Текст книги "Тридцать девять лет в почтовых ящиках"

Глава 4
Мои ангелы и демоны

На работе временами наступало затишье, которое сменялось периодами напряжённой работы. Руководитель нашей группы Юра Ушанов направил меня в патентную библиотеку, дав задание изучить необходимые материалы и разработать конструктивную схему прибора “Двухрежимный двухстепенной прибор: датчик угловой скорости – гиродемпфер”, а также подготовить его описание и формулу изобретения. Эта работа была успешно выполнена, и мы с Юрой написали отчёт, получили очередное авторское свидетельство на изобретение и написали статью в отраслевой журнал. В апреле 1968 года я закончила Центральные курсы повышения квалификации руководящих и инженерно-технических работников по вопросам патентоведения и изобретательства в Институте патентоведения и могла уже самостоятельно и грамотно составлять описания наших изобретений, когда было необходимо получить на них авторские свидетельства.

Когда я заканчивала МВТУ, заведующий нашей кафедрой, доктор технических наук Дмитрий Сергеевич Пельпор посоветовал нам не торопиться с поступлением в аспирантуру, рекомендуя сначала набраться опыта практической работы. Со времени окончания мной училища прошло уже шесть лет, и я начала серьёзно подумывать о поступлении в аспирантуру. На нашей фирме профильной дисциплиной была теория автоматического регулирования (ТАР). Однако, учась в МВТУ, я усвоила её очень плохо. Несмотря на то, что я как прилежная студентка сидела на первом ряду и всё старательно записывала, я мало что понимала из услышанного во время лекции. Вместе с тем, практически все студенты мало работали с книгами, поскольку преподаватели ценили, чтобы студенты, в первую очередь, присутствовали на лекциях. Однако одновременно и уловить смысл излагаемого на лекции, и записать услышанное, и начертить схемы устройств было просто невозможно. Нужна была значительно более серьёзная работа – работа с книгой, культуры которой у нас не было.

На экзамене по ТАР наш преподаватель Ильин, очень приятный человек и хороший лектор, был весьма удивлён моим бессвязным ответом. Но, посмотрев в зачётку, где у меня были одни пятёрки (с четвёртого курса я постоянно получала повышенную стипендию), тоже поставил “отлично”. Эта пятёрка и по сей день торчит у меня, как кость в горле. Я и свою гироскопию сдавала преимущественно по конспектам, но там была другая логика, видимо, более мне близкая. Впоследствии я, естественно, всю жизнь училась, читала, изучала, анализировала литературу по разным дисциплинам, словом, всю жизнь не расставалась с технической книгой.

Первые четырнадцать лет моей трудовой деятельности в почтовом ящике были временем строгого режима, когда ни пакет молока нельзя было вынести за проходную, ни опоздать даже на минуту, иначе снижалась премия всему отделу. Опоздать было нельзя – это правда, зато можно было вовремя пройти через проходную и в периоды отсутствия работы (а случалось и такое) ничего не делать на рабочем месте. Кто-то читал художественную литературу, кто-то доигрывал партию в шахматы, не завершённую в обеденный перерыв, кто-то даже втихаря вязал. Я, по складу своего характера, этим временем распорядилась другим способом: я готовилась к поступлению в аспирантуру, а потом работала над диссертацией.

Поступать в аспирантуру по специальности ТАР из-за незнания этого предмета для меня не представлялось возможным. Аспирантуры же по специальности “Гироскопия” на нашем предприятии не было, поэтому мне нужно было идти на родную кафедру в МВТУ. Сначала было необходимо выбрать тему диссертации. Одно время я склонялась к мысли, что я не прочь заняться термокомпенсированными демпферами, тем более, что на эту тему у меня уже был написан отчёт, получено авторское свидетельство и опубликована статья. Я просмотрела много технической литературы по разного рода демпфирующим устройствам и различного типа токоподводам, написала рефераты с учётом проведённых мной по обеим темам исследований и поехала с ними в МВТУ на консультацию к доктору технических наук Евгению Александровичу Никитину. Просмотрев мои материалы, Никитин предложил мне остановиться на токоподводах. Предполагалось, что в диссертации будут рассматриваться токоподводы произвольной формы, а не просто стержни или пружины.

Некоторое время по окончании МВТУ на нашей фирме работал Виктор Журавлёв, который параллельно учился на механико-математическом факультете МГУ. Виктор сразу же выделился среди нас своей подготовленностью в области математики. Как-то начальник нашего отделения Арон Самойлович Липкин попросил меня решить задачу, связанную с избыточностью получения информации о движении чувствительного элемента гирокомпаса. Я чувствовала, что не обладаю необходимыми для решения этой задачи знаниями и мне, возможно, потребуется много времени, чтобы разобраться в проблеме и получить разумный ответ. Я честно сказала об этом Липкину и предложила ему поручить решение этой задачи Виктору, что тот и выполнил блестяще спустя всего неделю. Тогда я поняла, что среди нас находится если уж не гений, то, во всяком случае, весьма одарённый человек.

Я поделилась своими соображениями на этот счёт с Идой Ивановной Воскресенской, которая незадолго до этого перешла к нам из другой фирмы – почтового ящика № 228. Ида Ивановна была на одиннадцать лет старше меня, но в своей карьере не преуспела. Более того, окончив МВТУ по специальности “Оптические приборы”, она работала с гироскопами, что явно мешало её продвижению, хотя она была достаточно амбициозна и в работе проявляла целеустремлённость. Услышав моё мнение о Журавлёве, она фыркнула: “Да ничего особенного. Все мы одинаковые”. Но тут она сильно ошиблась. Вскоре Виктор поступил в аспирантуру Института проблем механики Академии наук СССР, успешно защитил сначала кандидатскую, а потом и докторскую диссертации. Впоследствии он стал заведующим кафедрой теоретической механики в самом элитном, с моей точки зрения, вузе страны – Московском физико-техническом институте. Был избран членом-корреспондентом АН СССР. Сейчас он академик Российской академии наук, автор многих статей и монографий.

Именно Виктор посоветовал мне ознакомиться с теорией тонких стержней, разработанной в докторской диссертации члена-корреспондента АН СССР Евгения Павловича Попова, который являлся также одним из основоположников теории автоматического регулирования и теории автоматического управления, в том числе летательными аппаратами. В момент подготовки к моему поступлению в аспирантуру Евгений Павлович был заведующим кафедрой на механическом факультете МВТУ.

Мне предстояло подать документы в приёмную комиссию аспирантуры МВТУ, ныне МГТУ. Самым главным документом, как оказалось, для меня стала характеристика с места работы. Получить её было большой проблемой. В 1966 году наш почтовый ящик N 993 был переименован в Центральный научно-исследовательский институт автоматики и гидравлики (ЦНИИАГ). Эта аббревиатура полностью совпадала с аббревиатурой Центрального научно-исследовательского института акушерства и гинекологии, что давало нам повод для разного рода шуток на эту тему. Я полагаю, что получить характеристку из института акушерства и гинекологии мне было бы значительно проще. Поскольку заместитель директора ЦНИИАГ по кадрам и режиму Николай Андреевич Марков наотрез отказывался подписывать сотрудникам характеристики во внешние организации, то я решила не искушать судьбу и воспользовалась опытом нашей сотрудницы Евы Краснолобовой, которая, намучившись с получением характеристики несколькими годами раньше, всё же поступила в аспирантуру МВТУ по специальности “Гироскопия”. Я подписала характеристику у начальства рангом пониже, не поставив об этом в известность Маркова, и начала готовиться к вступительным экзаменам по истории КПСС и теории гироскопических устройств.

Сдавать вступительный экзамен по английскому языку мне было не нужно, поскольку, ещё учась на вечернем факультете в инязе, я сдала кандидатский минимум. Готовилась я к экзаменам в аспирантуру весьма основательно. На экзамене по истории КПСС я не написала на экзаменационном листе ни единого слова, потому что моим мыслям было слишком тесно в рамках этого листа. Когда в середине своего ответа по билету, рассказывая о событиях, последовавших вслед за буржуазной февральской революцией, я произнесла слова “коалиционное правительство”, принимающий экзамен доцент, член приёмной комиссии, прервал меня и поставил оценку “отлично”. Экзамен по специальности я тоже сдала успешно, хотя и не столь блистательно. Итак, в 1967 году я поступила в заочную аспирантуру МВТУ.

В первый год пребывания в аспирантуре мне предстояло сдать два кандидатских минимума: по специальности и по философии. При подготовке к сдаче кандидатского минимума на занятиях по теме “Сознание” я позволила себе нарушить жёсткие каноны марксистко-ленинской идеологии, заявив, что сознанием обладает не только человек, но в той или иной степени и представители животного мира: дельфины, высшие обезьяны, а также некоторые породы собак. Затем я сказала, что невозможно представить себе, чтобы существовал скачок сознания от нуля в животном и растительном мире до максимума у человека, иными словами, должны существовать промежуточные формы сознания. Это сейчас всем известно, что сознанием обладает даже клетка организма, а тогда шёл 1968 год, и за отступление от общепринятых представлений можно было жестоко поплатиться. Услышав мою тираду, преподаватель философии пришёл в негодование, однако голоса не повысил и дал мне короткую, но весьма хлёсткую отповедь. Во время оплачиваемого отпуска для подготовки к сдаче кандидатского минимума я с упоением читала первоисточники по философии и хотя, естественно, всё прочитать не успела, но чувствовала, что подготовилась к экзамену совсем неплохо. Тем не менее, мне пришлось довольствоваться оценкой “хорошо” из-за негативного отношения к моему вольнодумству преподавателя философии.

Кандидатский экзамен по специальности принимал назначенный моим научным руководителем Владимир Александрович Бауман. Он не был специалистом в той области, которой мне предстояло заниматься, но он устраивал меня тем, что не мешал мне работать: не торопил меня и не навязывал своих идей. Я рассчитывала, что моим научным руководителем будет Евгений Александрович Никитин, но этого не случилось.

После сдачи кандидатских экзаменов я приступила непосредственно к работе по теме диссертации. Со всем пылом души я начала изучать теорию тонких стержней и пыталась применить её к решению задач, связанных с вычислением моментов сопротивления токоподводов произвольной формы. Кроме того, моя работа в это время была связана с проектированием, сопровождением изготовления и сборки макета для испытания различных схем токоподводов, а также собственно с исследованием на этом макете различных схем подпайки токоподводов в гироскопах. Подвижная часть макета была чрезвычайно хрупкой, поскольку исследовались токоподводы, изготовленные из сусального золота сечением 0,01×1 квадратных миллиметров и длиной тридцать-сорок миллиметров. Макет был установлен на массивной плите – фундаменте, не связанном со зданием, в подвальном помещении, что предохраняло его от внешних воздействий. Проводя испытания, я собирала экспериментальный материал для своей диссертации.

Это не давало покоя Иде Ивановне, которая тоже хотела защитить кандидатскую диссертацию по результатам исследования прибора под названием “мёртвое тело”, в котором не было вращающихся частей, в отличие от гироскопов, где ротор гиродвигателя обычно вращался со скоростью 24000 об/мин., а в гиродвигателе ИАВ – даже со скоростью 86000 об/мин. “Мёртвое тело” было изготовлено из кварца и подвешено на струне в поддерживающей жидкости. Однако, поскольку ожидания начальника лаборатории Николая Васильевича и исполнителя работы Иды Ивановны получить на этом приборе требуемую точность не оправдывались, ей хотелось насолить и навредить мне. К этому времени, защитив кандидатскую диссертацию, Юрий Иванович Ушанов стал начальником крупного приборного отдела, в состав которого вошли конструкторский отдел и исследовательские лаборатории, и Ида Ивановна заменила его в должности руководителя сектора, став моим непосредственным начальником и превратившись в терроризировавшую меня злобную фурию.

Однажды мы вместе с ней поехали в командировку в Дубну, и в свободное от работы время она рассказывала мне о своей семье. Надо отдать ей должное: не будучи красавицей, она, благодаря своей талантливо разработанной тактике завоевания сердца своего будущего мужа, сумела-таки покорить его, интеллигента и красавца, врача-фтизиатра. В своём доме она завела такой порядок, что муж даже не знал, где находятся его носки и рубашки. Она всё выдавала ему сама, он был полностью зависим от неё и просто не мог без неё обходиться. Я тогда уже поняла, что у неё было большое желание подавить и мою волю, но я не прогнулась. У Иды Ивановны с мужем было двое детей-близнецов: мальчик и девочка, и Ида Ивановна неоднократно говорила, что она вытянула в жизни счастливый лотерейный билет. Казалось бы, чего ей недоставало?

Как-то она приказала мне следовать за ней на фундамент, и там, буквально приперев меня к стене, тет-а-тет, чтобы никто не увидел и не услышал, за что-то долго отчитывала меня, а я, стоя перед ней с уже большим животом – дело было в конце апреля 1970 года, – никак не реагировала на её истеричный крик и была как бы кем-то или чем-то защищена от её беспричинных наскоков. При посторонних Ида Ивановна никогда не вела себя подобным образом, она даже часто улыбалась, но при этом её глаза, умные и холодные, не улыбались никогда, и я всегда отмечала это несоответствие в её лице: растянутые в улыбке губы и глаза со стальным выражением. Ида Ивановна хотела вывести меня из состояния равновесия, чтобы мне, беременной, стало плохо. Она всегда старалась держать себя в руках, и сначала я даже не подозревала, что она может впадать в такое неуправляемое состояние.

После этого случая я перестала с ней общаться. Но вскоре случилась беда – оказался сломанным мой испытательный макет. Его корпус не пострадал, поскольку был достаточно массивным, а вот измерительная струна и токоподводы оказались разорванными, места их крепления развороченными. Мне стало ясно, что это было делом рук Иды Ивановны, но поднимать шум я не хотела. Механики отдела заново сделали подвижную часть, а руки у меня тогда были очень чуткие, и мне без особого труда удавалось аккуратно проводить тонкие замеры. По окончании экспериментов их результаты должны были быть оформлены протоколами и подписаны начальником сектора, однако Ида Ивановна подписывать протоколы отказалась. Тогда протоколы подписал начальник лаборатории Николай Васильевич Гусев, который относился к Иде Ивановне с уважением и ценил её как работника, и, тем не менее, он не побоялся испортить с ней отношения, проявив тем самым понимание ситуации, а также свою человеческую состоятельность, мужество и честность. Большое ему спасибо.

Даже в суровых условиях нашего почтового ящика Николай Васильевич оставался беспартийным, и это тогда, когда практически все стремившиеся занять даже самую незначительную административную должность вступали в ряды КПСС. Его диссертация на соискание учёной степени кандидата технических наук по глубине и широте охвата рассмотренных в ней вопросов была высоко оценена специалистами. Все они единодушно считали Николая Васильевича достойным присвоения ему степени доктора технических наук. Даже Ида, критиковавшая всех и вся, относилась к нему с уважением. Та же двуличная Ида неоднократно делилась со мной своим мнением относительно Юры Ушанова: “У меня никогда не было такого неграмотного начальника. Вот Венгеров на той фирме – это большой учёный…” Внутренне возмущаясь и негодуя по поводу её высказываний относительно Юры, который был весьма одарённым специалистом и, к тому же, всеми любимым, я каждый раз думала: “Так зачем же ты ушла с той фирмы?”

Подписав протоколы испытаний, Николай Васильевич фактически открыл мне дорогу к защите диссертации, поскольку выполнение теоретической части всецело зависело только от соискателя. Я приступила к изучению теории тонких стержней, разработанной Евгением Павловичем Поповым и опирающейся на точное описание их упруго деформированной формы – с точками сжатия, растяжения и перегиба. Мне пришлось долгое время работать с таблицами Брадиса и эллиптических интегралов…

Эту работу я практически выполнила дома, получив сначала двухмесячный дородовой, а затем, уже после рождения дочки одиннадцатого июля 1970 года, и годовой отпуск. После рождения дочери никто не верил, что я смогу написать диссертацию, и как раз в этот момент я получила от своего руководителя единственный за всё время учёбы в аспирантуре совет: “Может быть, Вам стоит потом поменять тему диссертации?” На работе я слышала аналогичные советы. Но я не хотела ничего менять и продолжала упорно работать. В связи с рождением дочери мне пришлось взять академический отпуск также и в аспирантуре.

Весь мой рабочий стол и всё пространство вокруг него было завалено черновиками, таблицами и книгами. Я работала целыми днями, и это, в конце концов, утомило мужа. Он, как и все, не верил, что всему этому придёт конец, и начал еженедельно стращать меня разводом. Моя дочка уже самостоятельно стояла в манеже и, держась за барьер своими крошечными ручонками, тихонько тянула одну и ту же ноту и то приседала, то подпрыгивала, стараясь привлечь моё внимание. Однажды я поставила её кроватку совсем рядом со столом, за которым я занималась, и, едва я отвернулась, как моя дочурка в клочья разорвала таблицы Брадиса. Сгоряча я отшлёпала её, десятимесячную. Она горько плакала, а я до сих пор корю себя за несдержанность перед своей крохой, а теперь уже взрослой женщиной.

Лилечке пошёл уже второй годик. Однажды свекровь заявила: “Что это она (то есть я) не идёт работать?” А сама она практически всю жизнь не работала и мне не помогала ухаживать за дочкой, хотя мы с Николаем материально помогали ей все годы, даже когда, находясь в декретном отпуске, я не работала. Тем не менее, какие-то деньги я всё же получала, поскольку, кроме своей дочки, кормила ещё другую девочку, у матери которой после операции не было грудного молока. Кроме того, несколько раз я получала выплаты за свои изобретения и рефераты для ВИНИТИ.

Когда дочке исполнился год и три месяца, я попыталась отдать её в детский сад, находившийся рядом с нашим домом, куда принимали детей, начиная с полуторагодовалого возраста. Мне пришлось буквально уговаривать заведующую садом Анну Александровну взять мою Лилечку, но уже на следующий день её покусала девочка по имени Лена Тимошкина, которая постоянно билась в истерике, когда родители приводили её в детский сад. Естественно, я выразила неудовольствие родителям неспокойного ребёнка, и тогда незамедлительно последовала реакция Анны Александровны: “Вы ещё не подошли по возрасту для нашего детского сада. Приходите, когда вам исполнится год и шесть месяцев”. Заведующая предложила мне дождаться “совершеннолетия” дочки и только тогда прийти в группу. Моё положение было весьма затруднительным, поскольку мне надо было выходить на работу. Нас выручила моя мама, которая самоотверженно ежедневно приезжала на Молодёжную со своей Первомайской, где находилась её квартира. Жить у нас постоянно она не захотела.

Часть моей диссертационной работы по определению моментов тяжения токоподводов в статических условиях была завершена. В то время я не догадывалась о недостатках теории тонких стержней, разработанной Поповым. Выйдя на работу после длительного отпуска, связанного с рождением дочери, я приступила к работе по определению величины возмущающих моментов, создаваемых токоподводами при динамических нагрузках, в частности, при вибрации основания. Мне пришлось вникать в вопросы и изучать дисциплины, которые не только нам никогда не преподавались, но о которых я никогда раньше даже не слышала. Получить консультацию по колебаниям тонких стержней у своего научного руководителя я не могла, так как он не был специалистом в рассматриваемых мной вопросах. Когда у меня возникли трудности с пониманием “собственных значений” и “частот собственных колебаний”, я поделилась своими проблемами с Валей Жаровой, женой Валерия Аркадьевича Жарова, бывшего в то время секретарём Бауманского райкома КПСС. Она посоветовала мне обратиться к своей знакомой, математику Лене, работавшей в Институте проблем механики на Ленинградском проспекте.

Когда я вошла в помещение, где работала эта женщина, я увидела сидевшего за столом круглолицего голубоглазого мужчину. Он поинтересовался, кто я и чем занимаюсь, а затем, в свою очередь, представился: Грудев Иван Дмитриевич, начальник лаборатории. Иван Дмитриевич изъявил желание ознакомиться с моей диссертационной работой, и я представила ему все имевшиеся у меня материалы. Иван Дмитриевич быстро всё просмотрел и, не сказав ни слова, направил меня к Лене, которая ответила на мои вопросы. Могла ли я в тот момент предположить, что спустя всего лишь несколько лет именно Иван Дмитриевич опубликует теорию, которую можно будет использовать для расчёта не только плоскостных, но и пространственных деформаций и усилий в стержнях, в отличие от теории, разработанной Евгением Павловичем Поповым, на которую опиралась я в своей кандидатской диссертации. Следующая работа Ивана Дмитриевича была посвящена созданию теории пространственных колебаний стержней, тогда как я в своей работе рассматривала колебания в плоскости.

Так началось моё знакомство с Иваном Дмитриевичем, с которым впоследствии у меня установились долговременные творческие и личные связи. А тогда, покинув ИПМ, я забыла и о Лене, и об Иване Дмитриевиче, и о Вале Жаровой, организовавшей эту встречу, забыла настолько, что даже не пригласила её в ресторан по случаю успешной защиты диссертации, не выразив этим ей свою благодарность за организацию консультации, единственной за всё время моей работы над диссертацией. Раньше Валя несколько раз приглашала меня к себе домой, где собирались её и Валерия Жарова друзья – выпускники МВТУ, и, естественно, что она была настолько обижена моим невнимательным отношением к ней, что в дальнейшем перестала со мной общаться.

Наконец, когда диссертация была написана, её предстояло напечатать и сброшюровать. Предварительная защита проходила в нашей организации. Народу собралось очень много. Мой доклад длился пятьдесят минут вместо положенных двадцати. По этому и другим поводам мне было сделано немало замечаний и задано много вопросов. Ида Ивановна мучительно переживала происходящее. Она даже покрылась пятнами и всё порывалась что-то сказать, но остальные присутствующие были настроены очень благожелательно, и тогда ей не удалось осуществить свои коварные замыслы. Мне было необходимо написать и выучить свой доклад, чтобы сократить его и не подыскивать во время защиты нужные слова. Мой муж Николай принёс домой диктофон, и я несколько раз проговорила и прослушала своё выступление.

Теперь можно было послать диссертацию секретарю Учёного Совета МВТУ. Для этого нужно было получить разрешение заместителя директора по кадрам и режиму Николая Андреевича Маркова, но он наотрез отказался выпускать диссертацию “на сторону”, мотивируя свой отказ возможностью утечки информации. В моём случае ни о какой утечке информации не могло быть и речи. Диссертация называлась “Исследование некоторых схем радиальных упругих токоподводов гироскопических приборов” и не содержала секретных сведений, но токоподводы устанавливались в гироприборах, и вот это “гиро” служило камнем преткновения. Я – официальная аспирантка МВТУ, а мне не давали разрешение на защиту диссертации. Ситуация зашла в тупик.

Я обратилась к секретарю Учёного совета нашего предприятия Римме Николаевне Терёхиной, милейшей женщине, с просьбой помочь мне. Она отнеслась ко мне с пониманием и написала письмо в Министерство оборонной промышленности, в котором просила дать мне разрешение на защиту диссертации в МВТУ. Но таких прецедентов в министерстве ещё не было, и чиновник, которому было направлено это письмо, положил его под сукно. Тогда я обратилась к своей подруге Наташе Кулачкиной, которая к тому времени перешла на работу в министерство. Наташа и решила мою судьбу. Как она сама рассказывала, “причесавшись и подкрасившись”, она пошла на приём к начальнику управления и, изложив ему мои обстоятельства, попросила принять решение по этому вопросу. Начальник управления здраво оценил ситуацию и дал Наташе поручение подготовить письмо, разрешающее мне защиту в МВТУ. Это письмо привело Маркова в бешенство, но препятствовать мне он больше не мог.

Потом возникла ещё одна непредвиденная трудность: я никак не могла добиться того, чтобы секретарь Учёного совета МВТУ Мещанинова приняла и зарегистрировала мою диссертацию. Каждый раз она придиралась к её внешнему оформлению: то эта буква не там стоит, то другая буква не тем шрифтом напечатана. А как можно было хоть что-то исправить, если все листы просчитаны и пронумерованы? Изъять или что-нибудь перепечатать было совершенно невозможно.

Снова возникла патовая ситуация. Каждый этап на моём пути к защите давался мне ценой немыслимых усилий. Время шло, я теряла силы и терпение. В какой-то момент я сказала маме: “ Я не буду защищаться! Я не могу переступить через все эти препоны и эту тётку!” Мама была очень огорчена, но старалась успокоить меня: “Алёнушка! Ты пойми: сколько сил было вложено! Потерпи. Придумай что-нибудь!” А что можно было придумать?! Просто надо было принести секретарю коробку конфет или бутылку вина, или подарить ещё что-нибудь. Но мы до этого не додумалась, потому что тогда ни я, ни моя предельно честная мама ещё не знали таких ходов.

Уже после защиты, когда нужно было побыстрее получить из Высшей аттестационной комиссии диплом кандидата технических наук в связи с переходом на другую работу, я всё-таки преподнесла секретарше коробку конфет и получила диплом даже раньше того срока, о котором просила!

Но в тот момент даже сам заведующий кафедрой Дмитрий Сергеевич Пельпор, кажется, не смог или не решился поспособствовать мне в деле разрешения конфликта с секретарём Учёного Совета МВТУ. Мне не оставалось ничего иного, как обратиться к Евгению Павловичу Попову. Я рассказала ему, что в своей диссертации я использовала разработанную им теорию тонких стержней применительно к задаче определения моментов тяжения токоподводов с учётом погрешностей их подпайки в местах крепления на корпусе прибора и подвижной системе. Я пояснила также, что общепринятые методы науки о сопротивлении материалов не позволяют решать подобные вопросы, поскольку рассматривают идеальную форму упругой линии токоподвода – прямую, часть окружности или винтовую пружину. Евгений Павлович заинтересовался моей работой, и вскоре моя диссертация была зарегистрирована в Учёном совете МВТУ.

Предварительная защита диссертации состоялась на кафедре П-4 и прошла успешно. В качестве официальных оппонентов были предложены член-корреспондент АН СССР, профессор, доктор технических наук Попов Е. П. и заведующий лабораторией предприятия “Дельфин”, кандидат технических наук Юрасов. Оба дали своё согласие быть моими оппонентами, правда, со стороны Юрасова впоследствии я выслушала несколько нелицеприятных критических замечаний. В целом все отзывы на диссертацию и на автореферат были положительными. Сотрудница соседней лаборатории Галя Маклецова, узнав, что мой автореферат послан в Военно-инженерную академию, характеризовала меня своему знакомому, работавшему там, как мужественную женщину, выполнившую всю работу самостоятельно, без чьего-либо руководства. Сейчас я отлично понимаю, что моя диссертация не была шедевром научного творчества, но, работая над ней, я училась мыслить.

Защита диссертации, на которой присутствовали мой однокурсник Женя Боданский и муж Николай, состоялась двадцать шестого декабря 1973 года и прошла успешно. В своём заключительном выступлении Дмитрий Сергеевич Пельпор отметил, что в диссертации “полновесно” представлена и теоретическая, и практическая часть. А вечером в ресторане мои коллеги и друзья торжественно отметили это событие, Ида же Ивановна Воскресенская не была осведомлена о дате моей защиты и, естественно, не была приглашена в ресторан.

Когда я защитила кандидатскую диссертацию, сотрудники лаборатории также сердечно поздравили меня в стихотворной форме. Стихи написал наш признанный красавец, замечательный человек и способный инженер Валерий Рудевич:

 
Защитилась, отдохнула,
Что болела – не беда…
Ты – кандидат, жена и мать,
О чём тебе ещё мечтать?…
 

Коллеги также подарили мне чеканку, которая до сих пор висит на стене в моей квартире.

В Новый 1974 год я вступала в новом качестве, по поводу чего та же Галя Маклецова однажды пошутила: “Ты теперь – кандидат наук и должна вести себя достойно. Что же ты ходишь, шаркая ногами, как старушка?”

Однако ситуация с гироскопией на работе по-прежнему была неясной. Мы подозревали, что больше не будем сами разрабатывать гироскопические приборы и эта функция перейдёт к другим предприятиям отрасли. Нам предстояло переориентироваться на решение других проблем. Это было обидно. Мои коллеги практически не были загружены работой, я же была занята оформлением множества документов, необходимых для получения диплома кандидата технических наук. После защиты диссертации начальник лаборатории Николай Васильевич представил руководству предприятия мою характеристику и ходатайство с просьбой о повышении моего оклада до ста восьмидесяти рублей в месяц, то есть на двадцать рублей, с сохранением моего прежнего статуса – старшего инженера. Иными словами, речь не шла о предоставлении мне какой-либо научной должности.

Тем не менее, узнав об этом, Ида Ивановна настрочила на меня донос заместителю директора предприятия по кадрам и режиму Маркову, в котором написала, что я выполняла свою диссертационную работу в рабочее время. Однако было совершенно ясно, что в диссертации рассматривались вопросы, связанные с тематикой нашего отдела, и, кроме того, кто бы позволил мне заниматься другими проблемами, если бы была необходимость решать какие-то насущные задачи отдела? Но в отделе не было новых задач, не было новых проблем. Тем не менее, Марков с готовностью отозвался на донос Иды Ивановны, и продвижение документов о моём повышении было приостановлено.