Текст книги "Альманах «Российский колокол» №5-6 2019"

Современная поэзия

Игорь Тюленев

Родился в 1953 г. на Урале в сплавном посёлке Ново-Ильинский Пермского края. Окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького в Москве (мастерская Юрия Кузнецова, 1991). Автор 19 сборников стихов и более трёх сотен публикаций во всесоюзных альманахах, сборниках, литературно-художественных журналах.

Лауреат Всесоюзного литературного конкурса им. Н. Островского. Лауреат премии им. Фатиха Карима в номинации «Русская литература» (Республика Башкортостан). Лауреат премии Союза писателей России «Традиция». Дважды лауреат премии журнала «НАШ СОВРЕМЕННИК».

Стихи поэта печатались в Санкт-Петербурге и Омске, Калуге и Воронеже, Екатеринбурге и Самаре, в антологиях и альманахах Казахстана, Украины и Армении, в региональных журналах Карелии, Алтая, Башкирии, Татарстана, Удмуртии, Ставропольского края, Якутии. Публиковались Международной организацией поэтов в журнале LE JOURNAL DES POETES в Бельгии и Франции в издательстве MARCHAL, в Польше, Болгарии и Канаде. Стихи переведены на английский, французский, немецкий, румынский, сербский, болгарский языки.

За книгу стихов «И только Слово выше Света» поэт Игорь Тюленев стал лауреатом премии «ИМПЕРСКАЯ КУЛЬТУРА» и лауреатом Международной премии им. Сергея Михалкова «Лучшая книга 2012 года».

За книгу стихов «В берегах славянства» удостоен награды «Серебряный Витязь – 2017» на VIII Международном Славянском литературном форуме «Золотой Витязь» в Иркутске.

Лауреат Всероссийской литературной премии Николая Лескова «Очарованный странник» за книгу стихов «Тюленевград» (2018).

Лауреат литературной православной премии им. Св. Макария, митрополита Алтайского, за книгу стихов «Уральское крещение» (2018).

Награждён Министерством культуры Российской Федерации памятной медалью «100-летие А. Т. Твардовского».

Постоянный участник Московских и Санкт-Петербургских международных книжных ярмарок; XXV Парижского книжного салона во Франции; XIII Международной книжной ярмарки в Пекине.

Секретарь Союза писателей России.

Свято-Введенский Толгский женский монастырь

 
Лежала Волга рыбой в стороне,
Рассвет как сокол на неё спустился.
О, Приснодева! Я в монастыре
Пред ликом золотым Твоим молился.
 
 
Какой я грешник? Знаю, знаю сам.
Мне дальше паперти не стоило соваться.
Но за спиною братья по стихам,
Которые и плачут и постятся.
 
 
Монахини поют, как стайка птиц,
У каждой из певиц по Божьей ноте.
Вдруг падаю, как перед плахой, ниц,
Услышав глас: «Без Бога вы живёте!»
 
 
Как воины стоят свеча к свече,
Их огненные шлемы полыхают.
И тени на церковном кирпиче
Коня Георгиева под уздцы хватают.
 
 
Не на меня занесено копьё
Святое – на поверженного Гада.
Я русский – значит, это всё моё:
И монастырь, и каждый кедр из сада,
 
 
И звонница, и Волжские врата,
И сорок шесть монахов, убиенных
Литовцами, ять в книгах и фита,
И даже галки на мирских антеннах.
 
 
Здесь исцелился Грозный Иоанн,
От язвы моровой спасались земли…
И я лечился от словесных ран,
За города молился и деревни.
 
 
О, Пресвятая, Отчину спаси
На тихой пристани народного терпенья!
Во чрево – Христа вместившая, прости
Поэту очарованному – пенье.
 

Бабушка Анюта

 
В невесёлую минуту
Вспомнил бабушку Анюту.
К ней от мачехи сбегал
Кости греть на русской печке,
Искупавшись в зимней речке,
Как французский генерал.
 
 
Ночь, в ночи две сигаретки,
Две блестящие монетки,
Два зелёных уголька…
Сердце выпало из глотки,
Тут заметил выше тропки
Три стеклянных огонька.
 
 
Да, тогда водились волки
В хвойно-каменной сторонке,
Помнишь, Батюшка Урал?
Взвоют – стынет кровь по жилам,
Если был бы я служивым,
Я б с собой мортиру брал.
 
 
Отодвинув прочь заслонку
За родимую сторонку,
Погружала в печь ухват
Бабушка в крестьянском платье,
Плыл обратно на ухвате
Чугунок, одетый в пар.
 
 
Хоть крупинка за крупинкой
В супе бегала с дубинкой —
Ешь от пуза, как мужик…
Алюминиевая ложка
Над столом висит как брошка,
Отражая этот миг.
 
 
На сундук швырнув рогожку,
Скинув с зябких плеч одёжку,
Забираюсь под тулуп.
В сне глубоком вижу царство,
Где нет злобы и коварства,
Где друг дружке каждый люб,
 
 
Где по небу ходят кони,
Нет волков и нет погони.
А в светёлке дева-мать
Шепчет листопада тише:
– Подойди, сынок, поближе,
Лобик твой поцеловать…
 
 
Тут я, дурачок, проснулся
Или луч ресниц коснулся,
А по ним слеза бежит.
Жизнь моя стоит в тумане,
Как похлёбка бабы Ани.
Нужно как-то дальше жить.
 

Сибирский тракт

 
Тракт Сибирский пронизан лучами
И гудит золотою стеной!
Бог-свидетель прильнул небесами
К тайным знакам тропы вековой!
 
 
Казаки, конокрады, цыгане
Пролетели по тракту в дыму!
Растворившись лесными царьками,
Принимая суму и тюрьму!
 
 
Где железом гремел Достоевский
Или Чехов пылил колесом,
Там проехал колхозник советский,
Раскатав эти дали катком.
 
 
За Урал завалилась Россия,
Как сапог за гранитный сундук.
Вот где русская воля и сила
И до моря Держава вокруг!
 

Луч

 
С Камы-матушки широкой,
С Камы-матушки глубокой,
Между лодок и плотов
На колёсном пароходе
(Что-то динозавра вроде…),
Позабыв родимый кров,
 
 
Приплывём в Москву-столицу,
Поцелуем голубицу,
Что летает выше туч.
Над её семью холмами,
Над кремлёвскими орлами
Пронося Господний луч.
 
 
Этот луч насытит перья,
Как стрелу насытит зелье.
А стрела насытит цель.
Слово не острей кинжала!
Но из раны побежала
Кама в общую купель.
 

«Умирало над морем светило…»

 
Умирало над морем светило,
Обручившись с поверхностью вод,
Светозарная Божия сила
Гасла в небе, как русский народ.
 
 
Я стоял на скале под сосною,
Что корнями эпоху скребла.
За моею спиною, за мною,
Погибала без боя страна.
 
 
Я рукою, свинцовой от силы,
Вырвал с корнем клубящийся луч.
И заплёл его в имя – Россия,
Словно в конскую гриву… И с круч
 
 
Прокатилась имперская тройка,
Расплескав океаны-моря.
Как на свадьбе я выкрикнул: «Горько!»
Горько, горько, Отчизна моя.
 
 
Мы на свадебке ноги допляшем,
Подерёмся за первым углом…
Ты, Россия, ведь матушка наша!
Не пои нас кровавым вином.
 

Школьное фото

 
На школьном фото на крыльце тесовом
Спрессовано десятка три судеб.
В сапожках из кирзы, в мундире новом,
Я впереди, как на подносе хлеб.
 
 
Тогда любой денёк был ярче вспышки,
Которой нас фотограф ослепил.
И сопоставить смотровую вышку
С Олимпом – не хватало детских сил.
 
 
Иначе б знали – кто в бою погибнет,
Кто, как Чапай, до нас не доплывёт,
А кто при жизни, словно лист, поникнет
И в никуда однажды забредёт…
 
 
Я вырву белый клок из бороды,
Как омертвелый куст на склонах дальних.
Я до сих пор на фото впереди,
Всё тот же школьник слов первоначальных.
 

Зрелость

 
В поэзии я был солдатом,
Как в армии был рядовым.
Бил в морду и ругался матом,
И думал, что на том стоим.
 
 
Но мир стоял на русской Вере,
Что наполняет небом грудь.
Я в троицу другую верил —
Авось, Небось да Как-нибудь.
 
 
Но молодость, как всё, – проходит,
И зрелость ей вздыхает вслед…
Но всех красавиц и уродин —
Дороже сердцу Белый Свет.
 
 
Но всех сокровищниц и кладов
Дороже Родина и Честь!
Ну что ж ты, милая, не рада?
И ты мне дорога, что есть.
 
 
Всё дорого и всё любимо:
И слякоть в небесах равнин,
И слёзы, что текут от дыма,
Смывая журавлиный клин.
 

«В пустом лесу трезвонят коростели…»

 
В пустом лесу трезвонят коростели,
Медведь берлогу ищет потеплей.
Лосиный след, как дырочки свирели,
На узенькой тропинке между пней.
 
 
Душа полна восторга и любви,
А сердце одинокое – печали.
Не пойте длинных песен, журавли,
И не звените райскими ключами.
 
 
На дно берлоги падает медведь,
Как в омут со скалы замшелой камень.
Листва темнеет, как от солнца медь,
И гаснет по лесам и рощам пламень.
 

«Жизнь покачнулась на весах…»

 
Жизнь покачнулась на весах,
Но удержалась.
В небесах
И на земле вражда бушует,
И гаснут звёзды там и тут,
Дороги в никуда ведут
И речка образ твой ворует…
Словно следы от стоп Христа,
На глади
Контуры лица
Вниз по течению мерцают.
Звезда, попавшая в глаза,
До смерти не прожгла тебя,
Лучи глагол твой залатают,
Он станет чистым, как роса,
Звенящ, как неба полоса.
К Отчизне простирая руки,
Услышишь звон колоколов,
Ужель и он устал от слов —
Тот,
Кто за Слово принял муки?
Сместилась линия весов,
Отпали стрелки от часов —
Секундная и часовая…
Одна минута до утра,
А дальше зеркала у рта
Вздохнёт,
Как бездна мировая.
 

Крушение

 
Дрожь по составу пробежала,
Как бы по коже бегуна,
И, оттолкнувшись от вокзала,
Гонимый силой колеса,
 
 
Помчался, набирая скорость,
Набитый русскими людьми.
А я торчал в окне по пояс,
Кричал: «Красиво, чёрт возьми!»
 
 
И взял уродец преисподней,
Нарушил ход людских судеб.
Откос! Удар! Погибли сотни
Беспечно, как Борис и Глеб.
 
 
Как нитку разорвало рельсу
На повороте бытия…
Ногтями вырежу я дверцу:
– Ну здравствуй, Родина моя!
 

Деревня

 
Заросла лопухом и крапивой,
Не найти ни окон, ни дверей.
Замутились нечистою силой
Озерки, где таскал пескарей.
 
 
То, что брошено – не безобразно.
Значит, я этот вид заслужил.
Потому что бездумно и праздно
Я отцовскую жизнь доносил.
 
 
Покаянная ночь бесконечная,
За свечой догорает свеча…
Лишь поэзия – стерва сердечная,
Из-за левого смотрит плеча.
 

Фотография

 
Лесной посёлок. В окнах Кама.
И у завалинки втроём —
Отец с сестрёнкой, рядом мама,
А я сбежал за окоём.
 
 
Вернуться в круг былой стараюсь,
Скользя по жизненному льду…
И всё же, сколько ни пытаюсь,
В тот объектив не попаду.
 

«В этой деревне уныло…»

 
В этой деревне уныло,
Словно никто не живёт.
Кто-то тоскует постыло,
Кто-то без удержу пьёт.
 
 
Мучают дети собаку,
Землю швыряют в трубу.
Баба стирает рубаху,
Но неизвестно кому.
 
 
Редко земель этих житель
В тусклом окошке мелькнёт,
Тонет у школы учитель,
В луже летит самолёт.
 
 
Что мне заморские страны,
Пальмы и жёлтый песок…
Тонет учитель. И странно,
Что розовеет восток!
 

«Уткнётся лошадь…»

 
Уткнётся лошадь
Тёплыми губами
В моё плечо,
Огромный глаз
Заполнен облаками,
Рекой ещё,
Отцовским домом,
Лесом, ветром, ранью,
Десятком дач,
Моим лицом, слезами,
Русской далью,
Летящей вскачь.
 

«Говори со мной попроще…»

 
Говори со мной попроще,
По-простому говори,
Словно птицы в дальней роще,
Задыхаясь от любви.
 
 
Словно матушка с младенцем,
Медсестра со стариком.
Говори, как если б с сердцем
Говорила ты тайком.
 
 
Мне ведь лишнего не надо,
Пусть по-русски льётся речь,
Словно ручеёк вдоль сада,
Сада райского сиречь.
 

Крымская татарка

 
Вагон не шатко и не валко
Вокзал оставил за спиной.
По насыпи бежит татарка,
Татарка крымская за мной.
 
 
Куда несёшься, дева юга,
С фигурой колкой, как джейран.
Да, ты была моей подругой,
А другом был моим стакан.
 
 
Мешал я водку с коньяками,
Первач и лёгкое вино.
И спорил с тюркскими богами,
Когда в стакане видел дно.
 
 
Не так, как Жилин и Костылин,
Тебя от скуки привечал.
Я был влюблён в тебя, настырен,
Я на руках тебя качал.
 
 
Ты мне, конечно, не сестрёнка
И не законная жена.
«Я жду!» – вслед прокричала тонко.
 Я знаю, что ты ждать должна.
 
 
В Россию катятся составы,
Как слёзы из собачьих глаз.
Прощайте, южные забавы
И девы, любящие нас.
 

В гостях у Расула Гамзатова

 
Спустились русскою ватагой,
Гуниб оставив за спиной…
Нас три часа ждал сам Гамзатов,
Орёл с седою головой.
 
 
Сев во главе стола, как Будда,
Он очертил незримый круг.
И речь повёл легко и мудро,
Как старый и надёжный друг.
 
 
Наполненной коньячной рюмкой
Он нас из круга вызывал.
И я напористо и гулко
Ему свои стихи читал.
 
 
Кто б что ни говорил – легенда!
Российского Олимпа бог!
Я так сказал, и это верно,
Как то, что много выпить мог.
 
 
За дружбу, за Кавказ, за славу
России, и за тех, кто смел.
И за поэта, что по праву
Здесь во главе стола сидел.
 

Предгрозовые ласточки

 
Не чувствую себя отцом семейства,
Мальчишество торчит, как стержень в форме.
Писать и пить – вот русское блаженство,
Чем рассуждать с трибуны о реформе.
 
 
Объятья перезрелой истерички
Не вызывают бури, а напротив…
Нас любят юные, я помню их косички…
Помилуй Бог, при чём же здесь Набоков?
 
 
Кому они достанутся такие,
Я изваял их в солнечном тумане.
Как ласточки предгрозовой России,
Они щебечут мокрыми губами.
 
 
А впрочем, говорю любой: «Свободна!
Лети, покуда слабых крыльев хватит».
Я поддержу дыханьем осторожно
Ту, за которую судьбой другой заплатит.
 

Одиночество

 
Последние сожгу дрова
И чайник вскипячу.
Последние скажу слова
И потушу свечу.
 
 
Я должен быть один как перст,
Чтоб слышать Божий Глас!
Когда горит огонь сердец —
Не отвлекайте нас.
 
 
Последние сожгу дрова,
Дверь за собой запру.
Мы ночью постучались в рай
И разошлись… к утру.
 

«Задела, как бы невзначай…»

 
Задела, как бы невзначай,
В потоке мутного вокзала,
Сказала: «Здравствуй и прощай!»
И в междометиях пропала.
 
 
Я сразу тот узнал вокзал,
Как пульс на собственном запястье,
И посреди вокзала встал,
Как вкопанный по уши в счастье.
 
 
В душе виденье пронеслось:
Сквозь жар и запах сеновала
Сердца захлёбывались врозь,
Луна лучами трепыхала.
 
 
Я ничего не говорил,
Ты ничего не говорила,
Я никого не разлюбил,
Ты никого не разлюбила.
 

Дочке

Мне стыдно и тяжко;

Как туча я чёрен и страшен,

А ты как ромашка,

И взгляд мой тебе ещё важен.

Взираешь на мир

Из-под крыльев отцовских, широких.

Ещё я не Лир,

Но я знаю отцов одиноких…

Смогу ль защитить тебя,

Девочка, в мире продажном?

Где натиск и шторм,

А у нас лишь кораблик бумажный,

На коем словесности русской

Скупые глаголы,

Где греки сменили варягов,

А греков – монголы.

А взглянешь на Родину –

Грязи и крови по горло,

Сажусь на обочину…

Слякотно, сыро и голо…

Ступай же, лети!

Не озябни под северным ветром.

Я встал из земли,

И я лягу в следы твои – пеплом.

Драматургия

Евгений Чебалин

Академик, действительный член Петровской академии наук и искусств, член Международного сообщества писателей, Союза писателей России. Закончил Грозненский педагогический институт, затем аспирантуру (Высшие театральные курсы) ГИТИСа, отделение драматургии. Более 30 лет работал в федеральных СМИ: собкор радио и телевидения по Заполярью Якутии, спецкор «Огонька», собкор «Правды» по Северному Кавказу, собкор «Советской России» на Среднем Поволжье. Написал 12 пьес, поставленных в 64 театрах страны и дальнего зарубежья, в том числе в театре сатиры («Многоуважаемый шкаф»), театре Вахтангова («Добежать, отдышаться»). В московских издательствах вышли в свет пять романов: «Час Двуликого», «Гарем Ефрейтора», «Безымянный Зверь», «СТАТУС-КВО-та», «НАНО-SAPIENS». По трём последним защищались диссертации в Сорбонне, Грозненском университете и Университете им. Гёте в Германии. Лауреат медали Георгия Жукова; первая премия международных конкурсов «Золотое перо Руси» и «Русский Гофман». Победитель литературного конкурса генералиссимуса Суворова (2018 г.).

Действующие лица:

Прохоров – директор ООО «Светлый путь», впоследствии АО «Рассвет».

Лида – его жена, а-ля Дездемона.

Русса – Роботизированный Универсальный Самопро-граммируемый Секретарь-Автомат, жутко разносторонняя особа.

Розанов – замначальника департамента, теоретический самец.

Килькадзе – председатель научно-технического совета департамента. Он же Троянский, сексуально озабоченный конь.

Гваздун – начальник районного агроуправления, гений му-тантизма.

Коновалова – селекционер, коня на скаку завалит.

Ракуша – член правления ООО «Рассвет», контуженый кирзовый Ахиллес.

Фельзер – хирург-ветеринар с ехидной памятью. Баран-Производитель – муляж с гиперфункцией размножения.

Курт Вассерман – председатель совета директоров концерна «Дойчэлектрик», пожизненный военнопленный. Анюта-микро – Русланова.

Ольга-Вера – два родственных Духа в едином теле. Офицер ГИБДД – господин и холуй в едином лице. Водитель такси – гибрид шмаровоза и экзекутора.

Русский Бзик – существо из русского Пространства.

Большой двухкомнатный номер московской гостиницы. В номере сидят за столом и ждут звонка Прохоров и его жена Лидия. Звонит мобильник. Прохоров берёт его.

ПРОХОРОВ. Слушаю.

ФЕЛЬЗЕР. Вася?! Ты где?!

ПРОХОРОВ. Голос из родимого Задрыпинска. Был в Германии, сейчас в Москве.

ФЕЛЬЗЕР. Наконец приехал!

ПРОХОРОВ. Заслуженному ветерану моё почтение. Здравия желаю, Яков Борисыч.

ФЕЛЬЗЕР. И вы после Германии желаете, шоб мы тут имели здравие? А не хотите белую горячку?! Садись, пока стоишь. ПРОХОРОВ. Что случилось?

ФЕЛЬЗЕР. Я приехал из города от дочери и увидел дикий кошмар. Полдеревни в зюзю, в стельку, вдрабадан. Отдыхают по лужам и почти совсем не дышат. Работы моему ветеринарному здравпункту на неделю.

ПРОХОРОВ. С какой радости пир?

ФЕЛЬЗЕР. До нас добрались на «Мерседесе» четыре мордоворота и стали скупать земельные паи. За пай и подпись на договоре – ящик пойла!

ПРОХОРОВ. И наши недоумки купились?

ФЕЛЬЗЕР. Почти что поголовно. На этот кошмар Ракуша зарядил дробовик картечью и прострелил мордозадым колесо на джипе.

ПРОХОРОВ. Озверели?! Ну и что дальше?

ФЕЛЬЗЕР. От них жутко запахло, и мы таки дали этим пахучим уехать. Может, зря?!..

ПРОХОРОВ. Яков Борисыч, держите оборону до моего приезда… я скоро! (Телефонный звонок.) Алло… алло…

ГОЛОС (из трубки, с грузинским акцентом). Василий Никитович Прохоров?

ПРОХОРОВ. Он самый.

ГОЛОС. Ты ещё не выбрал себе место на кладбище? ПРОХОРОВ. А ты? Кстати… у тебя какой рост?

ГОЛОС. Зачем, несчастный, тебе мой рост?

ПРОХОРОВ. Я ж для двоих копать буду. Рядышком полежим, костями побрякаем.

ГОЛОС. Хулиган ты, изобретатель. В гости в Москву явился и хамишь.

ПРОХОРОВ. Что-то с памятью твоей стало. Вы там у себя всё обгадили и перегрызлись. После чего ты ко мне в Москву прибыл, обнаглел и расплодился. Назвался бы для приличия. Кто такой?

Молчание. Прохоров бросает трубку.

ЛИДА. Опять тот самый?

ПРОХОРОВ. Ну.

Телефонный звонок. Прохоров срывает трубку.

ПРОХОРОВ. Слышь, мудрак говённый! Пошёл бы ты… РОЗАНОВ. Так сразу? И куда?

ПРОХОРОВ. Чёрт… извините.

РОЗАНОВ. С каких это пор замначальника департамента Розанов стал… говённым му-дра-ком… прелесть какой перл!

ПРОХОРОВ. Здравствуйте, Михаил Степанович. Я здесь уже неделю после германской стажировки и не могу пробиться ни к начальнику департамента, ни к Килькадзе. РОЗАНОВ. Это интересно, но меня больше интересует, что вам обещали в Германии.

ПРОХОРОВ. Где?

РОЗАНОВ. Откуда вы вернулись. Что вам пообещал председатель совета директоров «Дойчэлектрик» Курт Вассерман?

ПРОХОРОВ. Нас, стажёров, дальше приёмной цехового инженера не пускали, какой президент?

РОЗАНОВ. Странно… очень странно. Неделю назад они оповестили, что вам диппочтой отправлена посылка именно от президента. Сегодня она пришла. Нечто вроде гроба времён Четвёртого Рейха… Что в нём?

ПРОХОРОВ. Понятия не имею. Вскройте и узнаете. РОЗАНОВ. Увы, условие концерна: их посылку вскроете лично вы.

ПРОХОРОВ. Куда прийти для вскрытия?

РОЗАНОВ. Естественно, во двор департамента, где нет посторонних. Венков и носовых платков пока не надо. Внутренний двор департамента. Асфальт, фонарный столб. Рядом ящик в виде саркофага. На крышке ломик. Поодаль два чиновных мужа. Входят Прохоров с Лидией. РОЗАНОВ. А вот любимчик «Дойчэлектрик». ПРОХОРОВ. Моя супруга Лидия Алексеевна.

РОЗАНОВ. Весьма приятно. А это председатель научно-технического совета департамента Георгий Килькадзе. Килькадзе, не лапайте глазами чужую даму.

ЛИДА. Ничего-ничего, грузинский лапёж не самая плохая процедура. Тем более если лапёжник ничем другим не занят. РОЗАНОВ. Килькадзе, вас показательно макнули. Василий Никитович, вон ломик. Не разучились орудовать?

Прохоров поддевает ломиком крышку ящика. В нём лежит нечто, заваленное стружкой. На стружке письмо. Прохоров разворачивает лист. Читает:

«Уважаемый господин Прохоров! Мы просим вас делать платную услугу по итогам впечатления, которое вы произвели на стажировке. Примите наше изделие – последнюю разработку концерна. Её стоимость пять миллионов евро».

РОЗАНОВ. Всего-навсего?!

ПРОХОРОВ (продолжает). «Мы не меценаты, за этим изделием есть наш технологический интерес. В посылке разумный биоробот. Это РУССА – Роботизированный Универсальный Самопрограммируемый Секретарь-Автомат. Она имеет много функций. Посылка Руссы вам в Россию на один год есть итоговый акт её испытания в экстремальных условиях агрохозяйства «Светлый путь». Концерн будет благодарен вам за оценку качества изделия. Оплата вашей услуги и расходов – сто тысяч евро. Ваш куратор – департамент Розанова. Приставьте Руссе голову, потом управляйте пультом. Председатель совета директоров концерна «Дойчэлектрик» Курт Вассерман».

РОЗАНОВ. В их предварительном факсе то же самое. Ай да гансы! Надеюсь, этот свёрток – голова. Разверните.

Прохоров достаёт шар в упаковочной бумаге, разворачивает его. На свет является классическая голова арийской фрау с закрытыми глазами. Розанов приподнимает веко глаза:

Голубоглазка. У-тю-тю-тю, кисуля. Прохоров, не тяните кота за хвост. Приставьте это к её шее.

Прохоров приставляет голову к шее, торчащей из стружек. Щелчок.

ПРОХОРОВ. Готово.

РОЗАНОВ. Ау-у, фрау Дойчланд! Почему она вся в стружке? Где её тело?

КИЛЬКАДЗЕ. Я нэ могу быть в стороне, когда дэло касается тэла!

РОЗАНОВ. Первый доступ к нему – ваш, Килькадзе.

Килькадзе вынимает из ящика ворох стружек. Все замирают. Общий стон.

ЛИДА. Ой-ёй, коты мартовские! Бабу, что ли, не видели в натуральном виде? Ну-ка отвернитесь!

КИЛЬКАДЗЕ. Мама, зачэм ты меня родила на такие испытания?!

ЛИДА. Где тут одежонка… халатик и бикини… все-го-то-навсего? (Достаёт бикини-купальник. Надевает его на Руссу.)

А это что такое? (Подаёт мужу пульт управления. Розанов перехватывает его.)

РОЗАНОВ. Пульт управления. Та-ак. Разберёмся досконально. «Бытовые функции» – угу, понятно… «Чай, кофе для гостей» – недурственно. «Деловая переписка», «Силовая защита» – всё весьма полезно. «Культурная программа: песни, танцы на корпоративах» – отлично. О-о-о, какая шикарная кнопочка! Что бы это значило?

Нажимает кнопку. Русса садится в ящике.

ЛИДА. Ай!

КИЛЬКАДЗЕ. Держите меня!..

РУССА (Розанову). Шеф, я готова.

РОЗАНОВ. Прелестно, дитя моё. А к чему ты готова? РУССА. Вы распорядились. Иду, милый, я твоя.

Выпрыгивает из ящика, походкой матёрой манекенщицы идёт к Розанову. Присасывается к нему жгучим поцелуем.

РОЗАНОВ. Что за… м-м-м… уй-ди-и-и-и!

РУССА. Что вас смущает, шеф?

РОЗАНОВ. Ты что творишь, негодница… не здесь же! РУССА (расстёгивает ему рубаху, брюки, теснит к ящику).

Но почему-у-у-у не здесь?! Ты очаровашка. Я обожаю застенчивых.

РОЗАНОВ. Уберите эту секс-бомбу! Прохоров, немедленно!

РУССА. Не ломайся, пупсик. Ты же любишь свою крошку!

Валит Розанова в ящик на стружку.

РОЗАНОВ. Пошла вон, бандитка… по… помогите! ПРОХОРОВ. Какую вы нажали кнопку?

РОЗАНОВ. Синюю! Там написано… ай-яй… брысь… кыш! Прекрати щекотку… хи-хи-хи… там написано «Секс-обслуживание»! Скорей! (Бросает Прохорову пульт.) КИЛЬКАДЗЕ. У-у, какая женщина! БТР-самоходка! Но кому досталась?!

РУССА. Милый, зачем на тебе столько тряпок? Не вертись! (Раздевает Розанова.)

РОЗАНОВ. У-у-уй-ди! Насилуют!

Лидия пытается оттащить Руссу.

ЛИДА. Имей совесть, отстань от начальника!

РУССА. Он не начальник! Он мой Herr! Мой цыплёнок, почему твой механизм размножения такой вялый? Его надо поднимать массажем! (Делает массаж.)

РОЗАНОВ. Т-ты что вытворяя-а-аешь?! Василий Никитыч, скорей! Переключите её! На помощь!

ПРОХОРОВ. В этих кнопках сам чёрт ногу сломит… (Нажимает кнопку.)

РУССА. Кья-а-а!

Вымётывается из ящика с трусами Розанова. Демонстрирует несколько приёмов из каратэ. Срубив ногой фонарный столб, надвигается на мужчин.

ПРОХОРОВ. Полегче, мегера… мы тут при чём?! (Нажимает ещё одну кнопку.)

РУССА. Ка-алинка, калинка, малинка моя-а-а-а… (Помахивая трусами, плывёт в танце.)

КИЛЬКАДЗЕ (подключается). Ас-с-с-са-а-а-а!

Розанов выбирается из ящика со стружками на ушах, без брюк, в одной рубахе.

РОЗАНОВ. Тотальный кретинизм!

ЛИДА. О господи, Михаил Степанович, что она с вами сотворила?!

РОЗАНОВ. То, что видите! Да остановите эту идиотку! (Выхватывает у Прохорова пульт, нажимает кнопку «Стоп». Русса застывает на месте.)

КИЛЬКАДЗЕ. Какой танэц испортил…

РОЗАНОВ (прыгая на одной ноге, надевает штаны). Килькадзе, вы не хотите заткнуться?!

КИЛЬКАДЗЕ. Прошу прощения, Михаил Степанович.

РОЗАНОВ. Ну и что мне прикажете делать?!! Эта… тварь выдрала все крючки и пуговицы! С мясом! Замначальника департамента шкандыляет к себе со спущенными штанами и расхлебяченной мотнёй и измятым механизмом размножения! Я вас спрашиваю, Прохоров, что теперь делать?

ЛИДА. А вы шнурочком завяжите вместо пояса.

РОЗАНОВ. Каким, к чёртовой бабушке, шнурочком?!

ЛИДА. Вот этим… от моего платья… Ой мамочки, не могу… сил моих нет! (Хохочет. К ней присоединяется Прохоров, затем Килькадзе.)

РУССА. Хе. Хе. Хе. Ха. Ха. Ха.

РОЗАНОВ. А ты, кукла, чего зубы скалишь?

РУССА. За компанию и жид удавился. Русский пословица.

ПРОХОРОВ. Не жми… кнопки… не изучив технику… безопасности…

РОЗАНОВ. Идиоты! Дурдо-о-ом… пошли вы все к чёрту! (Придерживая штаны, ковыляет ко входу в департамент.)

ПРОХОРОВ. Михаил Степанович, к научно-техническому совету мне теперь не пробиться ещё год?

РОЗАНОВ. Насчёт вашего агрегата и технологии вам всё объяснит танцор Килькадзе. Ему уже не мешают яйца. У него а-а-атличное настроение. Килькадзе, задайте германскому стажёру нужные вопросы. И на всё получите ответы. (Уходит.)

ПРОХОРОВ. Ну, что с тобой делать, хулиганка заморская? (Нажимает на пульте кнопку. Русса подходит к нему.)

РУССА. Жду заданий, шеф. Моя программа говорит: у шефа короткий волос, баритональный голос и механизм размножения вот здесь… (Тянется к «механизмуразмножения».)

ПРОХОРОВ. Отставить с механизмом!

КИЛЬКАДЗЕ. Мамой клянусь, как мимолётное виденье ты явилась, как гений чистой красоты!

РУССА. Это ваш босс, шеф? Интересный экземпляр: у него давно стоячий механизм. Почему?

ПРОХОРОВ. Его таким мама родила. Не отвлекайся. РУССА (Килькадзе). Тогда я тебя в упор не вижу, мамин шиб-з-дик. Катись колбаской по улице Спасской. Русский посыл. Хе-хе.

КИЛЬКАДЗЕ. Ты меня убиваешь, шени чериме! ПРОХОРОВ. Ты бы накинула на себя что-нибудь.

РУССА. Нет проблем, шеф. (Идёт к ящику, надевает халат.)

ПРОХОРОВ. Отвыкай для начала от «шефа». Зови меня просто Вася. Можно Василёк, Васюнчик.

РУССА. Зер гут. Я к вашим услугам, Васю-у-у-унчик! ПРОХОРОВ (жене). Учись, пока не поздно.

ЛИДА. Ну-к, секс-бомба, где тебя выключают? (Тянется к пульту.)

ПРОХОРОВ. Отставить! Шеф я или не шеф? Начнём с малого. Вот что, дорогуша, нам бы с господином Килькадзе кофейку. Пока мы тут с ним беседуем, постарайся раздобыть хороший кофе.

РУССА. Нет проблем, Васю-у-у-унчик, нажми там красную кнопочку.

ПРОХОРОВ. А без кнопочек нельзя, нормально, по-человечески?

РУССА. Конечно можно, Василёк. Но я не смогу работать в экстремальных ситуациях.

ПРОХОРОВ. Будь по-твоему. Работай в экстремальных. (Нажимает красную кнопку на пульте.) Лидок, проводи её в город, всё ж иностранка.

ЛИДА. Вась, где мы найдём нормального кофе? Всё завалено суррогатной дрянью.

РУССА. Василёк, эта женщина не знает своего места и моих возможностей.

ЛИДА. Нет, вы посмотрите на неё! Кукла, а туда же, с гонором!

РУССА. Не кукла – секретарь для босса Васюнчика. А кто вы?

ПРОХОРОВ. Она тоже босс в некотором роде.

РУССА. Почему? Моя программа учит: босс – один мужчина, низкий голос, короткий волос и яичный механизм вот здесь… (Тянется к механизму.)

ПРОХОРОВ. Да что ж ты на механизме зациклилась! В общем так: я твой главный босс, а она помельче.

РУССА. Киндер-босс без механизма!

ПРОХОРОВ. Дамы, вперёд, за кофе.

РУССА. Зер гут, Васю-у-у-у-нчик! Киндер-босс, за мной! Форветс! Шнель шпацирен! Ха. Ха.

ЛИДА. Во запиндя-а-а… Вась, я её боюсь.

РУССА. Василё-о-о-ок, всё будет тип-топ. Хе. Хе.

Уходят.

ПРОХОРОВ. Господин Килькадзе, у меня накопилась масса вопросов.

КИЛЬКАДЗЕ. Здэсь вопросы задаю я.

ПРОХОРОВ. Тогда ауфидерзейн. Я оповещаю «Дойчэлек-трик»: департамент в лице Килькадзе саботирует испытание Руссы. Снимайте штаны для клизмы с иголками. А Русса при этой процедуре скажет своё неповторимое «хе-хе».

КИЛЬКАДЗЕ. Мы пойдём другим путём. Многоуважаемый батоно Василий Никитович! Позвольте мне первому задать вам несколько неотложных вопросов. На них ждут ответа начальник департамента и сам министр. Если я не получу ответов, с меня снимут голову.

ПРОХОРОВ. Даже министр. Ну-ну.

КИЛЬКАДЗЕ. Какое отношение вы имеете к бывшему колхозу и нынешнему ООО «Светлый путь»?

ПРОХОРОВ. Я там родился.

КИЛЬКАДЗЕ. В каком состоянии хозяйство?

ПРОХОРОВ. Вместо «Светлого пути» ныне чёрные хляби: раздолбанные, непролазные дороги, сгнившие мосты. Туда можно добраться лишь пять месяцев в году. От былой роскоши колхоза-миллионера осталось полторы сотни стариков, старух и спившихся механизаторов. В придачу к ним сотня полудохлых бурёнок и коз.

КИЛЬКАДЗЕ. У вас там земельный пай?

ПРОХОРОВ. Как у всех: пять гектаров, поросших чертополохом. Это мёртвый капитал без дорог, техники, субсидий.

КИЛЬКАДЗЕ. «Дойчэлектрик» запросила данные на двенадцать наших агроспецов. Мы отослали их электрон-кой… Но фирма вызвала на стажировку именно вас. И именно вам прислала биоробота с условием испытания его в «Светлом пути». Почему?

ПРОХОРОВ. Понятия не имею.

КИЛЬКАДЗЕ. Может, вы лично знаете председателя совета директоров Курта Вассермана?

ПРОХОРОВ. Кто в Европе не знает владельца «Дойчэлек-трик».

КИЛЬКАДЗЕ (сорвался, примитивно остервенел). Так не бывает! Германский концерн с годовым оборотом в двадцать миллиардов евро тычет пальцем в какого-то МНС Прохорова из какого-то занюханного НИИ и говорит ему: «Дорогой Вася! Получи куклу в пять миллионов евро, испытай её и заработай на этом ещё сто тысяч евро!» Ты кто такой, Васю-у-у-унчик?! За тобой нет ни одного силовика, ни Кремль, ни Белый дом не доверяли тебе даже чистку своих сортиров – мы проверили! Тебя, что ли, мёдом намазали?! ПРОХОРОВ. Это ты звонил мне в гостиницу насчёт места на кладбище?

КИЛЬКАДЗЕ (виртуозно трансформируется в чиновного солидняка). Узнал, да? Тебе звонил Гоша Килька. Сейчас с вами разговаривает Георгий Лаврентьевич Килькадзе.

ПРОХОРОВ. Случайно не потомок того самого Лаврентия?

КИЛЬКАДЗЕ. Потомок-потомок.

ПРОХОРОВ. Это вы с Розановым узнали про посылку Руссы в «Светлый путь» и стали срочно скупать там земельные паи? Но вас остановили Фельзер с Ракушей и дробовиком. Это были вы?

КИЛЬКАДЗЕ. Ку-ку. Может, мы, а может, нет.

ПРОХОРОВ. Значит, вы. Ящик водки за пять гектаров чернозёма.

КИЛЬКАДЗЕ. Ку-ку! Хорошая цена.

ПРОХОРОВ. Вы неделю держали меня на привязи, чтобы скупить паи и подгрести под себя хозяйство.

КИЛЬКАДЗЕ. Ку-ку. Се ля ви.

ПРОХОРОВ. Ты работаешь кукушкой при Розанове?

КИЛЬКАДЗЕ. Розанов часовой механизм, из которого я временно выскакиваю. А механизм заводят наши люди.

ПРОХОРОВ. Министр?

КИЛЬКАДЗЕ. Министра давно заводят тоже наши люди.

ПРОХОРОВ. Зачем Грузии засылать в Россию своих кукушек?

КИЛЬКАДЗЕ. Зачем это делают Киргизия, Казахстан, Узбекистан, Армения, Чечня, Азербайджан? У них не хватает мозгов. А здесь их слишком много. Делиться надо, Вася! ПРОХОРОВ. Вот оно что.

КИЛЬКАДЗЕ. Розанов передал мне чертежи вашей сеялки и новую технологию зерноводства с рентабельностью в двести процентов. Такой нет в мире. Вы абсолютно уверены в цифре двести?

ПРОХОРОВ. Это минимальная рентабельность. И она обкатана на полях нашего НИИ.