Текст книги "Альманах «Российский колокол» №3 2018"

Валентина Орехова

«Родилась в г. Керчи Крымской области. Закончила Днепропетровский железнодорожный институт. Стихотворения пишу с детства. Первым моим произведением было стихотворение «О маме», которое было представлено в газете «Пионерская правда». В настоящее время живу в Липецке и работаю в Православной гимназии им. прп. Амвросия Оптинского. Публикуюсь в региональных журналах «Отблески», «Петровский мост», «Северо-Муйские огни», «Гармония». Недавно стала участвовать в международных конкурсах «Новое слово», «Поэт года», «Обмакнув перо в чернила…», «Поэтическая волна» и др. Пишу о том, что трогает мое сердце и душу».

От автора

 
В присутствии таинственных высот
Испытываю ужас я и страх;
И звон колоколов и птиц полет,
Бездонность в этих синих небесах!
Как будто бы на гнущихся ногах
Над пропастью; и снежный ком растет!
Запуталась в подвешенных мостках…
А ветер насмехается, поет!
Мне ласточкой сорваться в небеса,
Мелькающей, как мотылек в цветах…
Но что-то я не верю в чудеса,
хоть не погибла я на тех мостках…
Пытаясь победить тяжелый страх,
Взошла я на качающийся мост,
А ветер где-то спрятался в горах,
Стою над пропастью я в полный рост!
 

 
Что мне делать с сердцем раненым?
А душа не умерла…
И набатом отуманенным
Бьют тревог колокола.
Нет тепла, холодной мерою
Наст лежит в сыром лесу.
И сама, как птица серая,
Грех и боль в себе несу…
Как душа безлунно-темная,
Недоступна вышина –
Непроснувшаяся, сонная,
Вкруг – туман и тишина…
Впрочем, ждем весны бездонные
Солнца свет и ласки тон,
Все надеждой истомленные
Под пасхальный перезвон!
 

 
Ждет почтальона в страхе мать:
Нет весточки ей с фронта.
А почтальона не видать:
Куда он делся, «контра»?
А он обходит ее дом,
Сам – раненая птица,
Чтоб похоронку – на потом…
Могли ведь ошибиться.
А вдруг тут что-нибудь не так?
Бывает ведь порою…
И угадал, чудак, опять:
Пришлось в госпиталях лежать
Сыну, отцу. Герои!
И рад, и счастлив почтальон
Сей весточкой неспешной.
хромой, летел на крыльях он
К старухе безутешной.
 

Юлия Пономарева

«Мне двадцать девять лет, проживаю в замечательном городе Новочеркасске. Это мой родной город. Я люблю жизнь и позитивно встречаю каждый день. По профессии я фармацевт, работаю в аптеке. Обожаю путешествовать и знакомиться с новыми городами и их жителями. Еще, конечно же, я люблю читать и писать стихи».

От автора

 
Альбом семейный в бархате красивом,
Воспоминания минувших лет.
Любимые родители учили:
Семьи дороже и важнее нет.
Вот детство, круглые смешные щёчки.
Вот садик, школа, первые друзья.
В костюме и из васильков веночке
В цветах благоуханных у ручья.
Студенческие годы отшумели,
Растаяли давно, как дивный сон.
У однокурсников уже есть семьи,
Подруги носят гордо званье жён.
И вот любовь, приятные свиданья.
Промчались годы – и своя семья.
Сбываются желанные мечтанья —
Дела неплохо, в общем, обстоят.
Хороший муж, сынишка долгожданный.
А вот уже и сын наш повзрослел.
Пришлось пройти немало испытаний.
Познала горе, рано овдовев.
Как много в этом собрано альбоме
Воспоминаний самых дорогих
О полной жизни в нашем светлом доме
Людей прекрасных, милых и родных.
 

 
Утро должно быть приятным,
Как радуга, светлым и ярким
И обязательно добрым,
Волшебным и легким, огромным!
 
 
Таким необъятным, как небо,
И вкусным, как корочка хлеба.
И сладким, как мед и печенье,
Ведь утро – рассвета рожденье!
Пусть утро у всех будет добрым,
Приятным и ярким, огромным…
И обязательно мирным!
С любовью, добром, позитивом.
 

 
Влюбляются не в лица, не в фигуры,
И дело, как ни странно, не в ногах.
Влюбляются в тончайшие натуры
И трещинки на розовых губах.
 
 
Влюбляются в шероховатость кожи,
В изгибы плеч и лёгкий холод рук,
В глаза, что на другие не похожи,
И в пулемётно-быстрый сердца стук.
 
 
Влюбляются во взмах ресниц недлинных
И родинки на худеньких плечах,
В созвездие веснушек чьих-то дивных
И ямочки на бархатных щеках.
 
 
Влюбляются не в лица, не в фигуры —
Они всего лишь маски, миражи.
Влюбляются надолго лишь в натуры,
Влюбляются в мелодии души.
 

 
Человеку нужен человек,
Чтобы пить с ним горьковатый кофе,
Оставаться с ним на ночлег,
Интересоваться о здоровье.
 
 
Чтобы улыбаться просто так,
Чтоб на сердце стало потеплее,
Чтобы волноваться: «Там сквозняк!
Обувай-ка тапочки скорее».
 
 
Человеку нужен человек,
Позвонить ему, послушать голос:
«А у нас сегодня выпал снег.
Как ты без меня там? Беспокоюсь!»
 
 
Чтобы был приятель, друг, сосед
И ещё сопящая под боком,
Без которой счастья в жизни нет,
Без которой очень одиноко…
 

 
Когда я глаза закрываю,
Сбежав от мирской суеты,
В мечтах я себе представляю
Над спящей Невой мосты.
 
 
В спокойном луче лунного света
Они воплощают мечты
Людей, чьи большие надежды
Спокойны, светлы и чисты.
О них сочиняют легенды
И море народных примет,
Ведь вид их велик и прекрасен,
И так было тысячи лет.
 
 
Расходятся две половины,
Чтоб заново встретиться вновь,
И они словно знак для влюбленных –
Они воплощают любовь
Для тех, кого жизнь разделила;
Порой воплощают судьбу,
И люди в последней надежде
На них произносят мольбу.
 
 
Когда я глаза открываю,
Волну вдохновенья поймав,
То жизнь свою заново вижу,
Всю прелесть ее осознав,
И представляю себе я,
Что вечно иду по мосту
И что даже если сломаюсь,
То снова с начала начну.
 

 
Ночь за окном, тебе не спится…
Лежишь в кровати ты сейчас.
Закрой глаза, и пусть приснится
Тот дивный мир, где нету нас.
Где не простерлась длань людская,
Где целы реки и леса.
 
 
И ты стоишь, на все взирая,
И смотришь прямо в небеса.
Ночь за окном, усни, родная,
Ведь скоро будет и восход.
И этот день, добра желая,
Закончит длинный свой поход.
 

 
Знай, у каждого разное «больно».
Знай, у каждого разное «страшно».
Не суди со своей колокольни
Неизвестносколькоэтажной.
Не очерчивай взглядом границы,
Не придумывай мозгом пределы.
Что тебе в страшном сне не приснится,
Для кого-то – обычное дело.
Знай, у каждого разное «надо»,
Знай, у каждого разное «сложно».
Впрочем, и представление ада
Обобщить и сравнить невозможно.
Знай, что правда бывает другая,
А не та, что приносят на блюде.
Присмотрись к тем, чьи судьбы пугают:
Это самые сильные люди.
 

Элеонора Тихонова

Родилась в 1943 году. Стихи писала всю жизнь и пишет сейчас: издала сборник стихов «Сезон жизни» и роман «Золото Колчака».

* * *

 
Подруга моя ненаглядная,
Опомнимся: время идет!
И сыплются с неба проклятия
Как птицы, подстрелены влёт.
 
 
И тают ряды одноклассников,
Сидевших за партами в ряд,
Заброшены списки проказников,
Которых не принял отряд.
 
 
Костер догорает, и тлеются
Лишь угли под теплой золой,
И души еще не окрепшие
Теряются в жизни иной.
 
 
Не видно ни зги, ни пристанища,
Лишь в памяти вехам стоим,
Прожившие с образом Сталина,
Уходим под знаком иным.
 
 
Звонят колокольные звонницы,
И мы вспоминаем порой
Веселые песни и полночи
Над тихой прозрачной рекой.
 
 
Мы жили, и значит, мы в памяти,
В ветрах, в облаках и в ветвях,
Рассыпаны прахом на паперти
И звоном в колоколах.
 
 
Подруга моя безотрадная
Мы знаем, что время идет.
И пусть наша жизнь безвозвратная,
Как птица, подстрелена влёт.
 

12 мая 2018 г.

Ирина Явчуновская

Родилась и работала в Крыму, живет в Хайфе. Окончила факультет романо-германской филологии Симферопольского университета им. Вернадского и факультет искусств Ливерпульского университета, Англия.

Автор десяти книг – сборников стихов и переводов и книг для детей. Переводила на английский язык стихи и прозу других израильских авторов.

Финалист, призёр, лауреат и член жюри различных международных поэтических конкурсов. Член Союза писателей Израиля, лауреат премии СРПИ им. Давида Самойлова за лучшую книгу 2017 года.

* * *

 
О чём рассказать ещё?
Не о чем. Просто так
прилёг на моё плечо
вечер – колдун, чудак.
 
 
Ветер стучит в окно,
Просится в тёплый дом.
А за окном темно…
О чём же я? Ни о чём.
 
 
На свой огонёк зову.
Ночные огни в окне.
О чем прошу наяву,
Придёт хотя бы во сне…
 
 
Приснится мне дребедень,
Но сказка всегда права.
Затеплится новый день,
Захочет вступить в права.
 
 
Я буду ждать перемен
и, видимо, не дождусь.
Но свет, прогоняя тень,
растопит ночную грусть.
 

* * *

 
Быть пойманной охота мне,
став птицей на лету.
И вьюсь вокруг охотника,
а он свою Мечту
 
 
лелеет, нежит, веря ей,
не всмотрится в меня.
А я вблизи растерянно
кружу, себя виня.
 
 
Как хочется быть пойманной,
когда глаза в глаза.
Как хочется быть понятой,
понятной, как слеза.
 

* * *

 
Ворошить не пытайся прошлое,
Мы над прошлым с тобой не властны.
Всё, что прожили, подытожили.
И опять ничего не ясно.
 
 
Солнце, в море нырнув, развесило
Облака в золотых рубашках,
Деревца вдоль аллеи весело
Уходящему лету машут.
 
 
Лето знойное и палящее…
Вот и нет его – песня спета.
Что-то светлое и щемящее
В том, что в Лету уходит лето.
 
 
Что-то тайное, невесомое
Промелькнуло в закатной дымке,
Будто найденное искомое
Снова сделалось невидимкой.
 
 
Что случайное? Что напрасное?
К ночи клонится день погожий,
И одно лишь яснее ясного:
Настоящее стало прошлым.
 

 
Не знаю почему, но не сумела я
Всё поделить на чёрное и белое.
Со всех сторон кричат «коты учёные»:
«Туда нельзя! Там чёрное, там чёрное!»
Но вижу в чёрно-белой фотографии
Цветные миги, но не строки эпитафии.
 
 
Твердят: «Гляди ты лучше во все стороны
И будешь знать, где белое, где чёрное».
Гляжу: в пушистых лапах снега белого
Вновь золотится солнышко несмелое.
Кого-то вижу белого, пушистого…
Нет, серый он, когда вглядишься пристально.
 
 
Подводит, видно, зрение упорное.
Да что ж оно такое непокорное!
Как ни крути, себя не переделаю…
Смеётся радуга: «И я не черно-белая!»
 

 
Белый клоун на лунной карте,
Погляди с высот, погляди.
Видишь? Утро почти на старте —
Не печалься, не уходи.
 
 
Воспалённого солнца вспышка
Мир осветит в который раз.
Что же видно тебе, что слышно?
Белый клоун, не строй гримас.
 
 
Мы и сами не ровно дышим,
Мы лунатики на земле.
Солнце выше – а горе ближе,
Если будущий день в петле,
 
 
Если крик «ничто не забыто!»
Станет горстью разменных слов,
Если ненавистью пропитан
Даже воздух подлунных снов.
 
 
Луч серебряный направляя,
Разгляди сквозь немую ночь
Спутник свой до глубин, до края.
Да, он болен – но чем помочь?
 
 
Ты поглядываешь с опаской.
Но пока твой свет не угас,
Ослепи безразличия маски,
Вразуми неразумных нас.
 

Современная проза

Павел Богучаров

«Родина моих предков как по отцу, так и по матери – Нехаевский ныне район Волгоградской области. Хопёрский лесостепной ковыльный край с меловыми горами, с тучным местами чернозёмом, печально-диковатый, но прекрасный край, некогда входивший во Всевеликое Войско Донское. Здесь я родился в 1951 году 5 марта, здесь и учился в хуторских школах. Отсюда после школы уезжал учиться в Волгоградское культпросветучилище на режиссерское отделение, которое закончил в 1971 году. В том же году был призван в армию. Служил на Украине, в пехоте. После службы возвратился к отцу-матери, а через год поехал учиться в Москву в Институт культуры на отделение «режиссура клубных массовых и театрализованных представлений». В 1978 году по распределению попал в Подмосковье, в Одинцовский район, на Петелинскую птицефабрику. Здесь, при птицефабрике, проработал четыре года в Доме культуры худруком и режиссером, затем поступил во ВГИК. Учился заочно на сценарном факультете у профессора Вайсфельда И. В. В 1989 году попал на стажировку в Мосфильм, в объединение «Время» С. Ф. Бондарчука, где написал литературный сценарий «По-над садом», за который в 1993 году стал лауреатом международного кинофестиваля «Золотой Витязь». В лихих девяностых пришлось поработать кочегаром, сторожем, мойщиком машин, петь и играть на бас-домбре в профессиональном фольклорном ансамбле «Корогод», впоследствии переименованном в «Радуйся!»; сниматься и петь у знаменитого режиссёра М. М. Хуциева в фильме «Невечерняя». В 2005 году был приглашен в детский телецентр Южного округа г. Москвы, где десять лет проработал режиссером детской игровой телепрограммы «Ритатуй!». В настоящее время работаю режиссёром в центре культуры и искусств в пгт Тучково Рузского района Московской области.

Снял документальный фильм «К верному причалу» о родном Хопёрском крае.

Печатался в литературно-общественном журнале «Голос Эпохи». Публиковались некоторые главы из романа «Иосиф».

В 2017 году в электронной библиотеке опубликован роман «Иосиф».

От автора

Много всякой живности перебывало в хозяйстве Иосифа Павловича, и каждая животина, по мнению родителя, была нужная, необходимая. Но иногда и ненужная заводилась. Кот, например. Кошка приносит пользу, да ещё какую – мышей ловит, крыс, а вот кот?! Коты, как известно, особо не утруждают себя. Он и коготком не пошевелит при виде мыши. Так что держать кота в хозяйстве, по отцовским понятиям, прямо скажем, невыгодно. Неслучайно ведь существует поговорка: «Коли кот мышей не ловит, так на что тогда и кот!» Но, вопреки его же установкам, жил у отца такой. Васькой его звали. Серый, полосатый. Точь-в-точь у нас такой был в квартире в Подмосковье. И его тоже звали Васькой. Своего Ваську я подобрал на работе, в котельной. Взял котёнком. На улицу он не выходил, вырос и в еде стал такой привередливый, ужас! Может от «Вискаса»? «Вискасом» мы кормили его. А ночью он спал у дочки Леры на руке. И никак иначе. Однажды летом перед отпуском всей нашей семьи попросили соседей присматривать за котом, «Вискаса» того же ему прикупили. И так вышло, что в день выезда еда осталась у нас. Щука! Ну, думал, сами не съели, так кот с удовольствием доест. Всё же рыба! Но кот наш не стал есть щуку. Уж как я его ни упрашивал! Как говорится, и так и этак. На коленях стоял! Мол, съешь, подлец, хоть кусочек щучки! Не уговорил! Приехали домой, и рассказал об этом отцу. Вот он, мол, кот наш какой! Сидит в квартире – совсем домашний, питается тем-то и тем-то, спит только на руке твоей внучки, а щуку не ест. Отец, как обычно, сидел в своём кабинете за сапожным верстаком. Выслушав мою историю, он замер. Бросил на верстак тапочек, шило бросил и повернулся ко мне:

– Спить на руке? – вкрадчиво спросил.

– На руке, у Леры…

– И щуку ни исть?

– Не-а, пап…

– Да не могёть быть такого!

– «Могёть»!

– Как он так? На руке спить и щуку ни исть?! – Отец не верил. Всматривался в мои глаза – не разыгрываю ли я его?

– Да, – говорю, – не ест!

– Щуку?! – Отец снял очки и непонятно для чего нащупал молоток.

– Щуку…

– Убей его! – Родитель тряхнул молотком.

– Кота?!

– Да какой жа эта кот?! Гад какой-то! Подколодный! На руке спить, а щуку он ни исть! Щу-у-у-ку он ни исть! – вовсю разошелся отец. И весь отпуск он неожиданно вспоминал моего кота. На косьбе, в огороде, за столом. Всем приходящим в наш двор людям отец, указывая на меня, докладывал:

– А у Пашки нашего кот в Москве…

– В Подмосковье, пап, – поправлял я отца, – в Подмосковье я живу…

– Ага! – охотно соглашался отец. – Так у него… на каком этаже ты живёшь?

– На третьем…

– Так у него кот в Москве, на третьем этаже, на руке спить, а щуку ни исть!

– На третьем этаже на руке спить, а щуку ни исть?! – примерно так ответствовал гость отца. И тут поднималась волна возмущения, негодования по поводу поведения моего кота.

Своим же молодым котом Васькой, который у него появился, отец восторгался:

– До чего же скотина ушлая! Не то что твоя!

И вот в один из летних приездов на родной хуторок и в первое утро моего пребывания, когда мы собрались выйти на баз, отец кивнул на своего серого и полосатого, который тёрся о его ногу, и заговорщицки подмигнул мне:

– Твой-то до сих пор живой?

– Живой. До сих пор.

– И щуку ни исть?

– И щуку «ни исть», ага!

– А смотри, чего моя скотинка сейчас вытворять начнёт! Васькя! – скомандовал.

«Васькя», как ленивый солдат, зевнул и двинулся к двери. Отец открыл дверь чуланную, дверь на баз – и мы на крыльце. Впереди выступал «Васькя».

– Гляди, гляди! – шепчет мне родитель.

Был у нас пес, Рябчик. Дворняга! Удивительно добрая собака! Только что вылупившиеся цыплята могли копошиться в его морде, лапах. Курицы нахальные постоянно объедали его. Вот вынесут ему, Рябчику, еду, нальют в миску – куры тут как тут! Нагло лезут в его миску и нагло выпивают и выклёвывают до последней крошки. Родители – ну ругать Рябчика:

– Что ж ты, дурак такой! Кыш, пошли! Кыш, собаки! Разгони ты их! Или кусни какую, но не насмерть! Чтоб боялись! Кыш!.. Чаво жа, мне тут стоять и ждать, када ты наисси?! Кыш, пошли!.. Это что жа за кобели такие пошли? Курицу он не могёть от себя отогнать?

Вот такой был Рябчик. И сидел Рябчик на цепи. Но сегодня, как только Васька вышел на всеобщее обозрение, миролюбивый пёс превратился в яростного зверя. Он так рвался на свободу, так зло гавкал на вальяжного, никакими путами не сдержанного кота, что казалось, цепь не выдержит. Я даже засомневался: а Рябчик ли это? Куры и цыплята с писком и клёкотом в страхе разбежались по двору.

Васька вытянул лапки, изогнул спинку, широко зевнул и принялся точить коготки о деревянное крыльцо. Подточив, он прыгнул на перильце. И на перильце изогнулся и вытянулся на крылечном стояке. Поцарапал и его…

Бедный Рябчик! Гремел цепью о пустую свою миску и задыхался в гневе.

Васька легко прыгнул на открытую калитку палисадника, прошелся по остроконечным штакетинам и далее, вышел на забор, который выводил прямо к Рябчику. Кот не спешил. Грациозно, не пропуская ни одной штакетины, балансируя приподнятым хвостом, Васька медленно приближался к своему сожителю по двору. Рябчик от такого сожителя уже сходил с ума – грыз забор, до которого доставала цепь, грыз и распалялся ещё более.

– Что творит, что творит?! – не переставал удивляться отец. – Ты смотри, что дальше будет!

Кот сократил расстояние между ним и собакой до размера собственного хвоста и спрыгнул на землю. Я даже ахнул: а вдруг Рябчик дотянется?

– Во, гадысть, в сантиметрах работаить! – уважительно качал головой отец.

Васька, точно стоматолог, вгляделся в злобный собачий оскал, посидел «трошки», зевнул и показал сожителю своему спину: лег, свернувшись калачиком. Рябчик тянул лапы, скрёб землю всего в двадцати – тридцати сантиметрах от серой «гадской» полосатой шкурки. Увы! Шкурка была недосягаема! А закончилось эта встреча тем, что Рябчик коротко гавкнул, будто плюнул, мол, и пропади ты пропадом! Сволочь такая! Гавкнул и залез к себе в будку, отвернувшись от всего мира. На отцовском базу воцарились тишина и покой, куры с цыплятами смело двинулись на собачью территорию.

– Чего вы его дразните? – пожалел я собаку. – Тебе Рябчика не жалко, пап?

– Да жалковато трошки, – хохотнул родитель и тут же стал оправдываться: – А я чего? Это вот он дражнить! Но ты понимаешь, Паша, кажный день, кажный Божий день проходить такая свистопляска!

Минуты через две-три, насладившись тишиной, Васька встал, произвёл любимое свое упражнение – выгибание спинки и коротко глянул на отца. Глянул, и мне показалось, что он улыбнулся ему. Доверительно! Тьфу ты! Прямо какая-то булгаковщина! Улыбнулся и пошел своей дорогой.

Весь отпуск я наблюдал за этим котом. Действительно, «свистопляска» с Рябчиком у них повторялась каждый день. А однажды – хоть верь, дорогой ты мой читатель, хоть не верь – Васька мне тоже улыбнулся.

Как-то утром прошел короткий сильный дождь. Я вышел за ворота нашего двора и оказался перед непроходимой стеной ещё не скошенного мокрого разнотравья. Разнотравье высилось сразу за редко езженной мимо нашего двора дорогой. Солнце только что выглянуло из-за тучек и осеребрило густой, едва колеблемый травостой. Мириады капелек воды, утяжеляя кончики травинок, сверкали, переливались на солнышке, готовые вот-вот сорваться на землю. Иные срывались. Тогда травинки еле заметно подрагивали и распрямлялись. Происходило такое лёгкое общее колыхание всего серебряного пространства. Красота! Но вот набежала тучка, светило скрылось, и с ним исчез блеск серебряный.

«Попробуй, – подумалось, – попробуй шагнуть в эту красоту. До бровей после пяти шагов будешь мокрый!»

И тут появился Васька. Он, как и я, вышел со двора. Перешел дорогу, вплотную приблизился к мокрой траве, вильнул хвостом и застыл с вопросом: «Итить или не итить?»

– Куда ты прёшься? – проворчал я. – Шкурку пожалей.

Васька поставил хвост свой буквой «гэ» и, прежде чем шагнуть ТУДА, повернулся ко мне. Я же видел, как он растянул рот и сузил глаза – улыбнулся! Натурально! хоть что ты тут делай! Улыбнулся со значением: мол, да что ты?! «Можа» пройдёмся трошки? «Прошвырнёмси?!» Вышла натуральная улыбка! Улыбнулся и скрылся в траве.

А потом он пропал. Кот. Это случилось в конце зимы. Получил я в своём Подмосковье письмо от мамы, в котором она, наряду с разными новостями, сообщила и о том, что Васька у них пропал. Ушел куда-то и пропал. «Отец, – писала мама, – за кота энтого, Васькю, сильно переживаить, как будто овца у него здохла». Месяца через два или три получаю я радостное известие, что кот жив и здоров и никуда он не пропал, а «объявилси!» «Прияжжяй, – писала мама, – и мы табе расскажем про энту шкурку».

И вот оно – лето, время отпусков, и я дома! Разговор про «шкурку» вышел как-то сразу. Увидел я Ваську и Рябчика на базу. Одновременно. И Рябчик никак не реагировал на своего обидчика.

– Пап! – воскликнул я. – Что такое?! Где свистопляска?

– О-о! – откликнулась мать вместо отца. – Весной тут такая свистопляска вышла! Всем свистопляскам свистопляска! Пойдем на огород!

– Ага! – охотно поддержал её отец. – Пошли и покажем!

– А зачем идти на огород?

– Пошли, пошли!

– Его же нет и нет, – начала рассказывать мать на огороде, – пропал, и всё! Кто рад был этой пропаже, так это Рябчик! Он даже брехать стал как-то по-другому.

– Ага-ага! – подтвердил отец. – С радыстей!

– Ну! – согласилась мать. – Прям, можно сказать, с радыстей.

– Ну вы и фантазёры! – посмеялся я. – Собака брешет с «радыстей»!

– О! Не верит! Но его жа перестали мучить! – воскликнул отец. – Тут и со смехом забрешешь!

– Ты слухай и не перебивай нас, – потребовала мать. – Ты думаешь, что они все глупые и ничего у них в нутрях нету?! А-а-а… Да, а пропал кот ещё по снегу. А тут и весна пошла, балка Рассыпная разлилась, а как половодье схлынуло, мы про Ваську и забыли. Не до него. Огород посадили. Лопухи вон в кучерях уж полезли…

– Ага, вон там вон, – отец указал на кучери – заросли за огородом, – зачем мы тебя и позвали на огород, чтоб рассказать, как дело это было!

– Да! – продолжила мать. – И мы как-то с отцом, мы как-то вышли на огород, вместе вышли, посмотреть, картошка взошла али как. Ага, вышли, глядим: взошла картошка, хорошая картошка – и слышим, кот какой-то мяучить. В кучерях. Ну, мяучить и мяучить. Наш-то пропал. А энтот – чей, какой орёть, мы и байдюже! Чужой! Мало ли котов? Ори, шут с тобой! У нас главна – картошка взошла! Да такая хорошая пошла! Ты жа помнишь, отец?

– Да, а то как же! Помню!

– Картошка картошкой, а кот мяучить. Не показывается нам, а мяучить, и всё тут! И на другой день, а на третий! Прям орать стал.

– Дуриком, Паш! – уточняет отец.

– Ага! – перехватывает мать. – Дуриком, точно. И отец тут говорить: а не Васькя ли это наш, шкурка серая? А?! «Васькя! – кричим ему! – Иди домой! И мы табе всё простили!» Умолк наш Васькя. Молчит и молчит, видать, соображает. «Ну иди, – кричим ему снова, – чаво сидишь там как глупой!» И что ты думаешь? Из лопухов – во-он, вон оттуда, из лопухов выглядывает.

– Васькя! – Мы с отцом радуимси! – Иди домой!

А он не идет. Орёт, а не идёт. Ни в какую! Уж мы ему и так и этак! Иди, мол, ты нам и так нервы все потрепал! И что ты думаешь?! Выскакываить наш Васькя на огород, а за ним пять полосатых котят! Точь-в-точь как сам Васькя! Он пулей перелетел огород вместе со своим семейством – и в сенник!

– Что же это такое? – удивляюсь я. – Кот привел котят? А кошка?

– Вот, Паша, – вступил отец, – мы с матерью поняли так, что кошка пропала. Издохла или загрыз её кто, мы не знаем, а отец, кот наш Васькя, детей своих не бросил! Ты понимаешь, что это за скотинка?! – изумляется отец. – Ты понимаешь, что это за кот?! И как он стал потом работать?

– Отрабатывать! – поправила мать.

– Ага! Отрабатывать! Мышей, крыс стал ловить! Утром выхожу на баз, а перед крыльцом мыши или крысы ляжать. Он их в рядок уложить и ждёть меня, када я ему оценку дам! Похвалю его, тогда он их уносить. Да куда несёт?! Рябчику! Понимаешь, подлец какой! Он Рябчика задабривать стал! Рябчик-то такую гадость ни исть, а, видать, понимает, что задабривают его. Я ему кричу, Ваське, ты чё же, дескать, дражнишь его? Рябчика! Он жа их ни исть! Не стал подкладывать Рябчику, а тот на него гавкать перестал. И глядеть на него, и гавкать на него перестал. Вообще не замечает! А один раз выхожу, тоже утром, а перед крыльцом змея, придушенная, но ещё живая. И Васькя рядом с ней. Я прям растерялси! И где он её нашел? Ужаки у нас водятся, а вот змеи… давно я не видал. Я ему:

– Ты чего? С ума сошел, змеюку мне притащил! Неси её отсель!

Схватил её и унёс. Ну, а таперича на баз пошли.

Возвратились мы на баз, а мать мне и говорит:

– Загляни к Рябчику в конуру!

Заглянул я и ошалел. У Рябчика в конуре лежали котята.

– Два? – уточнила мать.

– Васькины?!

– Да, а то чьи же! Васькины! Вишь, два. А то и все к нему залезуть и спять!

– А Рябчик?

– А что Рябчик? И он с ними спить! Но это же дети! Понимаешь? Дети!

– Ты, думаешь, у них понятий нету? – спросил у меня отец. – У них такие понятия, что людям поучиться бы! Они жа в обчестве живуть! А твой ещё живой?

– Живой…

– И на руке спить?

– И на руке спить…

– И щуку ни исть?

– И щуку ни исть.

– Паразитский он паразит!