Электронная библиотека » Альманах » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 18 марта 2016, 23:20


Автор книги: Альманах


Жанр: Юмор: прочее, Юмор


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Шут Балакирев

Балакирев, любимый шут Петра I, известен тем, что своими шутками, не боясь гнева Петра, постоянно высказывал ему правду в глаза, и этим, можно сказать, благодетельствовал России; благодаря ему и его шуткам, открывалось царю много такого, что осталось бы в неизвестности.

Шутки Балакирева были очень остры, и этот шут, как любимец Петра, сам терпеть не мог, чтобы над ним шутили, как над дураком, когда он сознавал в себе ума более, чем у многих. За шутками следовали острые и даже очень колкие замечания. Так, однажды за колкость Балакирева один из придворных вельмож сказал:

– Я тебя до смерти прибью, негодный!

Шут, испугавшись, прибежал к государю и сказал ему, что обещал ему придворный.

Царь ответил ему на то:

– Если он тебя убьет, я его велю повесить.

– Да я этого не желаю, Алексеич, а мне хотелось, чтобы ты его повесил, пока я жив, – ответил шут.

* * *

Один из придворных страшно страдал зубами; придворный этот был большой говорун. Вот он обратился к Балакиреву, не знает ли он средства, как унять боль.

– Знаю и причину, знаю и средство, – сказал в ответ Балакирев.

– Скажи, ради Бога.

– У тебя болят зубы оттого, что ты их очень часто колотишь языком – это причина.

– Оставь глупости, пожалуйста, говори, какое на это средство?

– А средство, – чаще спи и как можно более.

– Почему так?

– Потому что язык твой во время сна находится в покое и не тревожит зубов.

* * *

Один раз Петр Великий так был рассержен Балакиревым, что прогнал его совсем не только с глаз долой, но вон из отечества.

Балакирев повиновался и его долго не было видно.

По прошествии долгого времени, Петр, сидя у окна, вдруг видит, что Балакирев с женою едет в своей одноколке мимо самых его окон.

Государь, вспомнив о нем, рассердился за ослушание и, выскочив на крыльцо, закричал:

– Кто тебе позволил, негодяй, нарушать мой указ и опять показываться на моей земле?

Балакирев остановил лошадь и сказал:

– Ваше Величество! Лошади мои ходят по вашей земле, не спорю, так как вы и не лишали их отечества, а что касается меня с женой, то мы на своей земле.

– Это как так?

– Весьма просто и обыкновенно: извольте посмотреть, вот и свидетельство на покупку земли. – Балакирев при этом подал царю бумагу.

Государь засмеялся, когда увидел на дне одноколки с пуд земли, и, прочтя свидетельство на покупку шведской земли, простил Балакирева.

* * *

Государыне Екатерине I давно хотелось видеть жену Балакирева, и потому она не раз просила шута привести ее во дворец, но Балакирев все почему-то медлил исполнением воли императрицы. Однажды государь был очень скучен и сидел в своем кабинете; им овладевала хандра; входить в это время было нельзя и даже опасно. Балакирев, не зная на этот раз другого средства вывести государя из тяжелого положения, отправился к жене.

– Жена! Государыня тебя требует во дворец… скорей одевайся… царская одноколка у крыльца дожидается.

Жена Балакирева была очень удивлена этим предложением, она к тому же никогда не была во дворце; все это заставило ее поскорее одеться, чтобы не упустить случая представиться царице.

– Послушай, жена! Как только ты приедешь к царице, то не забывай, что она немного глуха, и потому не опасайся, говоря с нею, кричать; с нею все так говорят… Государыня на тех обижается, кто говорит с нею вполголоса, – она ничего разобрать не может. Жена Балакирева обещала слушаться совета мужа. Пришли во дворец; оставив жену в передней, Балакирев взялся сам доложить о своей жене.

– Ваше Величество! Я сегодня только вспомнил о том, что Вы приказали мне представить жену; сегодня я решился на это; но буду Вас просить, государыня, чтобы Вы говорили с ней как можно громче, потому что она чрезвычайно глуха. Не будет ли такой разговор для Вашего Величества обременителен?

– Нисколько! Что за беда! Я так рада.

Балакирев ввел к Екатерине свою жену, а сам, чтобы не изменить себе, вышел в другие комнаты.

Разговор между государыней и женой Балакирева начался. Государыня кричала громко, еще громче кричала жена Балакирева: казалось, обе хотели перекричать друг друга. Государь, услышав шум в других комнатах, наконец, так увлекся им, что, выйдя из задумчивости, пошел на голоса, чтобы узнать о причине.

Балакирев пошел навстречу императору.

– Что там за шум, Балакирев?

– Ничего, Алексеич, это наши жены между собою дружескую беседу ведут.

Но беседа эта разносилась по всем комнатам. Государь пошел в ту комнату и стал расспрашивать у Екатерины, что за крик. Вопрос был сделан обыкновенным голосом. Екатерина обыкновенным голосом отвечала, что причиною тому глухота жены Балакирева.

Жена Балакирева, слыша, что ее предполагают глухою, извинилась перед государыней, сказав, что ей муж приказал говорить громко по случаю глухоты императрицы и не велел жалеть легких.

Эта выходка рассмешила государя и государыню; припадок Петра прошел, и Балакирев, обратясь к жене, сказал:

– Ну, будет, накричалась… теперь говори своим голосом.

* * *

Однажды Петр Великий, интересуясь знать общественное мнение о новой столице, спросил Балакирева, какая молва народная ходит про новорожденный Петербург.

– Батюшка, царь-государь! – отвечал любимый шут. – С одной стороны море, с другой – горе, с третьей – мох, а с четвертой – ох!

Императрица Елизавета Петровна

Императрица Елизавета Петровна, дочь Петра Великого, вступила на престол 26-го ноября 1741 г. При ней произошла война со Швецией, окончившаяся в пользу русских, в 1743 г., миром в Або. Затем Россия, поддерживая Саксонию и Австрию, приняла участие в семилетней войне против Пруссии. При набожной императрице дарованы были некоторые льготы духовенству, и обращено особое внимание на религиозность народа; касательно войска придумано разделение России на 5 частей для сбора рекрут, которых брали из каждой части через пять лет. В 1754 г. учреждены государственные заемные банки для дворянства и купечества; уничтожены внутренние таможни и мелочные сборы; в 1755 г. основан в Москве университет и две гимназии при нем; в Петербурге и Москве учреждены повивальные школы; в 1757 г. последовало распоряжение о необходимости учредить Академию художеств в Петербурге. Сподвижники ее царствования: граф Алексей Григорьевич Разумовский, графы Петр и Иван Ивановичи Шуваловы, Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, Лесток, граф Апраксин и другие.

Императрица, скончалась 25 декабря 1761 г., на 53 году от рождения.

У императрицы Елизаветы Петровны был любимый стремянной, Гаврила Матвеевич Извольский, человек простой и прямодушный, которому она снисходительно позволяла говорить ей правду в глаза без обиняков. В одну из поездок императрицы на охоту, Извольский, ехавший около нее верхом, вынул из кармана березовую тавлинку, чтобы понюхать табаку. Увидев это, государыня сказала ему:

– Не стыдно ли тебе, Гаврила, нюхать из такой гадкой табакерки? Ты ведь царский стремянной.

– Да где же мне, матушка, взять хорошую? Не красть же стать, – отвечал Извольский.

– Добро, – промолвила императрица, – я тебе дарю золотую табакерку.

После этого прошло несколько месяцев, а Извольский не получил обещанного подарка.

Раз ему случилось быть во дворце и проходить мимо кучки придворных, которые в эту минуту говорили о справедливости. Он остановился, прислушался к спору и, не утерпев, сказал:

– Уж куда вам толковать о правде, когда и сама то царица не всегда говорит правду.

Эти слова, разумеется, были тотчас же переданы императрице, которая потребовала Извольского к себе.

– Я слышу, будто ты меня называешь несправедливой; скажи, пожалуйста, в чем я перед тобою несправедлива? – спросила она его.

– Как в чем? – смело возразил Извольский. – Обещала, матушка, золотую табакерку, да и до сих пор не сдержала слова.

– Ах! Виновата, забыла, – сказала императрица и, выйдя в спальню, вынесла оттуда серебряную вызолоченную табакерку.

Извольский взял табакерку, посмотрел и промолвил:

– Все-таки несправедлива, обещала золотую, а дала серебряную.

– Ну, подай же мне ее, я принесу тебе настоящую: золотую, – сказала императрица.

– Нет, матушка, пусть же эта останется у меня будничной, а пожалуй-ка мне, за вину свою, праздничную, – отвечал Извольский. Императрица рассмеялась и исполнила его желание.

* * *

В 1757 году императрица Елизавета, побуждаемая австрийским двором, решилась объявить войну королю прусскому Фридриху II и приказала канцлеру графу А.П. Бестужеву-Рюмину составить по этому поводу манифест. Когда последний был готов, и канцлер поднес его императрице, она взяла перо и, подписав первую букву своего имени Е, остановилась и о чем-то заговорила. В это время прилетевшая муха села на бумагу и, ползая по чернилам, испортила написанную букву. Императрица сочла это худым предзнаменованием и тотчас же уничтожила манифест. Канцлеру стоило много хлопот уговорить государыню, и то через несколько недель, подписать новое объявление войны.

Екатерина Великая

Екатерина Алексеевна, Великая, до замужества принцесса София-Августа-Фридерика Ангальт-Цербстская (родившаяся в Штетине 21 апреля 1726 года), приехала в Россию в 1745 г. и вышла замуж за наследника престола, сына Анны Петровны, герцога Шлезвиг-Голштинского,

Карла-Петра-Ульриха, который принял цравославие и назван Петром Федоровичем. Царствование Петра III было непродолжительно. При Екатерине Великой происходили войны с Турцией, окончившиеся присоединением к России Крыма и земли между реками Бугом и Днестром.

При Екатерине совершился раздел Польши и присоединение северо-западного и юго-западного края.

При Екатерине Великой Россия разделена была на губернии; произошло много преобразований в экономическом и политическом строе государства, многое было сделано и для народного образования.

После продолжительного и плодотворного царствования Екатерина II скончалась, 6 ноября 1796 года.

* * *

Графиня Браницкая, заметив, что Екатерина II, против обыкновения, нюхает табак левою рукою, пожелала узнать причину.

Екатерина ответила ей:

– Как царь-баба, часто даю целовать руку и нахожу непристойным всех душить табаком.

* * *

Один сенатский регистратор, по рассеянности, изорвал вместе с другими ненужными бумагами указ, подписанный императрицей. Заметив свою ошибку, он пришел в ужас и, в отчаянии, решился на довольно смелый поступок: он отправился в Царское Село, где находилась тогда императрица, забрался в дворцовый сад и, засев в кустах, с замиранием сердца ожидал появления государыни. Прошло несколько томительных часов, пока громкий лай двух левреток возвестил несчастному чиновнику приближение Екатерины. Регистратор вышел из своей засады на дорожку и стал на колени.

– Что ты за человек? – спросила императрица.

– Я погибший, государыня, – отвечал он, – и только Вы одна можете спасти меня.

– В чем же состоит твое дело?

Регистратор подал ей разорванные куски указа и откровенно сознался в своей рассеянности и неосторожности.

– Ступай домой, – сказала императрица, – а завтра в этом месте и в этот же самый час ожидай меня.

На другой день, встретив чиновника, Екатерина подала ему новый, подписанный ею указ, и промолвила:

– Возьми, вот тебе другой указ; беда твоя миновала; отправляйся скорее в типографию, да смотри, никому не сказывай об этом происшествии, иначе тебе достанется от обер-прокурора.

* * *

Однажды, при обыкновенном выходе, представился ко двору генерал Федор Матвеевич Шестаков, служака времен Елизаветы Петровны, человек престарелый, но простой, и давно, а может быть, и никогда не бывший в столице. Разговаривая с ним, императрица Екатерина II к чему-то сказала:

– Я до сих пор вас не знала.

– И я, матушка, – отвечал он, – вас не знал.

На это она, едва удерживаясь от смеха, промолвила:

– Да как и знать меня, бедную вдову!..

* * *

Екатерина II обыкновенно вставала в 6 часов утра, и чтобы никого не беспокоить, зимою сама зажигала дрова в камине, потом садилась за письменный стол и занималась делами. Однажды, взглянув нечаянно в окно, выходившее на задний двор, она увидела старушку, которая гонялась за курицею и не могла поймать ее.

– Что это за старушка, и что это за курица? – спросила она, призвав дежурного камердинера, и послала узнать об этом. Ей принесли ответ:

– Государыня, эта бедная старушка ходила к своему внуку, который служит поваренком на придворной кухне. Он дал ей эту курицу, которая выскочила у нее из кулечка.

– Да этак, глупенький, он измучит свою бабушку. Ну, если она так бедна, – давать ей из моей кухни всякий день по курице, но битой.

Старушка до конца своей жизни пользовалась этою милостью Екатерины.

* * *

В один из торжественных дней, в которые Екатерина всенародно приносила в Казанском соборе моление и благодарение Господу Богу, небогатая дворянка, упав на колени пред образом Божьей Матери, повергла пред ним бумагу. Императрица, удивленная таким необыкновенным действием, приказывает подать себе эту бумагу и что же видит? Жалобу Пресвятой Деве на несправедливое решение тяжбы, утвержденное Екатериной, которое повергает просительницу в совершенную бедность. «Владычица, – говорит она в своей жалобе, – просвети и вразуми благосердную нашу Монархиню, да судить суд правый». Екатерина призывает просительнице через три дня явиться к ней во дворец. Между тем требует из сената ее дело и прочитывает его с великим вниманием.

Прошли три дня. Дама, принесшая жалобу Царице Небесной на царицу земную, является; ее вводят в кабинет; с трепетом приближается она к императрице.

– Вы правы, – говорит Екатерина, – я виновата, простите меня: один Бог совершен; и я, ведь, человек, но я поправлю мою ошибку! Имение ваше вам возвращается, а это (вручая ей драгоценный подарок) примите от меня и не помните огорчений, вам нанесенных.

* * *

Екатерина не терпела шутов, но держала около себя одну женщину, по имени Матрена Даниловна, которая жила во дворце на всем готовом, могла всегда входить к государыне, звала ее сестрицей и рассказывала о городских новостях и слухах.

Слова ее нередко принимались к сведению. Однажды Матрена Даниловна, питая почему-то неудовольствие на обер-полицмейстера Рылеева, начала отзываться о нем дурно.

– Знаешь ли сестрица, – говорила она императрице, – все им недовольны; уверяют, что он не чист на руку.

На другой день Екатерина, увидав Рылеева, сказала ему:

– Никита Иванович! Пошли-ка Матрене Даниловне что-нибудь из зимних запасов твоих; право, сделай это, только не говори, что я присоветывала.

Рылеев не понимал, с каким намерением императрица давала ему этот совет, однако же отправил к шутихе несколько свиных туш, индеек, гусей и т. п. Все это было принято весьма благосклонно.

Через некоторое время императрица сама начала в присутствии Матрены Даниловны дурно отзываться о Рылееве и выразила намерение сменить его.

– Ах нет, сестрица, – отвечала Матрена Даниловна, – я перед ним виновата, ошиблась в нем: все твердят, что он человек добрый и бескорыстный.

– Да, да, – возразила царица с улыбкой, – тебе нашептали это его гуси и утки. Помни, что я не люблю, чтобы при мне порочили людей без основания. Прошу впредь быть осторожнее.

* * *

Марья Савишна Перекусихина рекомендовала Екатерине II одного человека в услугу, который и был принят ко двору.

Раз государыня гуляла в Царскосельском саду, взяв с собой этого человека. Найдя какого-то червяка, она взяла его на ладонь и дивилась, отчего он сделался вдруг недвижим, и всячески старалась оживить его. Она обратилась к человеку с вопросом: не знает ли он, как привести червяка в движение?

– Знаю, Ваше Величество, – отвечал тот, – стоит только… – и он плюнул на червяка.

В самом деле, червяк оживился, и слуга нисколько не догадывался, что сделал большое невежество. Императрица отерла руку, не показав ни малейшего неудовольствия, и они возвратились во дворец, как бы ничего не произошло особенного. Только после государыня заметила Марье Савишне, что она доставила ей прислугу не слишком вежливого.

* * *

Раз, не находя в своем бюро нужной бумаги, Екатерина позвала камердинера своего Попова и приказала всюду искать бумагу. Долго перебирали все кипы. Екатерина сердилась. Попов хладнокровно доказывал, что она сама куда-нибудь замешала бумагу, что никто у нее со стола не крадет, и что она напрасно на него сердится. Неудачные поиски и рассуждения камердинера привели императрицу в такой гнев, что она выгнала Попова из кабинета. Оставшись одна, она снова начала пересматривать каждый лист и, наконец, нашла нужную бумагу. Тогда государыня приказала позвать Попова; но он не пошел, говоря:

– Зачем я к ней пойду, когда она меня от себя выгнала.

– Досада моя прошла, – сказала Екатерина, – я более не сердита; уговорите его прийти.

Попов явился.

– Прости меня, Алексей Степанович, – ласково промолвила императрица, – я перед тобой виновата.

– Вы часто от торопливости на других нападаете, – угрюмо отвечал Попов. – Бог с вами, я на вас не сердит.

* * *

Рылеев, петербургский обер-полицмейстер, по окончании своего доклада о делах, доносит императрице, что он перехватил бумагу, в которой один молодой человек поносит имя Ее Величества.

– Подайте мне бумагу, – говорит она.

– Не могу, государыня: в ней такие выражения, которые и меня приводят в краску.

– Подайте, говорю я, – чего не может читать женщина, должна читать царица.

Развернула, читает бумагу, румянец выступает на ее лице, она ходит по залу, и гнев ее постепенно разгорается.

– Меня ли, ничтожный, дерзает так оскорблять? Разве он не знает, что его ждет, если я предам его власти законов?

Она продолжала ходить и говорить подобным образом, наконец, утихла. Рылеев осмелился прервать молчание.

– Какое будет решение Вашего Величества?

– Вот мое решение! – сказала она и бросила бумагу в огонь.

Генералиссимус Суворов

Суворов в молодости получил образование, какое только тогда можно было получить, потому что отец, предназначая его, по слабости здоровья, к гражданской службе, заставлял учиться наукам и языкам. Чтение исторических книг развило в нем славолюбие и уяснило для него самого его призвание: он вступил в военную службу и 9 лет был простым солдатом. За этот промежуток времени он хорошо изучил военный быт, привычки, язык.

Правилами, которыми руководствовался он в своих военных распоряжениях, были: "Глазомер, быстрота и натиск". Победы Суворова при Фокшанах и особенно при Рымнике (1789 г.), взятие Измаила, переход его через Альпы, С.-Готтар и т. д. – дали ему славу гения-полководца, которым смело гордится Россия, и доставили ему известность во всей Европе.

* * *

За обедом шел разговор о трудностях узнавать людей.

"Да, правда, – сказал Суворов, – только Петру Великому предоставлена была великая тайна выбирать людей: взглянул на солдата Румянцева, и он офицер, посол, вельможа; а тот за это отблагодарил Россию сыном своим, Задунайским".

"Вот мои мысли о людях: вывеска дураков– гордость; людей посредственного ума – подлость; а человека истинных достоинств – возвышенность чувств, прикрытая скромностью".

* * *

Суворов любил все русское, внушал любовь к родине и нередко повторял: «Горжусь, что я россиянин!». Не нравилось ему, если кто тщательно старался подражать французам, подобного франта он спрашивал:

"Давно ли изволили получать письма из Парижа от родных?"

* * *

Об одном русском вельможе говорили, что он не умеет писать по-русски.

"Стыдно, – сказал Суворов, – но пусть он пишет по-французски, лишь бы думал по-русски".

* * *

При вступлении войск наших в Варшаву, Суворов отдал приказ:

"У генерала Н.Н………… взять позлащенную его карету, в которой въедет Суворов в город. Хозяину сидеть напротив, смотреть вправо и молчать, ибо Суворов будет в размышлении".

Надобно знать, что хозяин кареты слыл говоруном.

* * *

Помощником Суворова при построении крепостей в Финляндии был инженер генерал – майор Прево де Люмиан. А известно, что Суворов, если полюбил кого, то непременно называл по имени и отчеству. Так и этот иностранец получил от Суворова наименование Ивана Ивановича, хотя ни он сам и никто из его предков имени Ивана не имели[2]2
  Реальное имя Прево де Люмиана было Августин (Огюстен).


[Закрыть]
; но это прозвище так усвоилось генералу Прево де Люмиану, что он до самой кончины своей всем известен был и иначе не назывался как Иваном Ивановичем.

* * *

Суворов любил, чтобы каждого начальника подчинение называли по-русски, по имени и отчеству. Присланного от адмирала Ушакова иностранного офицера, с известием о взятии Корфу, спросил он:

– Здоров ли друг мой Федор Федорович?

Немец стал в тупик, не знал, о ком спрашивают; ему шепнули, что об Ушакове; он, как будто очнувшись, сказал:

– Ах! Да, господин адмирал фон Ушаков здоров.

– Возьми к себе свое фон; раздавай, кому хочешь; победителя турецкого флота на Черном море, потрясшего Дарданеллы и покорившего Корфу, называй Федор Федорович Ушаков! – вскричал Суворов с гневом.

Один офицер, впрочем, достойный, нажил нескромностью своею много врагов в армии. Однажды Суворов призвал его к себе в кабинет и изъявил ему сердечное сожаление, что имеет одного сильного злодея, который ему много, много вредит. Офицер начал спрашивать, не такой ли НН? "Нет", – отвечал Суворов. Не такой ли – граф Б? Суворов опять отвечал отрицательно. Наконец, как бы опасаясь, чтобы никто не подслушал, Суворов, заперев дверь на ключ, сказал ему тихонько:

"Высунь язык". – и когда офицер это исполнил, Суворов таинственно сказал ему: "Вот твой враг".

* * *

Однажды среди разговоров с Растопчиным, и когда тот – по собственному уверению – обратился весь в слух и внимание, Суворов вдруг остановился и запел петухом.

– Как это можно! – с негодованием воскликнул Растопчин.

– Поживи с мое – запоешь и курицей! – отвечал Суворов.

* * *

Разговаривая о музыке, один генерал делал свои замечания, что надлежало бы уменьшить число музыкантов и умножить ими ряды.

"Нет, – отвечал Суворов, – музыка нужна и полезна, и надобно, чтобы она была самая громкая. Она веселит сердце воина, равняет его шаг; по ней мы танцуем и на самом сражении. Старик с большею бодростью бросается на смерть; молокосос, стирая со рта молоко маменьки, бежит за ним. Музыка удваивает, утраивает армию. С крестом в руке священника, с распущенными знаменами и с громогласною музыкою взял я Измаил!"

* * *

Однажды Суворов, разговорясь о самом себе, спросил всех, у него бывших: «Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою: меня хвалили цари, любили воины, друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили, придворные надо мною смеялись. Я шутками говорил правду, подобно Балакиреву, который был при Петре Первом и благодетельствовал России. Я пел петухом, пробуждал сонливых, угомонял буйных врагов отечества. Если бы я был Цезарь, то старался бы иметь всю благородную гордость души его, но всегда чуждался бы его пороков».

* * *

Один генерал любил говорить о газетах и беспрестанно повторял: в газетах пишут; по последним газетам и т. д.

Суворов на это возразил:

"Жалок тот полководец, который по газетам видит войну. Есть и другие веши, которые знать ему надобно, и о которых там не печатают".

* * *

Милостью и ласкою император Павел I как будто хотел наградить Суворова за перетерпенные им страдания. Он сам надел на него цепь ордена святого Иоанна Иерусалимского большого креста.

"Боже! Спаси царя!" – воскликнул Суворов. "Тебе спасать царей! – сказал император.

* * *

Перед отправлением Суворова в Италию навестил его П.Х. Обольянов – любимец императора Павла I и застал его прыгающим через чемоданы и разные дорожные веши, которые туда укладывали.

" Учусь прыгать, – сказал Суворов. – Ведь в Италию-то прыгнуть – ой, ой, велик прыжок, научиться надобно!"

* * *

Суворову была прислана бумага, в которой излагали правила для руководства в военных операциях. В бумаге этой беспрестанно встречались ненавистные ему слов; предполагается, может быть, кажется и проч. Не дождавшись, чтобы секретарь кончил чтение этой бумаги, Суворов вырывает ее, и, бросив, сказал:

"Знаешь ли, что это значит? Это школьники с учителем своим делают и повторяют опыты над гальванизмом Все им "кажется", все они " предполагают", все для них " может быть". А гальванизма не знают и никогда не узнают. Нет, я не намерен таким ипотезам жертвовать жизнь" храброй армии!"

Потом, выбежав в другую комнату, заставил одного офицера прочитать десять заповедей, который и исполнил это, не запинаясь.

"Видишь ли, – сказал Суворов, обратясь к секретарю, – как премудры, кратки, ясны небесные Божии веления!"

* * *

Находясь в Финляндии и заботясь о возобновлении укрепления на шведской границе, Суворов спешил в Нейшлот, который в то время, по своему положению, почитался одною из важнейших пограничных крепостей во всей северной части русской Финляндии. Его ждали туда со дня на день. Наконец, в один день явился курьер с известием, что граф выехал уже из Фридрихсгама, где была его главная квартира, и завтра будет в Нейшлоте.

Настало давно ожидаемое утро. День был весенний, светлый и теплый. С рассветом в городе начались приготовления к приему дорогого гостя. Небольшой деревянный домик, в котором помещались Нейшлотские присутственные места, был убран цветными коврами и флагами. На пристани перед крепостью стоял уже большой десятивесельный катер, покрытый красным сукном. В зале городского дома собрались бургомистр, комендант крепости, офицеры, чиновники и почетные жители. Улица покрыта была народом. Все посматривали на михельскую дорогу, куда отправлен был крестьянин верхом, с приказанием дать знать, как только покажется граф. Суворова знали во всей старой Финляндии еще с 1773 года, когда он, по поручению императрицы, обозревал этот край. Нейшлотский бургомистр был в то время при какой-то депутации и видел его не один раз, а комендант крепости, подполковник М., служил прежде под начальством графа в каком-то походе. Прошло часа три в ожидании знаменитого гостя.

Между тем небольшая двухвесельная лодка подошла к пристани. В ней сидели два финна в простых крестьянских балахонах и широкополых шляпах, опущенных по обыкновению на самые глаза. Один усердно работал веслами другой управлял рулем. Лодку не пустили на пристань, и она должна была подойти к берегу несколько подальше. Старик, сидевший у руля, вышел на берег и начал пробираться к городскому дому. В это время на другом конце улицы, у михельского въезда, показался крестьянин на бойкой шведской лошади; он скакал во весь опор и махал рукою. Все пришло в движение. Бургомистр, комендант, депутаты вышли из зала и расположились поперек улицы с хлебом и солью. Все глаза обратились на михельскую дорогу в нетерпеливом ожидании. Старик с трудом пробрался между толпами к дверям городского дома.

У входа его остановил полицейский солдат.

– Куда, куда ты? – закричал он по-чухонски.

– К господину бургомистру, – сказал старик.

– Нельзя.

– Я по делу.

– Какие теперь дела… ступай прочь!

– Бургомистра по закону всякий может видеть, – продолжал старик с обыкновенной у финнов настойчивостью.

– Сегодня нельзя.

– Отчего же?

– Ждут царского большого генерала… убирайся.

Старик смиренно выбрался из толпы.

В это время народ заволновался: вдали показалась коляска. Городские власти и депутаты выровнялись, народ начал снимать шляпы. Коляска подъехала, и из нее вышло трое военных. Бургомистр и комендант двинулись навстречу, но с удивлением заметили, что Суворова между ними не было. Поздравив прибывших с благополучным приездом, комендант осведомился о фельдмаршале.

– А разве граф не приехал? – спросил один из генералов.

– Никак нет! – отвечал озадаченный комендант.

– Он выехал водою прежде нас и, верно, сейчас будет.

Городские власти встревожились. Депутация вместе с прибывшими генералами отправилась к пристани. Посадили в лодку гребцов и послали ее в озеро, в ту сторону, откуда надобно было ждать графа. Толпы народа хлынули на возвышение, с которого открывается вид на юго-западную часть Саймы. Прошло с полчаса. Нетерпеливое ожидание выражалось на всех лицах.

Вдруг за проливом из стен крепости пронесся стройный гул сотен голосов и одним громовым криком пролетел по тихой поверхности озера.

– Не проехал ли граф прямо к крепости? – спросил один из приехавших генералов.

– У нас везде часовые, – отвечал комендант Несмотря на то, в крепость тотчас же послали офицера, узнать что там делается. Между тем все с нетерпением посматривали то на озеро, то на крепостные стены. Вдруг гром пушечного выстрела потряс все сердца, гул грянул по окрестным горам, и густое облако дыма взвилось над одною из крепостных башен. За ним грянул другой, третий выстрел. Народ бросился к крепостному проливу.

– Фельдмаршал в крепости! – сказали в один голос генералы.

В эту минуту от крепостной пристани показалась лодка с посланным офицером. Через минуту он был уже на берегу.

– Граф Суворов, – сказал он, подходя к коменданту, – осмотрел крепость и просит к себе вас и всех желающих ему представиться.

Все остолбенели. Комендант, бургомистр, приезжие генералы, депутаты и городские чиновники поспешно сели в катер и лодки и переправились в крепость.

Гарнизон выстроен был под ружьем на крепостном плацу, канониры стояли при орудиях, а Суворов со священником и двумя старшими офицерами был на юго-западной башне.

Унтер – офицер прибежал оттуда и объявил, что граф просит всех наверх.

Тут узнали, что Суворов уже с час находится в крепости, что он приехал в крестьянской лодке с одним гребцом, в чухонском кафтане, строго приказал молчать о своем приезде, пошел прямо в церковь, приложился к кресту, осмотрел гарнизон, арсенал, лазарет, казармы и приказал сделать три выстрела из пушек.

Озадаченные такой неожиданной развязкою, нейшлотские сановники поспешно поднимались по узким каменным лестницам на высокую угольную башню. В самом верхнем ярусе они остановились на площадке, едва переводя дух от усталости, и увидели бородатого худощавого старика в широкополой шляпе и сером чухонском балахоне, под которым виднелся мундир Преображенского полка, с широкой георгиевской лентой через плечо. Это был Суворов. Приставя к левому глазу сложенные один на другой кулаки он обозревал в эту импровизированную трубу окрестности замка, и, не замечая, по-видимому, присутствия нейшлотских чинов, говорил вслух:

– Знатная крепость! Помилуй Бог, хороша, рвы глубоки, валы высоки, через стены и лягушке не перепрыгнуть!.. Сильна, очень сильна! С одним взводом не возьмешь!.. Был бы хлеб да вода, сиди да отсиживайся! Пули не долетят, ядры отскочат!.. Неприятель посидит, зубов не поточит…

Вдруг он опустил руки, быстро повернулся на одной ноге и с важным видом остановился перед нейшлотскими властями, которые не успели еще отдохнуть от восхождения своего на вершину высокой башни. Комендант выступил вперед и подал рапорт. Не развертывая его, Суворов быстро спросил:

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации