Текст книги "Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Номинанты Российской литературной премии – 2018». Выпуск 1"

Руслан Гулькович

Гулькович Руслан Болеславович, 03.03.1972 г.р., родился в городе Кишинёве Молдавской ССР, после службы в армии в 1992 году переехал в город Углич Ярославской области, с 1994 года служил в МВД, в подразделении по борьбе с организованной преступностью, с 2009 года прохожу службу в подразделении

УФСИН России по Ярославской области в звании подполковника внутренней службы.

Братья

Русская трагедия. Гражданская война.

Произведение посвящается Октябрьской революции 1917

года.

Война сама по себе страшна, а гражданская война страшнее во много раз своей неопределенностью и непредсказуемостью. Россия в начале XX века прошла сквозь годы гражданской войны, когда русские стреляли в русских, когда отец воевал против сына, брат против брата, когда идеи одних напрочь стирали жизни других, когда, казалось бы, и стрелять нельзя, и не стрелять невозможно.

Но это наша с вами история, которую необходимо помнить и знать, изучать и анализировать. Каждый из нас может иметь свое мнение, но судить наших предков мы не имеем права, так как сами не жили в то непростое время и не знаем, какой бы сделали выбор.

С уважением, автор.

 
Тебе, Россия, Родина побед,
Прошедшей грозы всех великих войн,
Познавшей горечь и лавину адских бед,
Дарю я труд написанный, земной!
 
 
Пускай пройдут столетия эпох
И мы уйдем, как сотни поколений,
Твоей историей наполнен каждый вздох,
В любви к тебе не будет сожалений!
………………………
1919 г., город N. Штаб красной армии.
 

 
Грязной осенью дождь моросит,
Часовые у старого дома,
А внутри жизнь не просто кипит,
А трясется за дверью райкома.
 
 
Крики с разных дверей коридора,
Суматоха и трели звонков:
«Я не слышу! Какого напора?!
Нет сейчас ни полков, ни взводов!»
 
 
«Разрешите?»
«Да, да, заходите! Марк Захарович, это и есть!»
«А, так сюда, вы сюда проходите.
Поздороваться с вами – за честь».
 
 
Гость прошел в кабинете к столу,
Кепку черную снял и присел:
«С Петрограда на помощь лечу!
Что случилось, узнать бы хотел».
 
 
«Я Потоцкий Андрей Поликарпыч,
Командир этой армии всей.
Это Марк Захарович Кацыч,
Комиссар мой до мозга костей».
 
 
«Ну а я представитель ЧК,
Центральным прислан комитетом.
И к вам вопросы в ЦК,
Не удосужитесь ответом?
Войска стоят – и в чем проблема?
Какая помощь вам нужна?
Все белых жмут по фронту в целом!
Нам эта станция важна!»
 
 
«Мы согласны, что тут задержались, —
Пятый день не стихают бои.
А вот здесь они так окопались,
Их не выбить, ну просто умри!
Комиссар, объясни поточнее,
А то, может, меня не поймут».
 
 
«Тут позиция белых сильнее,
В лоб их просто вот так не возьмут.
Мы узнали, у них командиром
Гриша Кречет, штабс-капитан,
Он не хочет отдать город миром,
А по возрасту – просто пацан!»
 
 
«Так, и сколько их держит сей город?»
«Знаем точно, один батальон!»
«А потом говорите, он молод?
Почему же командует он?»
 
 
«Так случилось, что все остальные
Были нами убиты в боях,
С этим держатся, есть у них силы.
Это вам не атака в степях!»
 
 
«Так, понятно мне всё для ЦК.
Сутки дали нам город занять!»
«Они что там, сдурели слегка?»
«А иначе нам всем отвечать!»
 
 
«Мы просили на помощь прислать,
Там у них, говорят, есть один:
Он привык лихо так побеждать.
Самим Феликсом очень любим!»
 
 
«Раз просили, то я перед вами.
Кречет Федор, сотрудник ЧК!»
Командиры опешили сами:
«Вы? Там брат? Ну тогда вам нельзя!»
 
 
«Почему же? Что это меняет?
Младший брат мой действительно там,
Что я здесь, он, конечно, не знает —
Удивился б, я думаю, сам.
 
 
Подготовьте вот здесь коридор,
Прямо к станции, выйду один,
Непростой с братом есть разговор,
Может быть, мы людей сохраним».
 
 
Коридор подготовили быстро,
Он поправил рукой кобуру:
«Все готово. На улице чисто».
«Три часа – и обратно приду».
 
 
Он обдернул кожанку, шагнул,
Шел по улице медленным шагом,
Пса бездомного чем-то спугнул.
Выстрел. Пуля ударилась рядом.
– «Стой! Ты кто?! Смерти ищешь, поди?»
«Я пришел говорить с командиром!»
«К той парадной неспешно иди,
Но скажи, ты с войной али с миром?
«Я не знаю, солдат, как решим.
Ты, я вижу, крестами богат.
Мы все счастья России хотим».
«Но по-разному, видимо, брат».
 
 
Он увидел в дверях офицера —
Сердце сжалось до боли в груди,
И пошел к нему прямо и смело:
«Здравствуй, брат! К разговору прими».
 
 
Они долго стояли обнявшись,
Приведя в изумленье бойцов,
И солдаты, слегка растерявшись,
Посылали за крепким гонцов.
Офицер крикнул: «Это отставить!
Пока нечего нам отмечать.
Гость пришел нам раздумий добавить.
За противником всем наблюдать».
 
 
По парадной поднялись спокойно
И в огромный прошли кабинет,
Офицер улыбнулся довольно:
«Федор, глянь, излучает как свет!»
 
 
И чекист повернулся, увидел
На иконе он образ святой,
Офицер продолжал: «Как обитель?
Этот дом пока временно мой».
 
 
«Хорошо ты устроился, брат,
Только завтра вас выбьем отсюда».
«Я скажу тебе: это не факт!
Как вы сунетесь, будет вам худо».
 
 
«Я наслышан: свои рассказали.
Укрепился здесь твой батальон,
Пятый день город так и не взяли.
Гриша Кречет виновником в том».
 
 
«Ты смотри-ка, фамилию знают?
Но слабы командиры твои,
Говорят – значит, так уважают,
Как тебе они стали свои?»
 
 
«Выбор труден у каждого, брат.
Мы не знаем у жизни пути,
Выбор каждого, в сущности, свят,
И я сам его должен пройти.
В царской армии был я майором».
«И мы, честно, гордились тобой!»
«Когда власть оградилась забором
И пожар вспыхнул тот мировой,
Я решил, что царю неизвестно,
Как страдает, нищая, народ,
Как везде, тут и там, повсеместно
Он спасенья и помощи ждет.
 
 
А потом тот арест, ну ты помнишь…
Я не знаю, в чем был виноват!
Знал ведь я: на войну ты уходишь,
Но не смог проводить тебя, брат!
Дальше ссылка, тюрьма и побои.
Из дворянского рода – и в грязь!
Но они не смогли сломить воли,
Там от красных и вышли на связь».
 
 
«Неужели, вот так одурманив,
Тебя сбили с дороги прямой?
Офицер! Ты же, душу поранив,
Для врагов стал поистине свой!»
 
 
«Я даже рад, что я у красных:
Я верю в правильность идей,
И это лучше всяких разных
Движений, партий и затей!
Общался с Лениным не раз,
Мы даже спорили, бывало.
Дзержинский, помню, как сейчас,
Кричал: «Отлично, Федор! Браво!»
Когда в полемике так рьяно
Я умудрялся доказать:
Любая власть не без изъяна
И лишь народу с ней страдать.
Все потому, что власть не Бог —
Людей опять сменяют люди,
А в человеке есть порок:
Гордыня совесть нашу губит!»
 
 
«Гордыня губит, что же лечит?
Неужто сей рабочий бунт?
Россию это все калечит,
Пролетариату нужен кнут!»
 
 
«Вот, брат! И в этом есть ошибка!
Замордовали весь народ!
Народ страдал, и очень шибко.
Решил смести он власть господ!»
 
 
«Ты что, серьезно в это веришь?
Что сам народ поднял мятеж?
Да это твой Ульянов – Ленин!
Его страсть к власти ты утешь!»
 
 
«Я так скажу тебе: Ульянов,
Он дворянин, как ты и я.
В его мечтах полно изъянов,
Но не жалеет он себя.
Ночами он декреты пишет
И для России видит путь,
Страной Советов только дышит,
Готов в работе утонуть!»
 
 
«Россия, эх, страна печали!
Но без нее и жить никак,
И не об этом мы мечтали.
На нас повесят всех собак!
Скажи, зачем России Ленин?
И революция зачем?
Для мира путь России ценен,
А нам страдать, не веря всем!
Зачем царя со всей семьею,
Прислугой, малыми детьми,
Убили и, зарыв землею,
Пути болотом замели?
Пускай царя вы расстреляли —
Семью за что?! Ответь мне, брат!
Вы почему такими стали?
Вернись на десять лет назад!
 
 
Отец учил нас верить в Бога,
Царя всецело почитать.
Прошло так времени немного —
Террор вдруг красный не унять!»
 
 
«Отвечу так, что царь виновен:
Не слышал он народных масс,
Он от проблем бежать способен.
Нам нужен Ленин, здесь, сейчас!
Мы сможем все сломать устои,
Россию снова возродить.
Я в ссылке многое усвоил.
Царя нам не за что любить!
Зачем семью? Не знаю, брат!
Не дам на это я ответ,
Быть может, кто-то виноват,
Быть может, в чем-то есть секрет».
 
 
«Какой секрет?! Скажи мне, брат,
Чем объяснить такие зверства.
В чем цесаревич виноват?
Его вы вырвали из детства!
Не потому ль, что испугались,
Что по закону власть на нем?
И вы убить их всех старались,
Кому достался русский трон!
Родной мой брат, ведь ты же сам
Не так давно мне говорил:
«Предать Россию – это срам!»
И тут такое учудил!»
 
 
«Да как же ты понять не можешь,
Что царь Россию развалил!
Ты обвиненья только множишь,
А вспомни, что я говорил.
Еще в погонах капитана
 
 
Я говорил тебе о том,
Что слабый царь как в пузе рана:
Он изнутри развалит дом.
Война, что тянется годами,
Десятки тысяч унесла.
А виноваты в этом сами.
Россия снова всех спасла,
Но только вот какой ценой!
И хочешь мне сказать ты, брат,
Что царь наш был такой святой
И он ни в чем не виноват?
Тогда писал царю я письма.
Отец, ты вспомни, говорил:
«Идет беда!» Что, царь проникся?
Иль в каталажку засадил?
А в ссылке встретил очень многих
Я интереснейших людей,
Дворяне все и правил строгих,
Их всех сослал наш царь-злодей!
Он просто не хотел нас слушать,
Да и плевал царь на народ!
А так болели наши души,
Он превращал нас в сущий сброд.
Ответь, зачем и почему
Наш Государь так поступал?!
Он революцию саму
В гоненьях просто зарождал!»
 
 
«Тебе ответить не смогу,
Отец я знаю, что писал,
Ходил он на поклон к царю,
Но тот его не принимал.
Тогда он сильно был расстроен,
И как-то раз отец сказал:
«Сынок, ты будь всегда спокоен:
Россию брат не предавал!»
 
 
«Я ж говорю, а ты не веришь!
Отец наш, безусловно, прав!»
«Правдивость слов уходом меришь?
Отца убили, растерзав!»
 
 
«Отца?! Убили?! Как случилось?!
Когда?! Я этого не знал».
«У нас все дома получилось,
Звериный красных был оскал.
Твои сподвижники, друзья!
Революционеры, это точно!
Остановить нам их нельзя,
Идеи Ленина в них прочно.
Отец кричал: «Остановитесь!»
Пытался к совести воззвать:
«Ведь вы же люди – постыдитесь!»
За это стали избивать!
Из дома просто всё забрали,
Посуду даже, самовар,
Отца со злости расстреляли,
Потом устроили пожар.
Я это все узнал от Тишки,
Ты помнишь, был у нас лакей?
Он мне сказал, что наши книжки
Сожгли, без всяческих затей.
А Тишка сам сейчас начальник,
Сажает всех теперь в тюрьму,
Для женщин он большой охальник,
И коль поймаю, сам стрельну.
А я тогда вернулся с фронта
И понял: Ленин мне не друг,
Один сказал мне, что я контра,
Меня не взяли на испуг.
Я красноперого отправил
Туда, откуда не придет,
И к Колчаку свой путь направил,
 
 
Я знал, что он меня возьмет.
Вот, почитай, девятый месяц
Воюю я у Колчака,
Большевики меня так бесят,
И бьюсь я с ними до конца.
За все я с ними рассчитаюсь,
И за Россию, и за дом!
Живым остаться постараюсь,
Разрушив их Советов сон».
 
 
«Я про отца не знал, не ведал,
И мне никто не сообщил!»
«Но как же ты Россию предал,
Что так у красных загостил?»
 
 
«Но почему же я предатель?!
И в чем предательство мое?!
Да, я для белых неприятель,
То убеждение мое».
 
 
«Ты, брат, пришел, я понимаю,
Мне что-то явно предложить?»
«Ты прав: ответа я не знаю,
Хочу, чтоб ты остался жить!
Оставьте город и уйдите,
Ведь все бессмысленно сейчас.
От разрушения спасите!»
«Ну нет уж, брат, не в этот раз!
Ты говоришь – остаться жить,
Забыв про долг и честь мундира?
Солдат зазря не положить?
Тогда предам я командира!»
 
 
«Прошу, пойми, мой младший брат,
Вас всех сметут, за день, за два.
У Колчака пути назад
Уже не будет никогда.
 
 
А у тебя тут выбор есть —
Солдат, людей всех сохранить!»
«И растоптать свою же честь?
Да как я дальше буду жить?
Скажи мне, брат, откуда эти
Все убеждения твои?
Купцы Седовы и их дети
В крестьянском бунте все легли.
Их всю семью, детей и старых,
Сожгли в имении своем.
Не пожалели деток малых!
Куда же, брат, мы все идем?»
 
 
«Ты говоришь мне вещи эти,
А революция при чем?
От бандитизма гибнут дети,
Но мы порядок наведем».
 
 
«Порядок?! Брат, прошу, очнись!
Вы сами это породили,
Любого зла сейчас коснись —
Вы столько грязи наплодили.
А вспомни, вспомни дядю Гошу.
Пузатый, наш городовой!»
«В него и словом я не брошу,
Он был для нас всегда родной!»
 
 
«Родной, согласен, – и в землице.
Твои соратники его.
Они не прячут даже лица,
Революционеры, мать его».
 
 
«Прискорбно слушать эти речи,
Я очень многого не знал.
Но, брат, скажу, тебе отвечу
На обвинений горьких шквал.
 
 
Есть упущения, конечно,
За всем сейчас не уследить,
Но время, брат, так скоротечно.
Мы сможем мир весь изменить!
Мы призовем к ответу тех,
Кто революцией прикрылся,
Кто убивал лишь для утех,
Кто властью этой насладился.
Нам удержать Россию надо
И всех собрать в один кулак.
А то Европа вон как рада,
Что здесь у нас такой бардак!
Пускай глобальные вопросы
Решают Ленин и ЦК,
Они прекрасно видят грозы,
Что к нам идут издалека.
А нам с тобой решать все здесь,
На этом самом рубеже.
Прошу, забудь свою ты месть,
Что так кипит в твоей душе!»
 
 
«Я не уйду, сказал же, брат,
И город буду сей держать.
Тебе ни с чем идти назад,
Скажи им: будем умирать!»
 
 
«Но для чего?! Ответь, братишка,
Ты снова хочешь кровь пролить?
Пролили много, даже слишком,
Тебя мне надо убедить».
 
 
«Мой старший брат, у нас тупик.
Тебе меня не убедить,
А коли спор такой возник,
Его никак не разрешить».
 
 
«Подумай, Гриша, для чего
Солдат своих еще положишь?
Ты не добьешься ничего,
А лишь потери все умножишь.
Прошу, услышь! Вас всех сметут!
Напрасны будут жертвы эти,
И город красные возьмут.
За это будешь ты в ответе!»
 
 
«Мои солдаты, батальон,
Все здесь готовы в землю лечь.
Мы этот город не сдаем,
Такая будет моя речь!»
 
 
«Ты подожди! Остынь, Григорий!
Ты оставляешь всех на смерть!
России хватит нашей горя,
А жизни хватит нам на всех.
Ты разреши, скажу я речь —
И ты тогда увидишь сам,
Никто не хочет в землю лечь,
Когда приказы все обман.
И я уверен, часть солдат
Войну готовы завершить,
Уйти домой, к себе, назад,
И при Советах просто жить».
 
 
«Мой батальон прошел такое,
Что нет пути уже назад.
Они воюют за святое,
За Русь погибнуть каждый рад».
 
 
«Тогда ничем ты не рискуешь,
И, если буду я не прав,
Меня ты просто арестуешь,
Главнокомандующему сдав.
 
 
Но если вдруг пойдут со мною,
То ты отпустишь их со мной,
А с остальными, я не скрою,
Идти, коль хочешь, можешь в бой.
Иль просто город нам оставишь,
А сам уйдешь к своим назад,
Но там про это не расскажешь:
Колчак не будет очень рад».
 
 
«Неужто, брат, ты так уверен,
Что сможешь в чем-то убедить,
И к стенке встать ты сам намерен?
Не будет он тебя щадить!»
 
 
«Да мне плевать на миг расстрела!
Тебе хочу я доказать,
Что революция созрела
И гнев народный не сдержать.
За революцию готов я
Не только ваш расстрел принять.
Прошел я с ней такие топи:
Свинцом меня не испугать!»
 
 
«Что ж, Федор, так тому и быть!
Сейчас солдат я соберу,
Пред ними будешь говорить,
А я на это посмотрю!»
 
 
«Забыл спросить, как мать? Как Софья?
Не видел больно их давно».
«Да, слава Богу, живы. Только
Растят ведь сына твоего!»
 
 
«Какого сына?! Что ты, Гриша?!»
«Ну да, два года, почитай.
С Елизаветой что там вышло?
Так ты отсюда и читай».
 
 
«Постой, но как это возможно?
Откуда знаете об ней?»
«Любовь у вас неосторожна,
Любовь – предвестник всех детей.
На фронт сестра мне написала,
Елизавета к ним пришла.
Она сама всё рассказала,
Ну а чуть позже родила».
 
 
Офицер дверь открыл, громко крикнул:
«Кузнецов! Собирай всех внизу!
Пять минут – и на площадь я выйду
И еще кое-что вам скажу.
Время страшное, брат, наступило,
Неприятно до ужаса мне,
Что судьба с нами так поступила,
Как в кошмарном, убийственном сне».
 
 
Ввалился в двери часовой:
«Ваше благородие, тревога!»
«Ты что, стервец, уже хмельной?»
«Там, за окном! Вон та дорога!»
 
 
Тут офицер к окну быстрей:
«Да что же так не повезло!
Бежать, брат, надо, поскорей,
Иначе будет нелегко».
 
 
Чекист спокойно подошел:
«Два офицера, вы их ждали?»
«Так вестовой вчера ушел,
Об обстановке сообщали».
 
 
«А знаешь, брат, не побегу —
Я буду с ними говорить!»
«Тебя спасти я не смогу!
Зачем судьбу свою гневить?
 
 
Ушел бы тихо черным ходом
И все оставил бы как есть.
Господь решил бы все с исходом,
Оставил с нами нашу честь.
Один из них, полковник Чудов,
Считай как брат для Колчака,
Вторым идет майор Неклюдов.
Тебя убьют наверняка!»
 
 
«Что брат я твой, не говори,
Парламентер пришел от красных,
А чувства все в кулак сожми».
«Я понял, брат, все очень ясно».
 
 
Открылась дверь с весомым скрипом —
Зашли полковник и майор:
«Штабс-капитан, я быстро вникнул.
А это кто? Что за орел?»
 
 
«Парламентер, пришел от красных».
«Какой еще парламентер?
К стене его – и дело ясно!
Уж больно взгляд его хитер».
 
 
«Переговорщик он от красных,
Все убеждает отступить».
«Вы объяснили, что напрасно
Сюда пришел он нас учить?
Зачем вам слушать эти речи,
К стене его – и весь ответ!»
«Полковник, я прошу, полегче!
Я не боюсь покинуть свет!»
 
 
Он подошел к нему вплотную.
В глаза чекисту посмотрел,
Отметим сцену непростую,
Штабс-капитан похолодел.
 
 
«Представьтесь, кто вы и откуда?
Какая должность там у вас?
Вы шли, надеялись на чудо?
Его не будет в этот раз!»
 
 
«Моя фамилия и должность
Не скажут ровно ничего,
Но я имею там возможность,
Сюда и послан для того».
 
 
«Неклюдов! Взять его на мушку!
Спокойно! Сдайте пистолет!
Штабс-капитан, возьми игрушку!
Стоять! Отправлю на тот свет!»
 
 
Чекист спокойно поднял руки:
«Я не пытаюсь вас убить.
Вы развлекаетесь от скуки
И начинаете чудить».
 
 
«Полковник, думаете, он?»
«Неклюдов, полностью уверен.
Удача с нами – и не сон.
Я расстрелять его намерен.
Штабс-капитан, вот перед вами
Стоит ужасный человек.
Мы уничтожим его сами,
Прервав его короткий век.
Он тот, кто умными речами
Заставил сдаться целый полк».
Чекист слегка пожал плечами:
«Стрелять за это? В этом толк?»
 
 
«Он ухмыляется, скотина.
Сейчас бы прямо пристрелил!»
«Полковник, смерть – это рутина,
Не надо тратить много сил.
 
 
За то, что спас я столько жизней,
В братоубийственной войне,
Хотите спеть мне песни тризны.
Вы неразумные вдвойне».
 
 
«Молчать! Я слова не давал!
Штабс-капитан, свяжите руки!
Неклюдов, слышал, что сказал?
Что развлекаемся от скуки!
Вы, дорогой большевичок,
На снисхожденье не надейтесь,
Вам умирать назначен срок.
Теперь давайте, ну же, смейтесь!»
 
 
Чекист стоял невозмутимо,
Он улыбнулся лишь слегка,
Присел и думал молчаливо:
«В России дурость на века».
«Полковник, вы же офицер,
И я когда-то был майором».
«Ты, комиссар, довольно смел!»
Полковник глянул так с укором:
 
 
«Скажите мне, что в этом сила
Движенья белого теперь?
Меня отправите в могилу,
Себе закрыв спасенья дверь.
Я предложил штабс-капитану
Довольно честное пари,
Пускай для вас мишенью стану,
Готов я к этому пути».
 
 
«Штабс-капитан, что он просил?»
«Моим солдатам речь сказать,
Их убедить не хватит сил.
Они не станут отступать».
 
 
«Такой же трюк, как там с полком.
Потом с позиций все ушли!
Свинец, голубчик, мы найдем
Для вашей чертовой души!
Штабс-капитан, пять конвоиров.
На площадь вывести его,
Не будет с красными нам мира,
А речь его нам для чего?»
 
 
Штабс-капитан заметно медлил
И на чекиста все смотрел,
Тот нерешительность отметил,
Но брата младшего жалел.
 
 
«Что ж, господа! – чекист смеялся. —
Ведите сами на расстрел.
Всю жизнь я смерти не боялся,
Не раз я ей в лицо смотрел!
 
 
Майор, да спрячьте револьвер!
Я никуда не побегу.
Я не какой-то лицемер,
А за идею я умру».
 
 
«Полковник, он же не в себе.
Он так торопится туда,
Как будто стол накрыт во тьме
И приготовлена еда».
 
 
«Майор, да это все бравада,
Игра на публику сейчас.
К стене его! И кончить гада!
Захочет жить – попросит нас!»
 
 
«Вперед! – майор сказал негромко,
Стволом на двери указал:
– Осталось жить тебе недолго:
Получишь все, что пожелал!»
 
 
Чекист спокойно встал со стула:
«Да вы безумцы, господа!
Россия в страхе утонула,
Кровь наша льется, как вода.
Вы что ж, не видите, ей-богу?
Народ за вами не идет.
Фронт продвигается немного,
Вас через день волна сметет!»
 
 
«Из-за таких, как ты, паскуда,
Россия наша вся в крови!
И взялись вы, скажи, откуда?
В какой стране вы все росли?
Свердлов, Ульянов, Троцкий, Киров!
Вас всех к стене – и кончен бунт!
Не проявил наш царь всей силы,
Чтобы землей вам рты заткнуть».
 
 
«Майор, ты все понять не можешь,
Что революция не бунт.
Пускай ты смерти все умножишь,
Идеи власть свою возьмут.
Идеи равенства и братства
Народу стали так близки.
У нас у всех одно богатство —
Россия, черт вас подери!»
 
 
Штабс-капитан смотрел устало,
И он подумал про себя:
«Молчи же, брат, и так немало.
Ведь расстреляют же тебя!»
 
 
Они спустились по парадной,
Внизу их встретил взвод солдат.
Майор тут громко: «Всем приятно
Его отправить будет в ад.
Приказ! На площадь выводите!
Там состоится честный суд!»
Чекист смеялся: «Поспешите!
Сказать и слова не дадут!»
 
 
Штабс-капитан с чекистом рядом.
«Что делать, Федор?» – он шепнул.
«Спокойно, Гриша, с таким ядом
Напитка вдоволь я глотнул».
 
 
На малой площади собрались
Солдаты, триста человек,
Чекиста видя, раскричались:
«Его убить не тяжкий грех!»
Его поставили к забору
Огромного особняка.
«Эй, комиссар, смеяться в пору!
Не убежать наверняка!»
 
 
Майор вдруг громко: «Тихо! Тихо!
Полковник будет говорить.
Его стрелять не наша прихоть.
Судьба заставила судить».
 
 
«Солдаты! Я полковник Чудов!
В боях был с вами я не раз!
Вот перед вами тот Иуда,
Что предал Родину и нас!
Он сам когда-то был майором,
Служил России и царю,
А нынче нас считает вздором.
Я расстрелять его хочу!»
 
 
Солдаты дружно закричали:
«Смерть комиссарам! Расстрелять!»
В лицо ему слова кидали —
Цензура не дает сказать.
Штабс-капитан в раздумьях важных:
«Ну что же, что же предпринять?
Спасти, к ним бросившись отважно, —
Меня прикажут расстрелять…»
 
 
Уже построили шеренгу,
Из добровольцев шесть солдат,
Чекист снял кожаную кепку:
«Вы оглянулись бы назад!
Неужто прожили вы жизни,
Чтоб стать отребьем и скотом,
Лишённым самой малой мысли,
Себя жалея лишь потом?
За что меня стрелять собрались?
За то, что с миром к вам пришел?
Хочу, чтоб жить вы все остались,
Чтоб на Россию свет сошел!
Чтоб тьма войны осталась в прошлом
И вы вернулись все домой.
Подумать – это же несложно!
Меня стрелять, ну смысл какой?
А ложь полковника отменна,
Но только он вам не сказал,
Что через день уже примерно
Вас всех не будет! Час настал!
Он не сказал вам, что подмоги
Уже не будет никогда,
Лишь к смерти в гости все дороги.
Вы здесь остались навсегда!
Меня застрелите, и что же?
В такой же путь, но через час,
Иль через два, немного позже.
Есть в этом разница для вас?»
 
 
Солдаты тихо возмущались,
Чекист спокойно говорил:
«Вы все, которые остались,
Мертвы! Он вас приговорил!»
 
 
Солдаты бурно закипели:
«Он что же, правду говорит?
И где подмога, в самом деле?
Колчак-то, видно, не спешит».
Майор два раза стрельнул в воздух:
«Молчать! Вы верите кому?
С подмогой вам, увы, непросто,
Но не сдаваться же врагу?»
 
 
«Я вам не враг! Такой же русский —
И за Россию до конца!
Готов погибнуть с этим чувством,
Приняв в себя поток свинца!
Хочу, чтоб жили мы как братья —
Всем надоела кровь войны —
И чтоб не сыпались проклятья
Ни с той, ни с этой стороны».
 
 
«Молчать! Заткнись, ты, красноперый!
Тебе не верит здесь никто!»
Майор был в бешенстве, и все же
Тот продолжал, забыв про всё:
«Солдаты! В чем идеи белых?
Вернуть царя и старый строй!
А я готов вас, сильных, смелых,
Спасти и всех вернуть домой.
Вернетесь к женам, детям малым,
Родных вы сможете обнять.
Я предлагаю вам немало,
И это лучше, чем стрелять!
А при Советах жизнь другая,
Там нет хозяев и господ.
 
 
Для нас Россия всех святая!
Вы все продолжите свой род!
И зацветет Россия наша
И силы снова обретет,
Важна позиция тут ваша.
Какая жизнь вас дальше ждет?»
 
 
Солдаты громко загудели:
«А комиссар, пожалуй, прав!
Пожить-то толком не успели —
И сгинем, от войны устав!»
Ругались, спорили, кричали:
«Майор Неклюдов, всех уйми!
Штабс-капитан, вы обещали:
Идеям красных не пройти».
 
 
«Не знаю, господин полковник,
Я сам такого не пойму».
«Вы не поймете? Вон виновник!
Неклюдов! Сделай тишину!»
 
 
Чекист спокойно улыбнулся,
К солдатам смело подошел,
И в споры их он окунулся.
Полковник явно был взбешен.
Чекист рассказывал основы
И на вопросы отвечал,
Про то, что с Лениным знаком он,
Про власть Советов разъяснял.
 
 
Майор к полковнику поближе:
«Так что нам делать, не пойму?!»
«Нельзя давать солдатам книжек!
А эту книгу я сожгу!»
 
 
Раздались выстрелы внезапно —
Чекист тот вздрогнул и упал.
Полковник крикнул: «Он напрасно
В свои идеи завлекал!»
 
 
Штабс-капитан скрипел зубами,
На тело брата посмотрел:
«Мы виноваты в этом сами,
Но он плохого не хотел».
 
 
Солдаты молча все стояли,
Полковник им все говорил:
«Ведь он хотел, чтоб расстреляли?
Вот это он и получил.
А наш-то выбор будет прост:
Мы город этот не сдадим!
Прижмем мы красной гидре хвост,
И мы, конечно, победим!»
Майор довольно улыбался:
«Ну, красноперый замолчал?
Всё доказать ты нам пытался,
Да, видно, сил не рассчитал!»
 
 
Вдруг снова выстрелы раздались —
Упал полковник и пал майор.
Полковник пал и пал майор.
Штабс-капитан шепнул: «Дождались».
Он наказал свинцом в упор.
 
 
Солдаты молча все топтались,
Они всё силились понять:
Теперь они одни остались.
И чьи приказы выполнять?
Штабс-капитан стоял пред ними,
Он видел: ждут его слова,
Его действительно любили
И уважали храбреца.
 
 
«Мои друзья! Мои солдаты!
Прошел я с вами столько бед!
Скажите, в чем мы виноваты?
Открою вам один секрет.
Я сам не ведаю, как быть,
Но точно знаю лишь одно:
Нельзя народ нам свой губить,
Мы все понять должны давно.
Россия плачет и страдает,
Волна бессмысленных смертей.
Не каждый даже понимает,
Где ложь у многих из идей.
А царь наверное виновен,
Что допустил такое зло,
А может, просто не способен
Предотвратить был, что дано.
Но я прошу вас, уходите!
Как братья, дороги вы мне.
Себя, родных своих спасите
В братоубийственном огне.
А комиссар был прав в одном:
В любви к России мы равны,
Пройдет войны ненужной гром.
Должны остаться ей верны.
Любого внешнего врага
Всегда готовы разорвать.
Но тут гражданская война
И, где здесь правда, не понять.
Срывайте форменные знаки
И уходите по домам.
Мы избежим последней драки,
Такой приказ я вам отдам».
 
 
Они стояли и смотрели,
Вдруг вышел пожилой солдат:
«Штабс-капитан, сказать хотели,
Что ты ни в чем не виноват.
 
 
Я вот с геройскими крестами,
А сын мой ярый большевик,
И если встретимся мы сами,
То я увижу смерти лик.
Остановиться кто-то должен,
Вот в этом истина сейчас!
И при Советах жить мы сможем,
Коли народ так против нас».
 
 
Солдат обнял штабс-капитана:
«Сынок, от нас спасибо всех,
А то могильная всем яма.
Своих губить – великий грех!»
 
 
Солдаты спешно расходились,
А он у тела брата сел,
И мысли в голове крутились:
«А брат то все-таки сумел…»
 
 
******************
Не нам судить, кто прав, кто нет:
Не жили мы в те времена.
Что для России тьма, что свет,
Россия выберет сама.
 
 
Она пройдет любые беды,
Ее народ непобедим,
И грозы войн и в них победы,
Мы поколеньями храним!
 

Июль, 2017 год.