежно. И вот это было так долго, а сам выбор появился так недавно, что он еще глобально не укоренился в голове как ценность. Поэтому хотя физически это уже давно можно делать, к этому приходят не все, или в качестве временной меры – пока не буду, а потом буду. А спросить себя, а зачем тебе это надо, мало кто способен»; «…с понятия природы это неправильно [не иметь детей], а с точки зрения цивилизации это допустимо. Я сделала выбор. Мы же, люди, – не только природа» (Ася). Алена продолжает эту мысль: «…[я] пыталась просто чисто теоретически объяснить все это себе, нужно мне это или не нужно»; «…пыталась искренне в себе разобраться. А точно ли я не хочу? Я поняла то, что точно не хочу». Можно сказать, что ее выбор связан с высокой ценностью личной свободы: «И я поняла, что мне совсем в моей жизни не нужно, потому что я не хочу всего лишаться, свободы, я не хочу заниматься воспитанием. Мне не хочется время на это тратить, свои силы». Она еще раз возвращается к этой теме, говоря об общении с чужими детьми, с племянницей: «Я прекрасно себе представляю, что это такое… Вот мне настолько это неинтересно, меня настолько это утомляет, я даже в этом не вижу абсолютно никакого смысла. Поэтому я даже не знаю, что должно в жизни произойти, чтобы мое решение поменялось». В целом добровольно бездетные женщины сходятся в том, что «не всем стоит рожать, не всем стоит служить в армии, не всем нужно образование, не всем надо читать художественную литературу. Нет. Должен быть выбор обязательно» (Ася).