Текст книги "Альманах «Российский колокол». «Новые писатели России». Литературная премия М. Ю. Лермонтова. Выпуск №3"

«В народе понятие Совести есть…»

 
В народе понятие Совести есть,
И, если подумать немного,
Получится с Богом совместная весть,
Как шествовать жизни дорогой.
Генетикой образ заложен в Роду,
И знаем до точности самой,
Как нам поступать с этим знаньем в ладу,
Что будет для нас темой главной.
Так, Совесть мерилом избрав для пути,
Рискуем лишь с Богом остаться,
Признанья людского и так не найти
И даже не нужно пытаться.
Наградою будет Души чистота,
Покой пред последней чертою,
И к разуму мыслям придёт высота,
И к творчеству тяга порою.
И, если по Духу мы дело найдём
И вложим в него всё старанье,
То к уровню счастья, может, придём
И Радость прочувствуем крайне.
Слагаемым третьим нам станет Любовь —
Что к делу, что к миру, что к людям.
Вопрос этот важный поднимем мы вновь
И так размышлять снова будем:
То злая ирония веры в Христа, —
То ближних любить, то далёких,
Любовь под запретом в пределах гнезда
И грех в отношеньях высоких.
Забыли славяне, что суть у Любви —
Делиться энергией мощно,
Не только для жизни дать новой ростки,
Богами нам быть еженощно.
Так чувственно, нежно, слагая миры,
Славяне любили веками,
За то получали от жизни дары,
И силы их не утекали.
А мы же всё боремся сами с собой,
С Системой сверяя ступени,
В итоге получим душевный пробой,
Без пользы от сих откровений…
 

«Всеобщей гибелью земли двадцатый век…»

 
Всеобщей гибелью земли двадцатый век
Грозил Системе столь уже порочной,
Что за пределом цели оказался человек,
А потребительство осталось прочно.
 
 
Что Судный день наступит, откровенно
Различные оракулы, грозя, сулили,
И если б люди в думах сокровенных
В него поверили, давно б уже не жили.
 
 
Но смысл пророчества не в гибели всего,
Да это Тёмным будет Конец Света,
Для Светлых сгинет Тьма мира сего,
В виду имелось, вы поверьте, только это.
 
 
Оставив в прошлом тяготы-лишенья,
Мы воспарим в духовной чистоте,
В Златом пути нас ждут свои свершенья
И в век Златой войдём на высоте.
 
 
Пока же мы в этапе перехода,
Научимся не осудить, а поддержать,
Поймём, что к дате нашего, пардон, ухода
Себя лишь позитивом надо окружать.
 
 
Любовью безусловной попытайтесь
Всё, до чего достанет мысль, лелеять,
Со страхами, виною расквитайтесь,
Стремитесь и сомнения свои развеять.
 
 
Век двадцать первый по-другому спросит,
Что мы для мира принесли до тризны,
И в судный час у каждого попросит
Отчёта о такой несовершенной жизни…
 

«Что, если мир вокруг лишь виртуальный образ…»

 
Что, если мир вокруг лишь виртуальный образ?
А мы – ресурсы для игры такой масштабной,
Что плавятся мозги, трещат, как бы и рёбра,
В тисках у матрицы вселенной, неослабной.
 
 
Источники эмоций торсионных механизмов,
Спинального вращения невольные агенты,
Не в силах мы осмыслить духа формализма,
И дробится весь мир на паззлы и фрагменты.
 
 
Царём природы человека величали.
Мерило разума и двигатель прогресса!
И вдруг одномоментно, враз мы одичали
И частью стали составляющей процесса.
 
 
Невольно раздражение тогда охватит,
К борьбе взывает виртуально наша сущность:
Рабами быть при матрице нам, может, хватит!
Докажем притязаний право на насущность.
 
 
Найдём администратора, узнаем коды,
На прочность так проверим, может, и систему,
На волю выпустим мы призраки-народы,
Изменим матрицы и цель, и роль, и тему.
 
 
Разрушив основательно, поймём натужно:
Готовность наша под сомнением великим,
В привычной виртуальности, в частотах нужных
Мы так активно креативны, разнолики,
 
 
Но в квантовых полях теряем содержанье,
Сливаясь с космоса материей не светлой,
Отказ мгновенный планам, воздержанье!
Мы станем общего потока тенью блеклой,
 
 
Частицей, люксом, кварком, искоркой, волной —
Энергии чистейшей формы выраженьем.
Тоска о прежнем теле плоскости любой
Разбудит снова в нас о нас воображенье.
 
 
И матрицу по новой создадим в порыве
Играть с любовью эти тридцать семь сюжетов,
И главное – блаженствовать, живя, в отрыве!
В самих вопросах и содержатся ответы.
 

«Казалось бы, нам так легко…»

 
Казалось бы, нам так легко
Себя в потомках повторить,
Теплом, уютом, молоком
Потребность жизни утолить.
 
 
Зачатие ж порой не в масть,
Удобство – во главу угла,
И можем очень низко пасть,
Чтоб жизнь явиться не смогла!
 
 
Учёба, стаж, карьера, чин,
Квартира, мебель и авто…
Вас поздравляем за почин,
Но не завидуйте никто!
 
 
Когда о детях речь зайдёт,
Годам так где-то к сорока
Уже здоровье подведёт,
В груди не будет молока.
 
 
И лоно, предано не раз,
Откажется детей носить, —
И вот на этом весь и сказ,
О чём Создателя просить?
 
 
А то, что вы своим трудом
Так долго тщились добывать,
Согреет ль сердце вам потом?
И что другого ожидать?
 
 
Когда даётся вам дитя,
Вы с тихой радостью примите,
С ним опыт жизни обретя,
В себе Богов, любя, найдите.
 

«Любовь не каждому даётся…»

 
Любовь не каждому даётся,
То Дар Богов Душе бессмертной,
Тогда в удел нам достаётся
Идти дорогой Светлой, Верной.
 
 
Лишь мудрая Душа полюбит,
Идя на жертву, в ссылку, в бой,
В беде и рассуждать не будет,
И мир преобразит собой.
 
 
Глубоких чувств река любви затопит,
Так, что не видно берегов,
Она нас жить-любить торопит
На протяжении веков.
 
 
И век за веком усложняя
Условия игры Родных Богов,
Любовь нас не разъединяет,
На мудрых делит и на дураков…
 

«Когда мы поступаем так, а не иначе…»

 
Когда мы поступаем так, а не иначе,
Имеем право всё же на ошибку,
И даже если проклинаем, плачем,
То можем повторить опять попытку.
 
 
Когда же ни на что мы не решились
Из лености душевной или страха,
То, как бы ни страдали, ни божились,
И сотворённое-то станет прахом!
 

«Хочу к тебе, хочу в твои объятья…»

 
Хочу к тебе, хочу в твои объятья,
Тепло родное снова ощутить,
Одно лишь для себя хочу понять я:
Как можно было без тебя прожить?
 
 
Я стыла, не жила, – так одиноко
Вращались дни и ночи напролёт!
Романы были, но одна морока,
Что грязью, не любовью обольёт!
 
 
Хочу твоё дыханье, сердце слышать,
Касание всей кожей ощущать,
Как ласково зовёшь меня, услышать,
Тебе лишь одному блаженство обещать…
 

«Быть девочкою для битья…»

 
Быть девочкою для битья
Не склонна как-то я, подруга,
Довольно твоего нытья,
Я выйду за границы круга.
 
 
Была жилеткой я для слёз,
Отдушиной твоих стенаний,
Советчицей и в плане грёз,
Поддержкой всяких начинаний.
 
 
Для крика, гнева ж твоего
Терпенья явно не хватает,
Живи ты без участья моего,
Пусть раны сами зарастают.
 
 
О жалости тут больше речи нет,
Такое чувство только глушит.
Я дам на жалобы твои ответ:
Имеет всякий, что заслужит.
 

«Мне кажется, что за кого другого…»

 
Мне кажется, что за кого другого
Живу я в настоящем воплощенье,
Так много унизительно плохого,
Что вдруг подумаю о чьём-то мщенье.
 
 
Игрушкой злого гения являюсь?
Причудливую карму исполняя,
Найти причины неудач стараюсь,
Тружусь духовно и себя меняю.
 
 
В любом вопросе нахожу ответы
В натуре собственной, тугой в пороках,
Чем больше узнаю её секреты,
Тем больше отстаю в своих уроках.
 
 
Сужденье есть, что до начала жизни
Условия я вольно выбирала,
Судьбу свою от Роду и до тризны
Готовила и Духом выверяла,
 
 
Наметила границы поворотов
И поиск приложения талантов.
Прибавив так, пожалуй, оборотов,
Добыть смогла бы я и светлых грантов.
 
 
В расчётах, видно, кроются подвохи.
Сошла с пути, а где, пока не знаю.
Имею здесь, сейчас я только крохи
Того, на что по жизни уповаю.
 
 
Иль что же, я сама себе готовно
Чертила круг, в котором жёстко стыну?
Как мачеха, которой эталонно
Одна задача – душу дочке вынуть?
 
 
Не знаю я, когда судьбу такую
Представила себе вполне успешной?
Заброшу я мечту тогда плохую,
Дорожку в рай начну с нуля неспешно.
 
 
Где только я и бог Родной, фанат мой,
Где в самовыражении задача,
Где жертвенность моя ему понятна,
Любая мысль – во благо и удачна.
 
 
А по пути исполню его волю,
Свой вклад посильный в дело Рода тоже,
За честь почту такую я неволю,
Мне ныть по поводу и без негоже.
 
 
Граница, кон – условие задачи,
За круг, за грань ступать нельзя до века.
Не будет неоправданной удачи, —
Так карма строит жизни человека.
 
 
Приём «секретный» о мечтах – уловка,
Подмена мест причин и следствий наших.
И как-то так становится неловко
За образ мыслей сей приём избравших.
 
 
Таких чужих природе просто нашей,
В них выгода стоит на первом месте.
Пока не станем духом выше, краше, —
Все в мире воплощаться будем вместе.
 
 
Так уровень развития различный,
Представлена палитра так искусно,
Портрет у каждого настолько личный,
Что жить на свете больно, пряно, вкусно!
 
 
Харизма наша гранями сверкает,
Порой сорвёт порядочности маску,
Огонь вражды от искры возникает
В натуре, не похожей так на сказку!
 
 
По Сеньке шапка – это значит, впору
От кармы отойти и вопль в груди унять,
Собраться с духом, подниматься в гору,
Даст Боже Свет в самой себе принять!..
 

Михаил Казакевич

Автор родился и вырос в городе Вильнюсе. В 1990 году репатриировался в Израиль. Стихи начал писать несколько лет назад. Публиковался в сборниках «Лирика и Дебют» 2017 года, номинант премии «Наследие – 2017». Кандидат в члены Интернационального Союза писателей.

Обладатель медали имени Антуана де Сент-Экзюпери «За вклад в развитие русской поэзии», 2018 год.

Да, не поэт

 
Да, не поэт, ведь не был никогда им.
Да, не жалел, а убивал врагов.
Души замёрзшей лёд топил стихами —
Смывала кровь границы берегов.
 
 
Да, мне не прясть, не вышивать на пяльцах.
Играю словом, вынув из печи.
И обжигая, и калеча пальцы,
Краду вам свет, где бьют его ключи.
 

Сила слёз

 
Вы меня любите, встали меж нами горы.
Вы меня любите, пропастью моря – годы.
Те, кто не любят, оценят мои доходы
И под ковры быстро сор заметут и споры.
 
 
Только людей не считают деньгами в жизни.
Не разделяют на части любовь и страсти.
Каждый мой слог стиха – для тебя он выстрел.
Каждая капля мозаики мысли – счастье.
 
 
Вот мы приносим свои полмонеты
Богу, Ведь мы достигли великой духовной воли.
Нам Его свет путь укажет, гася тревогу.
Как мы богаты, ведь рады такою долей.
 
 
Нет, невозможно стихами нам сдвинуть горы.
И не связать наши годы нам даже песней.
Но опрокинутся горы в глубины моря,
Если молитвы слезами полны и честны.
 

Я ромашка, где ты, тополь?

 
Вот вырастают наши дети,
Которым больше и не светят
Ни наш пример, ни наша вера —
Краеугольный камень белый.
 
 
Люблю молиться не комбатом,
Простым прикинувшись солдатом.
Сам в штаб кричу, как в сорок пятом:
«Огня подбрось нам по квадратам!»
 
 
А мой Господь – он «парень» добрый.
Он Сталинград помнит на Волге,
«Оставлен город Севастополь»,
И «я ромашка», слышишь, «тополь»?
 
 
И вой моторов в небе чистом,
И тело мёртвое связиста,
Зубами стиснувшего провод.
Теперь не дам вам сдохнуть повод.
 
 
Ты что, Господь, помилуй спятил?
Не сорок первый, сорок пятый.
Да, я мешаю, да, я снова.
Хреново, Батенька, хреново!
 
 
И я молюсь за наши души,
Что в грязь измазаны по уши.
Ты дай нам, Господи, услышать,
Что только ранен «тополь», дышит.
 
 
И вырастают мои дети,
Мне есть им, что сказать при свете,
Сидим в землянках, ночь, нет слова.
Хреново, Батенька, хреново!
 

Якоря

 
Для наших жизней якоря важней, чем скрещенные шпаги,
И долгожданней крик «Земля!» всех криков боли и отваги.
Грудной малыш не станет сыт от струйки красной свежей крови.
И этот мир не устоит ни без молитв, ни без любови.
 

Три моря

 
Покрытые зеленью дюны. Холодные ветры.
Брожу в них голодный и юный. Судьбы километры.
Балтийское солнце скупится в зените, не грея.
Ответы искать, торопиться, просить не умея.
 
 
Мне тридцать, и, книгу читая и жизни не зная,
В холодное море бросаюсь я с мыслью о рае.
А после пробежки в укрытие спасительной дюны
Мечтаю свой остров открыть я, чтоб мачты, как струны.
 
 
Усталый иду и свободный вдоль берега моря,
И тридцать мне дважды. Голодный, негодный для горя.
И тёплые ветры ласкают, и волны качают,
И южное солнце в усталое море стекает.
 
 
И вот не нашёл я ответ, хоть и прожил полжизни:
Жив в море любви моей остров иль просто жил в мысли?
И если найти нам основу, где мачты, как струны,
Мы станем голодными снова в мечтах там и юны?
 

Дальше ангел скажет

 
– Восславьте славных, дайте силу сильным!
– А может, слабым силу дать нужнее?
– Богатым стань, богач, будь мудрым, гений.
– Несправедливо так. – Но так вернее.
 
 
Желаю веры тем, кто верой мерит.
Любви желаю тем, кто любит страстно.
Пусть правда. Дай тому, кто правдой дышит.
Тот, кто не дышит, тот не ценит правду.
 
 
– А что мне делать, если между делом
Во сны мои два ангела влетело?
Всё смотрят мне в глаза, как что-то ищут.
Прошу их дать, но нет – не слышу истин.
 
 
– Так ты желай понять их. Ангел – сила,
Что Бог нам шлёт. Его знаменья святы.
Усилий просит жизнь – твоих усилий.
Ответ придёт, найдёт тебя когда-то.
 
 
– Не мне понять их, слаб я – просто нищий.
– Но подвиг твой так нужен силе высшей!
Ты только шаг, ты рот открой – усилья…
– А дальше? – Дальше ангел скажет. Слышишь?
 

Не буди лихо

 
Художник рисует маслом батальных событий сцену.
Писатель рисует время – всё то, что смущает глаз.
Пророк нарисует Бога, и в вечность глядят мгновенья,
И время вращает сцены, и вальсом вращает нас.
 
 
Художник погибнет в битве, артистом войдя в картину.
Писатель войдёт во время, и время сожрёт его.
А вечность сожжёт пророчеств старинную паутину,
Нас звуки закружат танго, не видим мы ничего.
 
 
Пусть с музыкой длятся вечно счастливых мелодий звуки.
Пусть вечно летят мгновенья, где трепет сменяет страсть.
Счастливое настроение меняет на радость муки,
А без паутины мухи пророка кусают всласть.
 

Вечный солдат

 
Ты за мною следишь, Ты меня не оставишь в покое.
Не положен мне отпуск и пенсий спасительный круг.
Ты протёр микроскоп – я распят, как на плотике в море.
Ты и суд, и любовь – мой заклятый и преданный друг.
 
 
Я всегда под прицелом и жёстких, и странных приказов.
Давит свет на меня, наполняет в пути паруса.
Добровольное рабство любви – нет надёжней спецназа.
Мне каштаны таскать из огня на Твои небеса.
 
 
Не страшны мне болезни – ничем никогда не болею,
Ни голодные звери, огонь, ни в горах камнепад.
А когда я умру, наконец, ведь, как все, я старею,
В новом теле вернусь – я всегда возвращаюсь назад.
 

Я уйду от вас, люди…

 
Рано утром проснувшись, струится из тёплых постелей
И зевая сочится сквозь сны за минутой минута
В тишине без истерик, как будто так надо кому-то,
Из глубоких щелей дрёмы тайных ущелий без цели,
Растекаясь, шумя наполняет земные маршруты —
 
 
Время.
 
 
Но затем устремляется вниз, разбудив поцелуем,
Потому что не хочет, не может обратно к истоку.
А мне хочется крикнуть: «Постой! Ну не будь так жестоко.
Успокойся, пожалуй. Конец всё равно неминуем».
И мы все в его темпе кружимся, танцуем под током.
 
 
Пламя.
 
 
Оно мир зажигает собой, поглощая, и гладит, и лижет,
Разгораясь, искрясь, свирепея, и мажет, и чистит.
Осторожно! Дашь палец, и руку откусит – не струсит.
Уничтожить лишь Время не сможет, хотя потревожит.
Испугает на миг тем, что птица в лесу загорится
 
 
Любви.
 
 
И горящую вдаль унесёт её ветер попутный,
Заберёт, поднимая с собой, за седьмой горизонт он.
И угроза грозы не поможет – от ног до корон
Поднимаясь, пронзая миры, среди сфер по маршрутам
Она птицу разбудит другую, что спит лет миллион —
 
 
Вечность.
 
 
И вдвоём возвратятся на Землю, которая будет
Без любви умирать, возрождаясь, и снова, и снова,
Без основы, вращаясь на честном подвешена слове,
На которой попавшие в плен царства Времени люди
Безуспешно пытаются греться под светом неона.
 
 
Полно!
 
 
И здесь даже сраженья не будет, и вечность тут судит.
Вечно пламя, в котором та птица любви загорится,
Пронеся свой огонь сквозь небес удивлённые лица.
Станет счастлив, кто в этом родится, постигнет, увидит.
– Я уйду от вас, люди. Не надо – так лучше всем будет.
 
 
На время…
 

Маленький ангел

 
Маленький ангел – мой мальчик из детства,
Выброшен штормом, и не наглядеться.
Злою волною на чёрные скалы.
Крыльев обломки на берег кораллов.
 
 
Помню я взгляд, как меня укачало
Вдруг добротой, уводя от причала.
Жизнь пробудила глубокое чувство.
Чувства родили двух ангелов грустно.
 
 
Вроде бы дети, но сильные очень.
Стрелы любви у них остры и точны.
Вечно, собой от беды защищая,
Служат любви до последнего края.
 
 
Люди не видят забот их и ручек.
Случай хранил, только был ли то случай?
Ангел – совсем не случайное чудо.
Бедный сынок! Без тебя мне так худо!
 
 
Годы прошли, я чиню тебе крылья.
Баю, сыночек, проснись, я бессилен.
Руки бессильны и голоса звуки.
Жизнь приближает мгновенье разлуки.
 

Двуединство

 
Я смотрю на Тебя, изучаю, вовнутрь проникая.
Я Тебя обвиваю, пронзаю, пытаю и глажу,
И бросаюсь, бросаю, любя, попадаю и мажу,
И сливаюсь с Тобою, бурлящей тоской обтекая.
 
 
Ты глядишь на себя из меня и меняешь мне мысли,
Не себя изучая – себя-то Ты знаешь дословно.
Ты художник души моей – это, увы, безусловно.
В Твою честь мои боли и страхи, и муки, и жизни.
 
 
Ты знаток – Тебе ясно, что нужно и можно исправить,
И пытаешься сделать работу свою осторожно.
Так, чтоб стоном моим не рассыпать созвездья на звёзды,
Чтоб я думал, что сам управляю – как трудно лукавить.
 
 
Ты меняешь мне роли: то принц в ожиданье престола,
То стоит, замерзая, голодный на паперти нищий,
То солдат ловит блох, то красавица смотрит на прыщик,
То я вор перед казнью, и всё уже к казни готово.
 
 
Я играю с Тобой в изначально краплёные карты,
Но лишь только взгляну на прижатую к сердцу колоду,
Ты увидишь их – взглядом моим ведь владеешь свободно.
Дохожу до экстаза, про всё забывая в азарте.
 
 
И тогда я бросаю, не глядя на жизнь, и Ты встанешь.
И бросаюсь в огонь, закрывая собой, своим телом.
Изумляю Тебя я душой, что так рано взлетела.
Ты забудешь колоду, жалеешь и любишь, и гладишь.
 

Воскрешение из мёртвых

 
Фараоны очнулись, как спали, воскреснув из мёртвых.
Во всём мире скелеты улыбками кривят свой рот.
На коне Чингисхан, Карл воитель-красавчик Четвёртый.
На болотах Невы Петром Первым забитый народ.
 
 
Пролетит голова, отсечённая саблей от тела.
Ведьма прах отряхнёт, и запахнет сожжённым тряпьём.
Александр смотрит вдаль: «Ну, Сергеич, садись. В чём там дело?»
Император встаёт и идёт под холодным дождём.
 
 
Сочиняют стихи вновь обретшие руки поэты.
Звуки музыки льются, и бьёт колокольный набат.
Скачут кони в степи – не пишите, Сергеич, про это.
Сочините нам сказ о победах в войне без утрат.
 
 
Про любовь без измен и про песни и чувства без фальши.
Про добра торжество над, конечно, поверженным злом.
Генерал-аншеф срочно бежит к государю – не маршал.
Фельдцейхмейстер командует точным смертельным огнём.
 
 
Так зачем они встали с утра из могил своих сонных?
Чтобы всласть убивать и кровавить закат и восход?
Батальоны, гангрены, притоны, сирены и стоны.
За всё вновь отвечает, заплатит презренный народ.
 

Боль седьмого неба

 
Свет Творца в измученных бокалах.
Сердце просит – сердцу снова мало,
Пустотой бокалов и молитвой,
Словно птицей раненой и сбитой.
 
 
Верой старой, верой выше смысла.
– Знаешь? – Нет! – Не думай, чувствуй быстро!
Сердцем мудрым честно, вплоть до боли.
Вверх поднимут. Свет тебя напоит.
 
 
Раз за разом. Каждый миг молитва.
Чисто поле – снова поле битвы.
Кровь струится в травы, травы, травы.
Здесь граница боя, веры, славы.
 
 
Чуть левее – Бога дайте, Бога.
Чуть правее – хватит, очень много.
Надо прямо. Ставит жизнь преграды.
К чёрту славу. Пусть другим награды.
 
 
Тел миллиарды. Каждый ищет душу.
Знай, что создал Бог одну – послушай,
Ксерокс старый сделал много копий.
Взял – работай. Целый век работай!
 
 
Палец рубят – боль пронзила тело.
Боль руки, что вдруг осиротела.
Мальчик с пальчик – много нас на свете.
Люди – братья. Той души мы дети.
 
 
Люди, люди… Боль души едина.
Чувствуй, чувствуй. Дни проходят мимо.
Колот, резан, как ломоть от хлеба.
Небо чувствуй, боль седьмого неба.
 
 
Пальцы рубят, боль пронзила душу.
Мальчик умный, крик души ты слушай.
Снег искрится – звёзд полёт с разбега.
Миг и тает вечной болью неба.
 
 
Тел миллиарды. Каждый хочет даром.
Чем ты лучше? Ты горишь пожаром?
Кровь, что масло, мазь дорог и судеб.
Цель прекрасна. Первым, может, будешь!
 
 
Чуть левее – прочь уйди с дороги!
Чуть правее – лень сковала ноги.
Надо прямо, в лоб не взять преграды.
Черти рядом слева, справа, сзади.
 
 
Раз за разом. Правда иль отрава?
Крики слышно слева, справа – браво!
Злятся бесы, требуют расправы,
Клятвы кровью. Бой за гранью славы.
 
 
Верой старой, верой выше смысла.
– Знаешь? – Нет! – Не думай, чувствуй быстро!
Сердцем мудрым честно, вплоть до боли.
Вверх поднимут. Свет тебя напоит.
 
 
Свет Творца в измученных бокалах.
Сердце просит – сердцу слова мало,
Мало песни, искренней молитвы.
Душу смело телом спас разбитым.
 
 
Люди, люди… Боль души едина.
Чувствуй, чувствуй. Жизнь проходит мимо.
Колот, резан, как ломоть от хлеба.
Небо чувствуй, боль седьмого неба!
 

Валерий Костылев

Не смеяться в Кремле, или Книга для Королей и Президентов
Роман. Поэма тоже

Тому, кто взял эту книгу в руки

Если спросить у любого нашего гражданина, товарища или господина, молодого или старого: «Кем бы он хотел быть?» – он на вас посмотрит, как на придурка, и скажет: «Ты чё, козел, совсем в жизни не разбираешься? Конечно, Королём! Что, плохо быть королём?!… Ну, в крайнем случае Президентом! Как Путин! Что я, хуже Путина?!…»

И юные барышни или даже совсем не юные – все как одна: «Королевой! Королевой… Уж только если совсем нельзя, тогда пусть Президентшей!..»

Так что эта книга для всех Королей и Президентов, для всех Королев и Президентш! Для всех наших людей.

Ну и я, конечно, тоже хотел бы стать Королём или Президентом! Хорошо быть Королём!.. Или Президентом!

Автор

Кто знает, что такое Россия?!..